3-16. Сага 1. Глава 3. Генерал Корнилов
Действительную службу Наум Маглыш нёс с декабря 1914 по январь 1918 года. Эти три с небольшим года не такой уж и малый срок, если иметь в виду, что большую часть этого времени ему пришлось провести в первой линии окопов. А если мерить по событиям, то это и вовсе целая эпоха.
Примечателен в этом смысле хотя бы тот факт, что за период с сентября 1915 по ноябрь 1917 г., то есть всего лишь за каких-то два года, в русской армии сменилось 8 (восемь!) Верховных главнокомандующих. И это во время ведения армией и страной тяжелейшей войны! Думаю, что «примеров», подобных этому, в мировой истории сыщется немного. Впрочем, история иногда «предупреждает» нас в расчёте на то, что «имеющий уши да услышит». Я считаю что таким своеобразным «предупреждением», указанием на признаки большой надвигающейся на страну беды являлась и эта чехарда с «верховными главнокомандующими».
Вот список этих главнокомандующих (в отношении по крайней мере некоторых из них это слово, конечно же, следовало бы тоже взять в большие кавычки):
1) Его императорское высочество Великий князь Николай Николаевич «Младший» (август 1914 - сентябрь 1915), любимец армии и особенно гвардии; ростом с Петра Великого, а военными талантами, скорее всего, гораздо меньше;
2) Его императорское величество Николай II (сентябрь 1915 - март 1917); ростом он не вышел, а военными талантами тем паче; благо у него был хороший начальник штаба, который и сменил царя на этом военном посту;
3) генерал-от-инфантерии Алексеев Михаил Васильевич (март 1917 - май 1917);
4) генерал-от-кавалерии Брусилов Алексей Алексеевич (май 1917 - июль 1917); стал более известен в своё время как самый успешный главнокомандующий армиями Юго-западного фронта;
5) генерал-от-инфантерии Корнилов Лавр Георгиевич (июль 1917 - август 1917); о нём обещан и состоится у нас отдельный разговор;
6) Керенский Александр Фёдорович (август 1917 - октябрь 1917); бывший адвокат, бывший думский депутат, бывший министр юстиции, бывший военный и морской министр, а затем и министр-председатель Временного правительства; некоторые современники отмечали его выдающиеся ораторские способности, в частности умение увлекать слушателей; насколько эти качества необходимы Верховному в современной «войне машин», история уже рассудила;
7) генерал-лейтенант Духонин Николай Николаевич - 3(16) ноября - 9(22) ноября 1917 года, считался исполняющим обязанности Верховного главнокомандующего, как видим, всего лишь одну неделю сроку; был сброшен из железнодорожного вагона на штыки «торжествующей» «революционной» (т.е. анархиствующей) солдатни и на её штыках вознесён в небо Могилёва, в коем граде еще находилась так называемая Ставка;
8) (приготовьтесь: Вас, читатель, ждёт «сюрприз»! Готовы?) восьмым по счёту и последним «Верховным главнокомандующим» многомиллионной и когда-то победоносной русской армии, теперь уже успевшей превратиться в сброд самых отпетых негодяев, становится (кто бы, вы думали? нет, ни за что не догадаетесь! Ни за что!!!) ПРАПОРЩИК Крыленко Николай Васильевич - 9(22) ноября 1917 - март 1918, отметившийся за срок своего пребывания в должности такими «заслугами», как полный и окончательный развал армии и фронта вплоть до акта заключения «славного» Брестского мира; прапорщику Крыленко нельзя даже приписать сомнительные лавры главного могильщика русской армии, это на совести других, более известных исторических фигур.
От одного только «зрелища» этой калейдоскопической смены Верховных главнокомандующих (6 персон в течение 12 последних месяцев участия России в войне) по меньшей мере рябит в глазах, а если чуть задуматься над сутью происходящего, то мороз пробегает по коже.
Как я упоминал выше, моя мама, будучи ещё 16-летней девушкой, имела счастье видеть 2-го из этого списка, а отцу привелось воочию увидеть будущего 5-го, когда тот, правда, ещё не стал Верховным, а занимал (тоже недолго, июль - август 1917) пост главнокомандующего Юго-западным фронтом. Да, да! Того самого генерала Корнилова, который в самом конце августа 1917 года возглавил в Петрограде военный путч и намеревался путём установления личной диктатуры спасти государство от окончательного развала, но в этом начинании не преуспел. А может быть, это и был, тот единственный шанс, который -увы!- в истории реализуется далеко не всегда.
Отец утверждал, что сам видел то, что будет описано ниже, но мне кажется, что это больше похоже на какую-то летучую фронтовую легенду. Хотя, с другой стороны, одно обстоятельство допускает и возможность полной истинности и правдивости отцовского рассказа. В самом деле, 134-й полк, поскольку назывался запасным, располагался, скорее всего, где-то во втором эшелоне боевых порядков. И эпизод, которому предстоит быть описанным, тоже имел место где-то в отдалении от первой линии окопов.
А о генерале Корнилове впереди него уже бежала молва о его беззаветной личной храбрости, о том, как он совершил дерзкий побег из австрийского плена, склонив к своему замыслу какого-то австрийского лекаря, по происхождению чеха. Правда, мало кому было известно тогда, что этот самый Корнилов в мае 1915, командуя 48-й пехотной дивизией, оказался в окружении и благополучно сдался в плен вместе со всем своим штабом. Так что, как говорится, слухи о его безусловном геройстве могут являться и некоторым преувеличением. Ну да ладно! Сейчас речь не о том.
Итак, в самый разгар лета 1917 года командовавшему тогда 8-й армией Юго-западного фронта (а им с весны являлся генерал-лейтенант Корнилов) случилось быть на какой-то железнодорожной станции при погрузке в воинский эшелон полка одной из его дивизий. Произошло ли это по какому-то стечению обстоятельств или в соответствии с его прямыми обязанностями по должности, сказать теперь трудно, но, похоже, вероятнее первое предположение. И надо же было так совпасть, что именно в это время начался артиллерийский обстрел со стороны противника, как всегда, неожиданный и мощный, прямо-таки шквальный. Такое происходило довольно регулярно, но всё равно привыкнуть к этому невозможно.
Австрийцы имели почти 4-кратное превосходство в полевой артиллерии по общему количеству орудий, но когда речь заходила о крупнокалиберной, их превосходство было ещё большим; особенно же в гаубицах, которые способны вести навесной огонь издалека, из-за укрытий, из глубины своей обороны. Здесь количество австрийских стволов десятикратно превосходило число наших: у нас их счёт шёл на десятки, а у них на сотни, если не на тысячи. Вкупе с их явным превосходством в воздухе (у них имелось несравненно больше боевых аэропланов с пулемётами и бомбовой нагрузкой, да ещё и воздушные наблюдатели-корректировщики огня, располагавшиеся обычно на аэростатах) это давало им довольно частую возможность по своему усмотрению распоряжаться жизнью и смертью своих русских «партнёров» по рати.
В общем, когда австрияки пускали в ход свою артиллерию, то они делали это не только «от души», но и - как выразился Владимир Ильич по поводу выхода в свет романа М. Горького «Мать» - «с большой пользой для дела!»: били, секли, косили, кромсали, рвали на части, разметая буквально в клочья всё, что встречалось на пути их стального и шального шквала. Так происходило и на этот раз.
Размеренно работавшая по плану воинская часть в мгновение ока превратилась в толпу беспорядочно мечущихся в панике людей. Дым, пыль, пламя, грохот дальних и мирораздирающий треск ближних разрывов. Растерянность, смятение, страх, почти животный, гнездящийся не в разуме, а где-то там, между желудком и хребтом позвоночника, страх, который нельзя ни объяснить, ни избыть. Вмиг всё смешалось, но совсем не так, как «в доме Облонских», а в самом прямом и самом страшном смысле: небо с землёй, разрывающийся металл с воздухом, земля с человеческой кровью и плотью…
По сравнению с диким рёвом этого чёрно-огненного Хаоса то, что царило здесь минуту назад, могло бы показаться благостной музыкой и гармонией Космоса. С происходящим сейчас вокруг совершенно не совмещались представления о благородстве человеческого облика, о прекрасных движениях его души или - хотя бы! - о каких-то благообразных телодвижениях.
И вот среди этой человеческой кутерьмы и бесовского шабаша на подножке одного из вагонов возникает фигура невысокого человека в полевом офицерском френче и портупее ярко-жёлтого цвета. Он не выкрикивает, даже не произносит слишком громко, но зато как-то по-особенному внятно, убедительно и, главное, властно имена других офицеров, тех, кого смог заметить в мечущейся толпе и кого, видимо, знает лично. «Господин полковник!» или «штабс-капитан такой-то!» или «имя-рек такой-то!» и далее: «Голубчик, будьте любезны разыскать и прислать ко мне командира полка!» или «Приведите себя в порядок и отправляйтесь-ка, голубчик, туда-то сделать то-то и то-то» или - к солдату - «Успокойся-ка, братец, и оставайся при мне - можешь пригодиться!» А в ответ: «Рад стараться, ваше превосходительство!» - это если ещё не отвык от «старорежимного» обращения, или уже по новой моде и соответственно требованиям «нового времени» - «Слушаюсь, гражданин генерал!»
И вот уже все видят, что этот «офицер» не кто иной, как сам генерал Корнилов, Лавр Георгиевич, командарм-8 Юзапфронта, о простоте которого в общении с подчинёнными многие уже хорошо наслышаны, простонародное происхождение которого почти всем фронтовикам очень импонирует, генерал, личная храбрость которого известна по крайней мере в офицерских кругах. Да, это истинная правда, а не какие-нибудь враки: в этом только-что убедились все, кому воочию довелось видеть генерала - пусть и не на поле брани, в открытом бою, но в обстановке вполне боевой.
Он единственный, кто в этом аду кромешном сохранил способность командовать и управлять. Ни малейшего намёка не то что на панику, но даже на малейшую растерянность; сохраняя полное самообладание, он не то что не дрогнул, но, кажется, даже и не смущён нимало; в его облике ничто не изменилось: та же выправка, как всегда, безупречная, то же спокойное выражение простого, даже простоватого, мужицкого, что ли, а по замечанию некоторых, «калмыцкого» лица (он ведь наполовину из казаков, а наполовину из казахов! Его мать, вроде бы, казашка, хотя и знатного рода, «жуса»).
Лицо, безусловно, мужественное, даже жёсткое. Но в голосе никаких устрашаюших ноток, он и сейчас ровный, спокойный, но - удивительное дело! - хорошо всеми слышимый среди всеобщих криков и как-бы даже перекрывающий собою грохот разрывов. Не это ли и есть настоящий полководец, тот, кому даётся право посылать людей на битву и на смерть. Когда видишь такого, как Корнилов, такое его право кажется безусловным.
Проходит десяток-другой бесконечно долгих минут, и вдруг воцаряется какая-то оглушающая тишина, почти в буквальном смысле мертвенная: тут только начинают замечать и подсчитывать понесённые и невосполнимые человеческие потери. А что касается австрийских батарей, то замолкли они, скорее всего, по своей «доброй воле», а не из соображений экономии боеприпасов, и вряд ли у наших нашлось чем их подавить.
Между тем операция по погрузке в эшелон продолжается, и вот уже состав, сформированный в буквальном смысле под огнём противника, трогается с места и начинает движение. И выводит его, получается, сам генерал Корнилов, командарм-8 Юзапфронта. Он всё так же стоит на подножке уже набирающего ход вагона, его невысокая ладная фигура в сапогах с высокими лакированными голенищами выглядит не то что бы эффектно, но как-то щеголевато; кому-то может показаться, что даже несколько картинно. Но только не тем, кто только что наблюдал его в настоящем виде, в настоящем «деле».
А вагон-то этот его «собственный» - штабной салон-вагон глубокого синего цвета. И он стоит на подножке вполне по-хозяйски, поглядывая то вперёд , в «голову» состава, то назад, где что-то ещё продолжает вызывать его то ли беспокойство, то ли даже неудовольствие. И за поручень он не ухватился, а держится как бы слегка небрежно и форсисто, и ногу выгибает в колене ненапряжённо, мягко, и подбоченился-то прямо как паж в фехтовальном классе - иному тут и покажется: экий франт, экий позёр! А кто-то подумает: вот он, простой русский солдат, настоящий офицер, боевой генерал, герой!
И подобных ему было немало в «старой русской», т. е. царской, армии. Взять хотя бы тех же организаторов Белого движения и предводителей Добровольческой армии - генералов Алексеева, Кутепова, Деникина, Врангеля, Колчака, Юденича. Генерала Духонина ещё в самом начале революционной смуты распоясавшаяся солдатня взяла на штыки; Кутепов, тот, правда, почувствовав отсутствие поддержки со стороны казачества, сам застрелился.
А вот Лавр Георгиевич Корнилов, удостоился высшей для полководца чести - погиб во время боевых действий под Екатеринодаром, пусть себе и под обрушениями дома, в который попал случайно залетевший снаряд «красных». Не в упрек другим храбрым военачальникам будь это сказано.
Свидетельство о публикации №224082101306