Камера! Мотор!

Оказывается, я очень общительный человек. Последний покупатель, ну, отнюдь не конечный, естественно, слушал и едва успевал вставить что-то своё. Даже неудобно стало, пришлось спросить, уж не задерживаю ли я его своей болтовнёй. А то ведь, как с цепи сорвалась. Он слово - а я ему готовые, взятые с полки пассажи, и пыльные, и свежие, на любой вкус. Не замечала за собой. А хотя нет. Говорил один юноша, невзначай, что так работает магия воздействия. И ведь точно. Бывало начинаешь говорить с человеком, а он так проникается. Так вот чем проникается-то? Откуда разрастается мягкий, влекущий к себе куст доверия, что хочется гладить слова, поливать любопытством, интересом следующие фразы, питать жестами, насыщать смехом, улыбкой, наклоном головы. Чары? И собеседник выкладывает всё, даже то, чего не хотел говорить. Одна знакомая девица из прошлой жизни, чудо, какая хорошенькая, с голым лицом, пресветлыми бровями, колечками нежных золотистых волос, барышня, одним словом, носившая зимой тёплые чулки на поясе, и, вероятно, плотное и совсем не ажурное нижнее, рассказывала, что незнакомая компания ведётся на дурочку.

- Дашенька, как вам удаётся разговорить людей, чтобы они не стеснялись и раскрывались на камеру?

- Ой, вы знаете, - по-литвиновски заламывая полудетские ручки, склоняя милую головушку, Дашенька, выдерживала почти мхатовскую паузу, и выдавала секрет успешного репортажа. - Я просто прикидываюсь дурой.

- Как это?

- Да, просто. Она сама собой включается. Когда нужно узнать что-то важное, я говорю, "Да вы что? Ну-ну, и что он сказал? А она? А она ему что ответила? Что, правда? И как? Да неужели?" И всё, рассказывают всё, как на духу.

- Удивительно. Действительно.

Дашенька сняла несколько чудесных документальных фильмов, оставив в моём сердце инкрустированный кружевными текстами ларец воспоминаний о влюблённости в одного и того же человека - театрального актёра.

Когда сердце моё чуть было не лопнуло при виде овсяных волос, озёрной голубизны глаз, мучительно влекущего молодого тела, я уволокла его в дальнюю спальню, приставила к стене, сказав, что больше не в силах сдерживаться. В темноте его ухмылка содрала с меня весь флёр напыщенной влюблённости.

- Ну, давай, покажи, как ты меня любишь.

Все следующие психопатические пересечения в постели заканчивались синяками, следами от зубов, порванными юбками и жуткой сухостью во рту.

- Ты дао, - это всё, что я теперь помню о нём. Слова, сказанные однажды, чтобы хоть как-то заполнить пустоту, пропасть, зиявшую меж нами.

Я бы спросила у той, у агнеца, любившего его до одури, готовой слепляться с ним под голос Моррисона, как можно вожделеть чудовище. Благо у влюбленностей финал испитых бутылок и конечного трафика.

Мои собеседники разговариваются и без "Дашенькиной дуры". Хотя я бы и этот метод опробовала. Что уж скрывать, интересно. Теперь даже червь негодования нет-нет, да и покажет голову, ведь актёрское мастерство за мной не закрепилось. Ну, как сказать... Ещё со школы. Пошла в актёрский кружок, сбежала со страху после первого же занятия. Не смогла сыграть стул. Там все были какие-то взрослые, старшеклассники. А я салага. Даже собаку не смогла изобразить, так зажалась, скукожилась от ужаса, от толстой и неуклюжей, как я сама, неуверенности, грозящего фиаско. Страшно смущалась и боялась, стыдилась себя. При том, что стихи учила и читала у доски горячо, пламенно, со сцены тоже читала. Даже устраивала студенческие номера на подмостках. А тут не справилась. И что же? Почти через тридцать лет пришла в театр раскрепощаться. До этого неоднократно слышала, что похожа на одну французскую актрису, потом на певицу, а в этом году вообще сказали, что снялись бы со мной в одном смелом фильме. Может, я оборотень какой?

Фотографии посмотреть - везде разная, будто с кинопроб только сорвалась. И блондинка, и брюнетка, и рыжая, и худая, и сладкая пышка, и со стрижкой под мальчика, и с кудрявой копной. Где же подлинное лицо? То самое, голое, как у Дашеньки, никогда не тратившейся на косметику, как я. Я, которая в самые успешные свои годы, годы славы, звёздного триумфа, могла прийти на работу после бурной, бессонной ночи, с минимумом штукатурки на белом лице и выглядеть лучше, чем в самые трезвые, звенящие здоровьем дни. Когда мужчины говорили, что даже с похмелья я выгляжу красивой и желанной. А как я красилась! Боги мои, как я красилась! Тонкую тетрадку, изрисованную лицами с макияжем "Весна", "Зима", "Осень", "Огонь", вероятно, съели мыши. Но я уже тогда, в том хрупком возрасте знала, что буду красить, краситься и рисовать.

Поэтому мне можно простить мои тяжёлые, вязкие, как пастила, восточные духи, что вынудили моего покупателя открыть окна в иномарке. Я совершила долгожданную, едва не слетевшую сделку - продала эмоцию, впечатление, в конце концов душу, вписав её прозрачными слоями в холст. Я погасила все светильники, все возможные и невозможные источники света, чтобы эта картина сияла во тьме. И это была самая настоящая проверка подлинности моего мастерства. Наконец-то, того самого искусства, ради которого я стала дауншифтером, суперпозиционером, нулём, отчаянием, никем. Нет, моя цена за эту минимальную сделку была не велика, но так критично дорога, что расшевелила во мне ту самую витальность, жажду жизни, оказавшуюся столь ощутимой и губительной для Ван Гога. Наконец-то я жила и любила. Впервые в жизни, в одной единственной точке сошлось всё, чего я хотела и чем грезила. Словно мой тяжёлый, ползущий сквозь горы и тайгу экспресс наконец-то забрал меня на нужной станции и уверенно, хоть и лениво, потащился в дальние дали.

И знаете, что я поняла?
Что хочу, чтобы меня запомнили прежде всего не как талантливого человека. Плевать на этот талант, да не прогневаются боги. А как человека, неистово любившего жизнь, отдававшегося ей по любому случаю. Человека, который ломался столько раз, но ещё больше собирался и снова продолжал свой путь. Черт его знает, может тот самый очаровавший меня садюга был прав, и я действительно дао. Или же прелесть, какая дурочка, а ля Дашенькино изобретение.
Пусть меня запомнят живой. Живой водой, способной утолить любую жажду. 

И чтобы я непременно любила. Потому что жить стоит ради любви и искусства. Да, я не оригинальна, повторяюсь. Но не каюсь и не раскаиваюсь. Потому что не играю, а проживаю самый смелый и потрясающий сценарий, отразившийся в следующей фразе - "Завтра познает любовь не любивший ни разу, и тот, кто уже отлюбил, завтра познает любовь".

Камера! Свет! Мотор!