Тени прошлого глава 7

7


Тягуче и медленно потянулось совсем непростое для всех время. Выматывало бесконечное напряжение, вызванное следствием по делу Геннадия Алексеевича. Долгое время было непонятно, чем всё завершится и каков будет конечный результат. Сазонов, конечно, являлся замечательным профессионалом адвокатского дела, но слишком уж очевидными были действия Геннадия Алексеевича, которые здорово смахивали на махинации.
Начало было положено подписанному им распоряжению об этой треклятой дозагрузке. Осознанно подписать такое Скворцов не мог, как же тогда эта бумага смогла стать документом? Секретарь Валечка, переживая за шефа, изрядно напрягала свою хорошенькую головку и высказала предположение, которое разгадывало эту загадку.
- Геннадий Алексеевич, а что если этот пресловутый приказ лежал среди прочих документов, подготовленных Вам на подпись, а Вы и подписали его не глядя, знаете, ведь, как обычно…
Скворцов вообще был доверчивым человеком, а на фирме его окружали надёжные люди. Так считал он сам, да и годы работы лишь подтверждали его убеждение.
- Ну такое могло, конечно, быть… Да легко! - немного подумав, сказал он. - Но только… Как же тогда ты его не заметила в папке, не сама же ты его создала!
- Нет, что Вы! - испуганно закричала девушка. – Я просто вспомнила, Геннадий Алексеевич... Как-то этот Дробов пришёл к приёмную, достал из папки несколько документов, сказал, что на подпись… Дополнительные соглашения, помните… Вы с ним тогда подписывали, ну… помните? И ещё какие-то письма, Вы были в курсе, ждали, когда он их принесёт, сами тогда мне говорили... Так вот, я положила всё это в папку на подпись, а он… ну, этот мажорчик говорит, мол, он всё равно к Вам заходит и папку у меня взял…
- Возможно и так, Валя, теперь, конечно, не проверить, но ты можешь быть права… - задумался Геннадий.
Думая о возможной игре Макса, он переживал больше за дочь. Лиза поверила этому хлыщу, полюбила его, а теперь всё говорило лишь о том, что они вместе с отцом беспринципные негодяи, которые ради своей выгоды кидают в огонь всех, кто с ними рядом. Да не просто рядом, а кто верит им, считает своими друзьями и даже любит… Как это выдержать и как успокоить дочь? Если это крепкий удар для него, взрослого мужика, который много чего повидал в жизни и много с чем сталкивался, то что говорить о Лизе, девочке, которая только начинает жить! Первая любовь, это светлое чувство, что заставляет воспарить в облака, вместо этого шмякнуло её оземь, больно и обидно.
Лиза действительно переживала случившееся гораздо болезненнее, чем хотелось бы её родным. Первое время она не хотела ни с кем разговаривать, запиралась у себя в комнате и плакала. На факультете иностранных языков, где она училась, нашлась пара сокурсников, которые прознали о ситуации с фирмой её отца, что было не очень и удивительным. Городок небольшой, у кого-то из однокашников Лизы родители или другие родственники так или иначе были знакомы с её отцом или его предприятием. Папина фирма всегда была в городе на слуху, а сейчас уж слух стал разноситься быстрее ветра.
Отца на время следствия хотя и не стали задерживать, от руководства фирмой отстранили. Тут же не замедлились и афтершоки пережитой встряски. Посыпались письма о расторжении договоров, клиенты один за другим покидали скандальную фирму, уходя к конкурентам. Остались совсем немногие, которые хорошо знали Геннадия и верили в его невиновность.
Он не находил себе места, оставшись не у дел, и, как и дочь, даже на улицу выходить не хотел. Раньше он каждое утро начинал с пробежки в парке, а теперь страшился каждой встречи со знакомыми, поэтому сидел в квартире или приезжал домой к Лизе с бабушкой.
- Пап, я оформила академку, - сказала ему Лиза в один из дней. – Буду дома переводами заниматься, я уже разослала резюме кое-куда и объявление разместила в Интернете!
Он вздохнул и грустно улыбнулся дочери.
- Прости, Лизок, и тебе из-за меня достаётся, да?
- Пап, не говори так, мы же родные люди, мы - семья, поэтому всё, что происходит с кем-то из нас, мы должны переживать вместе, не так ли? – Лиза прижалась к его плечу, почувствовав родное тепло. – Вот если бы у меня были какие-нибудь сложности, ты бы разделял их со мной, ведь так?
- Родная моя, да я не только готов принять все эти твои сложности, но и каждую пылинку, летящую в тебя! – эмоционально произнёс Геннадий, глядя на дочь.
- Ну вот ты и сам сказал, что я чувствую сейчас, папуля! – бодро и даже весело произнесла Лиза.
- Когда же ты успела так повзрослеть, милая моя девочка! – голос отца дрогнул. – Как жаль, что мама не увидела тебя такой взрослой, а ещё умной и красивой в придачу! – уже немного взяв себя в руки, произнёс он.
- Ты тоже скучаешь по маме, пап? – тихо спросила Лиза уже не в первый раз.
- Да, дочь, скучаю… Очень скучаю, - добавил он.
- Несмотря на то, что у тебя есть Мария?
- Маша… Она, конечно, хорошая и мне спокойно и хорошо рядом с ней, но… Настя навсегда останется моей самой большой любовью, незабываемой и чудесной. Годы, что прошли рядом с ней, были самыми лучшими… И ты благодаря ей у меня есть, тем более, ты так на неё похожа! - он вновь загрустил и долго смотрел в окно, но вскоре, словно очнувшись, наклонил голову и тихо произнёс уже с улыбкой:
- Только, дочь, это между нами, хорошо? Пусть Маша живёт спокойно… Мне сейчас только её ревности не хватало!
- Конечно, папочка, я разве не понимаю! – ответила Лиза. – Мария Николаевна и так ревнует тебя ко мне, с неё и этого достаточно!
- Ах, ты моя мартышка! – рассмеялся отец. – Как же хорошо, что ты моя дочь!
- Это мне крупно повезло, что ты мой папа! – не замедлила с ответом Лиза.
- Ладно, а если без лирики… Почему академ, Лизок? – спросил отец. – Тебя что… травят в институте из-за меня?
- Нет, пап, никто меня не травит, не изводит, но шушуканья за спиной и взгляды… Я их ловила-ловила, потом уже сама всех начала сверлить глазами, то ли вызов бросала, то ли оборонялась заранее… Мне так хотелось ответить им, чтобы они заткнулись, но это, сам понимаешь, было бы уже вроде как оправдание, - поделилась дочь, - а оправдываться нам ведь не в чем, правда же?
- Правда, Лиза, правда! – с надрывом произнёс отец и вновь сник. – Всё думаю и думаю, неужели Гришка таким низким оказался, что и дружбу похх… похоронил, в общем, да и себя уронил так уронил в моих глазах… И сына ещё подключил!
- Пап, это мы так думаем – уронил, уничтожил… А они, наверное, подсчитали свои тысячи валютные, да очередную недвижимость отхватили где-нибудь в Майами! – рассмеялась дочь, хотя смех вышел каким-то грустноватым.
Оба Дробовых были всё это время за границей, а здесь их интересы представлялись очень неплохим адвокатом, если не сказать лучшим, да ещё и с группой помощников.
Егору Дмитриевичу, адвокату Скворцова, пришлось изрядно попыхтеть в противостоянии столичным корифеям, но он не сдавался в попытках подтвердить своё профессиональное реноме. И преуспел! Шаг за шагом, характеристика за характеристикой, доказательство за доказательством находились им и обосновывали каждый шаг, каждое решение, каждое поведение его подзащитного.
Когда невиновность Скворцова была практически доказана, следствие вдруг забуксовало и вскоре вообще остановилось. Необходимо было допросить Григория Михайловича и Максима Григорьевича, но оба были настолько заняты своими заграничными делами, что приехать на родину никак не могли. Об этом как заведённые твердили их адвокаты и предоставляли рафинированные письменные ответы заграничных бедолаг на вопросы следователей.
Пробуксовка продлилась необъяснимо долго, всё время норовя свернуть в какую-то другую колею. Но она была слишком надёжно защищена и также хорошо охраняема высокими погонами их коллег, поэтому всё со временем свернулось и оказалось в другом месте, которое уже не касалось ни Скворцова, ни его адвоката Сазонова. Но стало понятно, что этот транспортный канал для не совсем правильных грузов организовался вовсе не спонтанно по желанию Дробова. Григорий был лишь звеном в большой цепочке и выполнил то, что ему было поручено.
Выполнил, надо сказать, похвально и всё бы работало долго и надёжно, но вмешался случай – какой-то водитель был разговорчив, а один из собеседников был из правоохранительных органов. Дальше, соблюдая субординацию, информация прозвучала в кабинете давно засидевшегося на одном месте и в одном звании начальника.
И вихрь служебного рвения в погоне за звёздочками и славой было уже не остановить. Тогда всех, кого нужно было уберечь, укрыли в надёжном убежище, где им можно было пересидеть бурю, а потом уже заняться поиском новых возможностей. Если бы по пути кто-то и потерялся, то этого бы не заметили, но в итоге спаслись все, правда некоторые изрядно потрепались.
Геннадий Скворцов, освободившись от бремени обвиняемого, заодно почти освободился и от бизнеса, потому что пока он не занимался фирмой, она практически развалилась.
- Знаешь, Маша, я ни за что не поверил бы, что всё может происходить так просто и стремительно, но, оказывается, ещё как может! – воскликнул он, рассказывая жене, которая тоже всё это время не имела доступа на предприятие мужа, о ситуации на работе.
- И что теперь?
- Ну что-что… Договоры почти все расторгнуты. Я дал задание экономистам, в ближайшее время они подсчитают, какую неустойку мне надо заплатить всем, кто разорвал со мной контракты грамотно, в соответствии с прописанными условиями! - усмехнулся он.  – Из тех, кто остался, двое тоже предупредили, что отказываются от наших услуг со следующего месяца… Вот такие вот дела…
- Так и что же ты-то будешь делать? Ты ведь наверняка о чём-нибудь подумал! – нервничая, супруга не могла занять удобное место на диване и поэтому то вставала, то садилась.
- Продам автомобили, расплачусь со всеми долгами, включая ипотеку, сделаю все выплаты оставшемуся пока ещё на работе коллективу, закрою фирму, а если что-то останется, подумаю, чем можно будет заняться… - пожал он плечами. – А вообще, я ведь механик и даже как будто неплохой, так что СТО открою! – заявил он.
- Ну да, смешно! – хмыкнула Мария. – Из директоров крупного и известного в городе предприятия в автослесари… Ну что ж, достойно! -  сказала она дрожащим от подступающих слёз голосом.
- Милая, я тебе не особо симпатичен в образе простого работяги? – попытался пошутить Гена. – Ты меня воспринимаешь только в галстуке на автомобиле с водителем?
- Можешь смеяться, но второй вариант действительно предпочтительнее! – высказалась Маша не то серьёзно, не то вытащив из глубины души какие-то крохи юмора, Гена так и не понял.
Оставив мужа в недоумении, она молча встала и ушла спать. Впервые за всё время их отношений вышла такая размолвка. Геннадий и правда не понимал, обиделась ли жена на его ёрничанье или всё же на то, что он больше не обеспеченный человек.
Через несколько дней они вернулись к нормальному общению, но Маша всё время пыталась вызвать в муже чувство вины за крах их счастливой, а главное, безбедной жизни. Их чувства друг к другу с каждым прожитым в напряжении днём стали бледнеть, грозя вскоре исчезнуть совсем.
Геннадий Алексеевич, пережив всё, что с ним случилось, заметно постарел, плечи поникли, уголки губ опустились и вспоминали об улыбке только в разговорах с дочерью, да и то не всегда. В последние дни он больше грустил, глядя на неё, в преддверии скорой разлуки.
Лиза решила покинуть родной город и собиралась уехать довольно далеко, а точнее, в областной центр Сибири, туда, откуда родом были её мать и бабушка. Там жила сестра покойного мужа Евдокии Ивановны и всё время звала её в гости. Её сын жил и работал в Москве, а дочь, выйдя замуж за офицера, сменила уже не одно место жительства, следуя за мужем.
Видя, как грустит внучка, бабушка не раз предлагала ей съездить в гости к родственнице, но пока отец был под следствием, Лиза категорически была против какой бы то ни было поездки, хотя мысль уехать отсюда подальше, прочно засела в её голове.
Решение пришло к ней неожиданно, практически в одночасье и вызвало чувство облегчения в её душе, потому она считала, что оно верное. Когда в деле отца всё прояснилось и стало известно, что отцу ничего больше не грозит, они с бабушкой вздохнули с облегчением. Лиза занималась переводами и поэтому находилась всё время дома. За продуктами её или бабушку возил отец. Чаще ездила, конечно, бабушка, потому что Лиза не хотела встречаться ни с кем из знакомых.
 В этот день Евдокия Ивановна отправилась в магазинчик на соседнюю улицу за хлебом, а когда вернулась, была сама не своя. Весь остаток дня она вздыхала и поглядывала на внучку, пока та, не выдержав, не спросила её:
- Бабуля, что случилось?
- Нет, ничего, милая, я просто устала сегодня… Ты знаешь, всё так опять подорожало, вот как ни пойдёшь в этот магазин, так удивляешься… И когда только ценники успевают перевешивать, ночью, что ли… Ой, вот масло в прошлый раз стоило… А сколько же… - принялась она отвлекать Лизу разговорами.
- Бабушка, говори уже, что произошло? – оторвавшись от монитора, спросила внучка. – И не юли, я не отстану, ты же знаешь! А если не скажешь, то я обижусь и разговаривать с тобой не буду, вот увидишь! – пыталась она придать своему голосу излишнюю строгость, но у неё это плохо получалось, она очень любила бабушку.
- Ну хорошо! – Евдокия Ивановна помолчала немного, а потом быстро сказала: - Этого бесстыжего я видела сегодня!
- Кого, бабушка? – не поняла сначала Лиза, но, договаривая свой вопрос, уже догадалась и у неё перехватило дыхание, она побледнела, но вскоре щёки полыхнули огнём.
- Того, того… Негодяя этого столичного, чтоб его!
- Где ты его видела?
- Да прямо возле дома же нашего! – всплеснула руками бабушка. -  Вон там возле соседей напротив стоял, окна наши высматривал! Как увидел меня, быстро ноги в руки и айда с улицы… Убежал!
- Ты уверена, что это был Максим?
- Да вот как в белом дне уверена!
У Лизы застучало сердце и вновь стало трудно дышать.
- Это с какой же совестью он сюда явился? – как только смогла совладать с эмоциями, произнесла она. – А если бы его папа увидел? Он что не понимает, как они со своим отцом человеку жизнь сломали? – она почти кричала, размазывая катящиеся по щекам слёзы.
- Ой, девочка, ты права… Хорошо, что Гена его не видел… А что он от тебя-то хочет, ирод проклятый? Мало того, что натворили, ещё приехал добрать чего-то?
Лиза почти не сомкнула глаз этой ночью. Поскольку сон не шёл, она села к компьютеру и разослала резюме в некоторые предприятия города, куда так настойчиво приглашала её бабушка, потом посмотрела институт, куда она могла бы перевестись после академического отпуска и доучиться там. Даже квартиры глянула, сдающиеся в аренду. А когда утром вышла к бабушке на кухню, обняла её и сказала:
- Звони нашей сибирской родственнице, давай поедем туда!
- Правда? – Евдокия Ивановна перестала взбивать яйца для омлета и уставилась на внучку.
- Правда, бабуля, правда! – кивнула Лиза. – Сегодня же поговорю с папой!
Она почувствовала себя гораздо лучше, свободнее, что ли. Здесь она себя добровольно заточила в стенах дома, боясь людского осуждения, и не хотела выходить уже долгое время. А сейчас даже стало легче дышать и душа как-то встрепенулась, словно соглашаясь с разумом. Новый город, новая жизнь, в которой она всем незнакома. Может быть, там её счастье? Ведь не зря душа волнуется так радостно!
Отец, конечно, вполне ожидаемо не проявил радости, услышав заявление о великом переселении.
- Лиза, зачем тебе уезжать? – он выглядел слишком расстроенным, пытаясь отговорить дочь от этой затеи. – Как ты там будешь одна?
- Пап, я же не одна, со мной бабушка будет! – возразила Лиза. -  Папуль, ну зачем ты опять начинаешь всё заново, я же тебе всё объяснила, и ты меня понял… Понял ведь?
Отец обнял её, а она прижалась щекой к его плечу.  Это было самым надёжным в её жизни – папины объятия. Его сердце никогда не предаст и не разлюбит её, она это хорошо знала, но оставаться в этом городе не хотела.
- Ближний свет, что к чему… Придумала же такое… Это же не вписывается в разумные рамки… - ворчал Геннадий Алексеевич, потому что не хотел расставаться с дочерью.
- Па-а-ап, ну всё уже! - улыбалась дочь, пытаясь как-то отвлечь отца от грустных мыслей. - Хороший мой папочка! В наше время существует мобильная связь, электронная почта, самолёты летают ежедневно, да и вообще, я же не на Северный полюс собираюсь уезжать, па-а-ап, - она заглянула в глаза отцу своими большими голубыми глазами, кажущимися сейчас такими бездонными, как высокое весеннее небо.
Поздно вечером, когда отец уже уехал к себе, Лиза вновь лежала без сна. Мысли носились в её голове, сменяя друг друга и будоража рассудок.  От кого бежишь, Лиза? От любопытных взглядов, прожигающих затылок? От осуждающих слов, жалящих хуже пчелы? Или от мужчины, образ которого саднящей раной замер в сердце?
 А не от себя ли самой ты убегаешь, девочка? Тогда этот побег самый трудный в жизни, потому что невозможный. И сколько времени будет длиться твой побег? Год, пять лет или всю жизнь?
- Ох, если бы это знать… - прошептала Лиза. - Ответы на все вопросы знает только жизнь, она их и покажет…