Глава 1-4. 1989 год

4
 
Алла скинула в прихожей туфли, прошла на кухню, потом в библиотеку. Алевтина Владимировна Скобцева, её мать, сидела в кресле у окна с раскрытой книгой. Алла, неслышно подошла по толстому ковру и мягко повернула книгу вверх обложкой. Это был роман Стендаля: "Пармская обитель".
- Охота тебе такую старомодчину читать! - пожала Алла плечами.
Пятидесятилетняя Алевтина Владимировна, сохранившая редкую в такие годы привлекательность лица и женственно полнеющего тела, глянула на дочь своими вдумчивыми, красивыми глазами и сказала:
- Если бы над чтением этой "старомодчины" дала себе труд посидеть нынешняя молодёжь, глядишь, перестали бы днём водкой торговать, а вечером "новомодчину" смотреть по телевизору.
- Тебе бы легче стало, мам?
- Да хоть бы лавки их цыганские исчезли с улиц, и на том спасибо. А то давят на глаза, как фальшивая нота на уши.
- Мам, я подыскала место, - сообщила Алла. - С понедельника к работе приступлю.
- Сгораю от любопытства.
- Продавщицей в коммерческой лавке, мам.
Лицо у Алевтины Владимировны потемнело.
- Лучше не работай вовсе. Продержимся как-нибудь, пока по душе что-нибудь не сыщешь. Мы с твоим отцом четыре года жили на стипендию да тебя ещё растили и, как видишь, ничего, не померли.
- Я же не насовсем в продавщицы, мам, я своё дело заведу, я...
- Не юродствуй! – На лице у Алевтины Владимировны проступили розовые пятна. – Водкой она будет торговать!
- Не водкой, мам, там промтовары.
- А тряпками что, лучше? Добро бы ещё тряпки у них на человеческую одежду походили, а то действительно ведь тряпки размалёванные. Клоуны в такие одеваются, чтоб посмешнее было.
- Я в такие не ряжусь.
- Конечно, тебя образовали, воспитали, вкус привили эстетический, а ты из благодарности клоунским вкусам хочешь поспособствовать. Не стыдно, дочь? Покойный твой отец...
- Оставь в покое покойного отца, мам. Всё равно я не переменю решения. Скоро твоей зарплаты, мам, хорошо, если на баранку к чаю хватит. На шее у тебя сидеть я не желаю. И баранкой довольствоваться не хочу. И ты по-другому взглянешь, когда у нас ни в чём не станет недостатка. До тебя просто не дошло ещё, что мир переменился, сегодня надо выбирать одно из двух: или эстетические вкусы, или блага.
- Господи, о каких ты благах говоришь? У меня есть память о твоём отце, о Родине, которая была, пока не появились коммерсанты, о свет¬лых идеалах, которые для нас были поважнее, чем баранка к чаю. У меня есть крыша над головой, нам с твоим отцом её бесплатно дали. У меня есть всё, какие ещё блага? Впрочем, кажется, уже не всё. Единственную мою дочь бес попутал! Уж лучше возвращайся, доченька в КОПА. Или устройся няней, медсестрой, уборщицей, дояркой, кем угодно, только не торговкой. Это то же воровство, неужели ты не понимаешь?..
- Библиотеку, мам, придётся заложить на время, мне нужен начальный капитал.
Алевтина Владимировна посмотрела на дочь недоверчивым, долгим взглядом, потом поднялась и пошла из библиотеки в спальню. Немного спустя пошла за нею Алла. Сев рядом с матерью на диван, Алла обняла её, виновато-ласково сказала:
- Вот увидишь, мам, всё будет хорошо.

И действительно, продавщицей в «комке» Алла проработала всего три месяца, цепко вглядываясь, вслушиваясь, вникая, она получила пред-ставление о конъюнктуре и, главное, наметила точки приложения капи¬тала в планируемом обогащении. Незавидную стезю новоявленных россий¬ских коробейников Алла рассчитывала обойти. Она поглядывала на них, таскавших с тупыми лицами огромные саквояжи с вокзала на рынок и обратно, с тем раздражительным сочувствием, какое вызывает нера¬зумный щенок или котёнок, выпрашивающий милосердие у двери, из кото¬рой его вытолкнули. Нет, ущербная игра не для неё.
Алла вышла на один радиозаводик, свёртывающий в финансовых тисках производство устаревшего образца проигрывателей. Пришлось идти на риск. Она заложила свои и мамины золотые вещи, папину библиотеку, заняла ещё уйму денег и налегке отправилась на тот заводик самолётом. Действуя где крас¬норечием, где деньгами, где личным обаянием, ей удалось перекупить у заказчика одну из последних партий. Отправив проигрыватели железной дорогой, она налегке вернулась домой.
Груз пришёл через трое суток. Все эти дни мать демонстративно не разговаривала с ней. Зато успех предприятия превзошёл все ожидания. Предложенные магазинам проигры¬ватели были охотно приняты и распроданы в пять дней. Алла выкупила и золотые вещи, и библиотеку, и с долгами расплатилась, а с вырученной суммой вышла на производившую дублёнки фабрику, находившуюся всего в тысяче километров от их города. Рекогносцировка показала, что за¬казчик здесь покруче, чем на радиозаводике, за перекупку можно было и здоровьем поплатиться. Алла вышла на директора. Он оказался бравым мужчиной лет пятидесяти.
- Одна ночь, и партия дублёнок ваша по установленной цене, - за¬явил он напрямик.
- Цену мы подрегулируем, - ответила она. - Я не за дублёнку имею в виду цену, а за ночь. Не партию, а ранг постоянного заказчика для меня, и ночь ваша. Только непременное условие - предохранитель.
- Принимается, - сказал директор.
Выйдя наутро после беспокойной ночи из гостиницы, Алла заглянула в магазин фото-музыкальных товаров и не поверила глазам: в продаже были пластинки с мелодиями тридцатых-пятидесятых годов! Она закупила все, что были в магазине, отправив их домой по железной дороге в одном контейнере с дублёнками.
Пластинки разошлись в два дня по "бешеной" цене. Алле как-то не пришло в голову, что покупали их те, кому приходилось выбирать: или чай с баранкой, но без музыки, или чай с музыкой, но без баранки. Сбыт дублёнок занял больше месяца, потому что приходилось осторожни¬чать, на рынке Алла и не мыслила высвечиваться с ними, сбывала через знакомых, приобретённых во время работы продавщицей. Чистая выручка опять превзошла все ожидания. Теперь у неё был капитал, с которым не стыдно выйти в зарубежье.