За всё надо платить

Он не знал какое сейчас время суток и какое время года. Он давно уже ни на что не претендовал и боялся о чём-нибудь кого-нибудь просить. Три раза в день к нему подходила медсестра, требовала, чтобы он открыл рот и выпускала из большого шприца, в его рот пищу, которую он медленно глотал. Раз в сутки из-под него убирали испражнения когда они были и, иногда, протирали промежность влажной салфеткой.


У него болели пролежни, чесалась спина и очень хотелось повернуться на бок или же как-то изменить положение, но на любую просьбу ему помочь, он слышал грубые окрики и, со временем, перестал что-либо просить – привык терпеть. Иногда боль была нестерпимой и он стонал. Слезы  по его вискам и небритым щекам текли на подушку, а он даже не пытался их вытирать.


Его кровать стояла в коридоре. Мимо него проходили больные и медработники, но никто на него не обращал внимания – он был неподвижен, как мумия. Он мог смотреть лишь в облупившийся потолок, на котором болталась на электропроводке тусклая лампочка. Другие виды ему были не доступны. До него доносились чьи-то голоса, но кому они принадлежат, он не видел.


Иногда он видел сны. В такие моменты ему не хотелось просыпаться. В снах этих, он был молодым и здоровым, мог делать всё, что хотелось. Когда же сон исчезал и он просыпался, то ещё долго вспоминал то, что ему приснилось. Память у него была хорошая, он помнил всё. Помнил и понимал, что вся его теперешняя действительность – это расплата за его беспечную и беззаботную жизнь.


Ведь, если подумать, то он совсем ещё не старый. Ему, перед поступлением в больницу, исполнилось 65 лет, но на вид ему сейчас - все девяносто. Похудевший, небритый, обросший – настоящий бомж.

Хотя, он и есть никому ненужный бомж.


А как хорошо было раньше! Он менял женщин, бросал их с детьми, скрывался от алиментов…  Сколько же у него детей всего? Он и сам запутался: то ли четверо, то ли пятеро… Три официальных жены у него было, а сколько неофициальных – он и сам не помнит.


Он подумал о своей первой, о Маше. Она была самой лучшей из всех остальных жён. Красивая, шустрая, в её руках любое дело спорилось, а какая весёлая была! Как пела! Свадьба их была в общежитии. Они тогда вместе работали на заводе и жили в разных общагах: он в мужской, а она в женской. Когда сыграли свадьбу, им дали комнату в семейном общежитии.


Сына Маша ему родила. Валерку. Только ему не нужен был этот ребёнок – не нагулялся он ещё. И пошёл он куролесить по бабам… Жена терпеть не стала его измены, подала на развод и на алименты. Вот только платить алименты в его планы не входило и подался он тогда в бега: уехал со случайным знакомым в Норильск, за длинным рублём.


Летом в Норильске было нормально, но лето там короткое, а с наступлением зимы, северная жизнь ему показалась каторгой и он уехал на юг, в Краснодарский край. В Норильске у него осталась беременная подруга, которую он обещал забрать, как только устроится на работу. Конечно же, он не собирался этого делать и даже не знает кого она родила и родила ли…


В Краснодаре он долго не мог найти работу, жил на квартире у одинокой старушки, на окраине города. Пришлось устроиться грузчиком в продовольственный магазин. Работа не лёгкая, но – всегда при еде. Кое-как пережил он зиму, а весной пристроился в пионерский лагерь завхозом.


Красота! Это то, о чем ему всегда мечталось: непыльная работа, приличная зарплата, кругом много женщин, рядом тёплое море… Он – недур;н собой, высокий, умеющий нравиться слабому полу, попал в “родную стихию”. С одной женщиной сошёлся, пожил на её территории, потом с другой, третьей…

На четвёртой женился.


Жена была старше на пять лет, но достаточно хороша собой, а главное – богатая, хоть и с ребёнком. Пять лет прожили они с ней, как голубки, пока жена не забеременела, Он уговаривал её сделать аборт, но она решила рожать. Родился мальчик, но его папа уже был далеко, он поехал покорять столицу родины. В Москве он и остался жить до сих пор…  Чего только за тридцать с лишним лет не происходило!



В самом начале, его приютила у себя буфетчица из привокзального кафе, дородная женщина с пышными формами. Он таких не любил, ему нравились худые и стройные, но не жениться же он на ней будет. По крайней мере – сыт и за жильё платить не надо. Пару лет протянул, пока город осваивал, да работу искал, а потом встретил Галю.


Галя приехала много лет назад из Украины в Москву поступать в институт, но не поступила. Она устроилась на завод, а вскоре вышла замуж, прописалась в квартире мужа, которого не любила, родила ему ребёнка и, через несколько лет развелась с ним, оттяпав себе две третьих его квартиры. Квартиру в центре, бывшие супруги разменяли на две квартиры в новостройках и стала Галя москвичкой.


В него Галя влюбилась по-настоящему. Она восхищала его своими кулинарными способностями, заботой о нём, а в постели ей не было равных. Он потерял голову и, более двенадцати лет, был её покорным рабом. Они расписались. В их браке родился ещё один сын, один у неё уже был от первого её брака. Он много работал, так как у Гали было много идей по обустройству их семейного гнездышка и постоянно нужны были деньги.


Беда случилась неожиданно. Он подрабатывал тогда на стройке. Была сырая осень и он штукатурил швы на наружной стене панельного дома, стоя в подвесной люльке. Он сам не понял, как вся эта подвесная конструкция полетела вниз с уровня четвёртого этажа. Очнулся он уже в больнице. Травму производственную ему не оформили, так как он не состоял в штате. По договорённости, ему выплатили какую-то сумму на лечение и забыли о нём.


Галя, вначале, каждый день приезжала в больницу его навещать, ухаживала за ним, привозила продукты. Со временем, стала часто ссылаться на срочные дела дома и приезжать всё реже. А позже – сдала его в пансионат для таких же инвалидов, каким стал он сам. Она несколько раз, по выходным, навещала его вместе с сыном, а потом он узнал, что она с ним развелась.


Он часто думал о том, как прошла его жизнь. С болью думал о своей матери, от которой уехал после армии и больше не появлялся. Вспоминал своё детство, как мама изо всех сил старалась одеть его помоднее, накормить вкуснее, отказывая себе во всём. Отца его она похоронила, когда он был совсем маленьким.


В пансионате жилось не сладко: кормили плохо, постоянно хотелось есть. Обижали и наказывали часто. Жизнь потеряла всякий смысл. Решил он покончить с такой жизнью, но как это сделать – не знал. Случай представился неожиданно. Его в лифте повезли на рентген на пятый этаж их здания.


Он ждал своей очереди, сидя в инвалидном кресле у открытого окна. Решение пришло внезапно и он, уцепившись за подоконник, ловко перевернул своё истощенное тело, навстречу, как ему казалось, освобождению. Только, судьбе было не угодно отправить его на тот свет… Не всё свои грехи он ещё искупил на этом. За всё надо платить.


Его мысли прервала медсестра, которая приказала ему открыть рот… Время обеда.

Или ужина – он не знал.