3-8. Сага 1. Глава 3. Герой повествования...

 ГЕРОЙ   ПОВЕСТВОВАНИЯ   СТАНОВИТСЯ   ВОЕННЫМ    ГЕРОЕМ
         Это  призошло  в  разведке   у  деревни   Лян(д)стреу  (название воспроизвожу, как запомнил  его на  слух  из  отцовского  рассказа).     В период с февраля 1915 по декабрь 1916 года  223-й(Одоевский) полк 56-й стрелковой дивизии  имел  свои  позиции  где-то в  районе  населённых пунктов  Калуш - Рава Русская - Станислав  (ныне Ивано-Франковск).   Даты и  диспозиция  указаны  мною   очень  приблизительно:   при  необходимости  их  можно   уточнить   по   военным  архивам  части.  Дело  происходит,  повторяю,   на нашем Юго-Западном фронте.
         …Младший унтер-офицер 2-й роты Наум Маглыш получил от своего ротного командира приказание на рассвете провести на переднем крае   разведку  позиций противника  у  деревни Лян(д)стреу.  Выступили    ещё  до  утренней  зари  вчетвером   и  уже   к  8-ми утра вернулись в расположение своих,  не только успешно выполнив задание,  но  ещё и с  совершенно неожиданной  «дополнительной»  "викторией"!   
       В ходе этой разведывательной вылазки  произошло то,  что  можно  назвать  «огневым соприкосновением с противником» , в результате  которого  наши разведчики  захватили  в плен 14  военнослужащих австро-венгерской армии. За эту разведку  младшего унтера Наума Маглыша   наградили   Георгиевским  крестом  4-й  степени,  который  особо  был ценим  офицерами-фронтовиками,  хотя  и  считался  "солдатским", потому что награждали этим  крестом  только тех,  кто проявил личную  храбрость  в  бою.
            Впрочем,  в этой героической, в общем-то, истории не обошлось , как это часто бывает на фронте, без случайностей и недоразумений. Тот, кто  побывал на войне, знает, что серьёзное  часто соседствует там со смешным, пафосное с обыденным, забавное с трагическим, величественное с мелким и случайным. Об этом иногда пишут в книгах, но только по-настоящему талантливые и большие писатели, реже - газетные журналисты, особенно когда ещё ведутся боевые  действия , но никогда вы не  найдёте подобного рода подробностей в  донесениях и   военных сводках . О таких частностях бывает известно  только самим участникам событитй, только в их памяти они  живут непридуманной,  многокрасочной жизнью, делая  давно  прошедшее ярким, незабываемым,   более  чем  реальным.
          Так было и в этой истории с разведкой у деревни Лян(д)стреу.   Не сказать, чтобы всё обернулось чистым приключением,  но некоторые обстоятельства  этой  вылазки невозможно рассматривать  с видом слишком уж глубокомысленным  и  серьёзным.   
      Начать  с   того, что ротный,  отдавая накануне вечером  своё распоряжение и ставя  перед   младшим  унтером  боевую задачу, делал это  не  имея  перед  собой  оперативной карты с нанесённой на ней диспозицией  своих  и чужих, как это полагалось бы по уставу боевой  службы, а  в манере - как бы это поделикатнее выразиться - неформальной,   «импровизируя»,    что ли.  Он вышел,  что называется,  в чисто поле, простёр свою десницу  в направлении  вражеских  позиций  и мягким жестом несколько  расслабленной ладони  указал, что пойдёте,  мол, вон  туда, подберётесь  как можно ближе  к позициям  австрийцев, посмотрите, что там да как:    где артиллерия, сколько стволов  и какого калибра,  где пулемётные гнёзда, в каких местах  лучше всего  делать проходы  в проволочных заграждениях; ну и  ещё что-то в том  же  роде.
       Младший  унтер-офицер   Маглыш  внимательно слушал, подтверждая   кивками головы  и повторением  отдельных  фрагментов  приказания, что он всё понимает  именно  так,  как должно.  Слушал  и неотрывно смотрел на указующую командирскую ладонь.  Он  стоял,   как  и  положено  подчинённому,  чуть  позади своего  начальника  и, естественно,  при  этом чуть  сбоку,  так что  смотрел  на  кончики  командирских перстов  под  углом несколько иным, чем  видел их  сам обладатель. 
        И,  как следствие этого,  младший  унтер  проецировал   линию  задаваемого  направления  не  совсем  туда, куда  указывал комроты, а точнее сказать -  на  совсем  иную воображаемую  точку  переднего   края   противника. И разница эта, принимая в расчёт законы  планиметрии, была, конечно, весьма значительной.   Но это  ещё не  всё,  а  из  всех  сопутствующих,  так сказать,  обстоятельств -  только "во-первых».  Имелись    ещё  (и  они  появятся  в  своё  время,  как  полагается  в подобных случаях,    ещё  и  "во-вторых",  и   "в-третьих"…
          Для  выполнения  боевой  задачи  младшему   унтеру  придали  команду  из  трёх  стрелков-охотников  (по-современному -  добровольцев),  все  уже  опытные,  обстрелянные,  и  все  старше  возглавившего  их  унтера  Маглыша.  Каждому  выдали  по  две  ручные  гранаты  и  по  «нагану»,  что  в  разведке  намного  сподручнее,  чем  тяжёлая  четырёхкилограммовая  винтовка.
          Вследствие ли разных "точек зрения", с которых смотрели  и по-своему видели подлежащую разведке  зону ротный командир  и  младший унтер, или  по стечению каких-то иных никому не ведомых обстоятельств, или вопреки им, но наши лазутчики, выдвинувшись к своему переднему краю еще затемно, едва  стало чуть светлеть на востоке,   оказались  вскоре  на небольшом пригорке, с которого даже в предрассветных   сумерках   уже    в  самом  общем  виде   просматривались  позиции противостоящего противника.   Но  чтобы   хорошо  высмотреть  на  них  всё  их  интересующее,  к  ним  нужно  было  подобраться   поближе,  преодолев  на  пути   довольно  широкую  лощину,  пока  ещё  державшую  их  на  значительном  удалении  от  цели. 
     Ещё  раз  обозрев  темный  пока  на  западе  горизонт,  где  смутно  вырисовывались   крыши  каких-то  строений,    двинулись  вниз  по  пологому  склону  в  лощину.   Уже  слегка  подсвеченная  утреннй  зарёй,  вся  она   представала  словно  затканная  причудливой  чересполосицей  крестьянских  полей:   слегка  желтеющей  поспевающей  пшеницы,    горящих  расплавленным  золотом  цветущих  подсолнухов.   Спустившись  в    лощину,  двинулись  через   эти  крестьянские  «полоски» -  где  вдоль,  где  поперёк,  где  наискосок,  стараясь  всё же  не  слишком  истоптать  их.  Пшеница  чуть  ли  не  по  грудь,  а  до  огромных   золотых  тарелок  подсолнухов   вообще  едва  рукой    дотянуться.
             В  общем,  такая  благодать  вокруг,  покой.    Так  и  хочется   добавить  ещё  слово  «мир»,  но,  Боже  мой!  какой же  мир,  если  вот  он  перед  тобой -  противник, о   котором  ещё  нужно  всё-всё  разузнать:  сколько  и  чего  у  него  заготовлено  про  их  души.  Да  нужно  ещё  выбраться  из   этих  посадок,  по  крайней  мере  на  другой  край  лощины,   туда,  повыше,  откуда  стало  бы  хорошо  видно  его  позиции.   А  пока    они   видят  только  высокое  небо  над  головой,  на  котором  ни  облачка.  Да  и  вообще   вдруг  стало  непонятно,  куда  двигаться  дальше.  Ага,  вроде  бы  солнце  должно  оставаться  позади  и  немного  справа…  Да,  справа…  Да,  вроде  бы  так…
           В  общем,  они  порядочно-таки  поплутали   в  этой  чересполосице!   А  когда    наконец  выбрались  из  неё,  оказалось,  что  они  уже  на  противоположном  краю  лощины.  Осторожно  крадучись,  поднялись  по  склону  наверх  и  вот  она  удача:  перед  ними  как  на  ладони  открылась  вся  вражеская  диспозиция.   О  таком  везении  они   не  могли  бы  даже   и  мечтать. С трудом сдерживая охватившее их возбуждение, принялись они высматривать, определять и подсчитывать  то, что их интересовало в первую очередь: батареи, пулеметные гнёзда, места в заграждениях, где ловчее всего можно было бы проделать проходы.
          Как- то получалось всё слишком  легко  и  просто, самим не верилось, и даже оторопь   какая-то  брала.   Для  верности  каждый  затвердил  себе, чего сколько и где  именно. Что ж, спасибо тебе, госпожа Удача!  Можно и в обратный путь... Осмотрелись с пригорка в обратную сторону, куда лучше держать,  да  и  двинулись  без  всякого  промедления.
            Когда же с пригорка спустились, неожиданно для себя оказались перед большим полем кукурузы, широко раскинувшимся перед ними  и встававшим  плотной стеной чуть ли не двухметровой высоты. А ведь на пути сюда никакой кукурузы   вроде  бы  не видели,  не  прорбирались  они  ни  через  какое  кукурузное  поле  -  что за оказия такая! Потом успокоились  и рассудили по-новому.  Ну и что, что кукуруза?   Оно, может, даже к лучшему:  можно уйти  совершенно  скрытно в буквальном смысле.  Если, конечно,  пробираться через посадки, не особенно шевеля их.  Не давать же такой крюк, обходя всё это чёртово поле, невесть откуда взявшееся!  Тут каждая минута дорога - только бы ноги унести!  Так что все  дружно  поспешили  скрыться  в высоких зарослях.
           И  тут  обнаружилось, что каждый куст кукурузы уже нёс  на себе несколько  увесистых початков, весьма соблазнительного вида: ведь под плотными тёмно-зелёными листьями  таились аппетитные зерна, нежные, сочные, золотистые, достигшие как раз  кондиции молочно-восковой спелости. Это явилось  серьёзным  соблазном  для  порядочно  соскучившихся   на окопном пайке  по  чему-нибудь  этакому  воинов, да  к  тому же фронтовой солдатский  рацион  -  об  этом  надо  честно  сказать  - весьма был беден  именно  на витамины. Так что при виде  этого растительного роскошества  русские бойцы сразу даже как-то повеселели, оживились…
        А может, просто потому что все они были выходцы из крестьян и по внутренней своей  сущности просто крестьяне.  Их воодушевлял сам вид этой обильно плодоносящей нивы,  и ничем не могли сдержать они  рвущийся из груди восторг перед  щедростью природы, воздающей человеку за труд на земле. Грызя  нежную, ароматную, сочную мякоть молодых кукурузных зёрен, бойцы - нет, не забыли  о,   а  лишь  несколько  отвлеклись от  -  суровой военной действительности, которая окружала этот буйно зеленеющий оазис мирной крестьянской жизни. 
       Но что самое неприятное, в этой  почти ребяческой  забаве,  самозабвенной и  всепоглощающей, они  как-то  неощутительно  для  себя  опять  потеряли   точное  направление, которого  первоначально  держались,  и,  осознав это,  сначала даже слегка подрастерялись.  Причём все сразу, в том числе и незадачливый  младший унтер. Впрочем, чему же удивляться:   ведь  ему-то   нет  ещё   и  22-х!  Но  растерянность  длилась  недолго - сказался всё-таки  определенный  фронтовой  опыт,  обретённый   за  несколько месяцев,  проведенных  в окопах на  переднем  крае.  Минутная растеряннасть  быстро улетучилась, как только  по-настоящему  рассвело  и небо, распахнувшееся над ними, заметно порозовело с  одного краю.  Стало  в  общем   ясно, куда надлежит двигаться  дальше.
            И правда,  уже через несколько минут они  вышли  на другой край этого  -  то  ли злополучного,  то  ли,  напротив,  спасительного  - поля  и,  осмотревшись,  поняли,  что,  слава  богу, не  на  тот,  с которого входили  в  него.  Облегчённо переведя дыхание, стали соображать, что предпринять теперь.  Однако тут в дело, похоже,  опять  вмешалась  сама  судьба, слепая, но  всесильная  и  решающая несравненно быстрее несовершенного человека и,    зачастую,  вместо  него.  А дальше уж как получится:  иногда во благо ему, а бывает, что и во зло...
     Неподалёку   белела  своими  невысокими  стенами  мазанка,  стоявшая без кровли и даже без стропил:   то ли снесло взрывной волной, то ли  строители  еще не приступили к кровле, или же вынуждены были бросить всю работу по причине прикатившей сюда войны, что,  конечно,  вероятнее всего.   Подползли  немного  поближе,  потом  ещё  ближе,  и  ещё...   Стали  прислушиваться.  Со стороны этой хижины доносились какие-то  негромкие звуки, в которых  ухо  стало  постепенно  раличать  человеческую речь.  Она  то  затихала,  то  вновь  возобновлялась,  то  перемежалась  каким-нибудь  непонятным  шумом  или  взрывами  хохота. 
    Через  какое-то  время  стали  слышны  даже  отдельные  гортанные  фразы,   а ещё мгновение спустя стало ясно, что речь эта ведётся отнюдь не по-русски  и  не  по-украински, а на самом что ни на есть немецком   языке. Стало быть, австрияки!    Нос  уловил  запах  курева,  а  самим-то  им  в  разведке  курить  запрещено.  И  чувствуется,  что  табачок   у  австрияков  хороший,  просто   отменный,  не  в  пример  нашей  «махре».   И  они  себе  тут  по-барски  покуривают!
            Младший унтер без лишних слов торкнул в бок солдата, знавшего по-немецки:  давай,  мол,  Осянин. И тот, негромко прокашлявшись и убедившись, что достаточно прочистил свою глотку, с остервенением, от которого даже стоявшим рядом своим стало как-то не по себе и немного жутковато, неожиданно  громопоподобным  голосом  взревел  в  благостной  утренней  тиши  (по-немецки,  естественно).  Но если бы даже провещал он то же самое  по-русски:    «Бросай оружие!  Сдавайся!  Выходи по-одному! Руки вверх!»  -  зловещий  смысл  его команд  был  бы   ясен  без перевода  любому,  независимо  от  того, на каком языке он привык говорить  с  детства.
           Нет,  не  просто  так  появляются  разные  пословицы  и  поговорки:  народ  выводит  их  как  своеобразные  формулы  повторяющихся   жизненных  коллизий.   Вот  и  эта  чаще  всего  оправдывает  себя:  «Удача  нахрап  любит».  Действительно,  в  условиях  недостатка  объективной    информации  к  успеху  могут  привести   именно   дерзкие  действия  «по  интуиции».  Почему  так,  оставим  на  рассуждение  более  сведующих  людей…
      Только  мёртвый не содрогнулся бы от этого рёва, но и он бы понял, что издающий такие звуки  не потерпит ни возражений, ни промедления. Никто точно не знает, какое гудение производили иерихонсие трубы, сокрушившие мощные  стены древнего города, но  рёва  нашего   глашатая  вполне  хватитило,  чтобы  он  сквозь  стены  мазанки  достиг  вражеских ушей.  Это стало понятно,  как только с их стороны прозвучал одиночный трескучий выстрел.  Но прозвучал он как-то неуверенно и робко.
     Видит Бог,  лучше бы его и  вовсе не  было.  Как  только  отзвучало  его  короткое  эхо,  младший унтер  тут же  без  промедления  скомандовал:  "Тарасенко,  готовь гранаты!"  Полетела одна и сразу же вслед за нею другая; солдат даже не метнул их, а как-то, словно играючи и жонглируя,  легонько подбросил чуть повыше над стеной избушки. Два  взрыва, приглушённые стенами, слились практически в один.  За  стенами  какой-то  общий  вопль,  потом  отдельные  крики  и  стоны.  Возможно,  и  ругань,  по  интонациям  судя…   
     Над  мазанкой поднялось небольшое облачко  дыма и пыли и пахнуло  чем-то сладковато-тошнотворным.  Осянин  проревел  ещё  раз:  «Бросай  оружие!  Выходи  по-одному!»  Понуждать австрийцев к сдаче в плен больше не пришлось:   через несколько мгновений в дверном проёме показался первый, он был рыж и долговяз, так что ему пришлось согнуться под низкой  притолокой чуть ли не вдвое. За ним последовали другой, третий... 
       Да  сколько  же  их  там,  Господи!   Выскакивают  один  за  другим,  как  ошпаренные,  глаза  выпучены,  руки  кверху  и  трясутся…  Лица  тоже  какие-то,  мало  похожие  на  человеческие,  то  ли  в  грязи,  то  ли  в  копоти.  Некоторые  окровавлены,  на  других  изорваны  мундиры…  Вот  эти  двое,  похоже,   офицеры…  Что-то  голгочут  по-своему,  показывают  на  покинутую  ими  мазанку…  Да,  выбрались  вроде  бы все.
         «Осянин!   Глянь,  что  там  у  них!  Костецкий,  прикрой!   Тарасенко,  ты  тоже  с  Осяниным!»   Вскоре  все  трое   показались  назад  в  дверном  проёме,  нагруженные  трофейными  карабинами.   Кричат:  «Там  ещё  четверо!  Кажется,  убитые!»  Оказалось,  что  трое  действительно  мертвы,  а  четвертого  только  оглушило,  а   так  -  ни  одной   царапины.  Когда  же  всех пересчитали,  всего  захваченных в плен оказалось  14 душ, двое из них были ранены, впрочем,  легко.
          На всякий случай  ещё  раз, соблюдая осторожность, заглянули внутрь  мазанки - не укрылся ли там какой-нибудь австрийский хитрован. Нет, таковых не обнаружили, зато увидели три бездыханных тела с повреждениями настолько тяжёлыми,  что никто и ничем уже не мог бы им помочь... Брошенное австрийцами оружие решили не брать - его  слишком много, а нужно было поскорее уходить восвояси, пока их не накрыли превосходящие силы противника - ведь они, явно, были где-то неподалёку.
       Младший  унтер  скомандовал:  «Отходим!»,  и  двинулись  назад.  Вроде  бы  теми  же  полями  через  ту  же  лощину.  Кажется,  всё  сделали  правильно:  теперь  солнце  уже  не  справа,  а    впереди.  Да  тут  ещё  нужно  за  австряками  приглядывать,  чтобы  не  разбежались:  их  как-никак  14  душ  против  наших  четырёх.  «Тарасенко!   Марш  вперёд!  Пойдёшь  головным.  Сам  буду  сзади,  Осянин  и  Костецкий  -  по  бокам.  Всем -  глядеть  в  оба  глаза,  не  зевать!  Приготовить  оружие,    чуть  что   -  стрелять  без  предупреждения!  Осянин,  растолкуй  для  непонятливых!»  -  «Небось,  со  связанными  сзади  руками  далёка  не  убегуть» , -  успел  вставить  своё  мнение  Тарасенко,  привыкший,  что  с   ним  всегда  считаются. – «Повторяю:  чуть  что  -  стреляйте,  только  не  по  своим!  Вперёд  -  марш!»
          Как бы там ни было, но некоторое  время  спустя вышли на своих, правда,  в расположение уже не своей  родной  роты  и,  что  еще  забавнее,   даже не своего полка, а соседнего.  И что они там  наразведывали,  для  кого  и  какую это имело практическую  военную ценность, в анналах не  сохранилось  и до потомков не дошло. Но четырнадцать пленённых австрийцев - они же вот, налицо! Да ещё трое убитых!   Да  в  офицерских  сумках  австрияков   нашлось  кое- что  небесполезное.  Это  же не просто  какие-то  там  слова об артиллерии и пулемётах. Так что вопрос о том,  выполнено  ли  разведзадание,  может быть,  даже  вовсе  не  поднимался,  а    если и  поднимался, то,  скорее всего, был  сразу же  замят и  предан  забвению по распоряжению старших начальников: какие ещё взыскания с  таких-то  молодцов!  Герои -  и  всё тут!.. 
        А  шуму-то,  шуму  было   -   на   весь  полк  и  даже  дальше.  А  через  несколько  дней  понаехало  высокое  начальство,  и  командир  полка   в  его  присутствии  и  перед  всем  строем  объявил  и  вручил  награды:   младшему  унтер-офицеру Науму Маглышу   вышел  Георгиевский  крест 4-й степени.  Награду   тут  же  перед  строем  и  нацепил   ему   на грудь  командир 223-го (Одоевского)   полка    ........  Так  отец  нежданно-негаданно  стал  героем;    другие  участники  этой  разведки    тоже  получили  свои  награды,  но  Георгия  заслужил  только  младший  унтер... 
            А  на  деревню  вышли  совсем  не  ту,   что  было  нужно   -  на  какую-то  Ляндстреу.  Они-то  и  сразу  не  на  ту  нацелились,  как  потом  выяснилось.  Да  ещё  это  чёртово  поле  с  кукурузой…   Так  что  отклонились-таки  изрядно,  и  на  «своих»  австрийцев   вышли   не  только  с  фланга,  но  ещё  даже  несколько  с  тыла,  Неудивительно,  что  застали  тех  совершенно   врасплох,  грянули  на  них   как  гром  с  ясного   неба,  посеяв  в  их  рядах  не  только  панику,  но  ещё  и  смерть.  Казалось  бы,  вот  он  его  «звёздный  час»,  но  всё-таки  главное  для  него  событие  той  войны  было  ещё  впереди…