Альтруистка Часть 1 Глава 13

К моменту описываемых событий железнодорожная артерия Великого Сибирского пути ещё не была построена, поэтому добираться до Петербурга семье Шишкиных предстояло одним из двух способов: либо углубляться в материк, пересечь центральный Китай, Монголию, и ступить, наконец, на русскую землю в городке под названием Кяхта. Либо возвращаться морским путём в Европу, а оттуда, снова по морю, - в российскую столицу. Этот, право, прекрасный второй путь омрачался слишком долгим временем, которое нужно было провести в путешествии. Первый вариант был намного короткосрочнее, за один-полтора месяца можно было достичь пункта назначения. Теперь, летом, судоходство по рекам Сибири было налажено, кроме того, сухопутная дорога под названием Большак, которой также предстояло воспользоваться, в этом году была проходима.

Это был древний торговый путь, связывающий Петербург и Москву с Китаем, - и, вообразив себе масштабы исторической значимости этого полотна, далеко не круглый год пригодного для перевозки товаров, пути, где ещё и теперь, может быть, использовался волочный труд мужика, вынужденного тянуть баржи с товаром против течения сибирских рек, многие из которых были небезобидны и показывали свой капризный характер, - Алексей Петрович возжелал увидеть всё: и состояние дороги, и разворачивающиеся по обе стороны куртины, и местный быт, - собственными глазами.

Ещё сидя в своём кабинете в Кантоне и набрасывая маршрут следования, он представлял себе деловитых торговцев-единоличников, колоритных, завернутых в тулупы на два размера больше, перекрученные шалями или шарфами из верблюжей шерсти, купленными у монголов, и пристально следящими за своими обозами. Воображал он и снующих, щуплых, вороватых перекупщиков с красными, заиндевелыми руками, - как мечтают они поскорее навариться и мысленно уже подсчитывают будущий куш. Большак лучше всего подходил для движения по нему в зимнее время года, и эти обмороженные смельчаки жертвовали собой, как какие-то сибирские аргонавты, в погоне за золотым руном.

Был у материкового маршрута, однако, один недостаток. Казалось, что, ступив на палубу корабля, можно было быстро и гарантированно отделаться от чумы. Алексей Петрович даже ходил в порт узнать, нет ли подходящего судна для следования в Европу. Там, в порту, он увидел нововведение, которое ещё раз заставило его задуматься над серьезностью проблемы, даже вытянуть из кармана платок и, стесняясь, коря себя за свой порыв и одновременно содрогаясь от страха, приложить его к губам. Матросы многих судов надевали на швартовые канаты своеобразные диски. Они были похожи на сплющенные бусины, нанизанные на нитку, - где по одной, где - по две, для пущей надёжности. На вопрос Шишкина, что это они делают и что это за приспособление, матросы, посмеиваясь, объясняли:

- Спасаем своих крыс от чумы!

Это, была, конечно, шутка. Морской народ, закалённый в борьбе со штормами и другими неприятностями: штилем, голодом, жаждой, необходимостью кучно существовать на небольшой площади, - шутили странно. Но Шишкин принялся серьёзно обдумывать эту шутку; кое-что он понял сам, остальное ему снисходительно разъяснили.

На каждом корабле есть крысы, свои, родные. Есть среди них старожилы, есть новоселы. Кому-то для счастья хватает трюма, а кто-то любит путешествовать и открывать для себя новые уголки земного шара. Зверьки переправляются на сушу во время стоянок как раз по швартовым канатам, за которые могут легко ухватиться когтистыми лапками. А назад приносят всякую заразу, наподобие той, что начала распространяться по Кантону. Широкие в диаметре диски, нацепленные на канаты, просто-напросто перекрывают крысам путь, - вот и весь секрет. Зато свои крысы-домоседы, будучи заложниками корабля, остаются живы и здоровы.

Когда Алексей Петрович рассказал про это изобретение своей супруге, возвратившись из порта, она вынесла такой вердикт:

- Так это же карантин в собственном смысле этого слова! Почему только такой карантин устраивается крысам, а люди не хотят последовать тому же примеру? В порту полно народа, - мне кажется, ещё больше, чем до эпидемии!

Но даже это защитное нововведение на суднах не заставило главу семейства отказаться от соблазнительного путешествия по сибирским просторам. Было решено попытаться перегнать распространение чумы, тем более что в портовой и припортовый областях сетлмента она свирепствовала сильнее, чем в глубине материка, определившись, так сказать, со своими территориальными притязаниями.

Китай семейство Шишкиных пересекло без проблем; никто не задержал их и в Монголии. Казалось, правительства этих стран не реагировали на распространение чумы никакими запретами. Это одновременно и вызывало негодование, и, как ни странно, успокаивало, усыпляло бдительность. Путешественники говорили себе, с виду здесь всё спокойно, - может быть, мы слишком преувеличили масштаб трагедии? Человеку свойственно стыдиться своих страхов, - порой он продолжает стыдиться и бравировать, несмотря на то, что здоровье его или даже жизнь висят на волоске. Не имея ничего общего с мужеством, это самый нелепый и откровенный стыд вести себя не как все. Трудно оставаться в пальто, когда все вокруг уже поскидали верхнюю одежду, ведь солнышко слепит и играет в небе первыми весенними облачками. Ты замерзаешь, чувствуешь себя, как после купания в проруби, - но всё равно не оденешься! Ведь ты даже ещё совсем не старый, а главное: все - раздеты! Ты силишься не дрожать и проклинаешь природную способность других не мерзнуть, - которой у тебя нет и никогда не было, - проклинаешь их толстокожесть и слой жирка, который, словно как у тюленей, совсем не пропускает холод. Внутри тебя же тепло не сохраняется вовсе, а лишние килограммы остаются равнодушны к твоим мучениям…

Но нет, ты поступаешь, как все вокруг. Большинство довлеет своей массой, а не здравым смыслом, которого у толпы априори нет. Так и Шишкины, не наблюдая в народе никакой тревожности и ажиотажа, успокоились и, в конце концов, совсем расслабились. Однако в первой же русской слободе - Кяхте, Шишкиных вдруг совершенно серьезно обязали остановиться на карантин.

После смерти Филиппа Олимпиада больше почему-то не грезила о России. Она хотела возвратиться туда вместе с ним. А теперь, получалось, что её выдёргивали из Китая, к которому она уже успела привязаться, силой, которой Оля тихо противилась. Внешне это выражалось разве что тягостной молчаливостью, глазами побитой собаки, которая размышляет, зачем она вообще такая на свет уродилась, если весь её удел - это короткая цепь и беспрекословное следование воли хозяина. Оставаясь наедине с собой или когда ей казалось, что она - одна, Оля, грустно ловя и отпуская глазами придорожные вёрсты и перечёркиваемое ими своё отражение в толстом, мутном и запачканном стекле, почти обязательно роняла немые слёзы.

В Китае ей удалось попрощаться с Мишей, - и это странно, потому что она не говорила ему о их отъезде, он как-то сам через кого-то узнал и пришёл накануне пожелать ей хорошей дороги.

- Я чувствую себя мерзко, - призналась Оля. - Как будто я сбегаю, как трусливая крыса, оттуда, где действительно нужна помощь, живое действие. И что я буду делать там, в Петербурге? Я там никого не знаю. Опять привыкать! Не хочу!

- Оставаться здесь небезопасно. Нужно воспринимать это не как бегство, а как повеление здравого смысла.

- Все только и твердят мне об этом, призывают жить в соответствии со здравым смыслом, хотя сами постоянно идут против него.

- В Петербурге, я уверен, ты найдёшь себе применение. Если дашь мне свой адрес, я, как только буду там, обязательно тебя проведаю.

- Ты тоже собираешься в Петербург?! - почему-то от этой новости Оле стало радостнее, и девушка буквально ухватилась за неё. Хоть одна знакомая душа в этом бездушном большом городе! Все столицы представлялись Оле бездушными, где никому нет ни до кого дела, разве что… Париж не входил в число совсем уж бездушных и безликих… там Оле встречались вполне симпатичные люди… у них в доме порой случались очень даже интересные гости. Они приносили в подарок занимательные игрушки, цветы в горшках, а однажды одна дама даже вручила маленькой Оле флакончик с духами! Нет, определённо, Париж не такой, как все остальные столицы! 

На самом деле, Париж являлся таким же бездушным городом, как и все остальные, - надо понимать, что всякий дом, квартал, город оживляется в сознании человека его личными историями и впечатлениями. Париж был городом детства Оли и поэтому был раскрашен в добрые, радужные краски, тогда как кому-то он казался вечно серым и унылым, извергающим из себя человека, издевающимся над своими персонажами. Именно поэтому Оля смотрела теперь на Петербург подозрительным взором, - она ничего не знала об этом городе, как не могла, конечно, угадать, какой станет там её жизнь.

Про Кяхту отец тоже рассказал не совсем ободряюще: маленький приграничный городок, который славится единственно своими ярмарками, оживая несколько раз в год, а в остальное время - возвращаясь в сонное, унылое и запустелое состояние всех подобных ему городков российской глубинки. Алексей Петрович не хотел слишком обнадёживать семью, и женская её часть не слишком обнадеживалась.

На деле же Кяхта предстала провинцией, залитой солнцем и процветающей. На широких и прямых её улицах стоял порядок и дышалось чисто, всей грудью. Воздух был сладок и живителен. Никаких тебе клубов пыли, никакой спешки, - да и могло ли быть по-другому в купеческом царстве? Нрав этих людей таков, что никакие решения не следует принимать в поспешности, а жить надо ровно, честно и разумно. Словно в подтверждение этому в высокой части города взмывал к небу величественный белоснежный собор с колокольней. Когда семья Шишкиных въехала в слободу, колокола как раз звонили, и Ирина Фёдоровна даже прослезилась:

- Вот она, Родина, как встречает!

Оля смотрела по сторонам широко распахнутыми глазами, впервые за долгое время просохшими от слёз. Грустить и хандрить в таком месте, право-дело, не хотелось. Бронзовая мелодичная дрожь летела сквозь улицы, заставляя вибрировать стены домов, забираясь в самые потаённое уголки и вычищая все притаившиеся дурноты, до которых не доберёшься ветошью. Колокольный звон очищал мысли и нутро; Оля чувствовала, как, откликаясь на него, завибрировало у неё под ложечкой тепло, как от молока с мёдом, - и начало круговыми движениями распространяться по всему телу. Родина пахла полевыми цветами, пенькой, свежим срубом и ещё чем-то вкусным, чего Оля не смогла определить…


Продолжить чтение http://proza.ru/2024/08/28/1437