Постскриптум юности. Часть четвертая

«Мистическая, капиталистическая и немного лирическая»
Снять квартиру на месяц оказалась делом довольно хитрым. Никто особо не спешил нам ее сдавать, а даже наоборот - никто не спешил. Мы то думали, что дело в шляпе, стоит только взять в компанию Пашу, но дело было не в шляпе, и даже не в Паше, а в том, что квартиру именно на такие сроки никто не сдает.
Я приехал в шесть вечера. Был конец января, люто холодно. Там-сям горели фонари, было хоть снежно, но мрачно, потому что снег на вокзале уже весь истоптали. Я ступил из автобуса на утоптанный снежок, поставил сумку в самое чистое место и огляделся. Температура в ночь обещалась опуститься до минус двадцати пяти, но оптимист во мне верил – все уже на мази. Я позвоню Паше, который приехал еще к полудню, и тот сразу назовет мне адрес квартиры. Странно только, что он не прислал ни одной смски, посоветоваться, там, по району, или по этажу, ну и фиг с ним. Принял решение сам и отлично!
- Паша, ты где? – Спросил я его по телефону, вослед приветствию.
- Привет, Толяныч, сук. Я в центре. – Произнес он настолько внятно, насколько возможно для Паши.
- Ты в центре квартиру снял? Разве в центре не дорого?
- В кино я.
- А, ну отлично. Что за кино? Квартиру где снял? 
- Жара. – Назвал Паша фильм. И промычал еще что-то в своей манере, кажется, про квартиру.
- Да уж, жара… Зачем только такое кино зимой в прокат и пускают? Квартиру нашел?
Конечно же, никакой квартиры не было, и не было, как стало понятно, даже еще и поисков. Когда мы встретились через двадцать минут, Паша на вопросы, где же мы будем ночевать, только странно улыбался и пожимал плечами. Костик тоже не мог нас сегодня выручить – потому что в эту самую секунду гонял на сноуборде на Красной поляне, в перерывах между спусками попивая горячий глинтвейн. 
Мы купили кипу газет с объявлениями, сделали десяток-другой звонков, но время было позднее, на улице стужа, и никто уже не хотел нам ничего не то, чтобы сдавать, но даже ехать показывать. Надежда была только на «директора», нашего сокурсника, владельца маленького бизнеса. Если не дай Бог, «директор» не в городе, а это вполне может быть так, ведь он часто в командировках, тогда только гостиница и оплата за сутки, как за неделю квартиры, в лучшем случае. «Директор», Слава, на наше счастье оказался в городе, и даже, спасибо ему огромное, сам за нами приехал. Жил он, хоть и не на куличках, но где-то посреди частного сектора, в малоквартирном коттедже с маленьким ухоженным двором и окнами на соседние домики. В ночи и не сыщешь. В квартире было тепло, мы уютно разместились на кухне и, пока жена готовила ужин, выпили с мороза по три кружки чая и по чарке наливки. Сперва мне казалось это большой неловкостью, стеснять человека, у которого жена и двое детей, но домашний уют и простота в общении быстро сгладили все углы. Поужинали, попили еще наливку, какой нас радушно угостил хозяин, и разошлись спать. Нам с Пашей выделили комнату старшего сына – тот лег в родительской спальне, в то время, как сами родители – на диване в гостиной. До поздней ночи я смотрел в окно на исполинскую трубу видневшейся вдали котельной, из которой звездное небо рассекал надвое сизый полупрозрачный дым. Иногда я поглядывал и на спящего Пашу, бормоча всякий раз одно только это слово «жара».
Мороз на следующий день ослаб, потеплело до минус десяти, и мы вместо занятий отправились с Пашей опять на поиски нам жилья. И вот тогда я понял, что, хотя Паша и нахулиганил со своей «Жарой», это повлияло на что-то едва ли, потому что такие вещи зимой впопыхах не делаются. Мы смотрели квартиры там и тут, но и там и тут слышали «нет». Мы услышали это же слово даже тогда, когда нам показали квартиру, где вообще трудно поверить, что кто-то выживет. Кажется, дом пора бы давно под снос, но – нет, и хозяева пытаются сдать квартиру внаем, но, что, еще более странно, отказывают! Одни места сменялись другими, за несколько часов слившись в одно мутное пятно из обшарпанных квартир и загаженных подъездов. Однако, скоро станет понятно, все это, все эти «нет», вели именно туда, куда должны было привести. К обеду с нами уже шествовал на смотрины Ромка, и когда уже трое нас совсем было отчаялись снять на троих двушку и даже однушку, от бессилия поехали мы посмотреть трешку. Район был подходящий, до института можно и пешком, и потом, какая разница, где тебе скажут нет?
Дверь квартиры нам открыл мужик лет сорока пяти в заношенном синем в красную клеточку халате, с лицом тоже заношенным, имевшем явные признаки давнего пристрастия к крепким напиткам. Мужик ничего не хотел у нас выяснять, показывал комнаты и улыбался улыбкой, будто встречал любимых гостей.
- Комнаты на самом деле четыре, - сказал мужик, глядя на закрытую одну из дверей. Но я сдам три, вам же больше не надо? – «Нет, нет» - поспешили в голос отвечать мы, потому что чувствовали, появился шанс, и свет в конце тоннеля забрезжил. – Четвертую комнату я закрою. Где-то через две недели я ее молодоженам пообещал, они с вами ненадолго пересекутся, вы согласны? – «Да, да» - отвечали мы тем более и теперь, ведь свет делался ярче. Он кивнул, пересчитал деньги и выдал нам договор и расписку, заблаговременно им или кем-то другим распечатанные. В договоре были два телефонных номера – его, Игоря, и его бывшей жены.
– Вы, наверное, мне завидуете? – Спросил, продолжая улыбаться, Игорь, пока мы возились с подписями. – Такой молодой, и уже такая квартира.
- Еще бы! – Заголосили мы. – Заблудится можно. Хоть план составляй!
Квартира была, и вправду, не маленькая, но дюже босяцкая, замытые полы с отстающей краской, покрашенные в синее стены. Старый диван, старый стол, старый кухонный гарнитур. Но пусть мы и не завидовали человеку в отношении его недвижимого имущества, квартира эта, как временное обиталище, нам очень даже понравилась. Взяв свой экземпляр договора, Игорь закурил прямо тут и, сощурился в упоении моментом. Три молодых пацана ему завидуют, у него на руках куча бобла, и счастье в ближайшие дни ему обеспечено. Царская жизнь! Постояв с нами еще сколько-то, пока курил сигарету, он выдал нам соплякам пару мудростей, да два комплекта ключей, и дверь за ним затворилась.
Мы заняли каждый свою комнату, Роман взял большую, проходной зал, из которого была дверь в ту, что взял я, а Паша разместился через коридор напротив запертой комнаты, от нас отдельно.
Пощадив Романа, который прямо с дороги объездил с нами полгорода, мы оставили его отдыхать, сами с Пашей пошли затовариваться продуктами.  В какой-то момент, когда мы ходили вдоль стеллажей в супермаркете, наполняя тележку съестным на троих на неделю, будто раскрыв на что-то рот, Паша свернул в другой ряд и больше не появлялся. Объявился он вновь лишь в тот самый момент, когда я, уже рассчитавшись, отъезжал от кассы. Я показал ему чек – пояснив, что третья часть его, третья Романа, но он буркнул что-то невнятное, что я принял за «да», и мы пошли.
Следующий день после занятий у нас был в плане бассейн, где есть сауна. Пропуск нам организовал наконец-таки вернувшийся Костя, который тут все хорошо знал, потому что недавно записался на курсы подводного плавания. Бассейн был огромный, 50 метров, с десятиметровой вышкой, куда я непременно влез поглазеть. Мы с Костяном наплавались всласть, наверное, одолев по целому километру, Паша после каждой полусотни долго не мог отдышаться у бортика, а Роман вообще переплыл бассейн разик и предпочел посидеть лишнего в сауне. Все было прекрасно, и эта усталость, и нега, и уют парной, так контрастирующий с морозцем на улице, который сегодня опять крепчал. Все было дивно. Не хватало только по кружечке пенного. Опытные люди берут его в таких случаях с собой в сумочке, но даже Костик, который тут теперь завсегдатай, почему-то до такого не смог додуматься. Мы сперва вышли с намерением где-то это пенное сыскать, но подмерзли, и распрощавшись, вскоре попрыгали в свои маршрутки.
- Романыч, сук, мне нужен твой ноут –  надо делать доклад. – Говорит Паша, не успели мы войти в лифт.
- Кинишко какое-нибудь все вместе посмотрим, а потом бери.
Паша помялся, поворчал что-то на пашином диалекте русского языка, да и затих. Кино он с нами смотреть не стал, а спрятался на кухне с учебником.
Когда боевичок кончился, мы были в настроении еще на комедию, но возник Паша, будто прислушивался и караулил, схватил лэптоп и опять на кухню сбежал.
- Эх, обломал нас наш Павел. – Зевнул Ромка. – Чем будешь коротать часок-полтора до сна? Азимова почитаешь? - Я кивнул. На моей кровати были разбросаны все части Азимовского «Основания». – Может, мне вслух почитаешь?
- Я вслух не люблю. Погружения нет. Да и не поймешь все равно с середины истории.
- Тогда я в ванну. А то почему-то зябну.
В квартире к ночи и вправду сделалось холоднее, и Азимова я почитывал, залезши в кофте и штанах под одеяло.
Ночью я проснулся, потому что услышал, что кто-то прошелся по коридору на кухню. «Должно быть, Паша» - решил я и продолжил спать.
- Паша, ты чего по ночам на кухню шатаешься? – Спросил его Ромка утром за завтраком. – Жрешь втихаря общак?
- С чего решил, что я? Может, Толяныч, сук?
- Не может. Во-первых, Толику надо через меня идти, и я бы заметил. Во-вторых, продукты покупал он, и пока мы ему не вернули долю, харчи его. Смысл таиться?
- Тогда это ты. – Пробурчал Пашка.
- Ты ходил? – Спросил я Ромку немногим позже, когда одевались к занятиям.
- Мне после бассейна, сауны и теплой ванной спалось так сладко, что из-под одеяла и мильоном не выманишь.
- Курит, наверное, и по ночам Паша.
Следующий вечер был тоже морозный, мы после занятий совсем никуда не пошли, кроме проката фильмов, в который заскочили по пути, отобрав себе десяток кинокартин на ближайшие несколько дней. Первый фильм оказался до того шаблонный и дрянной, что без второго обойтись было сложно, но опять позади стола возвышался Паша, который выглядел в отсветах от экрана буквально зловеще, и требовал выполнить обещание - дать ноутбук.
- Вот ты взялся учить. – Качал Роман головой, понимая, что спать еще рано, а делать нечего. -До экзаменов еще две недели.
- Я курсовую делаю.
- А почему дома не сделал? – Спросил Ромка, хотя и сам ее дома не сделал. Паша на это ничего не ответил, по крайней мере, понятного, и ушел снова прокуривать кухню.
Когда я и этой ночью проснулся, кто-то из кухни шел в коридор, но холод и сонливость победили любопытство, я натянул поверх одеяла еще и плед, высунув для дыхания только нос наружу, и мгновенно заснул опять.
- Кто-то ходит ночами на кухню. – Говорю я за завтраком. – И это не я.
- И не я.
- Я спал, сук, отстаньте.
- Может, наш хозяин уже сдал четвертую комнату тем молодоженам, и это они? – Пожал плечами Роман. – Тем более, я ночью как будто бы что-то еще слышал за стенкой, как будто из этой комнаты.
На эту тему полетели шутки про право первой ночи и им подобные, а когда остроумие поиссякло, я подергал на всякий за ручку.
 – Заперто. Да и вещей ничьих нигде нет.
Между тем, мы ли тому поспособствовали, или же сам по себе, наш третий товарищ чуждался нас. В кинотеатр ходил на другие с нами сеансы (достаточно вспомнить хотя бы «Жару», на какой был три раза), фильмы на ноуте с нами не глядел, и даже в столовую на большой перемене с нами отказывался ходить, что было вообще ни в какие ворота. Цены приемлемые, еда вкусная, и, самый цимес – можно наблюдать студенток в естественной обстановке – хихикающих, щебечущих друг дружке всякие глупости, и кушающих пирожок.
Даже утром и вечером, пока мы стряпали с Романом на кухне на всех, Паша, будто не желая вмешиваться в наш порядок и докучать, оставался один – что-то листал, ожидая приглашения к столу. Дождавшись, когда позовут, ел стремительно, быстро мыл свою чашку и вновь убегал – чтобы что-то листать.
Однако, загадка ходившего по ночам на кухню из решенной, что это наш третий в ночи покуривает, вновь перестала быть таковой – в четвертой комнате действительно ночами слышалось шевеление и разик даже как будто бы звуки, которые можно принять за нечленораздельную речь. Сам я, кроме шагов в сторону кухни и наоборот, ничего по ночам не слышал, но Роман говорил – слыхал. Потому что комната эта таинственная была четко за той стеной, у которой он спал на диване.
Мы это все зашучивали, как могли, но признаюсь, уходя спать, я свою дверь стал подпирать тихонечко стулом, от ребят втайне. Призрак – не призрак, а, глядишь, через стены ходить не умеет, толкнется ко мне, а тут заперто. А коли рьяно начнет ломиться – так я проснусь и убегу на лестничную площадку.
- Ты, значит, дверь подпираешь? – Спросил меня Ромка за завтраком, когда Паша, мигом все употребив, умчал к себе.
- С чего решил? Зачем бы я?
- Ладно, как хочешь. Я сегодня ночью долго не спал – прислушивался. И вот какая у меня есть версия. Это хозяин наш, Игорь, счастливый обладатель большой квартиры в столь нежном возрасте. Сдал нам три комнаты, прикинулся, что сам куда-то удрал, но он тут. Живет прямо с нами. Разве не жуть?
У меня и вправду по холке пробежал холодок.
   - Ну ты хватил! – Засомневался я, поразмыслив чуток. – Как бы он так сумел? Хочешь сказать, что прямо в эту секунду он здесь? Фантастика! Уже целых пять дней, прям как Джеймс Бонд в засаде, даже покруче, ни шороха ни с утра, ни днем, ни вечером, ни тебе номер один, ни номер два в туалет, только ночью? Да и ночью… Ты слышал звук воды в туалете? Мытья рук? А что он ест? Ничего не ест? Наши продукты убавляются, как должны, запаха еды из комнаты я тоже не слышал.
- Ты учти – мы с полдевятого примерно где-то до четырех не дома. В это время можно даже принять ванну, не то что справить нужду. И поесть, и посмотреть телек. А с четырех дня до утра он тише воды, ниже травы. Тем более, что пьян и спит. Проснется ночью, покурит на кухне и опять в спячку.
Резон в этом был, но все равно звучало невероятно. Расписания нашего Игорь не знал, в четыре мы вернемся или в двенадцать? Да и потом, семнадцать часов кряду проспать, как хомячок в норке зимой, день за днем. Что это за запой такой нереальный? Опять же, спит не все время – утром он должен быть на страже – вслушиваться, когда уйдем, чтобы, наконец, оправить все, какие бывают, потребности, и опять в кому впасть. Всё это я и изложил Роману.
- Положим, не такую и кому. Все-таки в ночи оттуда что-то ведь, да доносится. Я сегодня как раз-таки опять слышал – там кто-то как будто бы встал, вздыхал. Расхаживать начал. Я струхнул, каюсь, хотел тебя тихонько поднять, чтобы ты тоже послушал, но ты дверь забаррикадировал.
- Может, случайно стул там остался, когда я на него рубашку повесил, - соврал я.
- Я тоже бы дверь подпирал, да она наружу открывается. Говорю тебе – он там. Пока у него есть выпивка, мы более-менее о его присутствии как будто не в курсе. Но выпивка кончится. И – попомни мое слово, он вылезет из этой своей берлоги.
Несмотря на то, что у версии имелись веские аргументы, теория с призраком мне нравилась больше – его и бояться приятно, ну а потом, присутствие посторонних сил выглядело правдоподобнее, чем такой прозорливый и осмотрительный пьяница. Еще и с безразмерным мочевым пузырем – за семнадцать часов даже позывов не бывает по малому.
Наступила, наконец, пятница, к тому же, мой день рождения, и, надо только немного подождать – т.е. до вечера, и мы славно отдохнем в ночном клубе. Паша, как и ожидалось, от этого предложения отказался, хоть мы и даже припугнули его, что он на всю ночь будет один на один не то с призраком, не то с нашим хозяином. К сожалению, сегодня не мог с нами и Костя - они с друзьями улетали на Олимпиаду. Мы после пар пошли его провожать. Провожали мы его еще не в Европу, и даже не в аэропорт, а только домой – за чемоданом, но – символично. Зашли в кафе, заказали кое-что из съестного и кое-какое горячительное. Я на правах именинника, видя, что мои друзья как-то теряются, взял первый тост. Пожелал Косте хорошего полета и впечатлений, а нашей сборной - побед. Вторую предложили сказать что-нибудь и Костяну. Костя говорил долго, что надо брать в жизни все, и что он молодец, что не сплоховал, потому что Олимпийских игр круче и быть не может, даже любовь типа, как бы сказать, меркнет на фоне. Единственное, что подгорчало сладость момента – кредит ему дали меньше, чем нужно, и он никак не пробудет там аж до хоккейного финала. За что выпиваем, не поняли, но опрокинули стопочки. Третью после такого Костиного славословия самому себе брать не стали, и я попросил счет.
- Костик – конечно, прирожденный оратор. Даже с днем рожденья поздравить забыл, хотя мы третий день об этом толкуем.
- С другой стороны – счет поделили, а поздравил бы он тебя – платил бы тогда один, как виновник мероприятия.
- Это намек, что я в ночном клубе за тебя платить буду? Не дождешься!
- А если я все тосты за твое здоровье буду поднимать?
В пять утра, с распухшими головами от грохота музыки и танцев на целую ночь, мы первым делом заглянули к Павлу – убедиться, что призрак его не растерзал, и, увидев его смирно сопящим, завалились спать до обеда. Если теория Романа про хозяина квартиры верна, то именно сегодня, когда мы весь день дома, ему не останется другой возможности, кроме как выйти на свет, разоблачить, так сказать, свое присутствие.
Мы проспали до двух, но было глухо, как в танке. То есть, не как в обычном танке, конечно, а как в танке, где есть соседи, у которых есть молоток и есть дрель, но конкретно внутри нашей квартиры была тишина. Даже Паша куда-то уехал, едва проснувшись.
С трудом наскребли какую-то снедь на завтрак и отправились опять в комнату, маленько пооткисать перед экраном за чаем с бутербродом, на котором, правда, не было колбасы, и не было даже капли паштета, да и остатки клубничного джема уже едва-едва выдавились из тюбика. На отвлечение - у нас, наконец-то, был интернет. Скорость была так себе, потому сперва приходилось подождать, пока что-то скачается, а потом уж смотреть. Долго качали и наконец скачали классическую гитаристку.
- Выключай! – Плескал руками мой друг уже через минуту. – Только зря траффик потратили…
- Не нравится?
- Не то, что не нравится – смотреть невозможно! Ты разве не видишь, какая она красивая?
- Да, очень красивая. И играет божественно. Сразу столько наслаждения. Разве нет?
- Я не слышу музыку! Расселась в платье с открытой спиной, ножка на подставке, другая отставлена. Оператор, как нарочно, через план ее голую спину сзади показывает. Да еще и головкой туда-сюда такая кач-кач. Выключай!
- Ну, жди, как состарится, тогда ее и посмотрим. – Я закрыл ролик. – Еды-то у нас совсем нет. Наш экономный друг, пропуская в столовой обед, ускорил сроки употребления припасов. Заметил, как он хомячит тут вечерами, пока с твоим ноутом занимается? Курит, учит, и хомячит.
- Хорошая формула. А говорит, в формулах не бум-бум. Это маска. Он лучше нас всё просчитывает.  Ты думаешь, чего он сбежал с самого утра? Небось, оглядел холодильник с буфетом. Надеется, мы с голодухи опять всё закупим. Спорим, его не будет до вечера?!
Мы были обязаны сделать то, чего Паша от нас не ждет – купили продуктов аккурат себе на обед, и все с аппетитом съели. За просмотром фильмов караулили Пашкино возвращение – сразу отправить его за покупками.
Паша не появлялся долго: выжидает, как хищник – решили мы. Наконец, ближе к девяти вечера, послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и вошел Павел. Мы затеялись снаряжать его в супермаркет.
- Почему я? – Вырывался Паша.
- Толян уже брал…
- И я с ним брал!
- Ты не платил.
- Пусть Романыч тогда, сук…
- Роман в другой раз. Еще две недели тут.
- А что нужно покупать? - Жал он плечами. – Только хлеб, да горчицу – остальное же есть!
- Ничего нет. Загляни в шкафы.
- Вы много жрёте!
- Не больше твоего…
Его уловки, однако ж, сработали – пришлось командировать с ним и Ромку, к тому же набросав список, ведь взаправду, возьмет, хитрец, картошки да хлеба с горчицей, и будет таков.
Когда они ушли, оставив меня дожидаться, было уже почти десять вечера. Первые полчаса я занимал себя разными мелочами, но вскоре от ожидания стало играть воображение. Если в четвертой комнате призрак, то до полуночи бояться нечего. Это же общеизвестно. Так ведь? А коли хозяин? Давно бы выскочил.  Но вдруг он помер? Я подошел к двери, хотел постучать, но мысль, что оттуда откликнутся, заставила мое сердце плясать и прыгать в груди – я только прислушался, да принюхался. А если все-таки призрак? Моим товарищам лучше бы поторопиться! В двенадцать ли по московскому времени духи начинают хождение или по какому другому, я точно знать не мог, оттого взволновался и включил кино, чтобы отвлечься.
В дверь позвонили. Звонок был такой неожиданный и пронзительный, что я подскочил, но тут же и обрадовался, ведь думал, что это вернулись товарищи с покупками и у них, наверно, заняты руки. А вдруг не они? Прошло несколько минут, звонков больше не было, и лишь еще спустя полчаса, было почти двенадцать, вернулись ребята.
За поздним ужином я рассказал им, что кто-то звонил в дверь, расспрашивал их, почему так долго, но никто мне ничего не ответил и, что не менее странно, ничего не спросил про звонок.
- П-ссс, - махнул я Ромке, когда все мы уже разошлись по комнатам, и, притворив дверь, стал расспрашивать. – Как все прошло? Заплатил?
- Заплатил… - Сказал Ромка, но как-то вздохнул, будто без моего вопроса не хотел продолжать.
- Паша?
- Я сделал все, что мог. Думаешь, чего так долго? У магазина Паша остановился, и курить стал, говорит, догоню, мол. Я зашел, ждал, ждал, а его и следа нет. Вышел – не видно. Вернулся, пошел по рядам, помалу в тележку то, сё бросаю, думаю, может, скоро появится. Нету его! Целый час ни слуху. Что ж, решил я, деваться некуда, закупил все, что планировали, если уж чего не донесу, оставлю на кассе, вместе потом с тобой вернемся. Только рассчитался, он – тут как тут. Взял пакеты, и пошли домой.
- Ничего ты ему не сказал про деньги?
- Чек показал.
- А он что?
- Бурчал как обычно не пойми что…
Я все ворочался, обдумывая завтрашнюю беседу. И накипело, и как-то все равно неловко. Вспоминал Пашину нескладную фигуру, его играющее лицо, щелкающие при каждом движении суставы кистей и колени, глаза его влажные и испытывал муку, как будто не еще только лишь собирался, а уже обидел какое-то уязвимое существо. В три ночи опять был звонок в дверь. Мы переполошились, и только кое-как к рассвету опять заснули.
- Паша, - начал я разговор за завтраком. – Ты, помнится, Миху хорошо отбрил про общак, одобряю. Слова правильные. Так я к чему это всё? Теперь ты сам, будто Миха, уже второй раз в общаке не участвуешь.
- Я хлеб покупал и горчицу.
- Хорошо. - Продолжал я, говоря в стену, и стараясь вообще не думать про Пашу, чтобы не предаваться непрошенной жалости. - Хлеб и горчица твои зачтены, но не тянут. Вот такое предложение тебе от нас. Либо возвращай сейчас треть, за минусом, что ты на хлеб и горчицу истратил, либо следующий раз точь-в-точь такую корзину, как вчера, покупаешь ты.
- Почему я должен оплачивать треть? - Пашино лицо опять странным образом заиграло, как нарисованное. – Треть – перебор! Мутите что-то!
Кое-как, где на пальцах, а где и с калькулятором и примерами, мы объяснили парню, что треть, это именно столько, сколько будет на каждого из троих. Сперва он не унимался, поминал опять хлеб и горчицу – но, когда начинали считать всё, получалось, что его часть даже на тридцать три рубля больше.
- Мутите вы что-то! То было с меня восемьсот, теперь восемьсот тридцать.
- Забыли про тридцать – восемьсот верни в кассу.
- Вы слишком много жрете! А мне оплачивать?!
Я даже со стула привскочил:
– Мы съели меньше твоего, потому что только завтракаем и ужинаем дома, обедаем мы в столовой. А вот ты каждый раз к концу дня голодный и уплетаешь пропущенное! Так что ты побольше нас ел, мы присматривались.
- Ты говоришь, потом можно? Хорошо, я на эти восемь сотен в другой раз закуплюсь. Это когда будет?
- Дней через шесть-семь, плюс-минус. Только не на восемь сотен, а на тыщу двести!
- Опять мутите!
Объяснения пошли по новому кругу, в нем еще не один раз мы услышали, что много жрем, а Паша от нас – что наворачивает больше нашего. Наконец, измученные диспутом, разбрелись.
В понедельник у нас было аж четыре пары подряд у одного и того же преподавателя по фамилии Ч..в. Его мы с Ромкой звали Фигаро, потому что на фамилию его похоже, да и так, еще кроме были ассоциации. Мужик он сам по себе неплохой, иногда даже удачно шутил, чего стоило только его это «субсидия от бабушки, дотация от дедушки – на винишко и девушку» - так что сел я с утра за первую парту – внимать, как говорится, каждому слову и в рот заглядывать. А Роман сослался на недомогание и недосып, и обещался прийти попозже. Профессор же сам дико опоздал, появился только аж к середине второй пары. Помямлил что-то, продиктовал максимум пару абзацев и что-то свое излагал, хоть и жизненное, но не смешное, даже как-то скучно излагал. К четвертой паре, наконец-то, показался и Ромка. Едва успел я ему рассказать про Фигаро, как тот здорово поздно прибыл, что мы сидели тут, скучали полторы пары, началось занятие. 
- Я вас сегодня с четвертой пары отпущу, - заявляет вдруг наш Фигаро.
- Вот это да! – Стал ворчать Роман. – На первую пару не пришел, на вторую опоздал, а с четвертой отпускает. Хорошенькое дельце! – Говорил он это довольно громко, и, так как мы сидели на первой парте, я не на шутку струхнул, что Ч..в все это слышал, но еще больше от того, что тот на меня подумает. А на кого еще ему думать, ведь второй (Роман) вряд ли бы возмущаться вздумал, ведь сам только вот явился, в то время, как я с утра тут.
- Чего ты вдруг там устроил, перед Фигаро? – Спросил я спустя десять минут Ромку, когда мы обедать пошли.
- Да из-за Паши… Думаешь, взаправду никак в толк не возьмет, восемьсот или не восемьсот?
- Сам мучаюсь. С одной стороны, что тут понимать? Арифметика. А с другой, разве такую тупизну возможно изобразить без актерской подготовки, без репетиций?
Пока стояли с подносами, выбирая из того, что осталось, еще какое-то время намывали нашему товарищу кости. Вспомнили, как он беспрестанно шмыгает носом, гоняя туда-сюда, и не думает высморкнуться; что всю кухню закоптил дымом, что прожег пеплом плед, за что нам всем теперь от хозяина влетит, про ноутбук, и что никогда нам не помогает состряпать ужин. И вдруг я вспомнил Пашино шевелящееся лицо и щелканье в его коленках, да его невнятную тихую речь, и меня прямо-таки обуяла к нему небывалая сердобольность.
- Слушай, не могу прямо, - признался и Роман тот же час. – Жалею его, внутри все переворачивается. Не будем больше о нем, ладно?
- Двигайтесь, ваша очередь, - услышали мы. Позади нас стояли две подруги, которых мы прежде тут не встречали, довольно хорошенькие. Особенно та, что сказала.
Оплатили, сели за стол, я охватился волнением. Невдалеке сидят две симпатичные девушки, в столовой никого, кроме нас, нет, и если мы сейчас не познакомимся, когда, так сказать, все благоволит, то вечно нам куковать в одиночестве – и поделом!
Я поднялся, и дрожа внутри, но держа осанку, секунду настраивался, а в следующую был возле них:
- Можно мы с вами?
- Тут, вообще-то, свободных столов хватает! – Строго отвечала та, которая мне особенно приглянулась. Я повел взглядом по помещению, будто убедиться в ее словах.
- Ну да. Но… Вас двое, нас двое, вы девушки, мы – наоборот. У нас много смешных историй, а у вас пирожок с кофе – таким не подавишься со смеху. Нужны ли другие причины?
Девушек звали Юля и Даша. Пока обедали, рассказали им кучу всякого: про Фигаро, про мужика хозяина, про призрака. Часто бывает, когда читаешь у классиков, где есть девушка, составишь себе самостоятельно ее портрет, и восторгаешься красотой, даже влюбишься, может быть, до беспамятства. Но автор зачем-то главы через две затеется живописать ее, и окажется, что она вовсе никакая не красавица, и брови-то у ней густые, и губы тонкие, и рот сжат. А сама бледная. Что до грации, так она высока и худа, как каланча. Гораздо лучше у классиков получаются мужские портреты. Этот, допустим, чиновник, маленький, лысый и с бакенбардами. А если красавца нужно изобразить - так тот статный, с густыми черными кудрями и с бакенбардами.
Потому, чтобы не оконфузиться, обойдемся без бровей и губ. Да и носы, пожалуй, тоже обойдем стороной. В общем, «моя» (Юля) была довольна высока, с благородной позой, хоть бы сидела, хоть стояла, хоть шла, и большие цвета морской волны глаза были у ней. Ее высокая грудь вздымалась при каждом вздохе, и бедра ее были маняще широки в контрасте с тонкой талией. Понятно, что это я разгляжу попозже, когда закончим обед. Даша же - этакая шустрая малышка, хохотушка и симпотяжка – все в ней хорошенькое, но не околдовывающее, как в Юле. Если Даша звонко хохотала над нашими россказнями, то Юля имела своеобразное чувство юмора, разве что вежливо улыбаясь там, где предполагался смех. Зато ее раздирало смеяться, если кто-то из нас неправильно произносил слово или неверно предложение строил. Юля была из семьи военного, много поездила, жила даже в Польше и Чехословакии. У ее отца была весьма в военном деле перспективная фамилия – Генералов, которая, однако, помогла навряд ли – дослужился он только лишь до майора. Дашина мама работала учителем литературы, а отец – в той же школе директор.
- Так что? Когда вы к нам в гости придете? На призраков посмотреть? – Закончили мы знакомство вопросом.
- Сперва в кино пригласите. – Строго отозвалась Юля. – А там поглядим.
- В среду?
- Среда? – Фыркнула опять она, когда Даша уже кивнула в согласие. – Учиться надо, и вообще. Может, в пятницу?
- Скажем прямо, мы в вас влюбились, так что и до среды ждать – уже нестерпимая мука.  А до пятницы вас, таких красивых, вообще кто-нибудь перехватит…
В среду смотрели Престиж Кристофера Нолана. Фильм, конечно, крутейший, зародил мыслей, и не терпелось обсудить с Ромкой всякое, в том числе аппетитные формы Скарлетт Йоханссон. Тем более, Престиж навеял мне, как мне казалось, гениальную идею для фантастического блокбастера.
- И что, эта Йоханссон считается, что красивая? – Спросила Юля, будто угадав наши мысли и глумясь.
Шел мокрый снег, было, наверное, чуть выше нуля, и асфальт и тротуары подтаяли, обнажив ямы и выбоины, которые тотчас обратились в огромные лужи. Подруги вели себя вовсе по-разному. Юля, как настоящая баронесса, двигалась осмотрительно, то и дело требовала руки для опоры, в то время, как Даша прыгала ланью даже на своих каблуках, и несколько раз, подпрыгнув, будто позерка, поцокала каблучками друг о дружку.
Мы, что нас несколько удивило, были приглашены войти, и даже угощены чаем.
Дорогой домой после, мы обсуждали, наконец, и Йоханссон, и сюжет, костерили лужи, в одну из которых я все-таки наступил, набрав в ботинок воды, и еще думали, что же там Паша. Ведь мы сегодня не дома, чтобы приготовить ему ужин. Догадается ли он сварганить что-нибудь и на нас? Есть ли у этого человека что-нибудь человеческое? Про идею для фантастического романа я Ромке решил пока не рассказывать. Не то, что не доверял, но на всякий случай припрятал – всё-таки это же шанс всей моей жизни!
Паша, как падишах, сидел с ноутбуком на кухне, курил и трескал банан.
- Ужин не готовил? – Спросил я его, мельком осмотрел стол и плиту и уже знал ответ. Паша только заулыбался и ничего не сказал. Поскольку время позднее и готовить сил не нашлось, решили было и мы съесть по банану и по груше или хурме.
- Паша, а где фрукты? – Услышал я голос Романа, пока мыл руки.
Ни бананов, ни груш, ни хурмы не было, зато была кучка огрызков и кожуры в мусорном ведре.
- Ты все фрукты поел? – Спросили мы, но тот опять - только улыбался и ничего не говорил. – Фрукты были на неделю, на всех, а ты все съел. – Он и тут хихикнул, и глупо улыбался. - Ну и кто после этого «сук»?
С утра, готовя на всех завтрак, осмотрели пустую внутренность холодильника и такую же у комода – там оставалось только немного картошки и лук.
-  Нормально так Паша без нас наворачивал. – улыбнулся наоборот уголками рта вниз Роман. – «Много жрете».
- Тут только один лишь вариант сохранить лицо – вечером его самого засылать за покупками. Мы же перекусим чего-нибудь, где-нибудь.
Томительно тянулись пары, потому что не терпелось скорее задать нашему другу урок, но не на словах, коль он их понимать отказывается, а на практике. Проглотили в пятом часу что-то в кафе, обеспечивая себе время к маневру, и, вернувшись домой, узурпировали ноутбук – стали смотреть кино. В девятом пошли на кухню, позвав туда и Пашу, который до того сидел в комнате – как обычно, прикидывался, что учит и великодушно не хочет портить нашу идиллию, и мешаться.
Тот заскочил, голодным взглядом осмотрел все, и нигде не увидев съестного, посмотрел на нас укоризненно, мол, чего звали тогда.
- А где еда? – Спросил он, изобразив улыбку, какую имеет на лице человек, попавший впросак.
- Где еда… – Выдохнул я нарочито печально. – Где, Паша, еда? Ты ее съел. Свою и нашу! Все запасы подчистил. А еще где еда? В магазине. Ее сейчас ты пойдешь и купишь!
- Толяныч, сук, ты ж говорил, через шесть дней!
- А ты ел, как в последний раз. Мы, тебе спасибо, вчера даже не ужинали. Иди!
- А что там надо покупать? Картошка вон есть. Хлеб докупить, горчицу взять.
- Ты что, всю неделю будешь есть хлеб и горчицу, и картофелину на троих делить?
- Мне не привыкать! Это вы много жрете!
Я жахнул кулаком по столу.
- Еще слово и тебя стукну, ей-богу! Ты питался исключительно на наш счет полторы недели, накопил жирок, как бурый медведь в зиму, а теперь хочешь нас всех усадить лапу сосать? Бегом за едой! И еще. С сегодняшнего дня готовишь ты! Мы десять дней для тебя кухарничали. Значит, пять дней твои!
Я написал ему список, над которым он побледнел, как будто зачитывал себе смертный приговор.
- Ладно, Толяныч, сук, завтра возьму. Поздно ведь, а завтра занятия. Там есть немного картошки - сейчас пожарю…
- Если завтра ты не закупишь по списку, день у тебя не заладится. Потому что день, когда тебе дают по морде, счастливым не назовешь!
Пока Паша готовил, Роман фоткал позади его бритую голову, потом показывал мне – хоть так над ним в отместку поиздеваться. Мы посмеялись немного, но вдруг опять, как по волшебству, пробудилась какая-то грусть, и пожаливать его начали ни с того, ни с сего.
За ужином Паша делился, что бывало довольно редко, впечатлениями дня.
- Сегодня, наконец, Жару досмотрел. – Поведал нам Паша. – Еще на Престиже был. Ну и фигня. И Йоханссон эта, еще красавицей почитается…
Поели жареной картошки с лучком без хлеба, попили чаю без конфет и бутербродов, и отправились спать.
- Наш ботан на два сеанса в кино ходил. – Ромка многозначительно поднял вверх указательный палец. – Значит, не бедствует. Да и впрямь поправился. Реально, побьешь его?
- До того не дойдет.
- Пусть лучше дойдет.
После пар в пятницу проводили наших подружек домой.
- Ну что там ваш друг? – Поинтересовалась Даша. К этому моменту наш Паша им был уже хорошо известен, по крайней мере в той части, что он, будто саранча, сметает все, а потом – судя по его щуплому виду, впадает в анабиоз.
- Первый раз картошку пожарил за столько дней. Исправляется.
- А призрак как? – Спросила опять она. Тема призрака была одной из самых частых, и Даша, как никто, прониклась историей и даже будто бы намекала, что тоже хотела бы поприсутствовать. Не желая портить весь цимес, мы ни словом не обмолвились о версии с хозяином, как и о том, что тот – пьяница, и что по ночам в дверь нам порой звонят.
- Затаился. – Ответили мы на Дашин вопрос. – Пару дней не слыхать.
- Жа-а-аль.
Когда показался их дом, я вспомнил, мне Костик рассказывал, что, если девушка хочет, чтобы был поцелуй, она подает языком тела сигналы. Например, мешкает у двери, теребит ключи. Не успели мы подойти к подъезду, как Юля вперед всех вбежала в подъезд со словами «пока!»
«Ключи она не теребит, значит, целоваться пока не время».
Чуть отступив назад, я увидел, что ключи теребит, наоборот, Даша. Но для кого?
Вот уж и наш подъезд, лифт, дверь, мы внутри. Первое ощущение – что-то изменилось, но что? Не было вовсе следов присутствия Паши! Ни одежды его на вешалке, ни его сумки, ни учебников. Кровать даже впервые застелена. Если б не прожженный пеплом его сигареты плед, да комплект ключей в прихожей на тумбочке, можно было б подумать, что и не было его никогда. На столе, на кухне, как будто с каким-то намеком, лежал уголовный кодекс.
- Каков? Ну разве он не хорош? – Хлопнул в ладоши Роман. – Разыграл партию! Жаль его, мочи нет, но я мысль докончу. Сопли туда-сюда гонял, коленями щелкал. Это переливающееся, как масло на сковородке, лицо… Маэстро.
Роман загрустил и умолк.
Мы побрились бок о бок у зеркала в ванной, надушились - готовились к вечернему мероприятию – собирались сводить подружек потанцевать.
- Послушай, теперь, когда Паши нет, Дашу и Юлю вполне можно позвать ведь и к нам. – Осознал я первое преимущество от побега Павла. – Может, сегодня?
Показалось мне с краешка глаза, что дверь в таинственную комнату будто бы шевельнулась, а через мгновенье – начала отворяться. Что-то медленно, и бесшумно, как тень, выползало наружу.  У этого нечто было красное лицо, затуманенные глаза, и когда оно подошло к нам раскачиваясь поближе, стали угадываться черты хозяина квартиры. Игорь долго тряс нам руки по очереди, улыбаясь и ничего не говоря, и минуты две так и простоял молча с улыбкой мима – видимо, подзабыл, как использовать органы речи. Мы тоже помолчали, дав ему фору, но ничего от него не дождавшись, вернулись было к прерванному разговору.
- Ты его умиляешь! – Сказал мне Игорь на мое рассуждение про клуб, в который лучше пойти. Мы посмотрели на него и, видя, что он больше ничего говорить не хочет, продолжили вновь. – И ты его умиляешь! – Обратился он теперь к Роману, который тоже вставил свою реплику. Неизвестно, как этот глагол подходил к нам, но, скорее всего, помалу вспоминалась русская речь. – Умильте и меня, одолжите мне сто рублей. – Наконец, вышло у него что-то осмысленное. Мы, поворчав для порядка, выскребли ему восемьдесят разной мелочью и соврали, что больше наличными не водится. Он и от этого жутко умилился – и, тут же, накинув дубленку, исчез.
- Квартира-то целиком наша! – Рассмеялся Роман. - Призрак тоже ушел!
К вечеру прояснилось, виднелась по-над домами Луна, и я думал разные мысли, пока мы шли к дому наших подружек. Более всего меня занимало это разочарование раскрытой вселенской тайны. Призрака не было! Да, оставались вопросы к технической части, то есть, как это все человек сумел, но это уже ничего не меняло. С призраком было по-настоящему жутко, и вместе с тем как-то волшебно. Даша вон тоже прониклась.
Дискотека была феерическая. Приезжал какой-то диджей чуть ли не из Лос-Анжелеса, который как бы даже почти рядом с Голливудом живет и там на хорошем счету. Все организовано было под стать высокому гостю. Там, сям, по танцполу установили тумбы, будто бы постаменты, на которых, как памятники, стояли окрашенные в бронзу красотки в купальниках, но они не стояли статуями, а двигались в такт музыке. Через залы летали на невидимых в полумраке нитях бутафорские гигантсткие мыльные пузыри с другими красотками внутри, и были еще клетки, в которых тоже красотки, одетые разными хищницами - эти тянули сквозь прутья свои коготки в том числе и к нам, «царапая» пушистыми лапками. Темноту секли разными геометрическими образами лучи прожекторов, а людей было столько, что и к барной стойке не протолкнуться. И слава Богу – смогли взять только по паре коктейлей для наших девушек, из-за чего хоть чуть-чуть сэкономили.
Шоу было такое, что только в кино и увидишь. Хотелось раствориться тут на миллион лет, но поскольку все заканчивалось к утру – то и до утра вполне нас устраивало. Вот только вся эта феерия с ряжеными девушками не понравилась Юле, которая еще до двух ночи несколько раз повторила, что утомлена и сверканием, и шумом, что потанцевали достаточно, и хорошо бы вызвать такси. Как на расстрел выходили мы с Романом оттуда, зная, что такое в жизни нам еще раз не скоро увидеть – не раньше, чем, когда для фильмов начнем сценарии писать. Но мы были уже за дверьми, музыка стихла, и мы слушали ободряющие слова Юли о том, что особо жалеть ведь и не о чем: «Дискотека как дискотека! Шоу, конечно, да, хоть утомило и пОшло, но…», - музыку такую она не любит, да и чересчур громко и со сверканием перебор. Не говоря про эти клетки с хищницами. «Чертовщина какая-то!»
Мы с Ромкой пошли ловить такси, и оставшись наедине, подначивали друг друга на геройство, то есть Юлю и Дашу пригласить сейчас к нам.
Да, есть у нас было нечего – обещалец вкуснот же нас кинул – но на то существует круглосуточный супермаркет, где в то благодатное время вино и шампанское отпускали в любой час. Разумеется, про раскрытие тайны призрака мы не сказали ни слова!
- Куда мы едем? – Спросила Юля, то и дело глядевшая в окно и увидевшая, что свернули, где вовсе не требовалось.
- За нарезками, фруктами и вином!
Мы расположились в зале, притащили из кухни стол, стулья, и сели с трех сторон напротив ноутбука, на котором поставили музыкальные клипы (на счастье у нас был такой диск). Разлили по стаканам – «прости, Юленька, бокалов нет». Разомлев, осмелев, я стал льнуть к ней, но она – все та же баронесса, а то и княгиня – осаживала без слов. Темы разговоров все больше задавала Даша, ну и мы иногда. Юля же, как и прежде, звонко смеялась, когда слышала от нас «договорА» или «квАртал», но в обсуждениях участвовала едва ли.
- И что же, получается, Паша вот прямо так и умчал? А как его сессия? – дивилась с нами вместе Даша.
- Сами голову ломаем. На неделе что-нибудь прояснится.
- Странный он, человек, ведь да? – Она посмотрела на Юлю, та ответила ей немигающим пристальным взглядом и ничего не сказав, посмотрела тут же на нож, каким резали яблоки и хитрО сощурилась. – Еще и кодекс позабыл. Случайно ли? А что Костик? Пишет с Олимпиады?
- Ни в коем случае. Мы его слезно просили, чтоб о таком даже думать не смел. Вот будет тут, как и мы, среди луж (а это будет послезавтра), пусть тогда хвастает – посмотрим, как у него получится.
Я подумал о Косте, что его, в общем-то, эти дни не хватало.
Часы показывали уже почти пять утра, и мы с Романом, переглядываясь, потирали руки. Потому что в те дивно-чудные времена отсутствия смартфонов вызвать такси под утро было очень проблематично. Нужно дозвониться диспетчеру, ждать отзвона водителя, и, что случалось сплошь и рядом, не дождаться. Так что, как бы ни жеманились наши дамы, а ночевать им здесь. Жаль только, что у меня кровать одиночная, только Ромкин диван раскладывается.
- Так, всем пора спать! – Прочитала мои мысли Юля, и у меня затрепыхалось в желудке – не то от волненья, что через минуту мы с ней останемся, не то от того, что она мои мысли умеет прочесть. – Я лягу в той комнате (она указала на дверь в мою), потому что ни за что не буду спать напротив вашего призрака! Напротив призрака ляжет как раз Даша. Ты же хотела мистику? А вы, два друга, будете спать на диване. Он тут один раскладывается.
«А-а-а-а-а!»
Всем все выдав необходимое и снабдив инструкциями, где, что и как, если вдруг что-то как-то и где-то, легли. Только лишь я перестал ощущать себя, и темнота стала оживать – тихие шажки в коридоре. «Алкаш вернулся! – Вскочил я тотчас. – Какой конфуз!» Я выскочил в чем был (а был я в майке и боксерках) в коридор, а там, в чем была (в длинной моей футболке) – Даша.
- Призрака караулю!
- Понятно… - Сказал я и, успокоившись, побрел к дивану.
Скоро я снова заснул, и мне приснилось, что я вернулся в прихожую, услышав еще шаги, и там была опять Даша, и мы уже с ней на кухне, сидим напротив друг друга, болтаем всякое, и нам весело. И вот уже мы по одну сторону стола как-то, и поцелуй вдруг – всего мгновенье, и я гляжу мимо ее глаз туда, в проем двери, а там Юля…
Проснулся, думал об этом сне, и мне казалось, что я виноват перед Юлей, что сделал ей очень больно, и от того еще сильнее влюбился в нее.
Попив утром латте в кафе, мы вызвали такси нашим гостьям и отправились досыпать…