О функции феноменального сознания

Иванов Е.М. О функции феноменального сознания // Социосфера, 2024, № 3. С.30-48.


Какую функцию в составе человеческой психики может выполнять феноменальное сознание, т.е. совокупность всего того, что мы непосредственно переживаем: наши ощущения, перцептивные образы, образы представлений, переживаемые смыслы, идеи, эмоциональные и волевые переживания? Основной парадокс, с которым мы сталкиваемся пытаясь понять функцию феноменального сознания, заключается в том, что если мы исходим из натуралистического понимания психики как «функции мозга», то сам факт наличия феноменального сознания оказывается необъяснимым, а его участие в осуществлении психических функций становится чем-то невозможным, по меньшей мере – иллюзорным. Действительно, зачем нужны какие-то ощущения, образы, представления, смыслы – как субъективные явления, если любые психические функции реально осуществляет   работа нейронной сети мозга, которая, очевидно, так же успешно выполняла бы свои функции и при отсутствии каких-либо субъективных переживаний?
Отметим, также, что феноменальное сознание обладает очевидно совершенно иными свойствами чем любые элементы физической реальности (см. [7]). Ощущения, перцептивные образы, обладают модально специфическими чувственными качествами (квалиа), такими как цвет, запах, вкус, тепло и холод и т.п, тогда как материальный мир, как его описывает физика, бескачественен, характеризуется лишь геометрическими и динамическими параметрами (протяженностью и движением, по Декарту). Субъективные качества, с точки зрения физики и физиологии восприятия, есть лишь условные обозначения в нашем сознании определенные количественных  характеристик физического мира. Так цвета условно обозначают длину волны электромагнитного излучения, запах и вкус – «кодируют» форму молекул, действующих на обонятельные и вкусовые рецепторы, тепло и холод – отражают среднюю скорость движения молекул окружающей среды.
 Далее, чувственная компонента феноменального сознания – полимодальное перцептивное поле (совокупность всего того, что мы непосредственно чувственно воспринимаем) обладают особой формой целостности (гештальтными свойствами), так что мы переживаем не только отдельные ощущения и образы, но и непосредственно переживаем отношения между ними, структуру их взаимного расположения в пространстве, а частично и во времени (например, при восприятии музыки, речи). Ясно, что такая имманентная соотнесенность различных элементов, разделенных в пространстве и времени, невозможна для физических систем в силу вытекающего из теории относительности принципа близкодействия – как-то непосредственно «чувствовать» друг друга в физическом мире могут лишь объекты, находящиеся в одной и той же точке пространства в одно и то же время.
 Также субъективные феномены (по крайней мере чувственные) обладают свойством приватности и индивидуальности, т.е. они доступны для восприятия лишь для одного конкретного субъекта – «Я», обладающего этими субъективными переживаниями. Напротив, физические объекты представляются общедоступными и лишенными какой-либо индивидуальности. Существование меня как себетождественного субъекта, невозможно объяснить с натуралистической точки зрения. Тот факт, что я это я невозможно объяснить ни тождеством атомов, из которых состоит мое тело, поскольку эти атомы непрерывно обновляются в процессе обмена веществ, ни строением моего тела, поскольку мое тело, как и любая физическая система, состоит из совершенно одинаковых стандартных блоков (атомов, элементарных частиц) и таким образом принципиально строение моего тела может быть скопировано, воспроизведено из тождественных атомов. Однако, ясно, что моя сколь угодно точная материальная копия не будет являться  мною, так как я есть субъект своих восприятий и действий, но я не буду  субъектом восприятий этой копии и не буду способен управлять ее действиями. Следовательно, эта копия – не есть я. Но в таком случае индивидуальность моего «Я» есть свойство независимое ни от каких материальных факторов – не зависит ни от индивидуальности составляющих мое тело атомов (которые с точки зрения квантовой теории лишены всякой индивидуальности и к тому же постоянно обновляются), ни от строения моего тела и мозга (пространственного расположения этих атомов).
Сказанного достаточно чтобы сделать вывод, что поскольку субъективные феномены обладают свойствами, совершенно отличными от свойств физических объектов (качественностью, целостностью, индивидуальностью), то и сфера субъективных переживаний в целом (феноменальное сознание) не является частью физической реальности. Этот вывод порождает дополнительны трудности для понимания функции феноменального сознания. Ведь если предположить, что феноменальное сознание как-то непосредственно участвует в осуществлении психических функций, то поскольку психические функции в конечном итоге обязательно как-то проявляются в нашем поведении, мы должны допустить возможность причинного воздействия феноменов нашего сознания на физические объекты, т.е. должны допустить двухстороннее психофизическое взаимодействие.
Однако такое допущение вступает в противоречие с принципом каузальной замкнутости физической Вселенной, согласно которому причиной физических событий могут быть лишь другие физические события. Этот принцип вытекает из фундаментальных законов сохранения в физике (энергии, импульса, момента импульса), а также из жестко детерминистического характера эволюции во времени физических систем, определяемой уравнениями движения. В виду этого возможность воздействия нефизического сознания на физические процессы должна порождать физические аномалии – нарушения законов природы, чего желательно было бы избежать. Можно было бы, конечно, предположить, что субъективные явления не обладают какой-либо «каузальной способностью», не воздействуют на физическую реальность, но лишь пассивно сопровождают физиологические процессы в мозге (психофизический параллелизм). Однако, этому противоречит наша способность вербально описывать наш собственный «внутренний мир». Поскольку вербальное описание есть физический акт, а причиной его является, очевидно, то или иное субъективное переживание (я вижу красное и сообщаю: «Я вижу красное») – то отсюда мы однозначно делаем вывод о возможности воздействия субъективного на физическое. Далее, если бы субъективная реальность никак не проявляла себя физически, было бы непонятно как мы вообще способны сообщать о наличии этой субъективной реальности и даже вообще достоверно знать о ее существовании.
Разрешить противоречие между принципом каузальной замкнутости физического мира и существованием «нефизического сознания», способного, однако, проявлять себя во внешнем мире, можно предположив, что действие сознания на материю является чем-то иллюзорным, существующим только с точки зрения сознания (поскольку мы такое действие реально наблюдаем), но не существует с точки зрения описания самой физической реальности (безотносительно к наблюдению).  Такое предположение на первый взгляд может показаться весьма неправдоподобным, однако его легко обосновать исходя из квантовомеханической картины реальности (см. подробнее [3, 6]). В квантовой механики существует не только жестко детерминированная эволюция квантового состояния, описываемая уравнением Шрёдингера, но  существует еще и нешрёдингеровская эволюция, проявляющаяся в актах редукции волновой функции в процессе измерения. В процессе измерения исходное квантовое состояние скачкообразно и недетерминированным (случайным) образом переходит в одно из собственных состояний оператора изменяемой величины. До измерения мы можем предсказать лишь вероятности получения того или иного значения измеряемой величины. Для вычисления этих вероятностей необходимо разложить волновую функцию исходного состояния в ряд, элементами которого являются собственные функции оператора измеряемой величины. Тогда квадрат модуля комплексных коэффициентов разложения при каждой из собственных функций и даст нам искомую вероятность перехода квантовой системы после измерения в соответствующее собственное состояние, а также вероятность получить в процессе измерения величину, являющуюся собственным значением для данного собственного состояния.
Еще И. фон Нейман обратил внимание на то, что акт редукции волновой функции невозможно описать как детерминистическую шрёдингеровскую эволюцию состояния. Это видно хотя бы из того, что шрёдингеровская эволюция квантового состояния непрерывна в пространстве и обратима во времени, а акт редукции представляет собой скачкообразный переход из одного состояния в другое, и он сопряжен с необратимой потерей информации.  Если исходное состояние представить как разложение по собственным функциям измеряемой величины, то акт редукции можно описать как мгновенное исчезновение всех компонент этого разложения кроме одной – той собственной функции, собственное значение которой соответствует полученному результату измерения.  Этот процесс не только не описывается уравнением Шрёдингера, но и противоречит принципам теории относительности – например, в случае измерения координаты частицы волновая функция мгновенно и одновременно становится равной нулю во всех точках пространства кроме той, в которой в которой частица была обнаружена в результате акта измерения. Здесь нарушаются сразу два принципа теории относительности – запрет на передачу информации со скоростью большей скорости света (здесь информация о локализации частицы мгновенно передается во все другие сколь угодно удаленные точки пространства – обнуляя вероятность обнаружения частицы в этих точках) и принцип относительности одновременности (волновая функция строго одновременно обнуляется во всех точках пространства, где частица не обнаружена). Таким образом акт редукции волновой функции явно не является реальным физическим процессом. По самому смыслу волновой функции, как функции описывающий лишь вероятностное  распределение значений наблюдаемой, мы можем истолковать ее как функцию, описывающую лишь меру нашего знания-незнания относительно тех или иных значений наблюдаемых величин. Тогда акт редукции – это акт приращение нашего знания, переход от незнания к знанию, а потому естественно было бы истолковать его как акт имеющий отношение лишь к чувственному восприятию субъекта и не имеющий отношения к самой физической реальности как таковой.
Если описать акт измерения как физическое взаимодействие двух квантовых систем – измеряемого объекта, находящегося в состоянии суперпозиции по отношению к измеряемой величине (т.е. эта величина определена лишь вероятностно), и измерительного прибора, то согласно шрёдингеровскому описанию этого процесса мы получим в результате не какой-то  определенный результат измерения, а некую новую суперпозицию в которой каждая компонента будет изображать определенный вероятный исход данного измерения (например, частица полетела налево и прибор показал что она полетела налево и т.п.), а вся совокупность членов суперпозиции будет покрывать всю область возможных исходов данного измерительного эксперимента. Если, например, исходное состояние предполагает для частицы две возможности: с вероятностью А она полетит налево, а с вероятностью В – направо, то состояние прибора, в результате шрёдингеровского взаимодействия этого прибора с данной частицей, также перейдет в состояние суперпозиции двух возможностей – с вероятностью А прибор покажет, что частица полетела налево, а с вероятностью В что полетела направо. В результате никакого конкретного результата измерения (куда же конкретно полетела частица) мы не получим. Ситуация не изменится и в том случае, если мы включим в эту систему «частица плюс измерительный прибор» еще и наблюдателя, которого мы также рассматриваем как макроскопическую квантовую физическую систему, описываемую некой многочастичной волновой функцией. В результате взаимодействия прибора, находящегося в состоянии суперпозиции (вследствие взаимодействия с измеряемой частицей), с наблюдателем, последний, согласно шрёдингеровскому описанию процесса их взаимодействия, также должен перейти в суперпозиционное состояние – одна компонента его состояния «увидит», что частица полетела налево (согласно показанию прибора), а другая «увидит», что та же частица полетела направо. Однако реально «психический субъект» воспримет в собственном чувственном феноменальном сознании лишь один конкретный исход данного эксперимента. Согласно Эвереттовской интерпретации квантовой механики это происходит в силу того, что наблюдатель и вся Вселенная  в этот момент как бы «расщепляется» на несколько экземпляров - в одном ее экземпляре наблюдатель видит один исход данного эксперимента, а в другом экземпляре  - другой исход.
Однако такое «расщепление субъекта-наблюдателя» представляется контринтуитивным. Если «Я» – это и есть мое феноменальное сознание и если это сознание «расщепляется» и существует параллельно в нескольких мирах во множестве экземпляров, то и мое «Я» должно также «расщепиться», параллельно существовать сразу в нескольких «параллельных вселенных». Это, однако, противоречит отмеченной нами выше сущностной единичности «Я», его принципиальной неразмножимости. Поэтому на наш взгляд более разумна и более соответствует непосредственному смыслу математического аппарата квантовой механики другая альтернатива: мы признаем, вслед за Х. Эвереттом, что никакой физически реальной редукции волновой функции не происходит – существуют одновременно все возможные ветви квантового процесса и человек-наблюдатель (как физический объект), взаимодействуя с этим квантовым процессом, также переходит в суперпозиционное состояние, т.е. как бы «расщепляется» на N  экземпляров, по количеству возможных исходов данного эксперимента. Но сознание при этом отнюдь не расщепляется, оно селективно воспринимает лишь один исход данного эксперимента – опосредованно через восприятие состояния мозга одного из «квантовых двойников» данного физического наблюдателя. Все другие невоспринятые ветви квантового процесса, включая других «квантовых двойников», просто никем не воспринимаются. Сознание, селективно воспринимая лишь одну из ветвей квантового процесса, интерсубъективно (значимо для членов некоторого «сообщества сознаний» – в противном случае каждый из нас существовал бы в отдельной, изолированной вселенной) необратимо закрывает доступ ко всем другим, альтернативным ветвям этого процесса – что и воспринимается субъектом как акт редукции волновой функции. При этом альтернативные ветви никуда не деваются, с ними вообще ничего не происходит – они и далее продолжают эволюционировать согласно уравнению Шрёдингера. Но поскольку доступ к ним необратимо закрыт, эти ветви как бы «уничтожаются» для данной группы сознаний – что и создает видимость для субъектов «воздействия сознания наблюдателя на физическую реальность».
Поскольку в нашем чувственном восприятии всегда дана некая классическая, (однозначно определенная) картина реальности (тогда как квантовая картина, как правило, многовариантна), то мы можем сделать вывод, что эта определенная классическая реальность существует лишь в интерсубъективном (взаимно скоординированном) восприятии некоторого сообщества сознаний. Классическая реальность — это как бы селективная проекция более сложной и многоаспектной квантовой реальности в наше чувственное восприятие. Поскольку классические объекты не исчезают и не меняются непредсказуемым образом в промежутках времени, когда их никто не воспринимает, то, следовательно, должна существовать и некая «интерсубъективная» (общая для данной группы сознаний) память, в которой «записываются» и сохраняются (не физическим способом) ранее сделанные данными сознаниями выборы квантовых альтернатив. Таким образом, мы можем утверждать, что классическая физическая реальность существует не только в интерсубъективном восприятии (скоординированным индивидуальном восприятии множества индивидов), но и, по большей части, существует в  некой общей интерсубъективной памяти данного сообщества сознаний, которая явно существует не в форме какой-либо «физической записи» на материальном носителе — поскольку любой  материальный носитель, как нечто вполне классически определенное,  существует лишь «внутри» этой памяти.
Такое понимание отношения сознания и физической реальности как раз дает то самое, нужное нам, отношение сознания и физической реальности, позволяющее совместить дуализм с принципом каузальной замкнутости физической Вселенной. Сознание в этой модели никак не воздействует на физическую реальность (а потому и может рассматриваться как часть трансфизической, нематериальной реальности), но оно селективно воспринимает физическую реальность и действует далее само на себя и на другие сознания, интерсубъективно запрещая доступ к невоспринятым ветвям квантового процесса. Таким образом для сознаний благодаря актам редукции существует «иллюзия» воздействия сознания на физическую реальность, а для самой физической реальности – такого воздействия сознания на материю не существует.
Для физической реализации данной «квантовой» модели «психофизического взаимодействия» необходимо, чтобы в мозге возникали  макроскопические суперпозиции различных состояний нейронных сетей, инициирующих различные формы поведения субъекта. Для этого необходим некий механизм амплификации (усиления) квантовых событий на уровне отдельных молекул и атомов («квантового шума») до уровня макроскопически различимых состояний нейронной сети мозга в целом. Ничего необычно в такой амплификации нет – так работает любое квантовое измерение: суперпозиция состояния микрообъектов в процессе измерения трансформируется в аналогичную суперпозицию состояний макроскопического измерительного прибора (в соответствии с фон-Неймановской теорий измерения). Подобного рода амплификация может, например, иметь место в синапсах или мембране нейрона при условии, что нейрон будет находиться в неустойчивом состоянии, близком к порогу генерации потенциала действия. Тогда даже относительно небольшая неопределенность в состоянии отдельных атомов, например, ионов кальция (неопределенность состояния движения которых может возникать в результате прохождения этих ионов  через узкие (менее нанометра в самых узких местах) каналы в  пресинаптических структурах) может переводить в состояние суперпозиции процессы высвобождения или невысвобождения нейротрансмиттеров из везикул в синаптическую щель [13] и, соответственно, порождать суперпозицию состояний генерации и отсутствия  генерации  потенциала действия данного нейрона, что затем может порождать, за счет каскадного усиления, суперпозиции альтернативных состояний  больших нейронных сетей и мозга в целом. Функция феноменального чувственного  сознания при этом сводится к селекции альтернативы из суперпозиции различных  квантовых состояний мозга, посредством акта избирательного чувственного восприятия этой альтернативы. Предположительно эта селекция сводится к выбору одного из возможный состояний сенсорных отделов коры больших полушарий, т.е. выбор осуществляется на уровне сенсорного восприятия субъектом собственного действия [2] – и таким образом сознание обретает возможность «управлять» (в собственном восприятии) движениями тела.
Далее мы рассмотрим некоторые проблемы, возникающие в рамках описанной выше модели «сознания в квантовом мире» и касающиеся функции феноменального сознания, которых мы не касались в предыдущих наших статьях [2,7], в которых также обсуждалась данная модель.
В статье [2] мы провели различие между «соматической» и «экстрасоматической» компонентами функции сознания: первая полностью объясняется работой мозга, а вторая же связана с гипотетическими целесообразными (неслучайными) актами редукции суперпозиции квантовых  состояний мозга при их отображении в чувственной составляющей сознания и таким образом не объясняется только работой мозга.
Поскольку наличие целесообразных актов редукции – это лишь гипотеза, целесообразно рассмотреть также и ситуацию, в которой эта «экстрасоматическая» компонента функции сознания сводится к минимуму, т.е. акты редукции волновой функции мозга всегда осуществляются только случайно (с учетом, конечно, весовых коэффициентов при каждом элементе суперпозиции), как это и предписывает стандартная квантовая механика.
Какова в таком случае функция феноменального сознания? Зачем оно вообще в этом случае существует? Основная функция феноменального сознания в этом случае – это сотворение физической реальности. Действительно, если акты редукции волновой функции (переход из потенции в акт) имеют место только в чувственном восприятии субъектов, то, очевидно, всякая физическая определенность (как классическая, так и квантовая) существуют лишь соотносительно с субъектами – в их восприятии и интерсубъективной памяти [3].
Если в этой модели и сохраняется некая «объективная реальность» (существующая независимо от сознания), то она может быть лишь чем-то объективно неопределенным, не обладающим ни классическим, ни квантовым определенным физическим состоянием [3]. Эта «объективная реальность» может существовать лишь как набор непроявленных потенций. В рамках этой концепции мы можем утверждать, что не сознание создается мозгом, но, напротив, мозг, как и весь окружающий нас предметный мир, состоящий из компактных, находящихся в определенном физическом состоянии объектов, есть продукт коллективной деятельности сознаний, создающих этот мир посредством множества интерсубъективных актов редукции волновой функции Вселенной.
Другая важная функция феноменального чувственного сознания – это сотворение времени.  Действительно, в рамках данной концепции «сознания в квантовом мире» мы признаем онтологичность физической картины мира – окружающий нас мир именно таков, каким его описывает физика, а не таков, каким мы его непосредственно чувственно воспринимаем [6]. Ведь этот физический мир существует как целое лишь в интерсубъективной памяти данного интерсубъективного сообщества сознаний, тогда как чувственное восприятие в этой модели интерпретируется как некая искаженная и упрощенная «проекция» отдельных фрагментов этого физического мира в приватный чувственные «мирки» конкретных субъектов. Мозг при этом выступает в роли как бы «оптического инструмента», который и переводит данные органов чувств в приемлемую (сжатую, концептуализированную) для восприятия феноменальным сознанием форму [2]. В интерсубъективной же памяти физический мир существует во всей его полноте, но существует как нечто сверхчувственное, лишенное качеств, пространственных и временных свойств – как нечто подобное платоновским эйдосам. Ведь именно таким - бескачественным, вневременным и внепространственным (ибо пространство-время теории относительности есть лишь абстрактный математический объект, обладающий псевдоевклидовой метрикой) и изображает физический мир современная квантово-релятивистская физика. В таком случае мы можем просто отождествить физическую картину мира и саму физическую реальность в духе философского учения Парменида и Платона о тождестве бытия и мышления – если предположим доступность для субъекта прямого интеллектуального (а не только опосредованного чувственного) созерцания  структур интерсубъективной памяти.
  С этой точки зрения физический мир реально существует в виде четырехмерного континуума в котором нет фиксированной «временной оси», а, следовательно, время в нем качественно ничем не отличается от пространства.  В таком случае, также как все удаленные друг от друга точки пространства одновременно сосуществуют, также реально должны сосуществовать и все удаленные друг от друга моменты времени. Таким образом мы приходим к «статичной» модели времени, известной как модель «блок-вселенной», в которой все моменты настоящего, прошлого и будущего одинаково реальны и сосуществуют друг с другом. Иными словами, в физическом мире есть лишь время как протяженность, во всем подобная пространственной протяженности, но нет времени как становления, как перехода из прошлого в будущее через настоящее (также, как и нет самого разделения на настоящее, прошлое и будущее). Но чувственно мы переживаем движение во времени, которого физически не существует. Отсюда следует вывод, что время как становление существует лишь в нашем чувственном восприятии. Не время течет, не физический мир изменяется, но наше чувственное восприятие движется вдоль неподвижной (но, вероятно, ветвящейся – в силу квантовых свойств) четырехмерной мировой линии нашего тела и мозга, «считывая» некоторый ограниченный фрагмент этой предсуществующей  мировой линии, и переводя его в чувственно воспринимаемую «картину мира» (поскольку именно мозг является тем «инструментом», который переводит информационные сигналы из внешнего мира в приемлемую для чувственного сознания форму). Этот считываемый фрагмент мировой линии конечной длины - и есть переживаемое нами чувственное «сейчас», мы как бы смотрим на мир через некую конечную «временная щель», через которую мы последовательно «просматриваем» различные части предсуществующего статичного пространственно-временного континуума. Следовательно, если бы не было чувственного сознания – не было бы и «течения времени», которое и имеет место лишь в нашем чувственном восприятии. В этом смысле мы и можем утверждать, что сознание творит время как становление.
 Заметим, что все сознания (из данного интерсубъективного сообщества сознаний) должны «двигаться» вдоль мировой линии их физических тел с одинаковой скоростью - равной скорости света  С, которая и есть скорость нашего движения в надындивидуальном статичном умопостигаемом времени L (т.к. протяженность интервала L вдоль мировой линии данного субъекта, определяется формулой L = Сt, где t - это уже чувственное, текучее, субъективное (собственное) время субъекта). Равенство скоростей движения во времени субъектов, относящихся к одной и той же инерциальной системе отсчета, обеспечивает невозможность для одних субъектов опережать других субъектов во времени и таким образом, за счет интерсубъективных актов селекции квантовых альтернатив, определять заранее их собственные акты выбора (целесообразные селекции альтернатив – если они существуют), лишая их всякой возможности проявлять свободу воли. Для субъектов же относящихся к разным интерциальным системам отсчета такая возможность опережения во времени появляется (парадокс близнецов), но ограниченность предельной скорости передачи информации также скоростью света делает невозможным для более быстро двигающихся во времени субъектов получать информацию о будущем других субъектов раньше их самих и таким образом также защищает потенциальную свободу выбора каждого субъекта. Таким образом исходя из требования свободы воли каждого субъекта и отсутствия конфликта воль мы получаем сущностное объяснение существование константы С (скорости света - как единой скорости синхронного движения субъектов во времени в рамках общей инерциальной системы отсчета), а также объяснение того факта, что эта же константа определяет и предельную скорость передачи информации из одной области пространства в другую.
Заметим, что все это, однако, имеет отношение только к чувственной составляющей сознания. Смысловая же компонента сознания, в отличие от чувственной, гораздо менее привязана к становлению – поэтому мы можем воспринимать смысл протяженных во времени событий, протяженность которых далеко выходит за рамки чувственного «сейчас».
Итак, «минимальная» (без учета гипотетической возможности целесообразных актов селекции квантовых альтернатив) функция феноменального сознания – это творение предметного физического мира и творение времени, становления. Этот вывод позволяет нам в какой-то мере объяснить тот факт, что мы обладаем достоверным знанием о наличии у нас феноменального сознания. Проблема здесь возникает в связи с тем, что если экстрасоматическая функция сознания минимальна – сводится лишь к случайному выбору той или иной квантовой компоненты суперпозиции состояния мозга, то получается, что именно мозг и только он отвечает за всю содержательную работу сознания, в частности, именно он генерирует самоотчет – описание субъектом собственных феноменальных переживаний, включая чувственные переживания. И эту функцию генерации самоотчета мозг, если бы он существовал объективно, независимо от сознания, мог бы осуществлять и в отсутствии феноменальных переживаний. Тогда получается, что наш рефлексивный самоотчет причинно никак не связан с существованием самой описываемой в этом самоотчете феноменальной субъективной реальности. Однако в нашей модели мозг существует лишь соотносительно с чувственными феноменальными сознаниями и, следовательно, если не существует сознаний, то не существует и мозга, также как и остального классического предметного мира (следовательно, невозможен мир «философских зомби», в котором существуют  люди, но вообще нет сознания), а поскольку вне индивидуального чувственного сознания не существует также и течения времени, то не существует и индивидуальных психических процессов, протекающих во времени, а значит не возможен и отчет о наличии субъективных переживаний. Таким образом, мое суждение: «я имею феноменальное сознание (я не есть «философский зомби»)», поскольку оно развернуто во времени, в принципе не может быть ложным.
  Далее рассмотрим вопрос, в какой мере предложенная «минимальная» модель функции феноменального сознания способна объяснить рефлексивно открываемое нами устройство феноменального сознания, в частности, наличие в нем не только чувственной, но и сверхчувственной, смысловой компоненты. Феноменальное сознание – это не просто некая чувственная полимодальная «картинка», изображающая окружающий нас мир, эта «картинка» обладает смыслом, т.е. переживается в имманентной соотнесенности с нашим прошлым опытом, всей системой наших знаний. В результате мы не просто переживаем ощущения, перцептивные образы и их отношения друг с другом – мы еще и понимаем переживаемое и это понимание, очевидно, не есть нечто находящееся за пределами феноменального сознания. Смысл, хотя он и не имеет чувственной формы (качественности, пространственности, временности), явно наличен, непосредственно присутствует в сознании, переживается нами. Иначе картина окружающего мира была бы лишена для нас всякого смысла. Смысл же рождается прежде всего из соотнесения переживаемых нами чувственных образов с нашим прошлым опытом и это соотнесение осуществляется в некой как бы «потенциальной» форме, т.е. без явного перевода элементов прошлого опыта в чувственную форму [6]. Этот смыслообразующий опыт всегда присутствует в сознании как некий «фон» и имманентная соотнесенность чувственно переживаемого с этим фоном и дает нам переживание понимания. Однако в рассматриваемой «минимальной» модели функции феноменального сознания предполагается, что вся содержательная, в том числе смысловая обработка информации, осуществляется исключительно мозгом, а акты редукции волной функции мозга, будучи чисто случайными, лишь вносят некий элемент непредсказуемости в работу психики.
Как же тогда мы можем объяснить явное присутствие смысла в феноменальном сознании? Здесь нужно вспомнить, что мозг в данной модели, также как и весь физический мир, существует отнюдь не за пределами феноменального сознания. Он существует, согласно нашей модели «сознания в квантовом мире», в некой общей для некоторой группы сознаний «интерсубъективной памяти», которая вероятно не является чем-то внешним по отношению к индивидуальным сознаниям, а есть некая общая, надындивидуальная (коллективная) компонента всех этих сознаний.  В таком случае мозг нам может быть дан не только опосредованно, через чувственное восприятие (как образ мозга, когда мы на него смотрим) или в виде абстрактной «идеи мозга» (когда мы о нем размышляем), но он должен переживаться непосредственно, интуитивно – как некое сверхчувственное содержание и являющееся в данном случае основой смыслообразующего фона, соотнесенность с которым и придает смысл нашим чувственным переживаниям.
Однако, поскольку в данной модели только мозг функционально участвует в смыслообразовании, то весь остальной физический мир, помимо мозга, хотя он с этой точки зрения тоже существует «внутри» интерсубъективной компоненты сознания, из процесса смыслообразования должен быть исключен. Как это возможно? Здесь мы можем предположить существование как бы некого «двойного» восприятия мозга феноменальным сознанием. Действительно, в данной дуалистической модели, конкретный мозг является «моим» лишь в силу того, что он является эксклюзивным объектом наблюдения для моего феноменального сознания. В статье [2] мы уподобили это наблюдение считыванию интегральной активности мозга, подобному снятию ЭЭГ или  фМРТ.  Затем полученная информация преобразуется самим сознанием в чувственную «феноменальную картину» внешнего мира. Но можно предположить, что на самом деле феноменальное сознание считывает гораздо больше информации из мозга, чем это необходимо для создания «чувственной феноменальной картины», возможно даже всю информацию, отражающую интегральное физическое состояние мозга, и эта не используемая в чувственном восприятии, но как бы воспринятая «сверхчувственно» информация (как чистая информация, без чувственной формы ее представленности) и выполняет функцию «смыслообразующего фона» для чувственных восприятий, что и позволяет нам непосредственно переживать осмысленность данной нам чувственной картины мира.  При этом данное «сверхчувственное» восприятие также локально (ограничивается только одним «моим» мозгом), как и восприятие, ответственное за создание чувственной картины – поэтому физический мир за пределами мозга и не вносит вклада в процесс смыслообразования.  Если бы это было не так и физический мир в целом участвовал бы в смыслообразовании, то, очевидно функция сознания не была бы тождественна функции мозга (за вычетом функции случайного выбора в акте редукции) и нужно было бы постулировать существование нетривиальной экстрасоматической компоненты функции сознания. Эту возможность мы рассмотрим ниже.
В статье [7] мы отмечали принципиальное различие форм целостности сознания и физического мира. При этом эта особая форма целостности сознания  проявляет себя и на чувственном, и на смысловом уровне. Но если смысл есть продукт восприятия индивидуальным сознанием физического состояния мозга, как мы предположили выше, то возникает вопрос: каким образом физическое состояние мозга может одновременно и обладать свойственной сознанию целостностью (когда оно переживается как смысл) и не обладать этой целостностью (когда оно рассматривается в лишь контексте отношения к другим физическим объектам)?  Ответ, видимо, заключается в том, что целостность смысла существует лишь только в контексте сверхчувственного восприятия мозга индивидуальным сознанием, но не существует вне этого контекста, когда мы рефлексивно рассматриваем физическую реальность именно как нечто надындивидуальное, с точки зрения отношения одних элементов физической реальности к другим. (Это подобно тому, как написания на холсте картина существует как целостный единый художественный образ («гештальт»), лишь в восприятии зрителя, но не сама по себе, безотносительно к этому ее восприятию).
Попытаемся ответить еще на один вопрос: как в рамках рассматриваемой здесь «минимальной» модели функции феноменального сознания можно истолковать феномен индивидуальности?  Всякое сознание принадлежит конкретному субъекту, есть некое себетождественное «Я», обладающее уникальностью.  В других публикациях мы обосновали идею тождества «Я» и сознания – я и есть мое сознание, рассматриваемое в аспекте его синхронического и диахронического единства [4]. В таком случае, уникальность «Я» есть не что иное как уникальность моего сознания.  В чем же может эта уникальность проявляться? Очевидно, что источником моей уникальности могут быть лишь мои собственные действия, мои собственные свободные выборы – проистекающие не из внешних обстоятельств, а из самой моей природы, моей самости.  Эти выборы, очевидно, не могут быть подчинены какому-либо правилу, алгоритму – иначе они лишаются уникальности.  Но с точки зрения внешнего наблюдателя, такие выборы должны выглядеть как необъяснимые, спонтанные, т.е. как случайные. В таком случае подлинно случайный, непредсказуемый характер актов редукции волновой функции естественно истолковать как проявление уникальной индивидуальности, но, конечно, не наблюдаемого квантового объекта, а самого наблюдателя, осуществляющего редукцию волновой функции в собственном восприятии в акте наблюдения.
Мы рассмотрели «минимальную» модель функции феноменального сознания в которой эта функция сводится лишь к случайному акту редукции суперпозиции квантовых состояний мозга (с учетом весовых коэффициентов). Несмотря на то, что эта модель, как мы видели, обладает определенными объяснительными возможностями, она все же сталкивается со значительными трудностями. Прежде всего, эта модель фактически отрицает свободу воли субъекта, точнее говоря, сводит эту свободу к элементу случайности, что представляется контринтуитивным.
Далее, хотя эта модель гарантирует достоверность наших суждений о существовании феноменального сознания, она не гарантирует достоверности описания конкретного чувственного содержания этого сознания. Поскольку рефлексивный самоотчет о чувственных переживаниях здесь причинно порождает именно мозг, а не сами эти чувственные переживания, то мыслима ситуация нерефлексируемой субъектом постоянной замены одних чувственных качеств другими. Например, можно допустить ситуацию, когда ощущения красного и зеленого циклически «меняются местами» (скажем, мы видим солнце то красным, то зеленым) но, при этом, мы совершенно не замечаем эту подмену. Такая ситуация, конечно, в принципе возможна, но все же интуитивна она представляется малоправдоподобной. По сути в этой модели функция феноменального сознания фактически сводится к созданию, на основе «считывания» нейронной активности мозга, непосредственно воспринимаемой нами «чувственной картины мира», тогда как все другие психические функции (мышление, внимание, память, воображение и т.п.) осуществляются только за счет работы нейронной системы мозга.
 В статье [5] мы рассматривали аргументы в пользу экстрасоматической природы долговременной памяти, которая может функционировать (как предполагал еще А. Бергсон [1]) по механизму «прямого доступа к прошлому» (а не сохранения в настоящем некой физической «энграммы» в нейронных сетях). Этот механизм предполагает нелокальность сознания во времени и эта нелокальность может быть обоснована с разных точек зрения: исходя из идеи достоверности переживания тождества нашего «Я» во времени (для того, чтобы иметь достоверную идею себетождественного «Я» необходимо иметь возможность каким-то образом непосредственно сопоставлять прошлое и настоящее «Я», что предполагает временную нелокальность сознания) [5], также исходя из анализа природы смысла  (возможности схватывать смысл протяженных во времени событий, возможности истолковать сам смысл, как проявление временной нелокальности сознания) [6], а наконец исходя из теории относительности, которая явно подталкивает нас к принятию статичной модели времени (концепции «блок-вселенной»).
Если эта идея экстрасоматичности памяти верна, а также существует подлинная свобода воли и содержательная достоверность нашего самоотчета о чувственных переживаниях, то, очевидно, функция феноменального сознания не может сводиться только к случайному выбору квантовой альтернативы и должен существовать какой-то механизм, обеспечивающий неслучайный, целесообразный характер по крайней мере некоторых актов редукции квантового состояния мозга. Мы отмечали [2], что такие неслучайные акты редукции не будут нарушать Лоренц-инвариантность законов природы [9], а также не приведут к конфликту воль, если на них будут наложены определенные жесткие ограничения: целесообразные выборы члена суперпозиции должны касаться только восприятия собственных действий (движений собственного тела), но не восприятия состояний и движений объектов внешнего мира, за пределами моего тела. Кроме того, мы отметили [2], что существует возможность целесообразно воздействовать на квантовые процессы даже и без нарушения случайного характера акта редукции - за счет различных манипуляций с самим актом наблюдения (например, за счет избирательного разрушения квантовой когерентности, квантового  эффекта Зенона, эффекта «Антизенона» [9], выбора наблюдаемой). Таким образом, экстрасоматическая компонента функции сознания, связанная именно с целесообразным аспектом селекции квантовой альтернативы, а не с работой мозга как таковой, вполне может реально существовать.
 Мы также высказывали предположение, что экстрасоматическая компонента функции сознания может быть связана со способностью нашей психики к творчеству [7]. Рассмотрим это предположение подробнее.  Творческие способности человеческого сознания можно попытаться объяснить опять-таки исходя из концепции «сознания в квантовом мире». Из этой концепции следует, что наш мозг и весь физический мир существует в некой общей для некоторой группы сознаний интерсубъективной памяти. Эта память – может быть истолкована как общая (надындивидуальная) составляющая этих сознаний [6].
Следовательно, с этой точки зрения не только мозг, но и весь физический мир существует «внутри» сознания, а не является чем-то внеположным по отношению к сознаниям. Выше мы предположили, что смыслообразование может быть связано как раз именно с особым сверхчувственным восприятием субъектом собственного мозга, находящегося «внутри» надындивидуальной части его сознания. Но если существует элемент целесообразности в актах редукции волновой функции мозга, то нет оснований отрицать возможность вклада в смыслообразование и всей остальной физической реальности, помимо моего мозга - которая также с точки зрения данной модели находится «внутри» сознания.
В таком случае мышление физических объектов можно уподобить созерцанию Платоновских эйдосов и по сути отождествить идею физического объекта (например, электрона) с самим этим объектом.  В этом случае физический мир дан нам двояко: опосредованно – в форме чувственных образов, которые лишь весьма приближенно и во многом символически (например, изображая те или иные количества с помощью чувственных качеств) представляют нам этот мир, и непосредственно – в форме интуитивного мышления, т.е. прямого их умопостижения, в котором мысль и предмет мысли непосредственно совпадают.  Мы видим не вещи, но образы вещей (репрезентации), но мыслим в интуитивном акте сами вещи «в подлиннике» - такими, какими они существуют сами по себе.
Но мыслить можно лишь мысли и, следовательно, вещи с этой точки зрения есть мысли, т.е. они в точности таковы, какими мы их мыслим, в частности, научно мыслим – как безвидные, абстрактные математические объекты, лишенные чувственных качеств, пространственности и временности, а отнюдь не таковы, какими мы их чувственно воспринимаем.
Но, однако, мы можем создавать ложные физические теории и мыслить альтернативные миры, имеющие физические свойства, отличные от свойств нашего физического мира (в котором мы себя чувственно обнаруживаем). Если все эти альтернативные физические миры также есть продукт интуитивного созерцания эйдосов, то мы должны существенно дополнить надындивидуальную сферу умопостигаемого – предположить, что в ней помимо нашего физического мира содержится еще и бесконечное количество возможных (альтернативных) физических миров. В результате мы получаем конструкцию, подобную Миру Идей Платона, Мировому Уму Плотина, Множеству всех возможных миров Лейбница, или Мультиверсу всех математически возможных (непотиворечивых) миров М. Тегмарка [11], т.е. конструкцию, которую можно обозначить как Умопостигаемый Универсум – совокупность всего того, что вообще возможно помыслить.  Этот Умопостигаемый Универсум, поскольку он надындивидуален, должен существовать в Вечности, и он поэтому не является продуктом индивидуального или коллективного творчества сознаний.
Тот же конкретный физический мир, в котором мы себя чувственно обнаруживаем, действительно коллективно создается «нашим» интерсубъективным сообществом сознаний, но создается не из «ничего», а путем постепенного выделения из предсуществующего Умопостигаемого Универсума некоторой подобласти умопостигаемых объектов, проецирование которых в наше приватное чувственное сознание и порождает для нас «видимый мир». Другие же области, недоступные для чувственного восприятия, могут быть доступны нам в модусе мыслимого, воображаемого, например, как некие воображаемые образы представлений, идеи альтернативных миров и т.п.
С этой точки зрения творчество можно истолковать как способность (доступную в полной мере, видимо, лишь человеку) к непосредственному «считыванию» структур Умопостигаемого Универсума, переводу их в форму представлений, вербальных описаний, даже материальных конструкций, реализуемых в нашем физическом мире. Однако существует и другой подход к пониманию творчества – как генеративной (комбинаторной) функции нейронной сети нашего мозга. То, что такое «комбинаторное» творчество вполне возможно, наглядно показывает вполне успешное «машинное творчество», демонстрируемое современными искусственными нейросетями. Наверняка такая способность к генеративному, комбинаторному творчеству присуща и человеку. Например, таково во многом математическое творчество, частично сводимое к манипуляции символами по определенным формальным правилам.
Какой же из этих двух подходов к творчеству: понимание творчества как  интуитивного созерцание эйдосов или понимание  творчества как генеративного комбинаторного процесса является правильным? На наш взгляд существуют обе эти формы творчества. При этом, они не просто существуют параллельно, но и тесно связаны друг с другом. Здесь можно вспомнить концепцию мышления Гегеля [10], который описывал две взаимосвязанные формы мышления: абстрактно-формальное, основанное на отвлечении отдельных признаков от объектов, которым они принадлежат, и  «спекулятивное» (интутивное) мышление, в котором объект мыслится со всеми его признаками, во всей его полноте. Первая форма мышления – дискурсивная, основанная на комбинировании символов, обозначающих отвлеченные признаки. Вторая – интуитивная, созерцательная – в которой, по Гегелю, достигается подлинное отождествление бытия и мышления. При этом обе эти формы мышления предполагают друг друга.
Дискурс, комбинирование понятий предполагает предварительное образование этих понятий, что в свою очередь предполагает интуитивное усмотрение сходства или различия объектов, из которых мы извлекаем соответствующие отвлеченные признаки, что возможно лишь  с опорой на соответствующий эйдос  (чтобы выделить из множества округлых предметов идею круга путем их сравнения,  необходимо изначально усмотреть сходство этих объектов именно по признаку округлости, т.е. по сути нужно уже заранее иметь интуитивную  идею круглого, как условие способности  распознавания свойства «быть круглым»). Таким образом дискурсивное, абстрактно-формальное мышление в конечном итоге опирается на интуитивное усмотрение, есть в основе своей «формализация» этого усмотрения. Но и усмотрение также, как правило, должно чем-то направляться, иметь опору в чувственных представлениях. Часто мышление начинается с некого образа, символа, словесной формулировки, которые мы далее стремимся интуитивно осмыслить, наполнить конкретным содержанием.
  Вместе с тем, эти две формы мышления, по всей видимости, несводимы друг к другу. На это в частности указывает теорема К. Гёделя о неполноте формальных систем.  Согласно этой теореме, множество содержательных истин достаточно сложной формальной дедуктивной системы (такой, например, как формализованная арифметика) всегда превосходит множество доказуемых в данном формализме истин, т.к. для любого такого формализма (дедуктики) возможно построить утверждение, содержательно истинное, но не доказуемое в рамках данного формализма.  Отсюда следует, в частности, что мы никогда не сможем полностью формализовать математическое мышление человека. Любая формализация позволит дедуктивно вывести лишь некоторую часть содержательных математических истин. Но если математика – это продукт комбинаторной способности мозга человека, то, поскольку мозг – это конечный автомат, работа которого может быть описана формально, в виде некого алгоритма, то и математика, как продукт того же алгоритма, должна быть полностью формализуемой. Но поскольку теорема Гёделя такую полную формализацию математики запрещает, то остается признать, что мышление человека, в частности математическое мышление, не есть продукт только комбинаторного процесса, производимого мозгом. Есть какая-то другая, полностью неформализуемая, интуитивная компонента мышления, которую мы и можем связать с «усмотрением эйдосов» Умопостигаемого Универсума.
В заключении этого пункта рассмотрим вопрос о вкладе «соматической» и «экстрасоматической» компонент функции сознания в его суммарную «вычислительную мощность». Ранее мы высказывали мысль, что наличие «экстрасоматической» составляющей функции сознания может существенно увеличивать вычислительные способности мозга [7].  Однако, успехи современных генеративных нейросетей, типа GPT, которые пока значительно уступают по числу параметров (формальных «синапсов») человеческому мозгу, показывают, что мозг человека, по-видимому, обладает вполне достаточной вычислительной мощностью для того, чтобы обеспечить те формы разумного поведения, которые свойственны человеку.  В статье [3] мы сравнили сознание с компьютером, а мозг – с содержащейся в его памяти операционной системой, управляющей этим компьютером.  Поскольку в нашей модели не мозг создает сознание, но, напротив, сознания коллективно, в ходе эволюционного процесса, путем множества актов целесообразной  и случайной селекции квантовых альтернатив, создают мозги и весь окружающий нас предметный мир, то нужно признать, что сознания изначально обладают некой как бы «встроенной» в них минимальной  квазиразумной «программой», которая в конечном итоге и позволяет им эволюционно создать целый мир живых существ, и среди них – существа обладающие развитым мозгом и сложным поведением. 
 С этой точки зрения наличие феноменального сознания можно рассматривать как некое общее свойство живого и во всех случаях оно работает по принципу селекции (случайной и целесообразной) квантовых альтернатив. Но если человеческое сознание осуществляет выбор поведенческих альтернатив, то в эволюционном процессе – оно осуществляет, видимо, селекцию эволюционных альтернатив. А на уровне отдельных организмов, вероятно и морфогенетических альтернатив, направляя процессы индивидуального развития [6].
Все это, однако, говорит о том, что подлинная  разумность, способность к сложной обработке сенсорной информации и выработке сложных программ поведения – не есть некое изначальное, «встроенное» в феноменальное сознание свойство. Вряд ли даже разумность есть та конечная цель, которую стремится достичь сознание и достигает ее в лице человеческого сознания. С эволюционной точки зрения – общая цель для живых существ – это выживание, а разумность – лишь одна из выгодных стратегий выживания.  В таком случае наша разумность, способность к творчеству (даже если в ее основе лежит созерцание «эйдосов») не есть следствие существования феноменального сознания как такового, но есть следствие того, что одна из эволюционных стратегий привела к тому, что сознания коллективно создали большой мозг (как существующую на интерсубъективном уровне сложную «операционную систему», управляющую работой сознания, но при этом «находящуюся в пользовании» у конкретного индивидуального сознания), что и обеспечило свойство разумности нашего сознания, а также, вероятно,  и возможность его доступа к структурам Умопостигаемого Универсума.
Таким образом само по себе феноменальное сознание вероятно обладает весьма невысокими «вычислительными возможностями» (иначе все живые существа были бы разумны), что в частности проявляется в ограниченности нашей способности осознанно работать параллельно сразу со многими разнородными потоками информации (мы, как показывают психологические исследования, способны одновременно удерживать в нашем осознанном восприятии не более чем семь плюс–минус два объектов). Однако сознания смогли на одном из этапов эволюции коллективно создать живые существа с большим мозгом и таким образом как бы дополнить свои ограниченные вычислительные возможности мощным внешним ресурсом – огромной нейронной сетью мозга, значительно расширяющей способность сознания к обработке сенсорной информации и выработке эффективных программ поведения.
В статье [2] была высказана гипотеза, что акт целесообразного волевого выбора реально осуществляемого (в восприятии) действия субъекта (из предварительно возникшей суперпозиции восприятий возможных действий), имеет место на уровне конечного   сенсорного восприятия этого действия, а не на уровне его изначальной инициации в мозге. Эта гипотеза, в частности, объясняет обнаруженную Б. Либетом значительную временную дистанцию между инициацией мозгом выбора того или иного действия и нашим осознанием этого выбора [2].  В таком случае мы управляем лишь сенсорными образами нашего тела, рук, ног, языка. При этом, для исключения конфликта воль различных субъектов, а также исключения нарушения Лоренц-инвариантности, должна исключаться возможность целесообразного выбора элементов суперпозиции восприятия для образов внешнего мира – за пределами нашего тела.
 Возникает вопрос: как это возможно? Ведь и наше тело, и объекты окружающего нас мира даны нам (или правильнее сказать – существуют) как рядоположные образы внутри единого мультимодального перцептивного поля. Очевидно, что должен существовать какой-то психический механизм который четко различает в нашем восприятии наше тело и весь остальной мир и разрешает целесообразные выборы только относительно суперпозиций восприятий состояния нашего тела, но не суперпозиций восприятий внешних по отношению к телу объектов (если таковые возникают).
Попробуем представить, как может функционировать этот механизм и к каким последствиям могут приводить сбои в работе этого механизма. В чем принципиальная разница между восприятием собственного тела и остального мира? Очевидное различие заключается в том, что собственное тело мы эксклюзивно воспринимаем не только с помощью дистантных органов чувств, но и проприоцептивно – с помощью мышечного чувства, позволяющего нам определять положение частей нашего тела при отсутствии зрительного контроля. Особенность проприорецепции – в ее полной приватности. Мы можем с ее помощью ощущать положение лишь частей собственного тела, но не других объектов. Отсюда можно предположить, что целесообразные акты редукции суперпозиций возможных движений нашего тела осуществляются  именно в проприоцептивной модальности и только в ней. При этом проприоцептивный образ должен возникать несколько раньше, чем соответствующий зрительный образ для того, чтобы случайный выбор члена суперпозиции в зрительной модальности не препятствовал целесообразному выбору в проприоцептивной модальности. Если это так, то полная блокада проприоцептивного восприятия должна приводить к полной потере способности целесообразно управлять движениями рук, ног и других частей тела. И действительно, описаны клинические случаи неспособности к произвольным движениям пациентов с полной блокадой  проприоцептивной чувственности. Однако, такого больного можно заново научить произвольным движениям под зрительным контролем. Таким образом, хотя вероятно проприорецепция действительно играет очень важную роль в различении «моего» и «не моего», она явно не является единственным механизмом такого различения.
В пользу такой точки зрения можно привести и другие аргументы. Достаточно очевидно, что целесообразный выбор (из состава суперпозиции) движения тела на уровне его сенсорного восприятия (а не на уровне исходных моторных команд) может иметь огромную пользу для решения тех или иных поведенческих задач, особенно в тех случаях, когда необходима очень точная координация движений для достижения заданной цели – поскольку в этом случае может быть целесообразно выбран с первой же попытки именно тот вариант, который ведет к достижению заданной цели. Этот механизм целесообразного выбора конечного результата на уровне его сенсорного восприятия может объяснить такие явления, как феноменально точный снайперский огонь, способность виртуозно играть на музыкальных инструментах, выполнять сложные акробатические номера и т.п. Можно предположить, что в этих случаях субъект научается сразу выбирать из суперпозиции своих возможных движений именно то, которое приводит к желаемому результату. Но поскольку этот выбор предполагает использование также и дистантных органов чувств (зрения, слуха), наряду с пропририоцептивным восприятием, то мы в этих случаях должны предположить также и возможность целесообразной селекции квантовых альтернатив для зрительного и слухового восприятия.
Как в этом случае сознание отличает «свое» от «чужого»?  Можно предположить, что в этих случаях действует некий «смысловой» механизм, основанный на интуитивном понимании принципиального различия собственного тела и окружающей его среды. Существует ли такой механизм? Положительный ответ на этот вопрос можно обосновать исходя из того факта, что в мозге существуют даже анатомически раздельные системы, одна из которых (связанная преимущественно с правым полушарием) специализируется на восприятии самого себя (собственного тела, собственных действий, собственных психических процессов), а другая (связанная преимущественно с левым полушарием) специализируется на восприятии «внешнего мира».
Поражение первой системы (прежде всего теменной доли правого полушария) порождает различные нарушения восприятия собственного состояния больного, в том числе, т.н. «анозогнозию» -  потерю критической оценки своего дефекта или заболевания (паралича, снижения зрения или слуха, наличие психических расстройств). При этом восприятие внешнего мира (например, восприятие состояния других людей), как правило, не страдает. Напротив, при поражении второй системы (локализованной в левом полушарии) нарушается лишь восприятие внешнего мира, а восприятие самого себя остается, как правило, интактным.  Такая анатомическая разделенность систем восприятия себя и внешнего мира – очевидно должна иметь какое-то важное функциональное значение. На наш взгляд необходимость функционального и анатомического разделения этих двух систем как раз и объясняется необходимостью строго различать в восприятии «свое» (то, что может быть предметом произвольной селекции квантовой альтернативы и, следовательно, может управляться волей субъекта) и «чужое» (то, что может быть лишь предметом случайной селекции квантовой альтернативы и, таким образом не подвластно воле субъекта).
Естественно предположить, что обе эти системы могут иногда давать «сбои», т.е. неверно оценивать «свое» в качестве «чужого», а «чужое» в качестве «своего». Что в этих случаях мы могли бы наблюдать? Если «свое» неверно оценивается как «чужое», то согласно нашей концепции субъект должен терять волевой контроль над соответствующими телесными и психическими процессами.  Этим можно объяснить такие феномены, как «чужие голоса в голове» (слуховые галлюцинации - типичный симптом шизофрении) – в этом случае можно предположить ошибочную оценку как «не моей» собственной «внутренней речи». (Имеются исследования, подтверждающие связь слуховых галлюцинаций  с внутренней речью [12]).
Также с этих позиций можно объяснить различные психопатологические  феномены отчуждения, когда пациент утверждает, что какая-то часть его тела (рука, нога и т.п.) «не принадлежит ему» и он, при этом,  действительно утрачивает произвольный волевой контроль над этой частью тела. Специфика нашего объяснения этих феноменов в том, что в этих случаях не потеря произвольного контроля порождает чувство отчуждения, а напротив, ложная идентификация объекта или процесса как «не моего», лишает субъекта возможности произвольно управлять данными объектами и процессами.
 Возможна ли обратная ошибка – ложная идентификация «чужого» как «своего»?  Запрет на целесообразную селекцию квантовой альтернативы состояния объектов внешнего мира носит, видимо, более фундаментальный характер, т.к. если бы такая способность была присуща всем субъектам, то она приводила бы к тотальному конфликту воль, а также к нарушению принципа Лоренц-инвариантности физических процессов, т.к. позволяла бы осуществлять мгновенную (сверхсветовую) коммуникацию посредством пар квантово-запутанных частиц [9]. Поэтому должен существовать некий надындивидуальный механизм, блокирующий такого рода целесообразную селекцию.
Если же все же допустить возможность сбоя работы этого механизма (у отдельных субъектов и в редких случаях), то мы получаем возможность объяснения широкого круга паранормальных явлений – прежде всего телекинеза, полтергейста, способности некоторых личностей подавлять волю других субъектов и т.п.  Если все эти явления реально существуют, то они могут быть объяснены локальными сбоями механизма различения «свое» - «чужое» - когда нечто «чужое» воспринимается как «свое».


СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бергсон А. Материя и память // Собрание сочинений. Т.1., 1992. 336 с.
2. Иванов Е.М. Гипотеза о возможных механизмах связи мозга и сознания в контексте дуализма // Социосфера,  2023, № 3.- С. 22-38.
3. Иванов Е.М. Квантовая философия. - [б.м.]:  Издательские решения, 2020. 76 с.
4. Иванов Е.М. К вопросу о тождестве "Я" во времени  // Социосфера, №2. 2018. С. 45-51.
5. Иванов Е.М. Гипотеза об экстрасоматической природе памяти // NB: Философские исследования. 2013.  № 8.  С.1-69. DOI: 10.7256/2306-0174.2013.8.792. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_792.html
6. Иванов Е.М. Онтология субъективного.  Саратов: Издательский центр “Наука“, 2007.  200 с.  ISBN 978-5-91272-217-2.
7. Иванов Е.М. Тупики натуралистических теорий сознания и выход из них // Философская мысль.  2019.  № 6.  С. 13 - 38. DOI: 10.25136/2409-8728.2019.6.30360 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=30360/
8. Иванов Е.М. Гипотеза о происхождении сознания // NovaInfo. № 24. 2014.
9. Иванов М.Г. Как понимать квантовую механику.  М.-Ижевск: НИЦ Регулярная и хаотическая динамика, 2012.  516 с.
10. Ильин И.А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. СПб, «Наука», 1994. 542 с.
11. Тегмарк М.  Наша математическая вселенная. В поисках фундаментальной природы реальности. М.: «Corpus (АСТ)», 2014. 630 с.
12. Mahfoud D, Hallit S, Haddad C, Fekih-Romdhane F, Haddad G. The moderating effect of cognitive impairment on the relationship between inner speech and auditory verbal hallucinations among chronic patients with schizophrenia. BMC Psychiatry. 2023;23(1):431. Published 2023 Jun 14. doi:10.1186/s12888-023-04940-4
13. Schwartz J.M., Stapp H.P., Beauregard M. Quantum physics in neuroscience and psychology: a neurophysical model of mind–brain interaction // Philosophical Transactions of the Royal Society B: Biological Sciences. 2005, Jun 29; 360(1458). P. 1309–1327.