Зелёная градина

                                  Ведь порок всегда накладывает свою печать на лицо человека. Его не скроешь.
                                  Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея

1
Открыл глаза: Охранник № 8 пролаял:
– Listen, it's time to get up! – ткнул Президента прикладом в бок и стащил с кровати за ногу. Неужели не увидел, что флешка вытекла из подушки и поползла вниз по простыни?
– Shit! – Охранник № 8 начал докладывать, что Президента разбудил и начинает с ним утренние процедуры.
Президент уже понимал много наглских слов
Он поднялся с пола, приметив, что флешка уже шлёпнулась в тапку, стянул через голову ночнушку в горошек и обулся. Флешка под пяткой была мягенькой и прохладной. Президент встал и по белой линии направился в нужник. Охранник шёл за ним, а сам слушал распоряжения. Президент уселся, ухитрился почесать пятку, отлепить флешку и утопить её. И даже наложил на неё дерьма.
Охранник № 8 с каменным, но внимательным лицом наблюдал. И как ему не противно? Амекокос, властелин мира. Откуда эта мысль явилась Президенту?
Президент повернулся, нагнулся над унитазом, спуская воду, и неожиданно для себя крутанул задом. А потом испугался своей смелости и шмякнулся на биде. И что Охранник № 8? То же каменное лицо. А флешку прозевал! Если будет превышать, на него найду управу, расскажу про флешку. И эта смелая мысль испугала Президента ещё больше. Жаловаться на охранника? Суфлёр в ухе пискнул, предупреждая. Надо успокоиться.
По белой линии – дальше.
Ступил в душевую. Задёрнув шторку душа. Это не было предписано; Охранник № 8 отодвинул её дулом автомата.
Президент намылился, включил воду. Как бы смыть страх?
Вылез, вытерся полотенцем, обмотался вокруг чресел. Это допускалось.
Над умывальником раскровавил дёсны зубной щёткой. Сплюнул. Посмотрел в зеркало, смыл кровь со щетины подбородка. Сегодня бриться не предписывалось. Почесал выпуклую букву «П» на лбу.
Белая полоса привела к гардеробу, на полке лежали сегодняшние трусы, пятнистая цветов хаки футболка, глинистого цвета треники, лёгкая обувка с белой подошвой...

В кабинет столовой на завтрак вошёл по уставу последним, все заместители сидели на своих местах, коды на лбах указывали, кто из них кто. Интересно, узнал бы их Президент без идентификатора? Суфлёр пискнул. Откуда эти крамольные мысли?
Президент устроился на своём месте и начал слушать речи, назначенные на сегодня. Всё было как всегда. Голос бился в голове отчётливо, в нужных местах трагичнее, в нужных – эмоциональнее. Вколотый в ухо суфлёр пискнул, подтверждая эмоционально правильное исполнение инструкций.
У Президента внезапно появилось желание: не речь повторить, а понести ахинею! Но эта идея не страшна, поэтому волноваться нечего: при отклонении от текста сработает блокиратор на лбу, и он автоматически произнесёт правильные, зашитые в суфлёра фразы. Но они не будут экспрессивными и... как там?.. эмотивными. Молодец! Вспомнил!

Президент с видимым удовольствием прожевал паёк, с улыбкой запил витаминным коктейлем, поднял глаза на свиту. Как в первый раз! Он удивился виду своего окружения: какие они болваны! Да что это с ним такое, что за мысли? Будто глаза раскрылись! И опять испугался своего мнения. Суфлёр отметил испуг положительным писком.
Четверо охранников, стоящих по углам, внимательно следили за трапезой.
– Сегодня по плану фронт, – сказал Зам № 1.
– Пятнадцать миль от фронта, – сказал Зам № 2.
– Что-то близко сегодня, – сказал Зам № 4.
– У бруттов всё просмотрено сверху, – сказал Зам № 2.
– Да и футурологи вещают, что враг по президенту стрелять не будет. И наша разведка из тыла врага подтвердила, – сказал Зам № 1. – Лучше, конечно, встреча на фронте в студии, но приказ есть приказ. Иногда народу наших союзников – да и нашему народу – нужно показывать здорового деятельного Президента в реальной гуще событий.
– Какой ещё фронт? – спросил было Президент, но вспомнил речь № 3.
– В Руме зелёный град, – не ответил ему Зам № 5. – Говорят, что облаков становится всё меньше и меньше.
– Зато меньше и меньше стукнутых.
– Если рядом стукнутый, то вспомни инструкцию.
– «Выдоить... Записать... Пристрелить... Вручить...» – произнёс вслух слова из инструкции Зам № 2.
– Сначала «Отловить...» – поправил Зам № 3. Замы заржали.
– Эти стукнутые и так через несколько часов всё забывают, если не сдыхают. На фига их отстреливать?
– Чтоб не вспомнили. – Замы опять заржали.
– Зато записавшему гарантированная премия.
– Слышали. Но у нас град не идёт. У нас не та погода. Это в свободной Эвропе. Везёт же им! – Замы грустно чавкали.
– И мне расскажите... – осмелился Президент. Суфлёр тревожно пискнул. Охранники насторожились. Замы повернули лбы с кодами в его сторону.
– А оно тебе нужно? – задал риторический вопрос Зам № 1.
– Ага, – дерзко ответил побледневший от ужаса Президент.
Замы переглянулись.
– Он уже три раза... А ему положено?.. – шёпотом спросил Зам № 4.
Зам № 1 уже докладывал кому следует. Президент даже не обиделся: так положено по уставу. И тут Охранник № 2 сказал:
– Stop it! Everyone stand up. Helicopter's waiting.
Президент молодцевато встал и по красной линии маршем, равнение на охрану – на вертолётную площадку. Свита по инструкции крестила вслед, провожая.

Транспортный вертолёт низко над землёй полетел на восток. За ним следовали вертушки прикрытия и дроны.
Но Президент продолжал соображать. Необычное чувство ясности в мыслях преследовало и искало объяснения. И тут вспомнил момент пробуждения. Нейронный мобилизатор выпал из подушки. Значит, он выпал из гнезда. Значит, он не работал всю ночь. Поэтому Президент стал смелым? Его мозги просто не настроили!
Вертолёт стал набирать высоту. Президент посмотрел в иллюминатор. Зелёные поля.
И тут вспомнил, что замы говорили что-то про град. Да ещё зелёный. Что за дрянь?.. Нет, не понимал, что это значит. И вспомнить не смог.
Смотрел, смотрел на пересечённое лесополосами и дорогами пространство, на сёла посреди полей, на извилистые речки и озёра прудов... Так и не смог вспомнить, что такое «зелёная дрянь»?
Зато опять забеспокоился своей смелости. Как бы что не вышло. Хозяевам нужно нравиться, тогда он будет им нужен... А он нужен хозяевам? Суфлёр молчал.
Вертолёт наконец приземлился. За окнами – серая хмарь, дверь открылась.
– Go! – Охранник № 4 дал Президенту таблетку с бутылочкой воды и показал дулом автомата в отодвинувшуюся дверь.
Президент глотнул таблетку, переобулся в берцы, напялил бронежилет и каску и выпрыгнул на крошащийся местами бетон. Побежал, задыхаясь, к зияющим воротам ангара. Охранники в ногу топали рядом. Вертолёты прикрытия и дроны облетали местность.

Всё как всегда. Речь № 3:
– Солдаты! Фронт зовёт! Сегодня... Патриотизм... Победа... До последнего...
Наградил орденами, похлопал по плечам, обнял дурно пахнущую девицу в форме.
Вышли из ангара.
Над полем висело зелёное облако.
– Green Cloud! – заорал Охранник № 6.
Президент не успел убежать, по голове ударила градина. Она рассыпалась в пыль, окружила голову зелёным облачком, которое почти сразу же осыпалось моросью на волосы, лицо, плечи Президента.
Президент сел на бетон. Это его спасло. Осколок мины впился в плечо, а не в печень.
И тут он увидел будущее.
– Что увидел? – набросился на него ближайший.
– Осколок вытаскивает снайпер... – механически прошептал Президент. Сам не понял, что сказал.
– Ещё! – требовал ближайший.
– Много осколков... – Люди вокруг падали, но спрашивающий не останавливался.
– Ещё!
– Взрыв...
Взрыв! Больше никто вопросов не задавал. Развороченное тело вопрошающего валялось неподалёку. Наверное, оно защитило Президента от осколков. Но это теперь не имело никакого значения.
Президент вскочил, перепрыгнул труп и побежал к ангару. Тут его ударила ещё одна зелёная градина. И опять – зелёная пыль, которая всосалась в него после секундного зависания. По пути в ангар, чихая от зелёной пыли, пробормотал:
– Спасусь? – и сам себе ответил: – Бетон спасёт...
А потом раздался ещё один взрыв.

2
Очнулся.
Плечо ныло. Лоб саднил. Суфлёр молчал.
Президент лежал на спине.
Над ним – бетонная плита. Справа у ног пробивался свет.
Оказалось, что эта плита прикрыла его и спасла от взрыва. В этом «убежище» оставалось ещё достаточно места, чтоб пошевелиться и даже попробовать ползти.
Лоб щипало. Просунул пальцы под каску. Мокро. Только размазал кровь по лицу. Провёл рукой по уху. Из уха свисал суфлёр. Пошевелил, потянул. Посмотрел на гантельку с несколькими усиками: крови на ней не было. Сжал легонько – как ватная. Уронил в пыль.
Так. Если живой, то нужно выползать.
А если там охрана?
– Нет, – услышал свой голос и не поверил. Начал прокручивать в памяти последние мгновения. Кажется, кроме него все упали. Но его всё равно будут искать.
Когда отсюда выползет, нужно остановить кровь в плече и протереть царапину на лбу. Аптечку бы найти.
Президент пошевелился, упёрся руками в плиту и начал продвигать тело к свету. Бронежилет мешал, чуть-чуть цеплялся за что-то.
– Плита не осядет?.. – прошептал.
– Скоро осядет... – продолжил невпопад, но сразу сообразил, что опять отвечает на свой же вопрос.
Президент пополз ногами вперёд более активно...
Ногами вперёд? – подумал.
– Зато остался жив... – опять ответил своим мыслям; сам себе.
«Больше вопросов не задавать!» – приказал себе и уже не удивился такой смелости.
Он выполз!
И тут плита резко гулко опустилась, подняв тучу пыли. Пыль полетела прямо в лицо, Президент зажмурился, чихнул три раза подряд. Это к счастью. Разлепил веки. Глянул на руки: окровавленные и грязные. Достал из кармана брюк форменные трикотажные перчатки, снял каску, протёр руки и лицо. Засунул перчатки обратно. Потом перевернулся на живот, пополз к куче строительного мусора. Но не встал, а приподнялся на руках и осмотрелся.
Прямо за кучей – огромная воронка. За ней – горящие обломки вертолёта. Ещё дальше стояли два столба дыма: горели вертолёты прикрытия. И дронов не видно и не слышно. Как же так? Футурологи же сказали, что в меня стрелять не будут? – вспомнил замечание своего Зама.
– Смотря как спрашивать. Они спросили не так, – ответил Президент сам себе и ничего не понял.
Он повернулся к ангару. Не было никакого ангара: его снесло напрочь. А Президенту повезло. И что, никто больше не спасся?
– Спасся ещё один человек.
А его, Президента спасут?
– Спасательная команда прибудет через час... – сказал и подумал: слава Богу!
Ого! Он стал мыслить самостоятельно!
А что суфлёр?
– Суфлёр под плитой, спасатели подумают, что я там, под плитой. Раскопают через шесть часов тридцать восемь минут, – сказал и уже не удивился. Только понял, что задавать вопросы вслух совсем не обязательно.
Ждать или удирать?
– Удирать.
Зачем?
– Надо успеть до прилёта спасателей. – И Президент понял, что его не спасут.
Но в него вшит маркер. Он разве не работает?
– Маркер в плече разбит осколком на три части, через тринадцать минут их вытащит девушка, – Президент не смог заставить себя отвечать про себя. Слова вылетали сами по себе. А что на лбу?
– Срезало полоску кожи со считывателем, идентифицированным знаком «П».
Ого! А Президент думал, что на лбу – царапина. И теперь не доказать, что он – Президент... Про идентификатор понятно. А что такое «считыватель»?
– Туда во время сна сбрасывает информацию нейронный мобилизатор, тот, что в подушке.
Значит, этой ночью в голову ничего не написали. Потому и смелый... Девушка тут поможет. Этот единственный выживший – девушка – не опасен?
– Нет.
Она точно поможет?
– Да.
Куда идти?
– Надо пересечь ВПП и рулёжки, там двухэтажный дом.
Понятно: свои вопросы он задавал осмысленно, а вот отвечал он сам себе вслух да ещё от себя. Но думать об этом не хотелось. Надо было искать помощь.
Президент встал на карачки, и морщась пополз на трёх конечностях подальше от места, которое едва не стало его могилой. Осторожно огибал кровавые сгустки и части тел. Потом встал на ноги, ухитрился не грохнуться, когда ширнула боль в плечо. Шёл, как ему показалось, долго, пока не увидел кирпичное строение без крыши. Двухэтажным оно было совсем недавно, но теперь и крышу снесло, и половину второго этажа. Снесло и верхушки у деревьев, что росли за домом. В доме ничего не горело, даже дыма не видно.
Зашёл в двери, от внезапно доставшей его боли облокотился о притолоку и увидел, что среди обломков в уголке сидит испуганная баба в военной не по размеру форме. По лицу с боевой раскраской – дорожки слёз. Она направила на Президента винтовку с прицелом, потом посмотрела внимательнее, опустила винтовку и спросила:
– Что с тобой? – голос у неё с надрывом, густой, прокуренный.
– Я ранен. Помоги, – показал на окровавленное плечо.
И тут баба вскочила. Она казалась худющей старухой. Наверное, она вдруг поняла, что лучше помогать, чем сидеть и плакать из жалости к себе. И поняла, что он – не враг. Покопалась в своём рюкзаке, достала бутылку с водой, нашла сумку с медикаментами, подошла и усадила Президента на кучу мусора. Сняла с него бронежилет, разорвала на руке окровавленную футболку Президента, плеснула водой на рану. Президент сморщился: вода щипала.
– Это газировка. Тебе повезло. Осколок только чиркнул по мясу... Но тут в ране остались какие-то крошки железячки и пластмассы... Потерпи, я там поковыряюсь.
Она их – три штуки – вытащила тонкими грязными пальцами, бросила в кучу мусора, потом опять продезинфицировала плечо, кое-как залепила рану пластырем.
Президент смотрел на её заботы как на её естественную обязанность и молчал. Боль в плече была терпимой, просто дёргала. Баба протёрла ему окровавленный лоб:
– Тебе свезло тут кожу, целый лоскут срезало. Сейчас и тут поколдую.
Плеснула воды, наложила пластырь и на лоб. И слегка протёрла лицо.
– А ты похож чем-то на президента, – и сама рассмеялась этой странной мысли.
Боль в плече стихала. Зато постепенно начинался насморк; нос он вытирал пальцами здоровой руки, и смахивал сопли в сторону, пока баба не дала ему бумажную салфетку.
– Ты явно из охраны... – сложила аптечку и сунула её в рюкзак. – Надо выбираться отсюда. А если опять сюда прилетит?
– Не прилетит, – прогундосил Президент в салфетку.
– Это ты прав. Что здесь ещё бомбить?
– В ближайшее время бомбить нечего.
Ответы попали в вопросы естественно, баба ничего не заподозрила, а то бы закидала новыми вопросами. Вот болтливая!
Она налила себе на руки воды из бутылки, умылась и превратилась из старухи в молоденькую девушку. Ту самую, которую ему обещано. Ну да, винтовка, снайпер...
– Ну что, пошли, герой из охраны! Где твоё оружие?
– Мне оружие не положено, – прогнусавил Президент. Из носа лило. И тут он понял, почему начался насморк. И испугался не на шутку. Последний раз его кормил таблетками Охранник № 4 три часа назад. Рановато началось, но началось. Таблетки не те!
Девушка явно не расслышала слов, она уже вышла из здания, поманила Президента за собой.
Они осторожно прошли вдоль стены, потом нырнули в лес, пошли по тропинке. Сопли пошли струёй. Еле успевал их вытирать салфетками, пачку которых ему отдала девушка.
А потом снайперша остановилась, посмотрела на Президента, покачала головой:
– Ты простудился?
– Я не простудился... – а потом добавил от себя: – Это аллергия...
– Так будут бомбить или нет?
– Не будут.
– Ты видел зелёный град?
– Да.
– Неужели тебя стукнуло?
– Да.
– А ну стой! – она скинула винтовку с плеча и направила в Президента. – Ты кто?
– Я – Президент.
Девушка посмотрела на него, а потом прыснула со смеху. Понятно: сопливый парень, грязный и жалкий. Оборвала смех. Задумалась. Прошла вперёд, обернулась на ходу.
– Когда я умру?
– Через минуту.
Она по инерции сделала ещё несколько шагов и сорвала растяжку.
Ей вырвало внутренности. Она упала, некоторое время смотрела на Президента осмысленным взглядом, а потом закрыла глаза.
– Где я буду к вечеру? – спросил Президент и сам себе ответил: – В поезде, который едет в Куев.
Президент обошёл труп снайперши, остановился, снял с неё рюкзак, поднял отлетевшую бутылку с водой на донышке и осторожно двинулся вперёд. Остановился и шёпотом задал вопрос:
– Кто ты? Градина?
– Нет. Это я.
– Я?
– Да.
Получается, что он сам себе задаёт вопросы и сам же на них отвечает. Но он не знает ответов на свои вопросы! И он не слышал ничьих подсказок, как суфлёра. Никто ничего ему не диктовал. Это ошеломило Президента бессмысленностью. Нет, ничего не понятно. Его ждёт где-то поезд. Только ему надо выведать маршрут.
Решение прогнало неуверенность. Он уже не боялся. Вопросы задавал по делу, получал ответы. Узнал, куда идти, как обойти препятствия и оказаться в поезде.
Вот только сопли стали щипать губы. Он допил выдохшуюся газировку. Стало легче... Бросать бутылку побоялся: вдруг попадёт в мину? Поставил бутылку возле тропки и осторожно двинулся вперёд.
Страх вроде нет, и он потихоньку уходил всё дальше и дальше. Найти бы препарат, которым его пичкали охранники...

3
Шёл по тропинке, и вдруг его окликнули:
– Стой!
Повернулся – а из зарослей смотрит на него рус!
– С аэродрома?
– Да! – ответил Президент. Но русам ответ был не нужен. Они его стащили за ноги с тропы в кусты, обыскали, не нашли ни оружия, ни документов. Только перчатки. Поняли, что он не солдат.
– Домой идёшь? – спросил белобрысый.
– Да, – и сам удивился: в президентский дворец что ли? И сказал в ответ: – Нет!
– Если к нашим, то иди туда, – не поняли они («да» или «нет»?), но показали направление. – Смотри, на укров не наткнись, убьют. Не сразу, но убьют. Они с такими любят веселиться. И над нами птички, нас ищут.
Их было четверо. Разведчики?
– Тебя всего колотит. Ну-ка, покажи плечо! – сказал один из них с рыжим чубом, торчащим из-под каски. Добреньким хочет показаться. – Что, зацепило?
– Да, ранило, – пластырь на плече отклеился и свисал. Наверное, как тащили с тропы, так и сорвало.
Рус эту тряпку осторожно отклеил.
– Фу ты! Сколько грязи набилось! И кто же тебя лечил?
– Снайперша.
Рус быстро прочистил и промыл рану, ловко наложил повязку. Кольнул лекарством. Лоб его не заинтересовал: там пластырь сидел, как кожа. Достал бутылку воды, обойму из четырёх шприцев, сунул в рюкзак Президента, объясняя:
– Это – обезболивающее. А это – антибиотик, я его тебе ввёл. – Он осмотрел повязку, легонько пихнул кулаком в здоровое плечо. – Хорошо перемотал. Как новенький. И где ты снайпершу видел?
– Там! – Президент махнул здоровой рукой в сторону разрушенной базы.
– Понятно. Туда должны были жахнуть. И жахнули. Значит, снайпер выжила?
– Нет, умерла. Она там, на дорожке лежит.
Рус почесал нос. Наверное, Президент вызывал у него подозрения. Не в форме, средних лет, но моложавый, легко раненый и не солдат... И куда-то бредёт...
– Значит, говоришь, с аэродрома. Большое начальство прилетело? – вернул Президенту испачканные в кровь перчатки.
– Да.
Рус усмехнулся:
– Из обслуги, значит. Ребята, вот совпадение. Никто не знал, кто туда прилетит, и жахнули. А потащим-ка его с собой. Типа языка.
– Да гони ты его взашей! Толку от него. Испуган и бестолков. В свите поумнее. А он ещё и сопливый, – сказал чернобородый красавец рус, явно кавказец. – Нам бы самим проскочить.
– Точно не хочешь сдаться?
– Нет! – Президент закрыл глаза и заскулил: – Мне домой бы попасть. На поезд... Уехать подальше...
Русы ничего не ответили. Вели они себя странно. И Президент вдруг подумал, что они боялись его! Русы – трусы! Президент посидел, посидел и открыл глаза. Понятно, почему не ответили. Они просто пропали, исчезли в лесу. А он этого даже не услышал.
Может, надо было с ними?
– Нет, их убьют через час. Беспилотники их высмотрели, их ждут.
Президент поднялся, отряхнулся. Предупреждать врагов он не собирался. Засунул перчатки в карман. Куда дальше идти?
– Иди по тропе.

Дальше Президент шёл ещё осторожнее. Однажды увидел ещё одну растяжку. Обошёл. Услышал: тарахтит, спрятался от дрона. А потом вдруг подумал, что у него нет никаких документов. Где их взять?
– Иди дальше, свернёшь через километр вправо.
Там было разрушенное село. Не дома, а груды тлеющего мусора на их месте. Где-то лаяла собака. Президент прошёл околицей, огородами. Увидел жёлтый огурец, сорвал, пожевал. Горький! Положил на тропу. Из носа лило. Увидел вдалеке дорогу. Остановился, подумал, свернул к лесу. И наткнулся на развороченный окопчик, в котором лежало несколько трупов. Окоп вёл в блиндаж. Президент внимательнее рассмотрел одежду солдат. Наши?
– Да!
Президент похвалил себя за то, что не выбросил перчатки. Подобрался к самому целому трупу, обыскал его и нашёл удостоверение офицера. Это не для него. И удивился: он начал соображать! Пришлось брезгливо шарить в карманах других трупов, пока не нашёл военный билет. Фотку попортил. Попробовал запомнить имя и всё остальное. Запоминалось плохо.
В развороченный блиндаж не полез. Подумал, глядя на перчатки, и всё-таки их выбросил.
Оружие что ли взять?
– Не надо.
Побили солдат недавно. С дрона, наверное.
Опять вошёл в лес, на тропку.
Боли в плече не было. Щипало лоб. Да и голова чуть-чуть болела.
Несколько раз слышал взрывы, стрельбу, крики.
Тропинка петляла. Потом вдруг – галечная насыпь, а на ней – железнодорожные рельсы. И куда дальше?
– Мне нужно поехать вправо.
Поезд же тут не остановится! Или становится?
– Остановится.
И что делать?
– Надо на рельсы положить что-нибудь, а потом идти влево и спрятаться в боковой канаве. А потом в вагон залезу.
Президент притащил на рельсы толстую ветку, сбитую обстрелом, а сам пошёл влево вдоль дороги. Чуть позже сунулся было в лес, но за деревьями увидел полянку с воронкой, а там лежали четыре трупа. Троих обезобразило взрывом. Четвёртому – рыжему со связанными руками с пулевым в боку – перерезали горло. Президент прошёл мимо, потом вернулся.
– Так вам и надо, оккупанты! – злорадно прошептал, сплюнул и пошёл искать другое место, где можно было спрятаться недалеко от дороги. Прятаться рядом с русами ему было противно.
По пути всё думал: эти русы такие идиоты! Возились с ним, подсказали, куда идти! Идиоты! В головах у них что-то не так. Отсталый, дикий народ. Решил убедиться и спросил: точно идиоты?
– Нет информации, – и больше пророчества не дождался. Зелёная гадость! Молчит, когда нужно! Наверное, она отвечает конкретно про то, что касается только его будущего? И тут сработало:
– Да!
Так русы точно идиоты?
– Они меня пожалели. Хоть я и провидец, но отвечаю не на любой вопрос: иногда ответ очевиден.
Вот дура, эта градина. Учить вздумала. Или это я сам себя учу?
И тут так ломануло голову, то захотелось выть. Но стерпел, задавил боль, и она ушла без медикаментов. Подумал, что лекарства русов нужно поберечь.
Но тут в голове застучало опять. Даже зубы заломило. Он помотал головой и даже застонал. А потом сообразил, что это поезд. Упал в траву. Товарняк. И товарняк останавливался. И как раз перед Президентом медленно полз последний в составе вагон с приоткрытой дверью.
Закинул туда рюкзак с питьём и едой, залез и задвинул дверь.
Президенту повезло: как он взбирался, никто не заметил.

4
Высморкался. В вагоне воняло.
Он сразу и не понял, что за ящики тут стояли. Оказывается, гробы.
И сколько ему ехать среди трупов?
– Несколько дней.
И куда этот поезд едет?
– Вагон отцепят и потянут в Куев.
Я тут не помру среди трупов?
– Не помрёшь, стерпишь.

А терпеть пришлось не трупной вони. Президент начал потеть, и пот вонял посильнее трупного. И к этой вони почему-то не привыкалось, пока нос окончательно не забило, и начал дышать через рот. Мокрый с головы до ног, пот льёт и льёт. Взял было бутылку, которую дал зарезанный рыжий рус, так суставы от боли так скрутило, что упал, ударился головой.
Очнулся. Голова раскалывалась.
Еле нашарил рюкзак, нащупал шприцы, кольнул. Ещё два осталось. Дотянулся к бутылке, хлебнул и подумал: что делаю?
– При ломке пить и нужно, но не всю воду, нужно приберечь.
Да где ж ещё воды взять, как выхлебаю! Экономить?
– Будет ночью станция. Там воду найду.
Еле дождался ночи. Высморкался. Откуда воняет так сильно? Оказалось, от одного гроба. Наверное, мешок с трупом дырявый. Вывалил труп, подтянул его к двери, приоткрыл её и вышвырнул мешок в темноту. В вагон ворвался ветер. От него знобило так, что бился, как в падучей. Голова ныла, наверное, лекарство уже не работало. Закрыл дверь, отполз к рюкзаку. Кольнул последними шприцами. Но где их ещё взять?
– Будет ночью станция. Там найду медикаменты.
А поезд ехал и ехал. И не думал останавливаться. Зато стала возвращаться память.
Про град вспомнил! Фрагментами.

Что зелёный град начал выпадать после прохождения Земли через хвост. Что градины образовывались в зелёном облаке. Что удар градиной вызывал у человека «прозрение»: он видел, что с ним произойдёт в будущем. Что все разведки охотятся за стукнутыми, чтоб футурологи склеили разрозненное во что-то целое и поняли, что будет вообще...
Что за хвост?
– Хвост кометы.
А как же аэродром, где Президента обстреляли! Обстрела-то не предвидели! Получается, что футурологи ошибаются. Обдумать это Президент не успел: поезд, лязгая, остановился.

Выглянул. Темно. Где-то моргал свет. Рассмотрел старую кирпичную стену, за которыми крыши, какая-то вывеска и одинокий тусклый фонарь. Явно не станция. Наверное, загнали поезд на крайнюю ветку, чтоб не вонял. И почему трупы не в холодильнике везут?
– Холодильников нет. Вагон еле-еле нашли.
И тут увидел, как в вагону приближались фонарики людей. Они ближе и ближе, уже гравий под ногами хрустел. Оказалось, это сцепщики. Отцепили вагон, посигналили фонарём машинисту, и поезд застучал себе дальше без вагона с трупами. А сцепщики не уходили, встали возле вагона и болтают.
– Зря ждём. Ещё час ждать.
– А на третий пригнали эшелон с танками. Если русы это знают, разнесёт всю станцию. Был бы сейчас состав, прицепили бы наших и по домам, подальше отсюда.
– Да! Точно. Танки. Они сдуру ещё и на второй скоро пригонят состав со снарядами. Специально собрали, чтоб ракета прилетела. Поскорее бы нам управиться.
– Пока не пригонят, ракета не прилетит.
– Точно. Поезда и не поедут, потому что там, дальше на перегоне разбито всё. А нам вот солдатики достались.
– Сколько ещё таких вагонов гонять!
– Ты ещё спроси, сколько ещё воевать!
– Как замиримся, так и перестанем.
Вся страна воюет, а они... И чего это они не патриотически болтают да ещё не на государственном языке?
– Как думают, так и говорят, – сам и пробурчал сухими губами.
Сцепщики замолкли.
– Слышал? – прошептал один из них.
– Президент всё слышит, о чём вы, предатели, говорите! – сказали Президентские губы.
Сцепщики опять замолчали. А потом удрали, только трава по ногам да гравий под ногами.
А Президент вдруг подумал: а зачем воюют?
– Много причин. Например, наши хозяева защищают свои земли на нашей стране. Те, которые я продал.
Он продал?
– Да, они же не задаром мне оружие дают!
Не помню. Только из-за денег мы воюем?
– Не только. Например, хотят, чтоб словене друг друга уничтожили. Русов им мало.
Бред! Брутты хотят украм только свободы и счастья, а уничтожения хотят наши враги. Ну и укры – не словене, от них на заре веков пошли и брутты, и амекокосы, и наглы... Страна укров свободна и самодостаточна, богата и с будущим. А русы-трусы этому завидуют и постоянно нападают и захватывают. Поэтому он, Президент и служит народу, заботится о нём, желает победы и счастья. Всё страны об этом знают. Президент – лицо страны! Так?
– Лицо.

Мышцы у Президента начали ныть. И он понял, что пик всё ближе. Нужно найти лекарство и воду до того, как начнётся. Он это знал точно.
Президент выглянул из вагона. Сцепщиков не видать.
В заборе – дырища. Присмотрелся. За забором оказывается стоит домик с вывеской «Аптека», а под ней, ниже ещё слово на букву «ц». Не разобрал. Вылез кое-как из вагона, оступился, потянул сухожилие – одно к одному! Протиснулся в дыру. Аптека – через когда-то асфальтированную, а теперь дырявую дорогу. Улица была темна и пуста. Даже собаки не брехали. У столба с фонарём мелькнула тень летучей мыши.
Хромая, придерживая больную руку, подошёл. Увидел, что стеклянная дверь заперта шваброй изнутри. И закрытое маленькое окошечко, чтоб продавать лекарства. А внутри – слабый свет! Время работы – круглосуточно, значит, там есть продавец. Обошёл, цепляясь за стену. А у запасного выхода девочка курит. Стоит спиной к нему. Удачно! Вцепился в неё, и она отбиваясь втянула его в аптеку. Протащила мимо кладовок в зал. Наверное, к тревожной кнопке. Хорошо, что не орёт.
– Стой, сука, убью! – и наконец повалил на пол. Девушка упала, Президент её ударил несколько раз головой о пол, она затихла. Ну вот, отрубилась, где он теперь найдёт лекарство, воду?
– Иди к шкафу, третий от меня, это холодильник. Там что-то ещё есть, препараты для инъекций. Шприцы... – начал перечислять.
– Просто покажи, не запомню.
По пути прихватил большую синюю сумку, высыпал оттуда всякое барахло, прихромал к холодильному шкафу. На каждый вопрос «Это?» сам себе отвечал и кидал выбранное в сумку. Кольнул себе болеутоляющего и антисептик.
Подошёл к столу, где аптекарша ужинала, отхлебнул холодный мерзкий мятный чай, забрал завёрнутые в бумагу бутерброды, помидоры, соль. Осмотрелся. Увидел в углу кейсы с водой, подошёл. Кажется, боль проходила, лекарство уже действовало. Потащил один кейс к выходу. Открыл стеклянную дверь, чуть не вывалился из аптеки.

Когда залезал в вагон, услышал, как завыла сигнализация в аптеке. Значит, дура-девка очухалась?
– Да, вызвала охрану.
Успею уехать?
– Да!
И тут услышал, как притопали сцепщики, ударно быстро прицепили вагон и ушли. Так Президент и не понял, то ли его они испугались, то ли предстоящей бомбардировки. Скорее всего, второго. Вагон дёрнулся, потом потихоньку покатил куда-то.
Когда поезд ехал уже с полчаса, в слуховое окно ворвался ярчайший сполох, высветил гробы и Президента, ослепил. Потом где-то далеко раздался страшный взрыв, вагон даже чуть тряхнуло, но он спокойно покатил дальше.
Станцию взорвали?
– Да, эшелоны.
Гады эти русы. И за что они всех – и нас, и других – так ненавидят?
– Не ненавидят. Ненавидят не русы.
Но ведь они нас уничтожают! Зачем они всех уничтожают?
– Вы их, они вас.
Их – законно, нас – незаконно! Президент решил больше не спорить с пропагандой. В его голове теперь одновременно сидели две правды. Как им ужиться дальше?

5
А потом начался ад. С удушья. Воздуха не хватало, хотя лёгкие от него разрывались. Подумал, что это трупный запах, которого он не ощущал из-за насморка. Подполз к щели, жадно хватал воздух. Помогало мало.
Поезд часто останавливался, но Президенту уже было всё равно: где он, в какое время. Если светло – день, если темно – ночь. Или светло на станциях? Или светло от пожаров?
Однажды вспомнил, что давно не ел. Вытащил бутерброд аптекарши, откусил и сразу выплюнул, насколько он был противным. Потянуло блевать, но было нечем.
Из кейса периодически отхлёбывал воды. Вода его спасала.
Спал он в пустом гробу, но сил доползти до щели становилось всё меньше и меньше.
Его мучил то озноб, то страшный жар. Он потел, и пот, как он думал, вонял хуже мертвяков. А ещё не успел расстегнуть ширинку и обмочился. Но ему было уже всё равно.
Хотелось одного: таблеток! таблеток! таблеток!
Однажды хотел вылезти из гроба и понял, что не может. Ноги тряслись, как у треморного старика. Испугался, что тут и помрёт. В гробу. За то, что отнял гроб у солдата. Удалось раскачать гроб и вывалиться. Он смотрел на своё тело, и казалось, что оно расползается гнилой плотью по полу вагона. Кое-как перекатился к щели. Ветер обдувал потное тело, становилось легче, хотя и страшно трясло от холода.
И тогда пришло осознание: там его солдаты сражаются и умирают за свободу! И он едет с героями. Они погибли за погибающую родину! За вой дом! За свои семьи! За что ещё умирают?
– За деньги Remington Arms.
Молчи! Бьют русов или нет?
– Убивают.
Подумал. Поезд ехал, значит, русы ещё не дошли сюда. Не пустили, слава героям.
Амекокосы должны помочь. Должны. И наглы тоже.
И тут болью: как там его дети?
– Спят в Форте дель Марми.
Да. Италия. Вспомнил лицо жены с алмазными серьгами, но он плюнул этой сучке в рожу. Она рассмеялась, сказала, что он дурак, что она всё, что хотела, от него получила, что он не нужен, что он мертвец. И с траурной рожей положила на него ветку ёлки с чёрным бантом.
Его голого завернули в флаг, положили на краю могилы, играла весёлая музыка, вокруг плясали бабы с светло-коричневыми, жёлтыми, светло-зелёные лентами в венках, мужики в шароварах вприсядку, махали платками, кидали папахи. Охранник № 8 ткнул в него автоматом, и он полетел в яму. Сверху чёрными градинами падала земля. Стойте! А где же его гроб?
– Гроб стоит рядом.
Президент с открытыми глазами смотрел, как на него падает земля, меркнет свет...
Стойте! Где мой гроб?
– Гроб стоит рядом.
И Президент нащупал гроб, залез в него.
Уйдите все! Я умер!
И увидел, как из солдатских гробов вылезают гвозди, как медленно сползают крышки, как встают мертвецы, вылезают из чёрных мешков. Они шли к нему и бормотали: ты убил нас всех, наших детей, внуков. Ты должен за всё ответить. Нет тебе пощады. У тебя ломка, как у всей страны. Ты хочешь вылечиться, но некому вылечить страну. Ты должен за всё ответить. Нет тебе пощады.
Они тянули к нему раздувшиеся гнилые пальцы.
И откуда силы взялись. Президент вскочил, у него в руках – автомат, он начал отстреливаться, бил прикладом по гробам, они разлетались в щепы. Мертвяки исчезали один за другим, и тут Президент понял, что он колотит по гробам окровавленными руками.
Стало ещё страшней: он убивал своих солдат даже после смерти. Он отхлебнул воды, сунул в «свой» гроб рюкзак, залез сам и прикрыл гроб крышкой. И отрубился.

Очнулся от разговоров. Понял, что гроб куда-то тащат.
Приехал?
– Приехал!
– Ты слышала? – спросил тонкий голос. Баба. – Неужели тут трёхсотый?
– Да! Да! – умоляли губы.
Гроб наклонился. И тут неприбитая крышка свалилась с гроба. А вслед за ней вывалился Президент и его рюкзак. Упал в какую-то жижу лицом. Попытался перевернуться, чтоб не захлебнуться. Повозился несколько секунд в грязи, собрал все силы и перевернулся на спину. Услышал испуганный возглас:
– Живой! Слава тебе, Господи! Живой!
Бабы его подняли, куда-то потащили. Открывать глаза сил не было. Он вцепился в лямку рюкзака и тащил его за собой.
– Брось! Я помогу донести!
– Неееет! – застонал. – Не брошу. Там лекарства!
Его тащили и тащили. Потом поставили на ватные ноги. Куда-то ведут. Ноги перешагивали автоматически, Президент спотыкался, но бабы его придерживали. Он открыл глаза, увидел рельсы, вагоны...
– Родной, да как же так! Почему не в госпитале!
– Сесть! – попросил он.
И они его посадили. Как тут свежо!
– И как его угораздило... Бабы, я поняла! Он с фронта убежал!
– Молчи, дура, надо его просто спрятать и подлечить. Он ранен. И жар у него. Трясёт его. Лихорадка.
– И куда его?
– Во дворец, – сказал его рот.
Бабы опешили:
– Во дворец... Да его ещё и контузило. Ум выбило. Его нельзя в госпиталь, его сразу обратно отправят. Президент с такими не церемонится! Медаль повесит, обнимет, если не побрезгует, и на фронт, умирать за амекокосов.
– Цыц! Ладно. Нам остальных снимать, а ты уведи его, как немножко оклемается. Отвези куда-нибудь. Хоть этого спасём. Посмотри документы, откуда он. Может, родня найдётся.
– Хорошо.
Дальше – провал. Кадрами какие-то кирпичные стены, дома без оконных рам... Очнулся голым в тёплой воде. И сразу блеванул желчью.
Очнулся ещё раз, когда ему сделали в вену укол. И он стал ждать упокоения.
– И что делать с ним?
– Спрячьте! – сказал рот.
Облегчения не наступало.
– Давай его в служебку. Там никого нет и не будет. Всё закрыто.
– Родня его на той стороне. И не сообщишь.
Ему стало холодно: достали из воды...
Полубред кончился, когда он оказался в каком-то туннеле. Тянуло: сквозняк. И запах неприятный. Он вспомнил, где такой запах: в метро!
Баба тащила его из последних сил. Бормотала:
– ...на мою голову... сдать бы... да, небось, ждёт тебя жена. Жена жива?
– Да.
– Дети есть?
– Да.
Потом они свернули. Посадила у стенки, которая скрипнула.
– Всё, миленький. Не могу больше. Прости. Ты дальше сам справишься. Да и мне пора бежать на службу. И опасно. Вдруг кто продаст? Дальше сам. Документы я в карман теле положила. Не знаю, помогут они тебе или погубят. Оброс ты сильно. Если получится, принесу тебе кашки или сальца. Там, в мешке у тебя какая-то еда есть, но я ещё хлеба положила. Не побрезгуй, миленький...
И ушла в темноту.
Он надавил на стену и провалился. Это дверь. Вполз. Втянул за собой рюкзак.

6
Очнулся в темноте, лежал на холодном полу. Где-то далеко простучал и затих поезд метро. И как бы включить свет?
– Поднимись, справа выключатель.
Свет ослепил.
Проморгался, привыкая. Привык. Свет оказался неярким. Небольшая комната. Служебная. Для обходчиков. На стенах схемы прошлого века и две голые бабы на позапрошлогоднем календаре. Лежанка, стол с початой двухлитровой бутылкой воды, тарелками и фонарём, стулья, телевизор, железный шкаф с черепом в блекло-жёлтом треугольнике.
Президента качало от слабости. Или упало давление. Но нужно добраться до лежанки. Нет, сначала напиться.
Закрыл дверь, по стеночке добрался до стола. Только один глоток! С трудом влил тёплой воды. Затошнило, но он подавил позыв.
Упал на лежанку. И его сразу скрутила дикая судорога. Его выгибало, страшную боль не выдержать...

Перед глазами – череп, перечёркнутый красной молнией. Молния приблизилась и воткнулась в глаза.

Президент очнулся. Долго пытался сфокусировать взгляд. И никак не мог. А потом вдруг:
– Какого чёрта!
Силой сжал глаза до цветных кругов и разжал. Прозрел на несколько секунд: зелёные цифры часов: 01:83. Двоеточие моргало.
Зелёные? Что-то с этим связано. С зелёным цветом. Ведь вспомнил же... И забыл...
Нужно собраться с последними силами и ждать облегчения. И оно придёт. Человек он или кукла! Страшно чесались глаза: высокое давление. Началась было судорога, но он сумел расслабиться и предупредить приступ.
Руки!
Ноги!
Он хотел их чувствовать! И не мог. Не получалось. Они ватные. Даже не ватные, а никакие. И безотчётный страх ожидания новых судорог.
Понял, что опять в поту. Липкий пот. И ледяной. Как высохнуть?
– Я не знаю.
И вдруг – он почувствовал боль! Болело плечо! Попробовал глянуть. Удалось!
На нём была чужая футболка в ярких пятнах. А под рукавом – повязка! Это та самая повязка! Или другая?
– Другая.
Точно. Его же искупали. Значит, повязка другая. И вспомнил, что его сюда вела какая-то женщина. Её лица он не запомнил. А укол вспомнил. Вот след на сгибе локтя. А ещё перед глазами – пустая длинная тёмная улица. Они выглянули за угол, а там – редкое шествие с флагами, факелами... И они прятались... Потом долго куда-то спускались...
На бинте – кровавый подтёк.
Надо поменять.
Это было чудом. Глаза теперь видели, дрожащая рука потянулась к повязке. Рука подчиняется! Он её чувствовал!
Но сначала нужно достать обезболивающее и жаропонижающее. Он сложил в рюкзак это богатство.
Сел. Осмотрелся. Глаза всё равно видели! У двери лежал его распотрошённый рюкзак. Рядом валялись медикаменты, помидор, солонка.
Нужно к этому добраться.
Слез с лежанки и на четвереньках пополз.
Долго вспоминал, где какое лекарство. Нужное не находилось. Вспомнил, расстегнул боковой кармашек и достал шприцы. Там два лекарства. Значит, шприцы разные. Удалось прочесть.
Он уже ничего не соображал, но заставил себя собраться.
Нашёл в рюкзаке и пластырь: понял, что перевязать себя не сможет.
Но пальцы-то его слушались! Это болезнь осталась далеко-далеко... Но она притаилась и ждёт. Главное – не подпускать её к себе. С трудом развязал повязку. И кто так накрутил?
– Та женщина, что меня сюда привела.
Что за женщина?
– Та женщина, что меня сюда привела.
Она вернётся?
– Нет. Её арестуют, допросят и она меня выдаст. Её предали подруги. Обвинили в том, что она прятала дезертиров и уклонистов.
Ничего Президент не понял. Просто плеснул перекисью на ранку, пены почти не было, потом залепил пластырем. Потом воткнул в плечо оба шприца. Выдавил содержимое. Чуть подождал, боль от ввода жидкости, эффекта пока нет. Но встал! И сделал шаг к кушетке! Голова кружилась. Он сделал нужные шаги, нащупал край кушетки.
Зелёные часы подмигивали так же: 03:85.
Президент улёгся и потерял себя.

Очнулся.
Зелёные часы показывали 03:88. Часы тоже прошлого века. Третья цифра может означать от 0 до 5. И президент решил, что спал три минуты.
А кажется, что проспал вечность.
Осмотрел комнату: окон не было. Только схемы. И бабы. Вспомнил, что он под землёй, в метро. Вспомнил ту женщину, которая обещала ему принести поесть. И подумал, с каким трудом она его притащила в это подземелье. На стене висел телевизор. Квадратный. Это и есть его единственное окно.
Как включить?
– Пульт на столе за чайником.
Пришлось вставать на дрожащие ноги и по стеночке пробираться к столу и обратно.
Улёгся. Лишь бы пульт работал.
И телевизор включился, но изображение появилось не сразу.
Лишь бы не реклама! Он вспомнил, как сам выстраивал эти ролики. Вспомнил свою прежнюю работу!
Нет, гнали не не рекламу, а мультфильмы.
В глазах рябило от красок и нелепых персонажей.
Наверное, дети это выдерживают.
Президент полуприкрыл глаза. Наблюдал за фильмами из-под век.
Смысл их ускользал. Он просто соскучился хотя бы какому-то постороннему движению и звукам детских голосов. А смысл – за пределами его сознания. Лучше это, чем бред.
А герои то ели, то пили, то рассуждали о витаминах, то разворачивали конфеты... И вдруг Президент вспомнил, что в мультиках тоже должна быть реклама! Он сам разрабатывал особые приёмы, чтоб реклама была чуть заметна.
Например, те же витамины. На баночке промелькнуло крупно и ярко название фирмы.
А вот зубные щётки. И показывают несчастную щуку, которая сроду не знала, что это такое – щётка, и страдала от зубной боли. Конечно, на самой лучшей щётке крупно и ярко название фирмы...
А Президент вдруг поймал себя на мысли, что уже давно не чистил зубы. Совсем. Ещё с того дня, как его разбудил охранник № 8. Президент лодочкой поднёс грязную ладонь ко рту и выдохнул... И нос не почувствовал нечистого запаха. Да он вообще перестал чувствовать запахи!
Это здорово!
И почему этого не случилось в вагоне? Зато теперь не придётся задыхаться от пота и гниющей плоти мертвецов. Нет, мертвецы теперь далеко. И запах метро теперь ему не грозит.
А по телевизору щука уже чистит голубенькой пастой свои ужасные кариесные зубы. И они становятся белыми и блестящими. И совсем не острыми шилоподобно-страшными. А такими, как у деток. И здоровенькими. Показали на секунду и тюбик с названием пасты. И рыбы стали водить хоровод вокруг водорослей, поднимая волну.
Президента начинает кумарить. Рыбы поют песенки! Хватают плавниками друг друга, крутятся, бьют хвостами по воде. Поднимают муть. И это отвратительно!
А он – больной раненый человек! И у него нет таблеток. И нет охранника № 6, который бы ему дал таблеток. И Президент – не наркоман. Он просто очень болен. Очень. И этим пользуются в телевизоре. Они льют на Президента свою воду. А Президент её ненавидит: и натуральную, и психологическую.
Эта вода липкая, как пот, как кисель, она не напоит, а только прибавит жажды.
Президент в каком-то болоте и хочет выплыть.
И все остальные в болоте и хотят выплыть.
А русы всех топят и топят. Весь мир нас тащит из болота, а русы топят. Своими липкими лапами и грязными лаптями. Как тот солдат, который дал шприцы. Он меня решил медленно убить. Чтоб не сразу сдох, а постепенно, в мучениях. Он подлый и злопамятный. Он не мог стерпеть, что Президент ранен, а он цел. И хорошо, что его убили. Но его злоба осталась в шприцах. И она теперь в теле Президента.
И тут сообразил, что он – псих...
Ничего страшного. Мало ли психов живут и здравствуют!
Отхлебнуть бы. Вода отвратительна! Он вспомнил, как лежал голый в тёплой ванне и его отмывала какая-то баба. Стало стыдно. А баба тоже хотела зла своему Президенту. Она мыла его и наверняка узнала. И предала. И хорошо, что её поймали. Хорошо, что её будут пытать. И хорошо, что она выдаст, где скрывается Президент. И его спасут!
Эта баба – шпион русов! Она его украла, довела до бесчувствия водой, пыталась переделать его мозги. Она любит русов?
– Нет.
Не может быть! А почему тогда она его бросила в мерзкую воду, мыла его мерзким мылом, а зубы не почистила?
– Она меня спасла.
От кого?
– От беды. Она всё сделала правильно, и я не попал в беду.
А! Так ты только о себе и думаешь! О себе?
– Да.
И тут Президента накрыл приступ смеха. Смешна его фобия отвращения к воде, к зубным щётками, мылу, бабе, русам, словенам, а теперь и к себе. Ведь сейчас это всё далеко, он вне того мира, что на земле. А он под землёй! Уже под землёй! Его сюда скинул Охранник № 8. И чего ему теперь бояться!
На глаза попалась тарелка на столе. И бутылка.
Он не хочет есть! Он не хочет пить! Не хочет курить! Ему не нужны таблетки!
Нет, дайте таблетку. Ну, пожалуйста!

7
И тут телевизор переключился.
Пропали рыбы и вода.
На экране был он, Президент. И он что-то говорил.
Президент прислушался. Похоже, речь № 3:
– Солдаты! Фронт зовёт! Сегодня... Патриотизм... Победа... До последнего...
Нет, речь другая, № 7. Кроме того, в конце – никаких награждений. Это явно запись.
Президент из телевизора объявил о походе на Укрск. Нет! Это не запись! Про Укрск он ещё не знал, когда его ранило!
Президент потряс головой. Потом стал биться головой о стену. Потом подумал о галлюцинации. Потом ощутил ужас.
Он вдруг понял, что президентов много. Он пропал – появился ещё один.
Это охранник № 8 один. В случае чего придёт охранник № 6. А президентов много! Их столько наштамповали! От этого можно сойти с ума! Получается, что даже его дети и жена – жена и дети ещё одного Президента!
И его накрыла паника. Ненадолго. Потому что тут же скрутила страшная судорога.

Очнулся на полу среди лужи. Откуда из него льётся, если он почти ничего не пьёт? Вся одежда пропиталась вонючим потом и мочой. Вернулось обоняние. Попробовал повернуться – не получилось. Страшная слабость. И сколько это будет ещё продолжаться?
– Уже уходят физиологические симптомы абстинентного синдрома. Пиковое состояние у меня прошло.
Губы шевелились. Что сказано, Президент понял, но фоном звучал ещё какой-то женский голос.
Вспомнил: телевизор.
Повернул голову.
Телевизор работал.

На экране толстая тётка с завитой на затылке чёрной косой, с густо намазанными глазами вела популярную лекцию про национальный язык.
– Экспансия Русии привела к коверканью нашего языка. Например, исконное название Укрск они переделали в Курск. Изменяли они наш язык примитивными методами. Например, нужно сделать укрское слово «кит» русовским. Поставь букву «о» вместо «и» – и получился русовский «кот». Аналогично и с названием плавающего животного кыт, которого русы так нелепо называют «кит». Их буквы сбивают с толку, они по невежеству не знают, как их читать...
Продолжил худощавый профессор в чёрной с красным вышиванке:
– Взять, например, наше славное тёплое и пушистое слово «кишка». Они же его превратили в ужасное, нелепое слово «кошка»!
Полненький лысый в пиджаке и сине-жёлтом полосатом галстуке:
– Они не просто взяли и украли наш допотопный, уникальный и замечательный язык! Они украли даже название нашего народа!
Дородная тётка возразила:
– Вы хотите сказать, что настоящие русы – это мы? А русы, не побоюсь этого слова, и есть укры? – и завизжала: – Вы предатель!..
Это он уже слышал много раз.
Президент поднялся, нащупал пульт, но выключить телевизор не успел: погас свет. Президент сел обратно на кушетку, потом улёгся и полежал немножко, но свет так и не включился. Пришлось подняться, подойти к столу, нащупать там фонарь. Тарелки упали на пол и разбились, но фонарь он нашёл и включил. Взял бутылку воды, добрался до кушетки и лёг, обняв включённый фонарь.

Начал вспоминать.
Тётка его привела в метро. Странно, что он услыхал поезд только однажды. Неужели поезда ездили, пока Президент отключался?
– Нет. То был особый поезд. Метро закрыто. Поэтому меня тут и спрятали.
А что с тёткой?
– Тётка избита, лежит без сознания, она уже рассказала, где я прячусь.
Нужно уходить?
– Да, надо уходить, ждать нечего. По пути буду прятаться. Я уже могу далеко идти. Но обязательно надо достать из рюкзака паёк, съесть помидор, подкрепиться ещё чем-нибудь. И сделать перевязку.
Президенту действительно стало лучше. Он нашёл лучом фонарика валявшийся на полу помидор. И такой он красный и вкусный. Он его съел, густо посолив! А ещё поклевал галет, запил тёплой мерзкой водой. Будто пил болотную жижу. Наложил новый пластырь на заживающую ранку: нагноения нет. И боль не чувствовалась. Собрал рюкзак.
Президент готов. Понять бы, куда идти. Куда идти?
– Надо выйти из служебки, и идти в туннель. Потом свернуть направо...
А его там не ждут?
– Нет. Они придут сюда через сутки. Они ищут солдата, у которого я забрал документы. Но очередь и до меня дойдёт.
Президент, покачиваясь, подошёл к двери, открыл её, выключил отсутствующий свет и шагнул из комнаты в туннель, освещаемый редкими аварийными лампами.

8
Президент знал, зачем его ищут.
Всё это из-за удара зелёной градиной. Он стал видеть будущее.
Но почему он не сдох после удара, как остальные люди?
– Потому что меня ударила вторая градина.
И сколько ему ещё жить?
– Пока не найдут, не выкачают всю информацию о будущем и не убьют.
Странное это свойство: знать своё будущее и не знать. Если его найдут, то убьют. Но он этого не хочет и может изменять будущее. И его не найдут. И сколько времени ему убегать от судьбы?
– Пока убегаешь – убежишь.
Это получилось, что он – вечный жид. Скитаться вечно?
– Жизнь человека ограничена. Можно увидеть своё будущее, постараться не умереть раньше, но невозможно избежать смерти.
Интересно, а сколько людей получили по две градины?
– Нас несколько десятков.
Вот это да! И что будет, если амекокосы поймают одного из них и найдут меня?
– Проблема гораздо глубже. Мы обязательно найдём друг друга. Нужно только, чтоб наши пути пересеклись. Если мы найдём друг друга, наша сила предвидения увеличится. Не знаю, сколько из нас уже подумало об этом и задало правильный вопрос. Но мне рано начинать поиски. Мне надо вылечиться, избавиться от действия наркотиков, которыми меня накачивали.
А если такие дважды стукнутые начнут воевать друг с другом?
– Тогда останется неопределённость. Для таких всё вернётся к обычной вероятности события. Свойство предвидения в таком случае будет нивелировано.
Люди разные, откуда знаешь, что в голове того или иного человека. Президент помнил, как ему предложили стать президентом, и тут же начал рваться к власти. А получилось, что только попал в зависимость от других. Кто-то подсказывает, что делать, что говорить и даже о чём думать. Но он совершенно не помнил, что было до того, как он выиграл выборы. Он подумал и испугался: откуда он знает о жене, детях... о наглах и зависимости от их приказов?
– Я – трафарет, всё, что было у оригинала, есть у меня. Но воспоминаний предыдущего клона у меня нет. Но они появятся, если этого я захочу.
Но ведь даже этих рассуждений раньше не было! Откуда они взялись?
– Я постепенно избавляюсь от подсказок. Но я ещё далёк хотя бы от автономии. Слишком глубоко в меня вписали ненависть.

Он в этой квартире в маленьком двухэтажном доме уже неделю. Его не интересовало, чья это квартира. Что-то знакомое, не больше. Тут были кое-какие продукты, из крана текла вода. Электричество хоть и со сбоями, тоже было. В квартире стоял и телевизор, но Президент боялся его включать. Чтоб не услышали соседи. Да и телевизор его раздражал. Да там и показывали только победы, награждения и лицо нового президента, который разъезжал по миру, и ему давали деньги, оружие, ракеты, самолёты, чтоб он убивал русов. Это была его самая главная задача.
Всё это делал и Президент, когда ещё был президентом. А сейчас его даже не интересовало, кто был президентом до него, кто был лицом страны до него... Такой же, как он, клон.
Он пытался вспомнить, что было до того, как он проснулся Президентом. Назло утверждениям второго я. Не мог он поверить на все сто процентов, что ничего не вспомнит! Но пока не смог.
Его амекокосы тщательно охраняли от воспоминаний. Но кое-что он складывал из разговоров других или из реальных событий. Например, точно знал не из воспоминаний, что у него есть жена и дочь. Потому что два раза его привозили куда-то для встречи с семьёй, что было важно зафиксировать на камеру. Жена обнимала, он её целовал в щёчку, как это подсказывали в голове, брал дочку на руки и сразу отпускал. Потом они сидели в кафе, ходили по какому-то городу, по магазинам и даже плавали в море. Эти кадры он видел в сетях и на телевидении.
И сейчас не мог понять, они – его жена и дети – такие же, как он куклы, или нет. Они как будто выполняли чужую волю. Но девочка – вряд ли. Он чувствовал, что ей неприятно быть с ним, она отстранялась и успокаивалась, когда попадала в руки даже не мамы, а няни. Да и его жену клонировать незачем.
Но эти встречи в его жизни не главное. Это как обои в комнате, как мебель и светильники: должны ублажать, радовать глаз. Он должен был произносить речи. Даже на встречах с президентами и премьерами других стран он говорил только то, что ему диктовали в голову. И договаривался с ними не он. На время переговоров его уводили, развлекали. А потом приводили под камеры, он что-то подписывал, жал руки, ему жали руки, и его уводили.
Здесь, в этой квартире, у него не проходила депрессия. Как сказало второе я, это хороший признак. Это не смертельно. Хотелось таблеток, но как-то чуть-чуть. А ещё хотелось прежней жизни, когда он был Президентом. И хотелось добиться для страны какой-то замечательной довоенной жизни. Но какой именно, он просто не знал. Просто раньше точно было всем хорошо.
Чтоб не дать победить себя подавленности и раздражительности, он ел.
В основном сладкое. Нашёл конфеты, кукурузные хлопья, сгущёнку, мёд, варенье. Почему-то особенно нравилось абрикосовое повидло из дички: оно чуть горчило. Жаль, что мороженого в морозилке не было. Всё это он запивал сладкими кофе, чаем, какао. С сухим молоком. Хотел напиться, но спиртного не нашёл.
Нашёл сало и вспомнил, что из него можно нажарить шкварок. Он их нарезал мелко-мелко, кидал на сковороду, постоянно мешал, потом солил, вываливал в миску и ел. Нет, уминал их с таким удовольствием!
Он даже не задумывался, на сколько дней этих продуктов хватит. Просто брал с полок холодильника и шкафов.
Сначала он был скелетом, а теперь нарастал жирок: он располнел от сладкого и мучного. Его постоянно пучило, и чтоб квартира не провоняла, он осторожно открывал окна для притока воздуха.
Но очень осторожно. Квартира находилось на втором этаже, окна выходили на пустынную улицу. Изредка на ней слышался шум, и тогда Президент украдкой выглядывал из-за штор. По улице ходили дети и женщины, а ещё военные ловили мужиков. Наверное, так и нужно, кто ещё воевать будет!
Инъекции делать уже было нечем. Рыжий рус и грабёж аптеки всё-таки ему помогли. Но теперь он нашёл в ящике комода только таблетки от боли. Чтоб ими не злоупотреблять, он ходил с холодным компрессом на лбу. Антибиотики уже не требовались: рана на плече зажила, остался красный шрам в виде косого трезубца. А на лбу шрам ему даже нравился. Такой боевой шрам. Сразу видно, что он бывалый мужик.
Провонявшую грязную одежду он засунул в мешок для мусора и оставил в ванной. В шкафу видел чью-то одежду, но она осталась лежать на полках. А он ходил по квартире голым.
Иногда рассматривал себя в зеркале. Отросла борода. Усы висели как у казака. Осталось постричь голову налысо, оставив хохол. Эта мысль его забавляла, он к ней возвращался и возвращался и возвращался, пока и она не стала его раздражать. В общем, новое лицо ему нравилось больше прежнего. Особенно шрам на лбу. Ведь теперь старое лицо принадлежало не ему, а тому, в телевизоре, а у него шрамов на лице не было!
Интересно, что бы он сказал, когда они увиделись бы?
– Он бы меня не узнал.
А откуда он взялся?
– Оттуда же, откуда взялся и я.
А откуда взялся я?
– Во Фракции есть особая научная база, где создают правильных чиновников. Там меня влили воспоминания и внедрили правильные идеи и мысли.
А что такое «правильные мысли»?
– Ну, например, наша страна освободилась от рабства русов, но получила такое же или похлеще рабство от амекокосов. Эта мысль неправильная наполовину, правильная только в первой части. Рабство от амекокосов называется свободой. Эта мысль правильная, но кроме слова «рабство»; оно применимо только к русам.
И Президенту стало страшно. Он считал, что приносит пользу своей стране... Так?
– Нет. Никогда. Я всегда приносил пользу другим людям из-за загарницы и немножко себе.
Но у него же иногда появлялись возвышенные желания, исполнение которых принесло бы пользу всем?
– Бойся своих желаний, они могут оказаться чужими.
Цитата... Откуда она, спрашивать не хотелось. О себе, как Президенте, он знал всё. Его не пугали, ему не обещали много благ, но он как заведённый делал то, что приказывал голос в голове. А чем отличается тот голос от голоса второго я?
– Да ничем. Но я отвечаю себе, а не приказываю. Я себе спасаю жизнь.
Откуда знать, что ответы не подтасованы под правильное поведение?
– Я – это я, и я нужен себе весь, целиком. А тем людям не я был нужен, а мой аватар. Политика впечатлений работает. Не факты важны, а впечатление, нужная трактовка. Потеряв меня, они сразу нашли другого, чтоб для всех остальных ничего не поменялось. И у нового президента нет вопросов. Он глотает таблетки. И мысль о том, что ему уготовлено в дальнейшем, его не пугает, она просто впиталась в угнетённое сознание, которое отгородилось от фактов. Так человеку комфортно.
Депрессия Президента – или кого теперь! – не покидала. И поэтому хотелось счастливого прошлого.
Выходить на улицу нельзя. Кто бы пришёл в гости?
– Через полчаса ко мне придут гости.
Президент испугался. Убегать?
– Пока не надо, не опасно.
Надо бы одеться. И Президент полез в шкаф. Вытащил трусы, красное спортивное трико, футболку цвета хаки... Нет, лучше другую. И достал жёлтую. Когда-то этот цвет он любил. А ещё любил сочетание красного и синего. Одежда с трудом, но налезла. Он явно толще хозяина вещей. Нужно начать заниматься спортом. Но лучше начать убегать от убийц.
Побриться бы... Нет, ни за что. И он провёл ладонью по своему мужественному шраму.
Входные двери заскрипели замком и отворились. Потом пискнули петлями и закрылись. Президент стоял на середине комнаты и ждал.
Пришедший поставил что-то тяжёлое, явно снял обувь, снял верхнюю одежду, нашёл тапки. И не замечал, что в его доме кто-то посторонний. Это было странно.
Президент стоял на середине комнаты. Пожилая женщина вошла и остановилась у дверей. Потом всплеснула руками и кинулась к Президенту, обняла его, начала целовать:
– Вовик! Вовик!
И Президент непроизвольно сказал:
– Мам! – и обнял женщину. От неё пахло чем-то родным, давно забытым. Он вдруг стал маленьким мальчиком. И это насторожило. Наверное что-то вспоминалось.
– Ты здесь! До дома вернулся! И не предупредил! Как мальчишкой был, так и остался.
Она узнала его, постаревшего, обросшего, раненого, страшного... Которого заставили вспомнить её за время президентства только раз или два... Он бы её вообще не вспоминал, потому что этого не требовал суфлёр. Или он просто её забыл... Было полно дел... Он чуть не рассмеялся этой мысли.
Второе я молчало: вопрос не был задан. Президент решил пока избегать вопросов.
– Мам! – только это мог он сказать, потому что внезапно заплакал. Даже дочь не вызывала у него умиления... Когда он плакал в последний раз?
– После удара градиной – ни разу. Я могу видеть будущее, а не прошлое. Прошлое могу только реконструировать...
Мама от него отпрянула, оставив руки у него на груди, глянула а глаза:
– Что ты говоришь?
– Отвечаю на вопрос, – и добавил от себя: – Не обращай внимания. Чуть приболел. Это я брежу, – и понял, что именно сейчас очнулся, а бредил раньше. Одна загадка оставалась: если он – клон, то разве мама о судьбе остальных не знала? И сам себе ответил:
– Знала о двоих до меня. Она сумела разобраться, что они разные. Их нет. У них был сбой в программе. Но я первый добрался до моего родного дома.
Значит и история с флешкой – сбой?
– Я во сне оборвал крепление и флешка вывалилась.
Но охранник ничего не заметил! Так?
– Заметил и доложил. Но это не существенно. В подушке уже ждала меня новая флешка. Но тут вмешалась градина.
– Что ты говоришь? – спросила мама снова.
– Отвечаю на вопрос, – ответил Президент и понял, что его смущало: мама не пахла старым человеком! И она уже встречала нескольких клонов и знала об этом! И если это убежище известно амекокосам, значит пора убегать?
– Да.
А куда?
– Куда-нибудь, где не опасно.
И тут у Президента мысль: куда убегать – не известно, откуда убегать – тоже непонятно. Как же так получилось?
– С людьми такое бывает.
С людьми?
– Да. Но сейчас не тот случай. Я знаю, куда двигаться дальше.
И Президент понял.

9
Десантники окружили дом, высадились на крышу.
Предстояло поймать одного стукнутого, который давно прячется от властей.
Они не знали главного...

Апрель-август, ноябрь 2024