Душа и тело Часть 2-4

Феликс Довжик.

Душа и тело  Часть 2-4


Наши подруги.  Зоя

Зоя появилась у нас через года полтора после создания нашей лаборатории. В этот год в наше НИИ, прибыла заметная группа выпускников Рязанского радиотехнического института, а она сама родом из Рязани – не самый маленький город России. Сразу видно, городская девчонка с богатыми природными данными. Красивая, модно и со вкусом одета, и пошутить, и ответить умеет, совершенно не боится мальчишек, наше присутствие её не сковывает, и работник полезный. Если что-то не знает, не стесняется спросить и охотно принимает любую помощь.

Никакого ненужного в этом случае самолюбия в ней нет, поэтому работать с ней – удовольствие. И шутки для разрядки, и дело движется. Но когда всего с избытком, это немножко напрягает. Мы, все мужики, ещё книжные черви, еще не вылезли из толстых институтских учебников, но уже с головой влезаем в профессию, а это неизбежно в ущерб живой жизни, а Зоя очень земной человек с правильным пониманием природного назначения женщины и при этом очень деятельная, очень активная, но энергии через все края сразу.

И тут с её стороны некоторый перебор при нашей мужской недоразвитости. Перебор положительного на неё не сработал. Мы с ней практически ровесники. Её бы в наш тридцатилетний коллектив, да быть бы нам ещё холостыми, тогда бы мы её оценили. На всех наших гулянках и вылазках на природу или на водохранилище Зоя самый веселый и самый заводной человек. А уж как детей любит – сама с ними ребёнком становится.

Тут же на пол, не щадя наряды, и играет с ними на равных их же игрушками. Нам её чудеса казались странностями – она уже созрела для семейной жизни, а мы еще недозрелыши. Первым на кого она обратила внимание, конечно же был Игорь – стройный, высокий, 180 сантиметров, интеллигентный, невозмутимый, спокойный при любых обстоятельствах. Даже я, совершенно ничего не смысливший в мужской красоте иногда ощущал его притягательное обаяние.

Поэтому ничего удивительного в том, что многие девчонки и не только нашего отдела хотели бы познакомиться с ним поближе, но как это сделать, если его взгляд всегда и везде обращён в глубины его непрерывных мыслей.
Зоя видела Игоря на работе каждый день, но как решить главную проблему – переключить его взгляд от его внутреннего мира на себя, она не знала.

По-видимому, я был первым, кто понял, что Игорь и Гета в самое ближайшее время встретятся в Инстринском загсе – этот гром с ясного неба для многих девчонок и особенно для Зои грянул совершенно неожиданно.
Гета могла общаться с Игорем по работе хоть каждый день, у Зои такой возможности не было. Ей работу задавал я. С Гетой мне общаться по работе не надо, но зато я мог общаться с нею в общежитии.

Когда я учился в Ленинграде, я повадился достаточно регулярно посещать Гостиный двор – угол Невского и Садовой, а там были два отдела, где продавались инструменты для плотницких и столярных работ. В Истру я приехал с полным набором необходимого. Когда через пару-тройку месяцев совместного пребывания с Гетой в стане программисток, она пожаловалась, что в их комнате общежития, как и в моей, есть встроенный шкаф-чулан, но там ничего нет, даже вешалки, я вызвался всё ей оборудовать. Сказано – сделано, к великой радости и Геты, и Тамары.
 
Тамара, как и я, в 1961 году окончила Ленинградский, но не мой Политехнический, а Электротехнический институт и почти одновременно с Гетой появилась в Истре, поэтому они обе оказались в одной комнате общежития.
На ноябрьские праздники 1961 года я, не без некоторых надежд, как оказалось, совершенно бесплодных, решил посетить Ленинград и воспользоваться для этого самолётом – посмотреть и почувствовать, что это такое.

Захожу в самолёт, сажусь на своё место и с изумлением вижу: буквально предо мной через один ряд сидит Тамара – солистка ансамбля ленинградского электротехнического института (ЛЭТИ) едет на встречу со своим оркестром. Мы тут же мужчину возле Тамары заменили мною и, как оказалось, очень правильно сделали.

Летим минут десять, и тут началось. Несчастный самолёт из одной воздушной ямы проваливается в другую – болтанка нечеловеческая. Я еще школьником младших классов узнал, что круговое вращение в горизонтальной плоскости не для меня. Через дорогу от нашего дома, где мы в то время жили, – военкомат. Мама моего дружка там уборщица и сторож. Он завёл меня в комнату, где медики проверяют призывников, и раскрутил меня в специальном кресле.

Последующие мои движения, вызвали у него гомерический хохот. В старших классах я понял, что вальс – это не моё. Если меня после нескольких кругов не приставить к стенке, я сам по пути к ней расшвыряю всех, кто окажется в области моего замысловатого движения. А здесь в самолёте мне хоть бы хны. Здесь нет горизонтального вращения.

Вокруг меня все в полуобморочном состоянии. Я громко рассказываю Тамаре анекдот за анекдотом – как-то отвлекаю её от внутренних ощущений. Ко мне подбегает бортпроводница, суёт мне два пакета пакетов. «Вы же хорошо переносите. Помогите мне. У меня там в хвосте вообще все умирают.» Я раздаю пакеты и продолжаю развлекать Тамару, а она молодец – держится из последних сил, но держится. Довёз я её до Пулкова без потери её имиджа.

Потом оказалось – Питер закрыли на три дня. Наш самолёт последний, кого приняли. И обратно мы с ней летели в одном самолёте, и опять удалось разместиться рядом. Судьба. Но погода на этот раз была абсолютно летная.

И с третьей девчонкой в этой комнате у меня своя история. Сначала с Гетой и Тамарой жила другая девчонка, но весной 1962 года она вышла замуж, а тут к нам прислали новую партию выпускников ЛЭТИ, и в этой партии Ира, с которой Тамара несколько лет вместе жила в лэтишном общежитии. Тамара тут же забрала её в свою комнату.

Летом этого же года меня второй раз отправили на месяц в колхоз. Первый раз на месяц я поехал в колхоз годом раньше, когда еще не была создана лаборатория. Нас инженеров новобранцев и молодёжь из уже созданных цехов отправили на сельхоз работы. Жили в палатках, на еду продукты давал колхоз, сами готовили у костра. Быть поварихой согласилась армянская девчонка.

У нас в Истре директор нашего головного НИИ академик Иосифьян собирал полный интернационал выпускников всех политехнических, электротехнических, радиотехнических вузов страны, плюс математиков и физиков МГУ и математиков Ленинградского университета.  К сожалению, я забыл имя нашей поварихи. Она была года на три нас старше, красивая, мудрая, со всеми мальчишками хорошо ладила, они ей подчинялись с полуслова. И готовила великолепно. Она и в НИИ была заметна и красотой, и характером. Но как только она отработала положенные три года, она уехала к себе на родину.

Командиром всего нашего отряда назначили Сашу Сургунда. Он из первой уникальной и дружной пятерки выпускников молодого послевоенного Новочеркасского политехнического института – из выпуска 1960 года. Из этой пятёрки только Саша Деревянченко, очень интересный, своеобразный человек, со своим особым мировоззрением, не поднялся выше ведущего инженера.

Трое других, Саша Сургунд, Игорь Джигурда и Слава Самборский со временем стали начальниками лабораторий, а самый молодой из них, поступивший в Новочеркасский институт в пятнадцать лет, Володя Яцук, будущий муж Тамары, стал начальником отдела и заместителем директора по данному направлению.

Володя оказался наркоманом работы. Однажды Саша Деревянченко, самый по возрасту старший из них и всегда преданно идущий по стопам Володи, пожаловался мне на него: «Ну что он от меня хочет? Дать больше того, что я могу, я не могу».
Бомба замедленного действия в семейную жизнь Тамары оказалась заложенной ещё до их свадьбы, но они её не заметили вовремя.

Тамара оставила технику. Английским владела в совершенстве. Стала преподавать в московских вузах. Стажировалась в Англии. Защитила диссертацию. Когда сын Владимира и Тамары был ещё школьником, Слава Самборский с восторгом рассказывал – какой сын у них самостоятельный, всё может, любую работу делает. Я помалкивал, но мне это всё не нравилось. Если мама не приготовила обед, волей-неволей сам его приготовишь. А где тогда взять время на развитие любознательности?

Вскоре после того, как я узнал о их разводе, я случайно встретил на улице Тамару. Я к тому времени уже давно тоже был отцом семейства и воспитывал сына-школьника. На правах бывшего её приятеля я сразу в лоб спросил: «Что у вас случилось? Что произошло?». Она сразу ответила: «Он приходил домой только отдыхать. Он ни одного гвоздя в квартире забить не мог». Я тут же выпалил: «Что же ты меня не выбрала? Я бы тебе все гвозди забил и даже дюжину лишних». Она заразительно засмеялась. Раз смеётся, значит не всё трагично.

Их сын в школе не был так успешен, как дома в кухне. Устроился рабочим на мебельную фабрику. Поскольку к бутылке его не приучили, он стал успешным бригадиром. О нём даже однажды в местной газете писали. Завёл семью, сам стал отцом семейства.

Тамара после развода в Москве отыскала припарки к телу – временное личное счастье. После какого-то количество лет узнала, что такое настоящий развод. Со вторым супругом она успела где-то под Волоколамском сообща построить дачу. Отставной муж потребовал полсуммы за неё. Пришлось Володе финансово выручать Тамару.

Ему после развода фирма предоставила хоромы в виде отдельной однокомнатной квартиры, но что-то через несколько лет после развода у него с телом не заладилось, и его уложили в московскую клинику. Через несколько месяцев он вернулся в свою однокомнатную квартиру со своим лечащим врачом.

Теперь лечащему врачу пришлось ездить в Москву и в своей клинике лечить больных, а здесь у нас за истринским пациентом приглядывать. Через какое-то количество лет она посчитала свой долг исчерпанным и сосредоточилась только на московской клинике. С тех пор ничто не мешало Володе всего себя отдать любимой работе.

Несколько ранее я забыл упомянуть, что к Саше Сургунду, командиру нашего колхозного отряда с поварихой армянского происхождения в качестве комиссара без всякого моего согласия был пристален тогда никому, кроме Саши, неизвестный я. Две недели я работал, как все, никаких не зная хлопот. Вдруг мне Саша поздно вечером говорит, что ему надо срочно в Истру, завтра рано утром он уедет и вернётся лишь в понедельник утром. Поэтому я остаюсь за командира.

Сюрприз он всегда сюрприз. Утром просыпаюсь – Саши в палатке нет. Наша добросовестная повариха готовит завтрак. Саше она успела сказать, что нет дров готовить обед, их еле хватило на завтрак, а он ей в ответ – обо всём должен позаботиться я.
 
После завтрака отвёл всех на поле, всех расставил и галопом назад в правление. Возле правления заметил – есть наколотые дрова и даже много, но на себе не унесёшь. Председатель мне: «Коня в телегу запрячь сможешь? – вот когда пригодился опыт конюха на целине. – В конюшне дадут лошадь и сбрую, и там же телега стоит».

За первый день работы честно поставил себе полнормы – две грядки. Во второй день то же самое. Только расставил – цеховые пацаны чуть не подрались. Вчерашние десятиклассники – им осенью в армию. Пока с ними разбирался и расставлял, чтобы рядом не терлись, девчонкам помогал – опять у меня только послеобеденные полнормы. Но ведь Саша себя даже в журнал не включил.

Утром Саша, как обещал, примчался к завтраку. Сразу схватил журнал. Я ему: «У всех норма выполнена». Не поверил, пробежал глазами и вдруг с возмущением: «У тебя оба дня по полнормы!». Посмотрел на меня и осёкся. Наверно у меня глаза от изумления не на месте стояли. Понял он, что ляпу дал, а назад уже свой ляп не вернёшь. Хороший был парень, весёлый, очень контактный, с людьми быстро сходился.

Он раньше Славы Самборского стал начальником лаборатории – теоретической, а у нас Слава – в первую очередь теоретик наших приборов, а остальное по остаточному принципу. Естественно у Славы с Сашей и с его генералами и полководцами творческая конкуренция, а от этого некоторое охлаждение во всяких отношениях. Но и у меня с Сашей со времён этого колхоза сугубо деловые отношения и ничего личного.

 Немало лет прошло, прежде чем я понял, что у всякого начальника неизбежно возникает очень ревностное отношение к тому, кому волей-неволей приходилось его замещать. Даже Слава не избежал этой хронической детской болезни, но он сумел быстро от неё излечиться. Не знаю, посетила ли эта болезнь Игоря. Через шесть лет нашей совместной работы Славу и меня принудительно отселили от Игоря, но на тёплые дружеские отношения ни время, ни дистанция никак не повлияли.

Второй раз на целый месяц я попал в колхоз из-за своей производственной оперативности. В лаборатории запарка, все заняты, а я всё своё завершил. Кому, как не мне, собирать картошку с колхозных полей.
В это время в маленькой комнате двухкомнатной квартиры общежития у меня появились два новых соседа, более непохожих друг на друга мужиков трудно придумать.

Высокий стройный всегда улыбчивый, всегда хорошо одетый красавец Мурат, азербайджанец по отцу и армянин по матери, и рыжий Людвиг, чуть выше живота Мурата, слегка сутулый, подслеповато близорукий, вечно небрежно небрит и вечно хмурый, да ещё недобор высоты переплавился в некоторый, правда, незначительный, перебор упитанности. И оба, как на подбор, покорители дамских сердец.

То, что девчонки от одного взгляда Мурата теряли земную устойчивость, меня не удивляло. А вот как некрасивому подслеповатому Людвигу удавалось заметить девчонку и свой хмурый взгляд недовольного жизнью человека тут же немедленно перестроить в медовый липовый и к этому гипнотизирующему взгляду бархатным голосом добавить несколько завораживающих слов, я понять не могу.

Однако моё непонимание фактов не отменяет. И ещё необъяснимый для меня факт. В одной квартире общежития живут три мужика, работают они в трёх разных отделах фирмы и всех трёх одновременно посылают на месяц в один колхоз. Я думаю, если подсчитать вероятность такого совпадения, она будет ничтожно малой. Объяснение у меня только одно. Кто-то в небесной канцелярии заранее знал, что один из этой тройки будет потом заниматься какой-то писаниной, и ему надо что-то подбросить на тот случай, если ему нечего будет сказать.

И вот мы все трое в колхозе, Мурат назначен командиром, а у меня есть некоторый двухдневный опыт руководства. Ну как ему не помогать. Тем более – в колхозной команде опять много цехового молодняка.

На дворе уже осень. В палатках заскучаешь. Нас всех расселяют по домам колхозников. Нас троих и с нами ещё трёх девчонок селят к одинокой приветливой женщине. Она соглашается быть нашей кухаркой – получать в колхозе продукты и готовить нам трёхразовое питание. Готовила хорошо, никаких претензий у нас к ней не было. Поселила нас в пустой маленькой комнате – спальных мест конечно не было, сама в своей комнате, а других комнат, кроме кухни, не было.

Постелили мы на пол сено, на него – три мужских одеяла. Укрываться тремя женскими – такими же, как мужские, из общежития. И вот теперь задача. Как трёх мужчин и трёх женщин укрыть по парам тремя одеялами и сохранить в каждой паре принцип одинаковой половой принадлежности. Не получается. Такая задача решения не имеет.

До сих пор моя душа искала родственную душу среди представительниц женских душ. Одиночество тяготило – душа дружбы жаждала. Конечно душа иногда замечала притягивающие к себе мои взгляды женское тело, но никакого такого потрясения я от этого не испытывал. Посмотрю, полюбуюсь и пошёл дальше своей дорогой.

А тут рядом на расстоянии полусогнутой руки красивое тело, которое мне нравилось, и рука моя, нахалка эдакая, вопреки всех моих представлений о приличии отправилась на свидание с телом, осторожно заползла на середину той части, которая считается животом и стала осторожно и нежно поглаживать материю спортивного костюма того времени.

 Её рука некоторое время делала вид, что ничего не чувствует и не замечает, но потом посчитала, что пора вмешаться, иначе всё будет не так понято, и она стала изображать, что она честно сопротивляется и добросовестно отгоняет мою руку, но всё-таки не так, чтобы моя рука немедленно удалилась.

«Ну зачем, ну не надо, подожди. Давай я сначала тебя немножечко отодвину, ну как будто чуть-чуть отгоняю, потом можешь осторожно вернуться, а я как бы не почувствую, а потом как бы снова буду чуть-чуть сопротивляться».

После этого колхоза Зоя изредка подразнивала меня Ирой. Я часто заглядывал в эту комнату общежития. Все трое мне хорошо знакомы, всегда кого-нибудь встретишь, всегда есть с кем поговорить.

Действительно, Ира мне нравилась. С моей точки зрения, очень красивая девушка. Осиная талия Гурченко, от которой млели многие мужики, меня не привлекала. Некоторая плотность тела для меня никогда не была изъяном красоты. Рост – с меня, лучше бы на пять сантиметров ниже – с большего числа кавалеров можно снимать урожай, но и такой рост – ничего страшного, не 180 же и выше. И характер хороший. Доброжелательный, уступчивый, покладистый.

Вот рядом Гета. Если она упрётся, никакой тягач её с места не сдвинет. Никого, кроме Игоря, ей не подберёшь. Его уникальность как раз сопрягается с её исключительностью. А Ира создана быть хорошей женой и матерью, это же чувствуется. Видимо подруги внушили ей, что я влюблён в неё по уши, и основания для этого есть. Гета понимает, что я не к ней прихожу, Тамара тем более. Значит, к кому же, как не к Ире. Логика есть, и от неё так просто не отмахнуться.

 А Ире меня жалко. Не зацепил я её до необходимого уровня. Как друг и приятель – пожалуйста, но, чтобы дальше, что-то ещё должно сработать, а этого нет. И что бедной делать? В её взгляде я чувствую сочувствие мне, но не сказать же ей: «Перестань переживать. Я понимаю, что я не твой человек». И это действительно так.

 Она же не чувствует во мне ничего мужского, волевого. Тамаре этого не надо, Гете этого не надо, а Ире необходимо. Но и Ира не мой человек. Мне она нравится, но как друг, как собеседник. Мне нужно то, чего мало во мне. Я с детских лет привык повиноваться женщинам. Меня тянет к волевым женщинам, к женщинам командирам. А Ира не командир. Ей, как и мне, необходим повелитель.

Внезапная помощь пришла со стороны. Оказывается, не одному мне мамка нужна. В Ирин коллектив пришел выпускник техникума – фактически по возрасту недавний десятиклассник. Вероятно, Ира начала его опекать, и он влюбился в неё по уши.
Зоя стала меня дразнить – у тебя появился успешный конкурент.
Я почему-то долго не был у девчонок, а знакомство надо поддерживать.

Захожу – в комнате Ира и конкурент. Ира растерялась, её тревога и растерянность передалась парню. Я сразу нашёл выход из положения и спросил, где Гета. Выслушал ответ, попросил передать Гете привет и сразу ушел.
Через неделю явился снова. Захожу. В комнате за столиком сидят напротив друг друга возбуждённые Игорь и Гета и никого больше.

Чтобы Игорь в одиночку зашел в женский гарем, да никогда такого не было и быть не могло.
Я с порога спросил, где Ира. Ушла с Тамарой в кино. Попросил передать привет и тут же ушёл.
Тогда-то я понял, что у Истринского загса работа прибавится, но Зое об этом не рассказал. Но чтобы у Игоря при его вечной задумчивости всё вышло так просто, так тоже не может быть.

Готовясь к бракосочетанию Игорь отдал в московскую химчистку свой костюм.
Время регистрации в загсе совпадало с нашим обеденным перерывом. Поэтому сопровождал новобрачных узкий круг доверенных лиц во главе с Борис Иванычем – начальником нашей лаборатории. Уже пора всем выходить из общежития и двигаться в сторону загса и все уже готовы, тем более невеста, но тут Борис Иванович задал Игорю неожиданный вопрос – захватил ли он с собой паспорт и военный билет.

 Игорь запускает руку в карман пиджака хорошо отутюженного химчисткой костюма, но там ничего подобного нет. Военный билет в его вещах отыскался, но паспорт там не ночевал. Борис Иванович вышел на связь со мною, попросил никому ни слова, но рабочий стенд Игоря обыскать.
В загсе по одному военному билету регистрировать отказались. Свадьбу вечером решили не отменять. Только пять человек, кроме жениха и невесты, знали, что Игорь после свадьбы остался холостым.

Через месяц Игорь получил новый паспорт, и только узкий круг близких друзей был свидетелем регистрации брака. А ещё через месяц его старый паспорт, высланный московской химчисткой, добрался, наконец, до истринской милиции.
Зоя на свадьбе Игоря сидела, откровенно убитая горем. По-моему, только Славе удалось один раз уговорить её вальс станцевать. Не надо было этого ему делать. Но кто может знать, что в будущем произойдёт.

У любого горя свой срок активного существования – крутой подъём до высот, зависимых от природных возможностей души и тела, потом медленный спад, переходящий в угасание, а за ним память, поддерживаемая воспоминаниями со своими законами медленного бесконечного угасания.

Месяца через три, может быть через полгода, Зоя уже бала готова к встрече со своим личным счастьем, но оно почему-то не торопилось к ней заглянуть. Зое пришлось самой двигаться к нему навстречу.

У нас на фирме самыми популярными были лабораторные браки, реже – внутриотдельские, совсем редко – межотдельские. В нашей лаборатории на роль женихов могли претендовать три человека – Слава, друг мой Виталий и волей-неволей я, поскольку других больше не было. По внешним данным вне конкуренции Виталий – стройный, высокий, 180 сантиметров, пока при всех волосах, возможно даже красивый, но я в этом вопросе не судья, я в мужской красоте не профессор, я больше к девчонкам присматривался.

 У Славы рост – Ахиллесова пята, всего 168 сантиметров, но как раз из низкорослых выпекаются великие полководцы и великие ученые. Он, не подумав, никогда слова не скажет, а поэтому никогда никого не может обидеть.

У Игоря впереди него идёт его задумчивость, не все решаются его отвлекать, а у Славы впереди него идёт его интеллект, и каждому хочется, чтобы он помог решить его проблему, и он охотно решает. Но характер у Славы твёрдый и волевой и требование у него по работе к себе и к другим мужчинам очень высокого уровня. Я к периферии работы относился с некоторой долей небрежности, но он быстро отучил меня от этой привычки.

Зоя интуитивно сделала совершенно правильный выбор, посчитав высокий рост мужчины не самым необходимым для семейной жизни. Все арсеналы доступных ей женских средств она развернула в сторону Славы. Но, как часто это в жизни бывает, в ход событий вмешался его величество случай.

Совершенно неожиданно ЛЭТИ прислал к нам в НИИ новую партию выпускников и совершенно правильно сделал. Двух выпускниц этого вуза мы к этому времени лишились. Тамара уже в Московском авиационном учит студентов английскому, а Ира без всякого объявления мне войны за то, что я за последние три месяца ни разу к ней не заглянул, внезапно тихо и скромно без всякой свадьбы регистрирует брак со своим начлабом. С точки зрения военной науки такой маневр называется – отход на хорошо подготовленные позиции. Новобрачные тут же увольняются и уезжают на Украину.

ЛЭТИ частично восполнил наши потери – в нашу лабораторию поступает Алла, её Борис Иванович направляет в группу Славы Самборского.
Появление девчонки в группе Славы Зою совершенно не насторожило. Тихая, малообщительная, постоянно задумчивая Алла по всем внешним данным Зое не конкурент. Но жизнь часто развивается по своим непонятным законам.

Внезапное известие, что Слава женится, для Зои как взрыв под нею мины, на которую она наступать не хотела. Тяжёлое ранение на всю жизнь.
В 2020 году в телефонном разговоре с моей Валентиной, вспоминая былое, Зоя с горечью пожаловалась: «Пришла малявка конопатая и увела Славу». Уже давно нет Славы, уже несколько лет, как нет Аллы, а у Зои боль не рассосалась. И тем не менее.

Слава получает свою первую квартиру. Надо бы купить мебельный гарнитур, но гарнитуры продают только в Москве по паспортам с московской пропиской. Слава позвонил Зое. По её паспорту покупается гарнитур. Магазинная машина въезжает в закрытый московский двор, туда же влетает машина нашего НИИ, машины с открытыми задними бортами притираются друг к другу, и грузчики груз из одной переносят в другую.

На свадьбе Славы Зоя навзрыд расплакалась. Женщины тесной толпой незаметно для молодожёнов перевели её в кухню, кое как успокоили – сняли самую активную фазу боли, и незаметно увели в общежитие.

У меня на памяти одна прогулка с Зоей на велосипедах, которая чуть не завершилась трагически.
В летнее воскресное утро я решил съездить на велосипеде за Ново-иерусалимский санаторий и посмотреть хотя бы с дороги, что за места за ним. Вышел во внутренний двор – Зоя идёт из магазина. Ну как не взять её с собой, если она просит.

В памяти обратный путь. Подъезжаем к Ново-иерусалимскому переезду через железную дорогу Волоколамск-Москва. До переезда метров сто. Вдруг на светофоре нам загорается красный, а шлагбаумы начинают перекрывать дорогу. Переезд этот с точки зрения техники безопасности исключительно неудачный.

 Справа от переезда до станции Ново-иерусалимская открытое место, а слева совершенно закрытое – подъём среднерусской возвышенности. Электричка из Волоколамска идёт как бы в глухом тоннеле без крыши, да ещё его накат вверх зарос густым высоким кустарником. До переезда электричку не видно и не слышно.

Я подтормаживаю, чтобы слезть с велосипеда, а Зоя впереди вдруг начинает ускоряться. Тормозит, спрыгивает с велосипеда, ведёт его и начинает обходить шлагбаумы. Я слетаю с велосипеда, а она уже вот-вот выйдет на рельсы. Я что есть силы ору: «Зоя! Стой!!», и она остановилась. Буквально через секунду на переезд с огромным рёвом вылетает первый вагон электрички, а за ним свистят и летят остальные. 
Подхожу к Зое – ничего говорить не нужно. Урок получила на всю последующую жизнь.

В молодые годы острая боль не бывает длительной. Впереди ещё долгая жизнь и надежды ещё не растрачены. Зоя все свои чары переключила на Виталия, но он всему, что может ограничить сферу его полудетских интересов, всегда готов дать решительный отпор. Время идёт, а у Зои пробуксовка – никакого движения к заксу. А она без этого никак – не так воспитана.

В её судьбу решил вмешаться старший брат, тем более, что такая возможность ему представилась. Он ещё в вузе по любви, а не по расчёту, женился на москвичке. У него всё благополучно, а младшая сестрёнка, единственная и любимая, мается. А тут у него то ли у однокурсницы, то ли сослуживицы младший брат в возрасте Зои и тоже мается в одиночестве. Старшие решили младших познакомить.

У Зои вдруг небывалый подъём энергии, но она совершенно не создана для хранения тайн. Зоя рвётся в Москву, а у нас аппетитный пикник почти всем коллективом намечается. Ну что ты рвешься на части, пригласи к нам своего Сашу. Мы его на шампурах не зажарим. Целым и невредимым он у нас останется.

Саша легко прикипел к нашему коллективу. Мне он очень понравился. Московский интеллигент, речь без всякого мусора, а самое главное, что ни попросишь, всё безотказно делает. Многих своих мужиков из водоёма не вытащишь, а к раздаче завтрака или обеда они первые. Они устали, есть хотят, умирают.

Для Зои в Саше один обидный нюанс – у него нет высшего образования, работает он в НИИ после техникума. Во всяком НИИ без институтского диплома не разбежишься. Ну и что? Что ты переживаешь? Отыщи какой-нибудь вечерний или заочный дворовый институт, помоги ему кончить, и он на любом производстве станет помощником начальника цеха или даже начальником, и зарплата будет вдвое выше твоей, не считая премиальных.

Зоя выслушивала наши доводы, но всё-таки как-то колебалась. А тут тем временем на подмосковной земле у меня с моей Валентиной завязалась повесть, а Виталий, глядя на меня, стал суетиться, поглядывать по сторонам и обнаружил подходящую себе Валентину. Такие события в ту пору в Истре не утаишь. Наверно, это тоже повлияло на решение Зои, и она стала москвичкой, а в положенный срок матерью сына.

С тех пор пролетело немало лет, не годами, а пятёрками надо мерить – три или четыре пятёрки. В институте очередная обидная потеря – скончался Виктор Хопёрский, однокурсник Зои. Он вместе с нею пришёл в нашу лабораторию, поработал с нами десяток лет, потом перешёл в соседнюю лабораторию нашего же отдела – его друг возглавил её.  Витя обладал удивительным даром. Когда иногда при наших обсуждениях страсти накалялись до предела, Витя вставлял какую-нибудь весёлую шутку и очень к месту. Мы посмеёмся и переходим к спокойному обсуждению.

Через год после смерти Вити мы все, друзья его, приглашены на поминки. Я позвонил Зое, и она приехала. Потом я и Виталий пошли провожать её на электричку, и пока мы шли по дороге и пока ждали электричку, она рассказала нам о трагедии своей семейной жизни.

Сашка оказался неисправимым игроманом – всю зарплату до копейки просаживал на ипподроме. Его сестра думала, Зоя его исправит. Не получилось. Алкоголик в одиночку всю зарплату не пропьёт, бутылка его на землю уложит, а игрок десять зарплат за час спустит. Достоевскому с трудом удалось победить подобный порок, а Сашка слабак, и ничего с ним не сделаешь.

 Зоя с грудным ребёнком, а Сашка после зарплаты приносит фигу в кармане. Какая любовь тут быть может!? Да ещё у него глубокая вера, что вот-вот он выиграет. Он же о каждом наезднике всё знает. И эту уверенность из него не выбить. Ему не докажешь, что ипподром создан не для того, чтобы он выигрывал, а для того, чтобы выигрывал ипподром.
Финансово Зое помогали родители и старший брат.

Отец вышел на пенсию. Вместо него из Москвы прислали товарища, а у того в Москве квартира. Поменялись квартирами. Зоя тут же переехала к родителям и развелась с Сашкой. Такая вот получилась у неё семейная эпопея.
Следующая встреча произошла с Зоей, когда мы с Валей оказались жителями Москвы, и дальше регулярные телефонные разговоры.

Лопнул Советский Союз. Лопнула фирма, где Зоя работала. Зоя пошла на рынок. У нас она была полезным работником, и тут у неё всё получилось. В моде и одежде она профессор. У неё быстро возникла своя палатка, но зимой целый день на морозе, обед – булочка-кофе, поздно вечером на ночь компенсация неполученного, где уж тут расцвету здоровья.

На похороны Сашки она не пошла, сын, уже сам отец, всё-таки сходил.
Последний мой с ней разговор состоялся в 2021-ом году в день её рождения.  «Сейчас за мной приедет машина и меня увезут в хоспис. Прости. Не могу говорить. Очень больно», - и связь оборвалась.
Самый жизнерадостный и самый жизнелюбивый среди нас человек, и вот такая судьба.