Глава 3-2

2
 
Левенцову снился дивный сон. Он шёл по лугу, с отрадой вспоминая какое-то замечательное время. Откуда ни возьмись, подскочил, играя, белый жеребёнок. Не успел Левенцов на него налюбоваться, как двое появив¬шихся откуда-то парней накинули на шею жеребёнку верёвочные петли и повалили на землю. Они стали связывать его, жеребёнок задыхался. Левенцов раскидал парней в стороны и стал распутывать верёвочные узлы на белой шее. И вдруг увидел, что это и не жеребёнок вовсе, а Наташа. Он, оказывается, рвал ворот её платья, обнажая грудь. Наташа не сопротивлялась, лишь смотрела на него своим туманным взглядом. Левенцов ощутил подступающее сладострастие, но вспомнил, что у него есть Дело, и поднялся. Наташа тоже поднялась. Поправляя платье, она лукаво-вопрошающе косила взгляд.
- Нам расстаться надо, - сказал он.
Она замерла испуганно, потом с покорностью кивнула, но глядела всё-таки с надеждой. Ему стало стыдно... Со стоном он проснулся. Было полседьмого.
В задумчивости Левенцов собрался на работу. Придя в отдел, сел перед кульманом и долго тупо глядел в чертёж когда-то перспек¬тивной топливной системы. Потом достал из стола лист бумаги и написал заявление на двухдневный отпуск за свой счёт. Начальник бюро без лишних слов подписал заявление, такие отпуска теперь за недостатком средств на зарплату в КОПА не возбранялись.
Левенцов вышел за ворота. На улице тишина, неспешность. Он шёл, забыв про КОПА, рыночное сумасшествие, даже про то, что у него есть Дело.
Придя домой, Левенцов занял у Татищева тысячу рублей, сунул в дорожную сумку плащ и пошёл к вокзалу, купив по пути батон хлеба и кусок белорусского сыра, благо время продталонов миновало, и продуктов, хоть и зарубежных, в мага¬зинах делалось всё больше. Пока он дожидался поезда, погода по-апрель¬ски резко вдруг изменилась: подул холодный ветер, набежали тучки, по¬шёл дождь со снегом. Отправляться в такую погоду в путешествие в пропускающих воду дерматиновых кроссовках было, конечно, неразумно.
В вагоне поезда он погрузился в расслабленно-мечтательное состояние, и не прошло, казалось, и нескольких минут, как поезд за¬тормозил у знакомого вокзала.
Левенцов вышел на платформу и приятно удивился: ни холода, ни дождя, ни ветра. Сияло солнце. В теле заиграла лёгкость, в голове - ве¬селье. Перейдя через виадук и миновав липовую рощу, Левенцов с волнением вошёл в Наташин магазин. Прямо от порога глянул в сторону хлебного отдела и слегка обеспокоился: вместо Наташи хлеб отпускала тощая, пожилая женщина. В других отделах Наташи тоже не было. Он потоптался у одного прилавка, у другого, потом в растерянности вышел из магазина, прошёлся туда-сюда по липовой аллее. Мысли мало-помалу сфокусирова-лись на главном: "Не уезжать же в неизвестности!" Левенцов вернулся в ма-газин и обратился к продавщице в хлебном:
- Простите, мне бы Фадееву Наташу увидать.
- Завтра её смена, - буркнула продавщица, даже не взглянув на него.
Лёгкость в тело и веселье в голову вернулись, и он уже непринуж¬дённо произнёс:
- Простите, а не могли бы вы сказать, где она живёт?
- Не знаю, - ответила сурово продавщица.
Он подошёл к другой, молоденькой, работавшей в кондитерском, и приветливо ей улыбнулся. Девушка тоже улыбнулась во всю ширь кругленького личика.
- Не могли бы вы позвать заведующую? - попросил он тихо.
Девушка незамедлительно хватнула воздуха и завопила так, что стёкла в окнах зазвенели:
- Лариса Ге-елевна!
Через минуту открылась слу¬жебная дверь, и Левенцов увидел плотненькую женщину лет сорока пяти с сердитыми глазами. Шагнув к ней, он сказал:
- Мне хотелось бы увидеть Фадееву Наташу, не могли бы вы сообщить её домашний адрес?
- Зачем вам? - строго спросила Лариса Гелиевна и начальственно поджала губы.
- Простите, но я, кажется, сказал, зачем: мне хотелось бы её увидеть.
- Зачем? - со стойкостью оловянного солдатика повторила Лариса Гелиевна. - Вы родственник её?
- Да, и довольно близкий. Я её законный муж.
Лицо у Ларисы Гелиевны сделалось белее её накрахмаленного спецкокошника, а тонкие губы пополнели. Она силилась сделать вдох, но у неё никак не получалось.
- Вы, кажется, хотите что-то сказать? - поинтересовался Левенцов. - Вы, может, как и моя жена, полагаете, что я умер? Нет, я не умер. Меня похоронили по ошибке.
Лариса Гелиевна стала задыхаться. Он терпеливо ждал, когда она грохнется в обморок. Но она устояла.
- Документ, удостоверяющий личность, у вас есть? - произнесла она поджатыми губами.
- Разве у вас здесь следственное отделение? Мой документ в милиции на проверке. А мне не терпится повидать свою законную жену.
- Что вы голову-то мне дурите? - вскинулась Лариса Гелиевна. - Если вы её муж, то чего же, где она живёт-то, спрашиваете?
- Моя дочь Ксюша говорила, что перед тем, как за¬копать на кладбище, меня стукнули молотком по голове, с тех пор у меня плохо с памятью.
- А-а-а, - Лариса Гелиевна нервно захихикала, выражение лица сдела-лось у неё заискивающим. – Знаете, я сама её адреса не знаю, я позвоню в Продторг. Вы немного подождёте?
- Даже много.
Много, однако, ждать не пришлось, через десять минут явились два милиционера. Лариса Гелиевна кивком головы показала им на Левенцова. Ребята оказались попонятливей Ларисы Гелиевны. Выйдя с ними на улицу, Левенцов в три фразы объяснил им ситуацию. Один из милиционеров, недолго думая, вернулся в магазин и потребовал у заведующей Наташин адрес. Милицию Лариса Гелиевна почитала, как один из главных атрибутов мировой культуры, поэтому требование выполнила безоговорочно.
Получив адрес, Левенцов тепло попрощался с хорошими ребятами и отправился на поиски Наташиного дома. Спустя час он его нашёл, дом был из серого кирпича, двухэтажный, с двумя подъездами со стороны двора, кипевшего сляпанными из чего Бог послал сараями. Он наугад вошёл в один из подъездов и прямо на первом этаже очутился перед ис¬комым номером квартиры. Дверь на его звонок открыла худенькая девочка с живыми, дружелюбными глазами.
- Моё почтение, барышня, - поклонился он. - Вас не Ксюшей величают?
Девочка, не ответив, спокойно и внимательно разглядывала его и вдруг засияла симпатичнейшей улыбкой.
- Дядя Слава!
- Так точно, барышня, ваш покорный слуга. У вас изумительная память. Надеюсь, у вашей мамы тоже.
- Мама пошла куда-то по делам, - сообщила Ксюша и тут же радостно воскликнула: - Ой, вот она!
Он оглянулся. В дверях подъезда стояла, замерев, Наташа. Не изме-нившаяся ничуть, спокойная. И взгляд всё тот же: загадочный, ту¬манный. Он шагнул к ней и остановился, потом ещё шагнул. Колдовские её глаза очутились перед ним так близко, что ему показалось, смещается пространство...
Очнувшись после поцелуя, он смущённо оглянулся. Ксюша, ставшая невольной свидетельницей молчаливого слияния маминых губ с губами дяди Славы, тоже смутилась и юркнула в квартиру. Он заметил, что его руки ещё не выпустили Наташу из объятий. Он неловко отстранился.
В её глазах мелькнуло беспокойство.
- Вы стыдитесь?
- Нет, - возразил он твёрдо, затем, уже с сомнением, добавил. - Я робею.
Наташа опустила глаза. Он обнял её и, лаская губами волосы у виска, спросил:
- Поклонник у тебя не появился?
 Она отрицательно мотнула головой.
- Странно. И замуж ни за кого не собираешься?
Она судорожно вздохнула и тревожно вскинула глаза:
- А вы?
- Я замуж никогда не выйду!
Она улыбнулась, потом посмотрела на часы:
- Соседи с работы сейчас придут... У нас ведь коммуналка. Я бы вас пригласила, но...
- Не надо, - поспешно сказал он. - Мы просто погуляем. К пяти ты освободишься?
Она утвердительно кивнула. Попрощавшись с ней до пяти вечера, он пошёл в столовую. Потом обследовал окрестности, примечая уединённые места.
Наташа вышла ровно в пять в элегантном летнем пальто и модных туфлях. Он тоже надел на себя свой видавший виды плащ. О намеченном маршруте при появлении Наташи он тут же позабыл. Они куда-то шли по пустынной асфальтовой дороге. По обеим сторонам тяну¬лись в один ряд бревенчатые избы, огороженные палисадниками. В пали¬садниках на кустах сирени набухали почки, в воздухе стоял густой ве¬сенний запах. Было удивительно покойно, тихо, и в этой тишине постукивали по асфальту Наташенькины туфельки.
Левенцова пробирал озноб, хотя вечер был на редкость тёплый для апреля. "С чего бы?" - праздно шевелилось в голове. И вдруг он сообразил с восторгом: "Да ведь я действительно робею!" Избы, набухающие почки, отчётливая ясность мирных звуков, идущих от жилья, уходящая в загадочную даль дорога - всё было так волнующе знакомо, близко, так сверхтелесно ощущалось, такую восхитительную пробуждало свежесть в теле, что невольно возни¬кало подозрение: не таит ли жизнь про запас своё главное сокровище?
- Вы назад когда поедете? Сегодня? - услышал он Наташин голос и ответил:
- Может, и сегодня, я расписание поездов никогда не запоминаю, даже когда в командировки по работе езжу.
- Вы так вот прямо и приехали?
- Настолько прямо, насколько прямы рельсы, - улыбнулся он. Потом сказал серьёзно: - Я по тебе скучал. Три года всё-таки...
- Я вас ждала.
- Прости меня.
- За что?
- За сомнения. Я не был уверен, что ты ждёшь. Кроме того, у меня есть Дело, с которым я так свыкся, что... Я изобретаю одну вещь.
- Ой, расскажите!
- Нет, не хочу портить вечер.
- Вы... кем работаете?
- Инженером в конструкторском бюро. Похоже, уходить придётся, зар-плату перестают платить. Приеду вот и устроюсь грузчиком в ваш мага¬зин. Возьмёте?
- Это не для вас, - серьёзно произнесла она.
- Почему? Я мужик здоровый.
- Вам будет тяжело морально. Не с кем словом перемолвиться, вы понимаете? Я сама давно бы ушла, если бы не дочь. Женщине найти работу теперь ведь не просто. Но я всё-таки надеюсь...
Наташа остановилась. Глаза у неё стали наливаться колдовскими чарами. Поддаваясь их гипнозу, Слава приблизился вплотную к ней. Её глаза темнели, обволакивали, он проваливался в волшебство таинственного ощущения, чувствуя, как уходит из-под ног планета. Из космической прекрасной дали до его ушей донёсся сказочно прекрасный шёпот: ''Я люблю вас. Я никогда вас не забуду".
Они целовались посреди дороги. Потом, ошеломлённые, шли дальше. "Вот так всегда бы и идти, - думал он. - И ну их к шутам изобретения!"
Уже сияли звёзды, когда они подошли к шлагбауму у пересекавшей дорогу одноколейной железнодорожной ветки, становилось холодно. На¬таша робко попросила:
- Давайте повернём назад, я озябла. И ноги от туфель устали, я так давно в них не ходила. И на работу в пять вставать.
Они вернулись к её дому.
- Я тебе на диване постелю, - сказала, судорожно вздохнув, Наташа. - Позавтракаешь утром с Ксюшей и поедешь.
- Нет, Наташенька, спасибо. Не буду затруднять. Поеду сегодня.
Он в страхе ожидал её вопроса: "Когда приедешь?", - но она лишь легонько прикоснулась губами к его подбородку и шепнула: "Счастливо тебе доехать", и скрылась в темноте подъезда.
- Наташенька, - окликнул Слава.
Она вернулась, вопрошающе подняла глаза.
- Наташенька, подожди меня ещё один год, - сказал он неожиданно. - Может, у меня получится с изобретением. Тогда, возможно, будут деньги, и мы... И я тогда к тебе приеду, и мы... Подождёшь ещё год, Наташа?
Она утвердительно кивнула, он ощутил её крепкое объятие и поцелуй, потом простучали каблучки в темноте подъезда, и стало тихо. Левенцов постоял во дворе в ожидании, когда зажжётся свет в окошке, но свет не зажёгся. Он прощально посмотрел на спящий дом, на звёзды над его крышей и двинулся к вокзалу.