Глава XV. Осень жизни. Семнадцатая кафисма

Глава XV. Осень жизни. Семнадцатая кафисма.

-Тётя Оля, поехали к нам, тяжело, да и скучно одной здесь, в Тюмени. Мы все там рядом. Маме с папой тяжело самим, у них полу благоустроенная квартира. А вот у нас поживёте.
-Нет, Лиза, я привыкла одна, да и матери твоей неудобно. Скажет уехала, столько лет отдельно жила, а теперь появилась, когда тяжело стало.
-Ну квартиру можете соседям приглядеть оставить, поживёте зиму, не понравится, к лету вернётесь. К маме в гости можно ходить, всё ближе, чем из Тюмени. Мы вот только в выходные можем приезжать и то ничего не успеваем с этими пересадками с поезда – на автобус и обратно. Всё ближе к нам будете. А зимой-то Вам в магазин ходить, в аптеку.
-Ещё зиму поживу. За продуктами, я плачу, соц.защита ходит, девушка одна. Вот телефоны у меня на столе, скорую сама вызываю. Участковый врач приходит иногда, проведывает. Спасибо, Лиза. Справляюсь пока. Грядки, правда, уже не сажу. Тут, под окном, несколько садила. Соседка просит, отдам ей, наверно. А так что, теперь телевизор вот смотрю. Соседки ходят в гости, соседский парень, если позову, что починит.
     Наверно это был последний раз, когда Лиза приезжала навестить тётю Олю. Несколько лет назад, когда сын Лизы, Игорь, закончил школу, тётка звала его жить к себе на время учёбы.
-Пусть Игорь-то у меня живёт, когда поступит. На автобусе от меня сорок минут ехать. Все наши на работу, на учёбу в Тюмень ездят. Здесь работы не найти, а в Тюмени все устраиваются.
     Первоначально планировалось поступать в тюменское музыкальное училище, но, узнав, что в училище нужно каждый день на занятия ездить со своим музыкальным инструментом (а это аккордеон), Игорь передумал. На переполненном пригородном автобусе сложно кататься с таким немаленьким инструментом.
     Лиза отправила на поступление в Тюменский ВУЗ с Игорем Володю. Они навестили тётку, ночевали у неё, купили ей продуктов, отдали присланные подарки от сестры Веры. Съездили в город, подали документы на «Биологию» в ТюмГУ, но на «заочное», где вступительными были два предмета: биология и русский язык. На очном нужно было сдавать и иностранный язык. По биологии у Игоря были высокие баллы, а вот за иностранный переживал, в аттестате была четвёрка, а ЕГЭ не сдавал. Но одновременно Игорь подал на поступление документы в другой город, Ханты-Мансийск, на очное отделение.
     Так получилось, что в Ханты-Мансийске зачисление было раньше, чем в Тюмени, так Игорь поступил в другой город, выбрав очное отделение. Посмотрев позже по спискам, он прошёл бы и в ТюмГУ по баллам.
-Жаль, Игорь в другом городе учился, - вздыхает тётя Оля, - сейчас бы может у меня всей семьёй жил. Хорошая у него дочка, я с ней по телефону разговаривала. Помру, так, может сюда приедут. Здесь и магазины близко, и школа, и детский садик, и фельдшерский пункт рядом, может и работать здесь, - с надеждой продолжила Ольга.
-Может, - поддакнула Лиза, чтобы не расстраивать тётку.
Лиза-то точно знала, что молодёжь не поедет жить в пригород.
-Может переписать завещание с вас с Лидой на Игоря?
-Да не беспокойтесь, вы тётя Оля, они квартиру двухкомнатную купили, кредит взяли. У нас баба Дуся почти до девяносто дожила. Живите долго.
     Так и не поехала тётя Оля с Лизой. Всю ночь тётка опять проговорила про их, деревенских, про мужа, работу.
-Мы с Михаилом в Тюмени долго жили. Про первого, Николая я тебе рассказывала, три дня всего пожила. Муж – не муж. А с этим долго. Когда тебя крестили, мы в малосемейке ещё жили. Мне от завода дали. Я на военном заводе работала. Тоже кладовщиком, потом заведующей складом. Потом в однокомнатную переехали, на Республику. Пить много стал, на работу не стал ходить. Раньше не разрешали самим торговать, а он петушки из сахара в формочках варил, да у магазинов продавал. Доходно. Можно не работать. Его гонять стали, пригрозили посадить. Мы и уехали в Боровое. Поменяли квартиру на посёлок. Жалею теперь. Всё из-за него. И в Тюмень из-за него уехали, потом из Тюмени в пригород, Боровое. На работу на автобусе ездила. А Михаил на пилораму устроился. С мужиками разругался и подрался в бригаде. Ревнивый, ух какой был! Однажды просыпаюсь: над головой топор. Я выскочила в чём была, на работу из-за него опоздала. А на заводе строго. Это последняя капля была. Ушла от него, уже под пятьдесят было. И квартиру бросила. У нас на пенсию в пятьдесят пять уходят, это у вас на севере в пятьдесят. Мне ещё пять лет предстояло мотаться на автобусе в Тюмень. Михаил уехал к матери своей и к сестре, туда к вам. Там и умер в колодце, говорят, задохнулся. На работе познакомили с дедом одним, в Винзили уехала, к нему. С ним лет десять жили. Дохаживала за ним, он старше меня был намного. Домик там был небольшой. Строить начали новый на участке. Потом пожар был, сгорел дом. Дед уже умер к тому времени. Мне самой не построить. Жить негде. Выхлопотала квартиру, вот здесь одной и дали однокомнатную. Ох поездила последний год на работу в Тюмень.
-Я видела могилку дяди Миши, там у нас.
-Ну и пусть лежит теперь. Я к своему деду ходила, пока могла, на автобусе ездила. Летом за грибами ходили с соседками, всегда заходила. И к брату ходила. А с братом намучилась! То у вас, то у меня жил. Пусть лежат теперь. И у меня документы все собраны, вот, если что в тумбочке, посмотри. За коммунальные я плачу, всё в папке.
Лиза осторожно вытащила из ящика прозрачную жёлтую папку с документами.
-Хорошо, я посмотрела.
-Говорят, батюшка из нашей церкви не ко всем ходит на отпевание. Кому-то отказывает. У меня на тумбочке молитвослов, соседка дала, читаю. Говорят, батюшка смотрит, листает молитвослов, проверяет, много ли читали. Я на тебя надеюсь, Лиза, ты крестница моя, побеспокоишься, если что. Там и свечи лежат немного. Не насмелилась я всё рассказать батюшке. Тебе скажу. Молодая была, от первого-то понесла. Срок маленький был. А я ушла уже от них, из семьи, когда Николай в армию ушёл. К бабке ходила одной, мне присоветовали, избавилась от ребёнка, болела сильно, тяжело. Аборт делала я, Лиза. Вот больше и не беременела. Не было детей с Михаилом.
-Все делают, - сказала Лиза, - это раньше не разрешалось, теперь в больницах делают. Я тоже грех на душу взяла, давно, в церковь ещё тогда не ходила. Исповедовалась.
-И что батюшка сказал?
-Первый, старый батюшка, выслушал и отпустил грехи. А новые каждый раз спрашивают именно про это. А я говорю, что уже говорила. Так, сказали, что нужно было епитимью наложить, теперь уже поздно. Это чтение молитв, хождение в церковь, служение больным и обездоленным.  На какое-то время не разрешают причащаться после исповеди. Может и в церковь не пускают, отлучают на время.
-А ещё мать к себе не взяла доживать. У твоей матери баба Дуся жила. Ну куда? То Михаил пьяный, то брат. А я целый день в Тюмени на работе была.
-Она бы и не поехала. Она с нами привыкла. Нас нянчила, потом наших детей.
- Мать твоя шибко меня ругает по телефону за неё.
Тётя Оля разволновалась и закашлялась. Встала, подышала ингалятором. Поплакала.
-Они вот всё время все вместе. А меня в двенадцать лет из дома выпроводили в няньки. Маленькая я была, так домой хотелось к ним. Так и работала с тех пор без продыху. Одна всю жизнь живу. Если б не Михаил, с вами бы жила, из-за него тогда от вас уехали. И из Тюмени из-за него. Поди и пожар из-за него. Я на работе в Тюмени была, приезжаю, а домик сгорел уже. Что тут было, не знаю, поди от ревности выследил где живу.
Потом испуганно прикрыла рот платком, глянула на Лизу.
-Наговариваю, поди, - кто знает, как там было, бог ему судья.
     Лиза вспомнила, что бабушка, когда лежала уже, тоже вспоминала первую дочь, Ольгу, что редко приезжает.
-Не помогай ей, - говорила бабушка Лизы, -  она про меня забыла. - Грех на себя возьмёшь за неё.
- Ольга к матери не ездила, я за ней дохаживала. И тебя как крестницу не воспитывала. Можешь и не ходить за ней. У тебя самой дети, внуки. Да и болеешь, - говорила Вера, мать Лизы.
-Отец Сергий, - признавалась Лиза, - к крёстной своей редко езжу.
Лиза ничего не сказала тётке. Она крёстная её. И у ней больше нет никого, даже своих детей. Каждый проживает свою жизнь. А жизнь, выпавшая на предвоенное, военное время, для детей была тяжёлой. Как и для взрослых. Сколько осталось прожить тёте Оле? Много и долго разговаривали Лиза и тётя Оля.
-Так поехали со мной. Такси вызову утром на автовокзал.
-Мне пенсию скоро повысят. После ноябрьских. Восемьдесят исполнится. Добавка будет. Отцу с матерью твоим тоже надбавят потом, они младше меня. Доживу.
     Лиза с грустью глянула на обстановку квартиры. Через стеклянные двери и окно небольшой лоджии в комнату проникали утренние лучи. Цветные ситцевые шторы так и не были задёрнуты. Небольшая тумбочка с документами, на тумбочке фотография молодой Ольги, фотография незнакомого Лизе деда, последнего мужа Ольги. Рядом небольшая настольная лампа, рядом новый тонометр, ещё в коробке, который только что купила Лиза в аптеке. Кровать. Старая – железная с сеткой. На ней спит тётя Оля. Старый разобранный диван. На нём постелено Лизе. Старый стол с цветной плюшевой скатертью, высланной матерью Лизы. На столе – небольшой телевизор, что привезли они с Володей. Кресло, стул и табуретка. На полу – бежевый палас, закрывающий со временем испорченный паркет, с выпавшими паркетными досками. В коридоре стоит старый сундук, обитый железом, покрытый сверху покрывалом из гобелена. Такой же был и у них, у бабушки, привезённый из деревни. У двери – деревянная вешалка. На кухне – деревянный стол-комод. Плита «Мечта» около мойки, да навесной шкаф – одна секция от кухонного гарнитура. Полотенце, висевшее в ванной, шторы на дверях, скатерть – всё чистенькое.
-А как Вы стираете, машинки нет?
-Шторы с постельным - соседке даю стирать. А остальное, бельё, да полотенце сама в тазу стираю.
-Машинку купить надо, может с Володей приедем, когда.
-Да не выдумывай. Много ли у меня белья? Постельное не каждую неделю меняю. Куда её потом девать будете? Нет-нет. У меня маленькая была раньше, сломалась. Больше не нужно.
Тётя Оля встала.
-Светает. Утро. Проговорили с тобой.
Пока Лиза вставала, принимала душ, тётя Оля пожарила в дорогу рыбы.
-Матери, Игорю с Володей привет передавай, да мы с твоей матерью по телефону почти каждый день говорим. Приезжай. Я так далеко теперь не приеду к вам. Внучку поцелуй за меня.
     Она вышла провожать из квартиры. Вышли из подъезда. Подъехало такси. Лиза попрощалась, обнимая тётю Олю. Села в такси, выглянула из окна. Тётя Оля присела на железные трубы невысокой ограды трёхэтажного дома. В цветном ситцевом халате, высокая, совсем не сгорбленная, с седыми подстриженными волосами до плеч. В тапочках на босых ногах. Наступающая осень была удивительно тёплая, солнце ласково светило. Весь дом в воскресное утро ещё спал. На улице тишина.
     Лиза, улыбаясь, помахала из такси рукой, такси медленно выехало из-за заросшего перед подъездом кустарника. Обернувшись при повороте машины на основную дорогу, Лиза глянула ещё раз в заднее окно: тётя Оля всё ещё сидела перед подъездом и махала одной рукой, другой прикрывая глаза от слепящей в глаза осени жизни.