Необычный подарок. История о любви

Катя вошла в лифт, следом за ней мужчина.

«Какой симпатичный,» — подумала она. «И с палочкой, хромой, наверное. А может, для важности? Седой весь. А глаза — глаза-то какие хорошие!»
— Вам на какой этаж? — спросил седой.
— А? Четвёртый, — ответила она.
— В гости, наверное?
— А?
— Да нет, я там снимаю.
— Не понял, что снимаете? — А?
— Ну… койка-место, у тётки.
Он внимательно посмотрел на свою попутчицу. Худенькая, круглолицая, с карими глазами и копной рыжих волос, было в ней что-то такое... задорное и по-детски трогательное. Простая русская женщина с тяжёлой судьбой, как миллионы женщин в России. Но какое выразительное лицо!

«Ну что ж, раз койка-место, — улыбнулся мужчина, — давайте знакомиться. Меня зовут Николай Иванович. А ваше имя, позвольте полюбопытствовать?»
— Меня-то? Екатерина…
— Ну вот и славненько, заходите, Екатерина, по соседству. Если что нужно, моя квартира на этаж ниже, — и он вышел из лифта.

Катерина до 50 лет жила в деревне, работала продавщицей в продуктовом. Муж лет пять назад угорел в бане по пьяному делу, а детей у них не было. Шло время, и деревня почти опустела. Ну а кто и остался, пили беспробудно. Ей бы и самой давно уехать, да мать сильно болела последние годы. А когда мамы не стало, Катя избу заколотила, да в Питер к тётке двоюродной подалась. Сдала ей тётка койку-место, регистрацию временную сделала. Не за маленькие деньги, конечно, да и на том спасибо. Взяли Катерину в автопарк автобусы мыть. Работа тяжёлая, всё вручную из шланга, но до пенсии ещё далеко, а в автопарке платили исправно. Мужички на работе вниманием её не обделяли. Но она строгая была, к себе не подпускала. Не нравились они ей. Грубые.

Николаю Ивановичу было ближе к 60, известный архитектор, многолетнее хобби — живопись. Писал он много, в основном старинные уголки родного города, иногда портреты. Несколько дней назад он закончил писать лицо старика, работающего сторожем в музее этнографии. Выразительные глаза старика оставляли сильное впечатление, и Николай Иванович гордился этой картиной. Через несколько дней они встретились у подъезда, и Николай Иванович предложил Катерине позировать ему.

— Ничего себе, куда это он? Наслышаны мы об этих рисунках. Сам небось, пока жена на рынке, в койку потащит… А хоть бы и так, с таким и в койку за радость, — она застеснялась собственных мыслей.

Но в койку он не позвал, а жены у него не было. А позвал погулять по старинным улочкам Петербурга, потом в театр. Балет «Щелкунчик» произвёл на Катерину необыкновенно яркое впечатление, она всю ночь не могла заснуть, снова и снова вспоминая волшебную музыку и сказочных героев. Она была очень благодарна Николаю Ивановичу, он знал так много интересного. В беседе с ним она старалась больше молчать, чтобы не показать свою необразованность, и это ей удавалось. У него сложилось очень хорошее впечатление о ней. Какая тихая, немногословная женщина.

Они так часто гуляли по вечерам, что не пригласить её на свой день рождения было бы странно. А как посмотрит Марго? Всё же… раз в неделю он до сих пор ночует у неё, хотя… между ними давно полная ясность. И Николай Иванович пригласил Катю на день рождения.
— Может, на стол накрыть, приготовить что? — с надеждой спросила она.
— Да нет, Катюша, всё принесут из ресторана.
Ей стало страшно.
— А кто ещё-то придёт?
— Коллеги по работе, мои приятели с жёнами и Марго, это моя старинная подруга.

Она попыталась отказаться…

— Нет, Катюша, отказа не принимаю, а как же наша дружба? Не придёшь — я очень обижусь, — пригрозил Николай Иванович.

Последующие дни она жила в напряжении. Нужно было придумать, какой подарок подарить. Что одеть. Её очень беспокоило, как она будет выглядеть перед этими людьми. Деревенской дурой? А что? Дура и есть. И что это за старинная приятельница Марго… Наверное, что-то между ними было, а может, и сейчас… Она с грустью подумала о Марго: наверное, это необыкновенная женщина…

И вот, наконец, наступила суббота. Сначала она хотела купить несколько красных гвоздик и коробку конфет. Пять гвоздик выглядели как-то куце, одиннадцать? Тоже что-то не то. Молоденькая продавщица удивлённо посмотрела на бедно одетую тётку с такими шикарными запросами. Букет получился красивый, но очень тяжёлый. Она где-то слышала, что слоны приносят человеку удачу и счастье. Вот этот слоник мне и нужен, она не слушала продавщицу, да-да, дорогой, конечно, но он того стоит. Слонёнок и впрямь был очень симпатичный: мягонький, весёленький, розовый! И даже с разноцветными бусиками на шее. Упаковки не было, она засунула его в сумку. Времени оставалось минут сорок. Надо ещё погулять, чтобы не заходить домой — тётка увидит цветы, начнутся расспросы… Ровно в шесть она нажала кнопку звонка. За дверью слышна была музыка. Все давно сидели за столом, она опоздала ровно на час. В этот день часы были переведены на зимнее время.

Николай Иванович с удивлением посмотрел на огромный букет.

— Уважаемый Николай Иванович! Поздравляю вас с днём вашего рождения! Желаю вам крепкого сибирского здоровья и кавказского долголетия! — отчеканила она заранее приготовленную и отрепетированную перед зеркалом фразу. Переложив букет на одну руку, она вытащила из сумочки слонёнка. — Это тоже… вам.

Наконец-то он взял букет, положил на тумбочку и с улыбкой стал вертеть розового слонёнка.

— Это на удачу, чтоб счастье в доме было, и все желанья исполнялись… — всё тише и тише звучал её голос.

И вдруг, о боже! Слонёнок запел! Сначала просто раздалась весёленькая музыка, а потом детский голосок спел такое, от чего она с ног до головы покрылась краской стыда:

"Милый, родной, любимый пойми, 
В жизни бывают тёмные дни, 
В жизни бывают тёмные дни, 
Плачут порой большие слоны. 
Ты не тревожься и не грусти, 
Просто меня к себе позови, 
Я разгоню печали и боль, 
Буду всегда я рядом с тобой."

— Какая замечательная игрушка, — с улыбкой сказал Николай Иванович, — в длинные зимние вечера с удовольствием буду слушать эту прелестную песенку.

Воцарилась полная тишина.

— Вот так слон, — ухмыльнулся мужик, которого она сразу окрестила «Толстый». — Да это совсем не слонёнок, а слониха.

Жгучая брюнетка неприятно скривила ярко накрашенный рот и патетически кривляясь, продекламировала:

— Плачут порой большие слоны. О, Николя! Ты неизменно пользуешься успехом. Но, увы, ты не Толстой! — Она насмешливо растягивала слова… — Не ты идёшь в народ, а народ идёт к тебе!

— Марго, ты что, ревнуешь? — ухмыльнулся Толстый.
— Фу, Влад… Какой моветон… — Она неестественно засмеялась, обнаружив белоснежную голливудскую улыбку.
— Ну, пошутили и хватит, — сказал Николай Иванович. — Катюша — мой большой друг, прошу любить и жаловать. Садись, Катюша, за стол.

Гостей было много. Говорили о политике, о поэзии, о музыке, произносили красивые тосты. Катя сидела молча, впитывая, как губка, разговоры этих милых, приятных её сердцу людей. Ей было очень интересно, и уходить совсем не хотелось. Единственное, что омрачало праздник, это близкое соседство «Толстого». Он всё время пил и под столом попытался схватить её за колено. Она брыкнулась и увидела злобный взгляд жены «Толстого», которую она сразу окрестила «Селёдкой». Тётка с огромным декольте, сидевшая напротив, тоже раздражённо окинула Катю взглядом. Судя по тому, как он тискал тётку на кухне, Катя подумала, что это его любовница.

Постепенно гостей становилось всё меньше. Катя тоже засобиралась, мол, пора и честь знать, но Николай Иванович ласково попросил не торопиться.

— Тебе ведь недалеко, Катюша, всего-то на этаж выше подняться.

В конце концов, за столом остались Марго, Толстый с Селёдкой и тётка с декольте. Оставшись среди этих людей, она сразу почувствовала себя неловко. Несмотря на то, что Марго была старинной приятельницей Николая Ивановича, Катя не могла побороть к ней неприязнь. Когда Марго стала смачно грызть яблоко, звук раздавался на всю комнату. «Ну как есть вампирша с протезами», — подумала Катя, глядя на Марго, и не смогла сдержать улыбки.

А потом стало происходить что-то неприятное. Она понимала, что не глядя на неё, эти люди говорили о ней. Отсутствие работы и малограмотность в деревнях вызывали у тётки в декольте глубокое беспокойство. Толстый что-то вещал про одиноких баб, выходцев из глубинки. Катя и так чувствовала себя неловко в простенькой кофточке и старенькой юбке по сравнению с этими роскошно одетыми женщинами, которые насмешливо улыбались. Она твёрдо решила уйти, но Толстый сидел рядом и всё время задавал сначала глупые, а потом просто нахальные вопросы. Будь это на её территории, уж она нашла бы что сказать, думала Катя, глядя на его наглую ухмыляющуюся физиономию. Водку он пил без меры, а ей всё время подливал вина.

В конце концов, она почувствовала приятную весёлость, давящая боль в сердце начала проходить. «Когда-нибудь это кончится», — уже спокойно подумала она.

— А теперь танцы! — провозгласил Толстый. — Восхитительная Екатерина! Разрешите ангажировать вас на танец! — Толстый стал вылезать из-за стола.

— Селёдка, злобно скривив рожу, продекламировала: — У некоторых мужчин на первом месте первобытные инстинкты, а уж потом интеллект.
— Вот именно, — со злобой проворковала Марго. — Иной раз одинокие холостяки, — она с видом превосходства посмотрела на Николая Ивановича, — находят себе сомнительные развлечения…

— Да, Маргоша, — заржал Толстый. — А потом… Ночь, фонарь и…

Он многозначительно помолчал и картинно протянул Кате руку.

— А я не хочу с вами танцевать, — наконец услышали все её голос. В её глазах появился стальной блеск, тот самый блеск, как в тот момент, когда она разнимала пьяных деревенских мужиков, убивавших друг друга на смерть. Тогда она схватила топор и побежала на них с криком: «Убью гадов!». Враз отрезвевшие, они в страхе бросились в рассыпную.

— Что ж так? — спросил Толстый. — Чем же я вам не угодил, что рожей не вышел? — засмеялся он.

Николай Иванович хотел что-то сказать, но Катя смерила его презрительным взглядом и продолжила:

— Лицо у вас как лицо, — она посмотрела на Селёдку. — Не хуже других… Да и танцы — дело хорошее. А лучше давайте я вам… спою? Гитара найдётся?

Толстый с удивлением поинтересовался, подойдёт ли семиструнная?

— А мне всё равно, лишь бы струны были, — ответила Катя, чем вызвала еле сдерживаемый хохот.

Да ей на самом деле было всё равно. Сначала она научилась играть на шестиструнке, а когда муж по пьянке сломал, в сельмаг завезли семиструнную, ну купила самоучитель, да и делов-то. Пела свои песни и стихи писала. Принесли семиструнную. Катя села на стул посреди комнаты.

Частушки

Глядя на «Толстого», она задумчиво пропела, ещё не зная, что споёт в следующем куплете:

На горе стоит ольха,
Под горою вишня.
Вы простите, господа,
Что лицом не вышла.

У меня милёнок был,
Больно много водки пил.
Как напьётся — ох, дурной,
И не дружит с головой!

С удовольствием Катя увидела обалдевшие глаза Толстого, казалось, он открыл рот, чтобы проглотить её простенькую частушку.

Мужики в деревне пьют,
Как напьются — морды бьют.
Поутру обиды нет,
Уж какой там интеллект.

Она повернулась к Марго, улыбнулась ей и вдруг увидела багровое лицо Николая Ивановича. Следующий куплет она проиграла без слов, глядя в пол. А потом встала со стула и залихватски запела во весь голос:

Они крыльями махали,
Словно белы лебеди.
А как рты пораскрывали,
Оказалось — нелюди.

В комнате воцарилась тишина. Резкий визгливый голос Марго прозвучал, как удар плетью:

— Николя! Где ты подобрал это чмо?

Продвигаясь по направлению к Марго, она слышала, словно в тумане, голос Николая Ивановича:

— Маргарита! В моём доме!

Он что-то говорил, волнуясь, требовательно и взволнованно. Ещё несколько шагов — и вот она видит это раскрашенное, искривлённое злобой лицо. Со страхом, смешанным с наслаждением, она взяла со стола недопитый фужер шампанского. Она уже не слышала истеричного вскрика Марго, не видела растёкшуюся по её лицу тушь… она бежала по лестнице, задыхаясь от слёз, ненавидя себя за эти слёзы, за глупые надежды на несбыточное счастье и ещё бог знает за что. Остановившись у двери, Катя поняла, что сумка с ключами осталась в квартире. Она положила её на стул у пианино после того, как подарила ему этого злосчастного слона. Да нет, не слона, это действительно была слониха, музыкальная игрушка, о чём продавщица так настойчиво пыталась ей сказать. Тётки не было. В эту ночь у неё было ночное дежурство.

В квартире на этаж ниже открылась дверь. Она заткнула уши, чтобы не слышать, как он провожает гостей, а главное, о чём они говорят. Прошёл час. На лестничной клетке становилось всё холоднее. Катя на цыпочках подошла к его двери. Было очень тихо. Уже поздно, наверное, там только Марго. Но почему приоткрыта входная дверь? Наконец она решилась. Что бы они ни сказали, она будет молчать, возьмёт сумочку и уйдёт. Катя позвонила… позвонила ещё раз… Не закрывая за собой дверь, прошла в комнату. Марго не было, а Николай Иванович сидел на кресле, словно и не вставал с него. Пепельница, полная окурков, слоник на столе рядом с грудой грязных тарелок. Молча она подошла к столу и стала выносить на кухню грязную посуду. Нужно было всё вымыть и убрать, не ему же это делать. Она не торопилась… Наконец, всё было убрано. Она подошла к пианино и взяла сумочку. Он снял очки.

— Садись, Катя, нам нужно о многом поговорить.

Взгляд был сердитый, недовольный. Она осталась стоять, как школьница, прижимая к груди сумочку.

— Так сложились обстоятельства, — продолжал Николай Иванович, — что люди, с которыми я общался много лет, больше никогда не придут в мой дом. Я думаю, ты понимаешь, что твой долг — компенсировать мне эту небольшую потерю.

Он улыбнулся, а Катя растерялась, она еле сдерживала слёзы. О чём это он? Да, она виновата, она очень виновата перед ним. Он внимательно посмотрел на неё и взял в руки слонёнка. Это было выше её сил. Взволнованно жестикулируя, Катя заговорила сбивчиво, всё больше торопясь:

Она говорила, что если бы она только знала, что слон «музыкальный», она никогда в жизни, ни за что на свете не купила бы этого слона, что виновата молоденькая продавщица, которая не предупредила её, что игрушка музыкальная. Да и вообще, с её стороны было очень глупо дарить взрослому человеку игрушку, даже если бы эта игрушка и не была музыкальная. И поэтому, игрушку эту, этого розового слона, поющего такую дурацкую песенку, нужно немедленно выбросить в мусорное ведро…

Под его незнакомым взглядом она замерла. Николай Иванович нажал на кнопочку, и слонёнок запел. И он снова увидел то, что ему очень хотелось увидеть… как заливается пунцовой краской милое лицо этой взрослой, уставшей от забот женщины. А когда она опустила глаза, он встал и подошёл к ней.

— Мы никогда больше не расстанемся с тобой, дорогая моя Катюша, — сказал Николай Иванович.

Не в силах произнести ни слова, она смотрела ему в глаза и мысленно повторяла слова незатейливой песенки: «Я разгоню печали и боль, буду всегда я рядом с тобой». Он взял из её рук сумочку, положил её на пианино и крепко обнял свою Катюшу, целуя её волосы, вдыхая нежный аромат дешёвеньких духов и хозяйственного мыла.

Жизнь для обоих только начиналась.             Послушать рассказ в моем исполнении можно в Ютубе на моем канале " добрые сказки Люси Мартыновой"