Новая жизнь Анны Сергеевны

     Пётр Тарасович Альбенович был замечен "наверху" по отчётам предприятия, публиковавшимися в газете Московский большевик". В каждом отчёте привлекали внимание специалистов и руководителей министерства его интересные предложения по организации финансового обеспечения предприятий стратегического назначения, особенно актуальные во время войны. Он был включён в базу перспективных специалистов и в министерстве его предупредили, что его ждут новые назначения. Как член партии, он должен быть готовым к переменам: принимать и беспрекословно исполнять партийные задачи, поставленные перед ним. Пётр Тарасович Альбенович даже внешне выглядел надёжным исполнителем партийных установок. До того и в последующие времена ни у кого и никогда не возникало ни малейших сомнений в его благонадёжности и профессионализме. Умение себя показать и уверенно с достоинством держать себя в обществах любого уровня было его природным даром и результатом непрерывной работы над собой. Никто не мог заметить  нём даже намёка на его деревенское происхождение. 

     Но у Петра Тарасовича на душе было очень тяжело от сознания того, что все его белорусские родные сейчас жили под фашисткой оккупацией. "Как они там?.. Ну, как они там выживают?.. И весточку не пошлёшь им и от них не получишь... Хочу помочь.., но как... На фронт просился – не пустили: в тылу нужнее..." – с шумным вздохом, поникнув головой, раздумывал Пётр Тарасович. А ещё его будоражила забота: как хотя бы намекнуть Анне Сергеевне, что он влюблён в неё. Парадокс для него заключался в том, что он прекрасно сознавал свою способность создавать иллюзию неприступности для всех, как ему казалось, женщин, но влюбившись по настоящему в Анну Сергеевну, сам встретил неприступность. Его гордость и самолюбие не могли смириться с таким небывалым и немыслимым явлением, однако же подступа к ней не находил. "Я, конечно, понимаю, что она замужняя женщина и верна мужу, тем более, что он на фронте... Я уважаю её чувства, уважаю её мужа – фронтовика, без сомнения мужественного и храброго человека. Иным он не может быть, коли его любит и ждёт такая женщина... Мне бы закрыть страницу этой повести, но я не могу, – я хочу начать свою повесть с этой удивительной женщиной, несмотря на то, что у неё растёт сын, кстати, хороший, развитый мальчик. Но надежд пока никаких... Однако, не всё так однозначно в их отношениях... Почему она с ребёнком покинула дом семьи мужа и теперь живёт в отчем доме?.. – Пётр Тарасович неожиданно нашёл зацепку для удержания мелькнувшей надежды, да сильно смутился, - ой, стыд то какой: я в своих рассуждениях опираюсь на тривиальные сплетни...
     – Пётр Тарасович, можно к вам? – в приоткрытую дверь кабинета заглянула круглая с химическими завитушками работница бухгалтерии.
     – Заходите, Светлана Степановна. Работница положила папку на стол перед глазами начальника и открыла её на нужной странице, показала пальцем на столбики цифр и, молча, отступила на шаг от стола. Буквально через несколько секунд Пётр Тарасович нахмурил брови, сосредоточился на каком-то особо подозрительном места отчёта, подчеркнул карандашом и посмотрел на Светлану Степановну.
     – Похоже на чрезвычайное положение, Светлана Степановна... Спасибо вам за проявленную бдительность и оперативность. Ваш отчёт оставьте у меня и готовьтесь к ревизии по этому направлению. Дело серьёзное, требующее тщательного и комплексного анализа.

     Светлана Степановна вышла из кабинета с крайне озабоченным лицом, – она, с её многолетним опытом работы, прекрасно понимала, что такое ревизия, чем она обычно заканчивается, да ещё в военное время. У неё возникло всего лишь подозрение на нарушение финансовой дисциплины, но то, что Пётр Тарасович простое нарушение, как ей вначале казалось, возвёл в ранг чрезвычайного положения, её всерьёз напугало.

     Пётр Тарасович ещё раз внимательно сопоставил текущие показатели расходов с предыдущими показателями по данному направлению. То, как они хитроумно менялись в плюс, в минус, чтобы запутать бухгалтерию в отчётности и даже на случай проверки, убеждало его в осознанных финансовых махинациях ради технологических нарушений в одном из главных направлениях производства изделий военного назначения. "Неужели один или группа предателей готовят диверсию?.. Надо срочно реагировать! – решил Пётр Тарасович и позвонил директору предприятия. Директор немедленно, распустив совещание, принял Петра Тарасовича. После менее часа обсуждений, директор расширил на совещании число участников: были приглашены представитель службы государственной безопасности, главный инженер, главный технолог и трое надёжных, проверенных во вех отношениях специалистов. Вот вот должен прибыть следователь из прокуратуры. Доклад Петра Тарасовича был достаточным и убедительным, чтобы сделать единственно верный вывод и разработать план действий с соблюдением всех мер секретности и безопасности.

     Реальность проявляется в  бесчисленных формах существования, в том числе и в форме цифр. В мире цифр бухгалтер видит и понимает процессы, происходящие в реальности и даже определяет конкретную цель субъекта в манипуляциях с цифрами. В очередной раз , изучая столбики цифр отчёта, Пётр Тарасович приходит к выводу, что в финансовой афёре участвовал профессиональный и достаточно опытный финансовый работник, а соучастником его и заказчиком может быть только технолог высокой квалификации, имеющий отношение к уже установленному направлению производства. Более того, его анализ показал, что на самое важное для нормального химического процесса в производстве очень нужного фронту изделия закончится дорогостоящее сырьё, а на закупку, тем более срочную, уже не окажется финансовых средств, потому что они уже переведены в избытке на второстепенное сырьё... "Это осознанное действие врага", – сделал окончательный вывод Пётр Тарасович. – Главный замысел диверсии заключается в том, что прерывается химический процесс, который не должен останавливаться, потому что восстановление и настраивание процесса, практически с нуля, затруднено и очень длительно. Враг таким образом намеревался сорвать выпуск наиважнейшего изделия военного назначения". С таким выводом Пётр Тарасович немедленно вышел к директору. По звонку директора очень быстро прибыли уже знакомые с делом представитель службы безопасности и следователь прокуратуры. Вывод Петра Тарасовича заинтересовал всех и принят на вооружение. Он был включён в группу расследования в качестве эксперта и получил право непосредственного общения с силовыми участниками.

     "Кто из сотрудников бухгалтерии способен на предательство, на такое изощрённое диверсионное действо? – раздумывал Пётр Тарасович... – ведь такое подлое дело задумано не сегодня.., как же я мог у себя в коллективе не заметить такого работника?.. Как?.. Он должен быть очень квалифицированным и опытным бухгалтером и иметь какие-то причины для вредительства: либо быть завербованным врагами, либо сильно обиженным на  советскую власть... Самым квалифицированным и опытным бухгалтером у меня значится Андрей Иванович Струков предпенсионного возраста... Никогда не подумал бы, что такой вежливый, интеллигентный человек, уже пожилого возраста, имеющий семью: жена – домохозяйка, дочь – директор районной детской библиотеки, зять на фронте, два внука живут с ними... Заподозрить его никак не могу... А вот Валентин Рудольфович сравнительно молодой, крепкого. спортивного телосложения, по характеру человек скрытный, трудный для понимания, необщительный, но очень способный бухгалтер, хорошо ладит с работницами, и они на него поглядывают с надеждой, потому что он холост. Такой человек способен совершить что угодно на первый взгляд... Но я не могу его заподозрить в предательстве именно потому, что он слишком заметно выделяется среди работников и своей броской внешностью, и эрудицией. Именно то, что его легко заподозрить, говорит в его пользу. Судя по уровню изощрённости задуманного вредительства, это должен быть  человек, хорошо вписанный в коллектив, умеющий быть не замеченным и тщательно скрывать особенности своего характера. – Пётр Тарасович встал, подошёл к окну и посмотрел вдаль, скользя по крышам частных изб, снежная белизна которых мерцала золотистыми искорками от мартовского солнца, утомляя его и так уже уставшие глаза от постоянной  сосредоточенности на бумагах с цифрами, однако мерцающие признаки наступающей весны радовали душу. Пётр Тарасович довёл взгляд до горизонта, вписывая в композицию виденного высокие сосны, здания учреждений и заводские трубы, обвёл взглядом дугу горизонта, но выхода за его пределы не нашёл. "Но ведь такое может совершить и женщина – опытный бухгалтер, внешне обыкновенная, неприметная, простая в общении: и посплетничает с товарками, и посоветует кому-то, и жалобы выслушает сочувственно. Наверняка ей женщины доверяют, как себе. Она для них своя... Такая женщина может скрывать второе дно состояния своей души, факты своего прошлого, не вошедшие в анкетные данные... Но как её вычислить?.. Таких в бухгалтерии не мало.

     Три напряжённых трудовых дня прошли без неприятных происшествий (такое бывает не часто), а в четверг выяснилось, что бухгалтер Евдокия Николаевна не появилась на рабочем месте. Пётр Тарасович планировал получить от неё очередной финансовый отчёт по очень важному узлу расходов. Только он намеревался отдать распоряжение своему секретарю о том, чтобы она срочно выяснила причину отсутствия сотрудницы, как раздался звонок телефона, связанного с прокуратурой.
     – Пётр Тарасович, доброе утро, хотя, признаться, совсем не доброе: бухгалтер Евдокия Николаевна у нас... Подробности при встрече. Слышу вы тяжело вздохнули, понимаю: не ожидали такого поворота, но у меня к вам категорическая просьба: никому не сообщайте и проследите, чтобы к её рабочему месту никто не подходил. Наш сотрудник едет к вам, пропуск ему уже заказан. Вы должны его проконсультировать в ознакомлении с бухгалтерскими материалами, связанными с её деятельностью и помочь ему выбрать необходимые, по его определению, следствию, согласовать их с первым отделом, упаковать согласно секретности и отправить к нам. Делайте всё спокойно, без суетливости и, боже упаси, без паники и огласки. Вы всё поняли?
    – Да, конечно, всё понял.
     – Будьте на связи. До свидания!

     Пётр Тарасович положил трубку, опустился в рабочее кресло и, всё таки, поймал себя на том, что взволнован до крайности. "Ведь могут заметить" – мелькнуло в голове, и он сразу принял непринуждённый вид. Потом встал и в спокойной, каждодневной манере начал обходить сотрудниц и сотрудников. Когда дошёл до рабочего места Евдокии Николаевны, сел на её место (он нередко так делал в отсутствии работника, а потому выглядело естественно) и стал просматривать несекретные бумаги, лежащие аккуратной стопкой. 

     В бухгалтерию вошёл мужчина средних лет, склонный к полноте, с густой, тёмно-русой шевелюрой на голове и густыми обвислыми усами под крупным носом. Пётр Тарасович с напускной весёлой приветливостью встретил пришедшего. Гость на приветствие молча кивнул головой, коротко пожал руку Петра Тарасовича, да так крепко, что по лицу главного бухгалтера пробежали морщинки, а в глазах мужчины блеснули насмешливые искры. Таким образом посетитель дал понять, что он силён и безжалостен к врагу, а Пётр Тарасович ответил, что признал его силу и безжалостность и согласен сотрудничать под его началом. Они сразу же направились в кабинет для деловых переговоров – специально оборудованный бокс со звукоизоляцией и телефоном, по которому нельзя произвести посторонний звонок куда-либо. По звонку Петра Тарасовича сотрудник первого отдела принёс запрашиваемые финансовые материалы, и курьер доставил солидную стопку открытых для свободного доступа документов. С этого момента начался первый этап ревизии.

     Тем временем следователи, изучая в отделе кадров анкетные данные каждого сотрудника технологического отдела, выявили четырёх сотрудников, способных по своей квалификации разработать подобную схему диверсии. Из четверых один сотрудник особо привлёк внимание следователей. Им оказался технолог Матвей Тимофеевич Дрёменко – двоюродный брат уже арестованной Евдокии Николаевны Казарнюк. По анкетным данным двоюродные брат и сестра с разными фамилиями, но родом из Кривого Рога, до оккупации уже работали на химическом предприятии; он - технологом, она – бухгалтером. Сотрудники госбезопасности заинтересовались обстоятельствами попадания этой пары на Свердловское химическое предприятие, ориентированное на военную тематику. По анкетным данным они, до полной оккупации фашисткой Германией были эвакуированы в Омск, а позднее часть работников, в том числе они, были переведены на родственное предприятие в Свердловске. Сотрудник госбезопасности и следователи выяснили, что из Омска действительно переведены были двенадцать специалистов – технологов одной направленности, которые требовались на Свердловском предприятии. Расследуемая пара к ним никакого отношения не имела. Командировка следователей на Омское предприятие показала, что эта пара действительно работала в Кривом Роге на этом химическом предприятии, но в списках эвакуированных на предприятии их не оказалось. С этого момента подозреваемых осталось двое: технолог Матвей Тимофеевич и бухгалтер Евдокия Николаевна. Матвея Тимофеевича немедленно арестовали, тихо и  незаметно для сотрудников отдела. Его отсутствие на рабочем месте объяснили болезнью совершенно неудивительной при его возрасте. 

     Следствие активно развивалось. Пред следствием встали непростые вопросы: где эта пара находилась полтора месяца с начала оккупации города Кривой Рог гитлеровцами до внедрения их на Свердловское предприятие; кто способствовал их внедрению, кто помогал составлению анкетных данных; кто допустил халатность, не проверив анкетные данные этих субъектов должным образом? Разумеется, совместная расследование прокуратуры и госбезопасности полностью раскрыло это преступление. К паре из Кривого Рога в качестве подозреваемых присоединились сотрудник отдела кадров, ещё один сотрудник технологического отдела, непосредственный подчинённый Матвея Тимофеевича и молоденькая машинистка из машинописного бюро. Последние два субъекта были влюблённой парой и участвовали в преступлении практически вслепую, по недомыслию, но в военное время – по преступному недомыслию.

    Пётр Тарасович облокотился обоими локтями на свободное от бумаг пространство письменного, кабинетного стола, подпёр лоб сложенными руками и прикрыл глаза, утомлённые от длительного, напряжённого анализа отчётного материала. "Почему я каждый раз перед сдачей бухгалтерского отчёта волнуюсь, несмотря на то, что абсолютно уверен в его безошибочности?.. Да потому, дорогой, что ты знаешь, что крупные финансовые потоки видны и легко контролируемы, а есть множество маленьких ручейков и совсем микроскопических протечек, пересекающихся между собой. Их, порой, трудно заметить, трудно разгадать замысел изменчивости их траектории ... А надо уметь. Для этого не всегда достаточно опыта знаний.., для этого требуются методики и научно-технические средства увеличения скорости анализа, вычислений... Требуется вычислительная техника... – раздумывал он, и вдруг всплыла малая родина – Белоруссия, Могилёв, – там мои родные... Как они там?" - Пётр Тарасович подошёл к политической карте мира, висящей в кабинете на стене. Вчера в сводках с фронта, уже поздно вечером он услышал радостную весть о наступлении наших войск на Правобережной Украине и об успешных боях по освобождению Восточной Белоруссии. - Есть надежда, что сегодня освободят Могилёв! Уже сегодня! Скоро я смогу получить от моих родных весточки: от двух братьев, от отца, от мамы... Живы ли они все? Конечно, тяжелейшая доля на них выпала.

     Анна Сергеевна пребывала в тяжком раздумье: она узнала, что главный технолог Алексей Борисович Шаповалов арестован. "Такой замечательный человек, прекрасный руководитель, учёный... За что же его арестовывать? – Ведь он так высоко поднял технологический уровень производства, благодаря его научному вкладу и организаторским качествам престиж нашего предприятия поднят до мирового признания... Неужели только из-за технолога – предателя в одном из технологических отделов?.. Но и сам предатель арестован и начальник отдела арестован... Но Алексея Борисовича за что?.. У меня в машинописном бюро тоже нашлась глупая девчонка, замешанная по недомыслию в этом мерзком деле. Она отстранена от работы, а я уже дважды была не на допросе, а на беседе в одном из кабинетов  НКГБ. Но я так и не поняла: это были беседы с офицером ГБ по форме допросов, или, всё-таки допросы, по форме беседы. В обоих случаях я должна была уточнить детали происходящего в конкретные дни, часы и минуты и особенности поведения подозреваемой сотрудницы в это время.. До требуемой точности во времени и подробности вспомнить , конечно, невозможно, но офицер, видимо, понимал это и, убеждаясь, что я искренне стараюсь вспомнить, прощал мне недостаточность полноты ответов. Из моего изложения событий в бюро с участием сотрудницы у следователя сложилось удовлетворяющее его впечатление и поэтому,  думаю, я была отпущена. Надеюсь. что моё правдивое сообщение и на последней беседе не навредит девчонке настолько, чтобы поломать ей судьбу". В следующий день на работе она встретила Алексея Борисовича Шаповалова, спокойно входящего в свой кабинет. "Слава Богу!" – прошептала Анна Сергеевна и оглянувшись, украдкой перекрестилась.

     Оба раза, когда Анна Сергеевна выходила из кабинета, видела ожидающего своей очереди Петра Тарасовича. Они успевали только кивнуть друг другу. Она заметила, что на этот раз глаза Петра Тарасовича были особенно тревожными. Она невольно дотронулась до его руки и слегка сжала её.

     "Зачем я это сделала? Что он обо мне подумает? – начала было корить себя женщина за несдержанность. – Но я же вижу, как он был взволнован. В таком заведении всем не по себе, не могла я не посочувствовать, не поддержать его". Анна Сергеевна дробью пересчитала ступеньки длинной лестницы и спешно вышла из здания.

     Войдя в кабинет, Пётр Тарасович услышал доброжелательное приветствие и приглашение присесть.
     – Пётр Тарасович, сегодня у нас с вами будет беседа в ином ключе, – майор ГБ внимательно посмотрел на приглашённого бухгалтера, сидящего с непроницаемым, застывшим лицом, и выдержал десятисекундную паузу, терзающую нервы (издержки профессии), – но для удобства откровенной беседы обращайтесь ко мне так, как я к вам: меня зовут Степан Игнатьевич. Итак, я, Пётр Тарасович, в курсе того, что именно с ваших первоначальных подозрений и логических выводов, благодаря вашему природному аналитическому мышлению, началось оперативное раскрытие подготовленного группой внутренних врагов, так называемой "спящей ячейкой", диверсионного действа в угоду фашисткой Германии. Вы помогли нам предотвратить на Государственном предприятии  длительную остановку выпуска необходимого фронту и нашей победе изделия стратегического значения. Лично от себя благодарю вас и с удовольствием сообщаю вам, что о вашем вкладе в раскрытии дела государственной важности доложено нашему руководству, – офицер смолк на привычную десятисекундную паузу, уже не терзающую душу, и продолжил, – а теперь поговорим с вами, Пётр Тарасович о перспективе нашего сотрудничества... Вы опытный финансовый работник, профессионал высшего класса с редким аналитическим мышлением, рекомендованы нашей организацией возглавить экспертный аналитический отдел финансового состояния наших предприятий и организаций, имеющих деловые связи с зарубежными предприятиями и организациями, – Степан Игнатьевич замолк и вопросительно посмотрел в глаза собеседнику. Пётр Тарасович не мигая смотрел на Степана Игнатьевича поглаживал руку, которую перед этим пожала Анна Сергеевна, с этой минуты ставшая ему родной и необходимой в его жизни. "Волнуется товарищ", – подумал майор, заметив поглаживание руки.
     – Степан Игнатьевич, от меня требуется ответ прямо сейчас, или я имею право подумать? – совершенно спокойно задал вопрос Пётр Тарасович, открыто глядя в глаза чекисту. Майор отметил в собеседнике абсолютное спокойствие, уверенность в себе, и поглаживание руки имеет иную причину... "Плохо, если у него такая привычка, – очень заметная примета".
     – Это у вас привычка, Пётр Тарасович, извините за бестактный вопрос? – следователь взглядом и кивком головы указал на беспокойную руку собеседника.
     - Нет, нет, Степан Игнатьевич, – живо со смешком ответил Пётр Тарасович, – нет у меня такой привычки, а причина в том, что перед приходом к вам эту руку, неожиданно для меня, погладила и пожала для ободрения женщина, которая мне не безразлична. Я гладил руку, чтобы дольше ощущать её пожатие... Вот такое откровение я себе позволил. Извините меня... Но между нами должна быть ясность, даже в мелочах.
     – Правильно, Пётр Тарасович... Вот и я, для ясности, уточняю, что экспертный аналитический отдел сформирован не в нашей организации. Наша роль в данном случае заключается только в том, чтобы помочь вновь созданной в нашей стране организации в подборе кадров. А с ответом на моё предложение у вас, конечно, есть право и время подумать.
     – Меня заинтересовало ваше предложение, но мне необходимо предварительно ознакомиться с сутью моей деятельности, соразмерить свои возможности и настроить свой быт соответствующим образом.
     – Пётр Тарасович, суть вашей деятельности заложена в названии отдела. От вас требуется принципиальный ответ. Война ещё продолжается, Действовать надо решительно и быстро, поэтому даю вам на раздумья три дня. – Майор посмотрел прямо в глаза Петра Тарасовича жёстко и непреклонно.
     – Я согласен дать ответ через три дня, – невольно выпрямившись и твёрдым голосом ответил Пётр Тарасович.
     – Прекрасно. – Степан Игнатьевич заглянул в календарь на столе, отметил в нём кружочком четверг, – в восемь часов четверга я жду вас здесь и прошу вас быть морально готовым к следующей встрече в Госкомитете, конкретно в каком, узнаете по прибытию туда в четверг. ... Этим сообщением я, фактически, дал вам подсказку для положительного ответа, – последнюю фразу майор произнёс с дружелюбной улыбкой, встал, давая понять, что аудиенция закончена. Пётр Тарасович, не медля, поторопился встать, выйти из-за стола и аккуратно придвинуть стул к столу. Затем последовало крепкое рукопожатие. Пётр Тарасович покинул здание, переполненный нежданными заботами в связи с предстоящими радикальными переменами в его судьбе.

     Анна Сергеевна возвращалась домой уставшая до такой степени, что все мысли были только об одном: как дойти до дома. Шла она по слякотному снегу, дорожку видно было плохо из-за слабого освещения уличных фонарей на редко стоящих столбах. Подходя к дому она разглядела неясный силуэт человека, тень от него ломалась и растягивалась вдоль ворот. "Кто бы это мог быть? – она напрягла зрение, – как же мне хочется домой, = в отчаянье произнесла вслух Анна Сергеевна. – Да это же Вадим!" – Воскликнула она уже громко, узнав его. Усталость как рукой сняло.
   – Здравствуй, Аня! – Вадим шагнул навстречу и обнял Аню. Она впервые почувствовала в нём мужчину.
     - Здравствуй, дорогой мой верный друг! – с искренней радостью она ответила Вадиму приглушённым голосом, уткнувшись в его плечо.
     – Аня, у меня три не совсем приятных для тебя сообщения: послезавтра, в четверг я отправляюсь на фронт...
     – Ой, родной мой товарищ, как же так, как же так... А твои родители как на это смотрят?.. – Аня продолжала близко стоять к нему и смотрела испуганно и страдальчески в его глаза. – Ты же ещё совсем мальчик.
      – Мои родители к сожалению сейчас в трудном положении: мой отец безнадёжно болен, боюсь, как бы не случилось самого худшего... К нам приехали его родственники из Кыштыма: брат его – мой дядя с женой... Так что уход за моим папой будет полноценным и надёжным.
     – Как ты думаешь, Вадим, уместно ли будет моё участие в уходе за твоим папой. Если уместно, я всегда готова, – ведь мы с Иваном Игнатьевичем хорошо ладили и понимали друг друга. Мне искренне жаль его... Хороший он человек... Правильный.
     – Я не могу тебе, Аня, сказать определённо: уместно или неуместно. Побереги себя, потому что у меня для тебя ещё одно известие весьма неприятное.., – Вадим увидел испуганные глаза Ани, – нет, не то, что ты подумала... Дело в том, что Петя практически женился на другой женщине и сообщил об этом маме. Ему нужен развод с тобой, чтобы зарегистрировать официальный брак. Его женщина – дочь его командира. Она служит вместе с ним.
     – Но Петя мог бы написать мне, – ведь я же не посторонний пока ему человек, так было бы честнее и более человечно по отношению ко мне, к матери его сына.
     – Я очень понимаю тебя, Аня, полностью разделяю твои чувства, но могу только констатировать тот факт, что у Пети достаточно мужества храбро воевать, но не хватает силы воли противостоять семейным трудностям. Он с радостью отдался женщине, которая своей подавляющей волей заменила ему собственную мать, кстати с её же письменного благословения... Так что, Аня, я сожалею, сочувствую искренно тебе. Ты разумная, сильная женщина. Я верю, что ты справишься с таким изломом жизни, да и другого выхода нет... У него другой адрес, вот возьми. Аня, меня не провожай, побереги свои нервы, – я надеюсь ты понимаешь меня.
     – Я поняла, Вадим... Я всё поняла, дорогой. Позволь, я тебя обниму на прощание. – Они приблизились друг к другу и по дружески обнялись, похлопывая по спине: Аня нежно, по женски, а точнее по матерински, а Вадим коротко и ещё по юношески не очень ловко. Для него это первый опыт обнимания женщины.
     – Береги себя, Вадим. Возвращайся обязательно. Я буду ждать тебя как моего единственного верного товарища.
     – И ты, Аня, береги себя и своего сынишку – моего племянника. Я обязательно вернусь. Клянусь!

     Аня смотрела в спину только что сформировавшегося мужчины, уходящего в тревожную темноту будущего. Этот, ставший родным ей мужчина, уже послезавтра может оказаться в бою против заклятого немецкого захватчика, безжалостного, жестокого фашиста.

     С учётом военного времени разводы и браки, касающиеся военнослужащих, особенно находящихся на фронте, происходили быстро, без некоторых обязательных в мирное время юридических процедур. Анне Сергеевне достаточно было представить в судебные органы текст последнего письма с фронта от Петра Ивановича и собственное заявление с просьбой о разводе. Через три дня беспокойств по этому поводу разведённая Анна Сергеевна, мать – одиночка с опустошённой душой и бьющим в вакууме, как плачущий колокол, сердцем, гуляла с сыночком в редкий выходной, объятая печальными раздумьями о воюющем уже за пределами Родины, в Чехословакии отце, ставшим родным за военные годы, об умершем сыне Германе, о погибших родных по материнской линии, о двоюродном брате Иване, танкисте – разведчике, храбро сражающемся за освобождение Польши, о бывшем (согласиться с этим было невозможно) муже Пете и его брате – поэте Вадиме. Где они воюют. как они там в аду, на фронте, Анна Сергеевна не знает, – они ей не пишут. У неё внезапно проступили слёзы. Одна слезинка потекла по щеке. Она посвящена свёкру Ивану Игнатьевичу: он умер на днях. Анну Сергеевну не позвали ни на похороны, ни на поминки, но её слёзы вспоминали всё хорошее об этом разумном, справедливом и добром человеке. Мать с сынком прошли целый квартал молча. На обратном пути им встретился Пётр Тарасович. Он в несвойственной ему манере робко подошёл к ним, вежливо поздоровался, глядя прямо в глаза Анны Сергеевны, наклонился к Глебу и подал ему руку, Глеб сообразил и вложил свою ручку в тёплую ладонь мужчины. Когда дядя сжимал руку мальчику и тряс её, у Глеба из глаз выпирала гордость.

     Удивительно, но после того, как они поздоровались, случилась затяжная пауза. Ни Анна Сергеевна, ни Пётр Тарасович, похоже, не знали, что сказать, или не решались сказать друг другу какие-то очень важные слова. Взрослые два человека смотрели в глаза друг друга и испытывал неловкость от неуместного молчания.
     – Как ваши дела, Пётр Тарасович? Когда вы работали у нас, я встречала вас и, как о всяком хорошем знакомом думала: "Ну и слава Богу, жив здоров человек, работает, значит всё хорошо.".. А теперь я вас не вижу, но вспоминаю, – озвучила первые мысли Анна Сергеевна.
     – На новом месте освоился, дела идут неплохо, на днях еду в первую командировку, на предприятие в освобождённый от фашистской оккупации Донецк. Восстанавливать будем. Месяца полтора, два придётся там интенсивно поработать... Меня интересует, Ана Сергеевна, как у  вас складывается жизнь? – спросил Пётр Тарасович, заметно оживившись. – Какие известия от мужа?.. 
     – А нет известий от мужа, и мужа нет, – ответила женщина, как будто её прорвало отчаяние.
     – Ой, ёй, ёй! Неужели...
     – Нет, нет, Пётр Тарасович, он жив. здоров, слава богу, воюет достойно, но он мне уже не муж. Мы разведены по его инициативе Он женился на фронтовой подруге, у него скоро родится ребёнок. Новая его жена - дочь его командира, – видимо Анна Сергеевна выпалила это слишком возбуждённо, горячо, потому что Глеб долго смотрел на маму с явным беспокойством в лице. Пётр Тарасович обратил внимание на волнение малыша, подошёл ближе к Глебу и его маме, взял его за руку и другой рукой стал гладить плечо Анны Сергеевны.
     – Нам, Анна Сергеевна, нужно успокоить Глеба, – смотрите, как он разволновался от ваших слов.
     – Сыночек, родной мой, успокойся милый, всё хорошо, – Анна Сергеевна поцеловала Глеба, прижала к груди, стоя перед ним на корточках, – видишь, светит солнышко, весна радуется, улыбается мама, улыбается дядя и ты, милый, улыбнись. – Глеб, держась за руку Петра Тарасовича, посмотрел на его улыбку и улыбнулся сам. – Вот и молодец, – она поцеловала сыночка в щёчку и встала, посмотрела благодарно на Петра Тарасовича и вдруг остановила на нём взгляд. В её затаённом взгляде проявлялось осознание непреодолимого притяжения к нему. Неожиданно он стал ей близким и дорогим. Если бы она знала, что Пётр Тарасович уже давно испытывает к ней такую же силу притяжения, да ещё переместить их в наше время, то отношения между ними развивались бы бурно уже прямо сейчас. Но в те времена между рассудительными людьми требовалось время до той степени взаимного проникновения, когда они оба убедятся, что не могут существовать друг без друга. Спустя полтора месяца так и случилось: в мае месяце они поженились.

     Анна Сергеевна уволилась с работы. Естественно, что проводы были трогательными. Все руководители  завода в течение рабочего дня заходили в машинописное бюро попрощаться с Анечкой Сергеевной с хвалебными словами и наилучшими пожеланиями. "Чем это я заслужила такие проводы?" – радостно удивлялась Анна Сергеевна.

     Анна Сергеевна сразу поняла, что работа и должность её мужа, охватывают их обоих. Она полностью, с свойственной ей креативностью, отдалась заботам о сыне, муже и стала ему верной помощницей в его непростых делах. Вскоре они всей семьёй отправились в длительную командировку в освобождённый, разрушенный и разорённый немецкими извергами волжский город почти на два года. В этом городе они встретили самый радостный день нашего советского народа на все времена – День Великой Победы над фашистской Германией.

23 августа 2024 г.