Наваждение

Весь пятничный вечер она занималась уборкой квартиры, стиркой постельного белья, потом выкупала детей, уложила их спать, затем в тазу перестирала снятую детьми одежду, и встала, наконец, сама под душ, смывая с себя весь пот и накопившуюся дневную  усталость. Не вытираясь, закуталась в пушистый халат, высушила феном волосы, вглядываясь при этом в зеркало, откуда на нее смотрела молодая тридцатипятилетняя женщина.
     Крутые соболиные брови ( как называл их ее бывший), глубоко посаженные карие глаза с переливающимися  золотистыми разводами, точеный греческий нос и пухлые, четко очерченные губы, которые никогда не нуждались ни в какой помаде, настолько они были яркими.
    Однажды, еще в институте, на одном из девичников, подружки привязались к ней - почему, да почему ты не пользуешься косметикой? Она сначала отмахивалась, говорила, что ей не идет ни помада, ни тени, ни пудра, а потом все же уступила их настойчивым просьбам и позволила накрасить себя. Они наложили ей тени, густо накрасили ее пушистые , закручивпющиеся вверх пушистые ресницы, подчеркнули румянами скулы, попудрили, контурным карандашом еще более подчеркнули выпуклость ее губ и в заключение накрасили их ярко красной помадой.
     Она сидела спиной к зеркалу и не видела своего отражения, поэтому, ее удивила реакция девчонок, когда они закончили над ней колдовать. Какое-то время они молча смотрели на нее, потом кто-то прыснул, кто-то хихикнул, а потом начался истерический смех. Дождавшись, когда подружки успокоятся, она встала со стула, подошла к зеркалу и какое-то время разглядывала себя в нем.
- Н-да...с таким боевым раскрасом мне только на панель.
   - Да, Лилька, тебе Господь дал такую естественную красоту, что при любом вмешательстве она становится вульгарной . Вместо нашей красавицы Лильки - какая-то "прости господи"...- подвела итог ее лучшая подружка Тоня .
   - Убедились? Потому и не крашусь.
   - Да уж, с природой не поспоришь, -согласились подружки.
   Прошло уже много лет с той институтской поры. Она вышла замуж, родила своему мужу двоих детей, причем, по обоюдному согласию назвали их своими именами - Лиля и Вова.  Лицо ее по-прежнему не знало никакой косметики. На ее туалетном столике стояли лишь баночки с кремами, да гигиеническая помада. Стройная, худощавая, с неизменным узлом волос на затылке, который оттягивал ее голову назад, придавая горделивую осанку. Роды лишь оттенили ее красивое тело, округлились бедра, плечи, появилась плавность в движениях, пышная грудь бесстыдно рвалась из всех бюстгалтеров и блузок.
   Она заплела высушенные волосы в косу, включила телевизор и удобно устроилась в уголке своего дивана. Шли ночные новости. Дикторша в белоснежной рубашке и неизменном красном пиджаке вещала с экрана об удоях, привесах и количестве вспаханной зяби. Это никак не соответствовало настроению Лили, и она выключила телевизор, сняла повлажневший халат, достала из шкафа свой любимый поплиновый халатик с крупными букетами каких-то голубых цветов и накинула его на голое тело. Этот халатик, как и многое из ее гардероба, она сшила сама и очень любила его. Он туго охватывал ее тонкую талию без намека на какой-либо животик и плавно переходил на крутые бедра, а подол его, расширяясь, каскадом падал до узких щиколоток. Пышная грудь поддерживалась глубокими вытачками и овальным вырезом. Рукав в три четверти подчеркивал узкую кисть и на плече завершался пышным фонариком. Этот халат навеял воспоминания о том вечере, когда она дошила его и показалась в нем мужу. Они тогда еще умели загораться от малейшего прикосновения или зовущего взгляда и тогда, еле дождавшись, когда угомонятся дети, они закрывались в своей спальне  и до изнеможения любили друг друга. А в те редкие дни, когда их выходные совпадали, они отправляли детей в садик, и до вечера не вылезали из постели, нежась и наслаждаясь друг другом.

Все, кто знал их семью, считали их идеальной парой и по-тихому завидовали им.
   А потом грянул гром.Муж влюбился. Влюбился, как влюбляются мальчишки, - безоглядно, безотчетно. Влюбился в замужнюю женщину, старше себя на пять лет. И увел ее из семьи, и они уехали, забрав с собой ее десятилетних девочек-близняшек.

А перед этим был суд. Он подал на развод, но им дали отсрочку на три месяца. Он сразу же ушел из дома. Просто собрал чемодан и ушел.
   - Прости, я не могу без нее, - это были его прощальные слова.
   Нет, она не плакала, не закатывала истерик, не держала его, а напротив, помогала ему собирать вещи. ЕЕ ПРОСТО УЖЕ НЕ БЫЛО. Она не умерла, она просто исчезла, исчезла в тот день, когда однажды, придя с работы домой, он сказал ей:
   -Лиля, я, кажется, влюбился.
   От этих слов у ней оборвалось сердце.
   - А как же наша любовь? - прошептала она вдруг осипшим голосом.
   - Как оказалось, есть и другая. Я вас никогда...
   Но она не дала ему договорить.
   - Не надо, ничего не надо говорить. Мне больно, уйди.
   Тогда он ушел, сунув в портфель пару рубашек, тапочки и домашние брюки. Она до последнего не догадывалась об измене мужа. В партии, где они работали, знали об этом, очевидно, все. Но все молчали. Даже ее лучшая подруга Нина и та молчала. Все это произошло как-то стремительно и впоследствии размышляя, она не могла понять, когда же это произошло? Эта семья совсем недавно приехала в их поселок из другой геологической партии. Муж буровик, она геолог, дети - обычная семья. Но работали не в их поисковой партии, а у золотарей, но жили на одной улице. Где и когда пересеклись их дорожки, и муж потерял голову от этой маленькой полненькой женщины с жиденькими кудряшками на голове, сухими и ломкими от "химии" и перегидроля? Это навсегда осталось для Лили загадкой.      
   Вся партия гудела после их развода, вернее, после его ухода к этой маленькой и незаметной женщине. Все осуждали ее Вовку и эту женщину, жалели Лилю. Никто не понимал как можно было нашу Лилию Николаевну - красавицу, умницу и просто замечательную женщину, променять на какую-то замухрышку. Оказалось, что можно. Они поселились в общежитии. Лиля никогда их не встречала вместе, да и по отдельности тоже старалась обойти стороной.
   Кроме работы и садика она никуда не выходила из дома. Хлеб покупала в буфете на работе, а продукты ей приносила ее верная Нинка , которая не переставала костерить этого подонка и предателя. Но все это проходило мимо ушей Лили. Она ни с кем, даже с Ниной, не обсуждала сложившуюся ситуацию, прерывая все разговоры самым категоричным образом:
   - Прекрати, мне это не интересно. И вскоре все разговоры стихли, и даже, спустя три месяца, когда их развели окончательно, никто и не заметил этого события.
А вскоре ее Вовка и эта женщина со своими двойняшками уехали из поселка. Уехал и брошенный муж этой женщины, перед этим пришедший к ней с предложением
   - А что, Лиля Николаевна, может, сойтись нам? Возьмем, да и назло всем заживем дружненько.
   Лиля усмехнулась:
   - У меня по большой любви не получилось "зажить", а вы хотите  "назло всем". Нет, извините, но я не хочу менять свою жизнь. Не обижайтесь, но ничего у нас с вами не получится и пытаться нечего.
   На работе тоже пошло как всегда. Исчезли жалостливые взгляды, перешептывания за ее спиной, перестали смолкать разговоры, когда она входила в камералку, но перестали и приглашать на вечеринки и субботние посиделки у кого-либо из геологов. Она все понимала и не обижалась на девчонок.
   Жизнь шла своим чередом. Но она знала, что ее по-прежнему нет, нет ее души, ее чувств. Она жила словно на автомате. Что-то говорила детям на их вопросы о папе, убеждала, что он всегда будет их папой, что он помнит и любит их, просто ему нужно какое-то время поработать .в другом месте, где требуются папин опыт и знания. Правда, она разучилась улыбаться, но по-прежнему ходила к своей Нинке на праздники, устраиваемые ею, пила шампанское, иногда танцевала, но почти ни с кем не разговаривала.
   - Лилька, ты как замороженная стала, - возмущалась Нина. - Мужика тебе надо найти. Вон радист к нам приехал, нашего возраста, разведен - присмотрись, а?

И правда, время брало свое. Прошло уже два года, как она осталась одна, дети пошли в школу, и боль от ухода мужа притупилась. Ушло и сожаление об утерянном семейном счастье. Многие одинокие мужчины, а в геологии на севере  все одинокие, подкатывали к ней кто с прямым предложением, кто с намеком, но всех она вежливо, но твердо, как умела только она, разворачивала на 180 градусов. Даже молодые парни, приехавшие с институтов или курсов буровиков, не оставляли надежды сломить крепость, но этих она как щенков довольно резко ставила на место. И вскоре притязания прекратились. Каждый, кто пытался ухаживать за Лилей, передавал новичку, что здесь ему ничего не обломится. Мужчины, как возможные половые партнеры, перестали ее волновать. Все они были для нее либо коллегами, либо просто знакомыми.
   Стряхнув с себя воспоминания, Лиля огладила халат по бедрам и посмотрела в трюмо.
   - Долго же я тебя не носила... - она крутнулась перед зеркалом и, рассмеявшись прошептала, - а ничего еще тетенька.

Вообще, она сегодня весь день чувствовала какую-то легкую эйфорию, какая бывает перед давно ожидаемыми праздниками или приездом дорогих гостей, но ни того, ни другого не ожидалось.
   На кухонном столе ее ждал таз с мелкими постирушками с себя и детей после купания. Облокотившись о стол, она отдернула нарядную занавеску с открытого окна и бездумно уставилась в темноту.
   Ночь по-весеннему была теплая. Несмотря на холодок, тянущийся с заснеженных горных вершин, уже вовсю буйствовала весна, и ощущение какой-то легкости, волнующих весенних запахов, вливались в открытое окно.
   Заглянув в детскую, где давно уже дети смотрели свои счастливые сны, она сняла с вешалки плащ, накинула его на плечи, застегнула верхнюю пуговицу, чтоб он не свалился, взяла таз с бельем и вышла на улицу. Некоторые окна соседских домов еще светились. За каждым из них была своя жизнь, семейные страсти, ссоры, примирения. Лишь в ее доме были тишь да благодать, ссориться и мириться было не с кем.
   Развешивая на веревке белье, она смотрела через изгородь на светящиеся напротив окна. Там жил начальник бурового участка Коля Соловейчик, старый холостяк - ее ровесник. Первое время после ее развода он подбивал к ней клинья и даже как-то предлагал стать ей мужем и отцом ее детей. Да и коллеги пару раз пытались свести их вместе, но из этой затеи ничего не вышло. Он как был для нее Колей Соловейчиком, так им и остался, не затронув ни единой струны ее души. Поэтому, Колино предложение было ею отвергнуто и вскоре между ними восстановились прежние дружеские отношения.
   Развесив белье, она какое-то время постояла, словно прислушиваясь к себе, потом как в каком-то сне поставила пустой таз на крыльцо, подошла к изгороди, перемахнула через нее, прошла мимо соловейчиковой теплицы, поднялась на крыльцо, толкнула дверь и вошла в дом.
Коля с голым торсом и в одном хлопчатобумажном трико развешивал на просушку фотопленки. Услышав стук двери, он обернулся и от удивления открыл рот. Через мгновение, оправившись от неожиданности, он хрипло произнес:
   - Привет. Ты ко мне?
   За все годы совместной работы в геологической париии Лиля никогда не переступала порога его дома.
   - Нет, к бабе Яге.
   Поняв, что сморозил глупость, Николай переключился на фотопленки.
   - Смотри, какие кадры классные получились, на субботнике фотографировал.
   Не слыша, что он говорит, она сбросила плащ на пол, подошла к Коле и закрыла его рот поцелуем. Обхватив ладонями его голову, она продолжала наступать, а Коля пятился, пока не наткнулся на кровать. Или она его толкнула, или он сам упал навзничь, но, очутившись на своей холостяцкой постели, он был уже в полной боевой готовности. Мгновенно сбросив трико, он протянул к ней руки и, она, приподняв подол своего халата, оседлала ошалевшего Соловейчика.
   Она не помнила сколько времени продолжалась эта исступленная "схватка" с Колей. Губы их были горячи и ненасытны, руки нежны и нетерпеливы. Пуговицы халата разлетелись по всей комнате.
   Такой бури наслаждения, охватившей ее, она не испытывала никогда в жизни. Это было невообразимое чувство, десятую долю которого она  иногда ощущала в эротических снах.
   Без сил упав на Николая, и, отдышавшись, она встала с кровати, запахнула на груди халатик, потуже затянула пояс, подняла с пола плащ и, так же молча, вышла.
   Наутро, стоя под душем, она весело напевала какую-то незамысловатую песенку и не переставала улыбаться, вспоминая ночное происшествие.
   Наверное, луна попутала, или бес... Вот чудачка, что это на меня нашло? Вот дура! Хотя, почему дура? Умничка, тетя Лиля, умничка, - вслух говорила она сама себе.

Господи, хорошо-то как. Боже, как мало надо для счастья,  - продолжала она рассуждать про себя. Я молода и красива, у меня замечательные дети, я - свободная женщина, у меня любимая работа и у меня живы родители.
   Одевшись, и крутанувшись на одной ноге возле трюмо, она осталась более чем довольна своим видом. Хороша - ничего не скажешь. 
   Накормив детей завтраком и отправив их в школу, она минута в минуту пришла на работу. Сегодня у ней был камеральный день.
   Неожиданно, перед обедом в камералку заглянул Соловейчик. Переговорив о чем-то с маркшейдером, он подошел к ее столу и, наклонившись, тихо сказал :
   - Приходи сегодня вечером. Я буду ждать.
   - Ты о чем, Коля?
   - Ну... вчера ночью... ты приходила... я подумал... Так придешь? - с надеждой в голосе переспросил он. - Все ведь было замечательно. Я до сих пор не могу поверить...
   - Что-то я тебя не понимаю, Николай Петрович, - так же тихо ответила Лиля. - Что было-то, Коль, ведь ничего не было ?! Луна была вчера полная, вот тебе и померещилось. И вообще, больше ко мне не подходи!
   Ошеломленный Соловейчик смотрел на нее непонимающим взглядом.
   - Коля, тебе приснился какой-то сон? Ты что-то или кого-то с чем-то или с кем-то попутал? Иди и не мешай работать.
   Несколько раз в этот день он находил возможность подойти к ней с робкой надеждой, что она изменит свое решение. В конце концов Лиля уже не на шутку рассердилась и грубо отшила его.
   - Коля, отвянь. Не нравишься ты мне и фамилия твоя мне не нравится.
   - Я на твою поменяю.
   Ты что, смеешься? У меня фамилия мужа, он что - тебя усыновить должен будет? Ну что ты во мне нашел? Я злая, нехорошая! Мало тебе бездетных баб?
Вон, Катька буфетчица пропадает. Обрати на нее  внимание. Она, как мне кажется, неровно к тебе дышит. По крайней мере всегда сыт будешь.
    Ей было жалко  по-человечески Соловейчика, но ничего поделать с собой она не могла . Не представляла она этого человека в своей жизни.
   А он и правда последовал ее совету, и вскоре Катька переехала в его холостяцкое жилье со своим скарбом.
   Спустя какое-то время, столкнувшись с ней на участке, он спросил ее:
   - Лиль, скажи, что это было тогда?
   - Наваждение, Коля, на-важ-де-ние  и освобождение, рассмеялась Лиля.