Путь Телли
Откровение 3:20
Каждый раз, ступая по этой дороге, задаю себе одни и те же вопросы, и каждый раз сама же на них отвечаю. Уже давно это стало привычкой, а писать хочется о чём-то серебристом и прозрачном.
Шелестит сухой ковыль. Высокое голубое небо равнодушно взирает на пустынную пыльную дорогу. Тепло. Приятное чувство умиротворения наполняет мою душу. Хорошо!
Широкая крутая улица, ослепительно белая и нереальная, встречается с полевой дорогой на окраине города. Угол её наклона настолько велик, что любой, самый слабый дождик, превратился бы здесь в грозный селевый поток. Глазам больно смотреть. Суставы вспоминают об артрите и, хотя это невозможно, начинают бессовестно скрипеть.
Да, дождь... Но дождя здесь нет. И ветра нет, но дышится легко.
А домА? Плавное продолжение дороги, такие же белые, такие же невозможные, но с точки зрения геометрии -- идеальные.
Наверное, мне повезло. Из наших мест здесь редко кто бывает. Возможно, существуют более достойные, что бы рассказать вам о белом городе, да желающих нет, а местным это не нужно.
Я гуляю не просто так. Я иду к другу, у которого давно не была.
Много раз я спрашивала у Абрахама, как здесь всё устроено? Не может дом быть логичным и цельным продолжением дороги. У нас всё не так! Кто содержит их в почти стерильной чистоте?
На что Абрахам всегда отвечает:
-- А кто пачкает? Я не знаю, как это работает. Я просто здесь живу. И это справедливо, если есть дом -- в нём нужно жить. Это место было до меня, и я не знаю, что с ним станет после. Я всё сказал.
И он рассердится, а потом позовёт меня в сад, есть хлеб и пить воду.
***
У домов толстые стены и широкие оконные проёмы без рам и стёкол. Здесь не бывает холодно или жарко. Здесь всегда хорошо. Только двери смутно напоминают о праве на приватность. И весь дом начинает казаться зыбким и ненужным, потому-что в мире, где тебе ничего не угрожает, личная крепость лишь дань древней традиции. И это справедливо, если жива память, нельзя от неё так просто отказываться.
Абрахам здесь недавно. Он не подтверждает и не опровергает мои предположения. Он трясёт головой и морщится, но он живёт в доме, а старожилы в них не нуждаются.
Часто можно видеть, как один из древних спешит сквозь строения, как через туман. Это вызывает испуг и недовольство у новеньких. Впрочем, меня они тоже не одобряют и опасаются, а Абрахам смеётся. я для них чужая, я пришла "оттуда".
Идти легко, но за пару домов я останавливаюсь и жду. Вижу, как открывается дверь и выходит Абрахам, его жена и их сын Симон. Они живут вместе, и это доказывает, что они "молодые". Древним семья не нужна.
Друзья машут мне руками, улыбаются и спешат навстречу, а мне хочется плакать. Я знаю, что они никуда не уйдут, но какое это облегчение видеть их снова.
-- Сегодня я первый тебя заметил! Когда ты подходишь, стены начинают таять и одежда падает на пол.
-- Извини Симон, я не нарочно.
-- Ты вернулась, что бы остаться с нами?
-- Нет, но я нашла имя для твоей матери.
-- У неё есть имя -- Мама.
-- Симон, сынок, ступай в сад, налей воды и приготовь хлеб. Заходи , Телли, ты стала ещё красивее. Абрахам говорит, а он, оказывается, ещё помнит слова, что с каждым разом привыкает к тебе всё больше и, ты уже не кажешься ему такой уродливой.
-- Он просто забыл как выглядят живые, -- я улыбаюсь.
-- Замолчи, женщина! В твоих словах правда, но не истина. Входи, Телли, входи. Сегодня мой дом -- твой, а завтра посмотрим. Да, хотел бы я посмотреть на это "завтра". Но даже, если я забуду все слова, то всё-равно буду помнить, чем мужчина отличается от женщины и закон гостеприимства.
Абрахам пробует слова на вкус и, я начинаю думать, что он действительно их забывает.
-- Не смотри на меня так! Я ещё помню своё имя, -- сердится он.
-- Я скоро уйду.
-- Ты всегда уходишь, но не навсегда. Когда-нибудь тебе придётся здесь остаться.
-- Что бы забыть все слова?
-- Тебе везёт, сегодня я добр!
-- Тебе везёт, я знаю, что такое "сегодня".
-- А я помню!
-- Ты ещё скажи: во сне видел!
-- Ты ещё скажи, что знаешь, что такое сон, -- и Абрахам закрывает за мной дверь.
***
-- Мне уже надоело встречать и провожать тебя, -- Абрахам бросил в меня подушкой.
Подложив её под спину, я устроилась поудобнее:
-- Я знаю дорогу и сама могу дойти.
-- Но я был первым, кто тебе её показал!
-- Да, я помню.
-- Грязная, оборванная.
-- Я была в Пустыне Плача.
-- Все попрятались, а я так и остался стоять с дверью в руках. Не знал твоих милых привычек растапливать стены, даже струхнул немного. Иногда мне кажется, что ты можешь, как древние, ходить не замечая стен.
-- Я не подглядываю за соседями.
-- Они тоже, возможно, даже не обращают на нас внимания. Временами мне кажется, что они правы. И этих домов нет, и этой улицы тоже нет.
-- А что есть, Абрахам?
-- Сад, вода, женщина, Симон.
-- Ты мог бы жить в саду?
-- Да, наверное, там тепло, дождя нет, ветра нет.
-- Ночи тоже нет.
-- Что такое "ночь", Телли?
-- Память о ней живёт в глубине источника в твоём саду.
-- В моём саду? Да, я тоже могу в нём жить.
-- Ты становишься древним, Абрахам.
-- А ты мудрой, Телли.
***
-- Садись сюда и скажи его. Только медленно, а то я могу его не узнать.
-- Я могу назвать тебе много имён, но ты хочешь только одно. Как найти иголку в стоге сена? -- я отставила в сторону просеянную муку.
-- Возьми ножницы.
-- Возьми лучше другое имя! Зачем искать старое?
-- Тебе не понять!
-- Объясни!
-- Ты всегда спешишь! Может, ты -- мужчина? Абрахам тоже спешит, ему некогда разговаривать со мной, а теперь он забывает слова.
-- За великим мужчины часто не видят важного.
-- Тогда почему он помнит своё имя, а я нет?
-- Потому-что ты называешь его по имени.
***
-- Почему отец зовёт тебя Телли?
-- Наверное, ему так нравится.
-- А как тебя зовут на самом деле?
-- Мама, женщина.
-- А Телли?
-- Нет, так меня зовёт только Абрахам. Скажи мне, Симон, откуда ты пришёл?
-- Спроси отца. Он не мог забыть все слова.
-- Я спрашиваю тебя.
-- Я уснул и проснулся. Я никуда не ходил. Может, меня унёс отец или мать. Спроси её, она не могла забыть все имена.
-- Ты ходил в школу?
-- Что такое "школа"?
-- Школа -- это где много детей... Нет... Когда приходит время... Снова не то... Это дом, но в нём не живут, а приходят узнать, как устроен мир.
-- Кто приходит?
-- Знаю -- знаю! Сейчас ты спросишь: у кого узнать? Я серьёзно, Симон!
-- Знаю -- знаю! Сейчас ты спросишь: как их звали, тех, кто туда приходит? Я не помню, Телли!!! Наверное, я тоже забываю слова и имена.
***
Мой путь снова ведёт меня по улице наверх и влево. Абрахам, как всегда, меня провожает. Остановились. Здесь, на границе познания, небо не голубое, а розовое, а дома внизу белые, как сахар. Красиво. Помолчали.
-- Похоже на мрамор.
-- Это золото.
-- Золото жёлтое, а здесь всё белое.
-- Это у вас оно жёлтое.
Спорить бесполезно. И я не спорю. Абрахаму этого мало. Он фыркает и ворчит себе под нос что-то о глупых молокососах, которые не могут отличить окружность от квадрата. Задеть хочет, вывести на нерв, провоцирует вредный старикашка.
-- Абрахам, откуда ты знаешь про окружность?
-- Не вчера родился.
-- И как оно было?
-- Хуже.. По другому... Совсем плохо...
-- Ты не жалеешь?
-- А ты как думаешь?
-- Жалость -- это боль. Тебе больно?
-- Нет.
Мы молчим. Жаль, я не умею рисовать. Впрочем, так ли важна архитектура, может, и это всего лишь игра воображения.
-- Ты будешь сегодня петь?
-- А ты придёшь послушать?
-- В саду хорошо слышно.
-- Я буду петь громко, что бы ты точно услышал.
-- Хорошо. Женщина вспомнила своё имя?
-- Нет.
-- Значит, в следующий раз.
-- Ты не сердишься?
-- Симон скоро уйдёт в храм.
Я встревожилась в плохом предчувствии и вопросительно посмотрела на своего друга. Абрахам пнул камень:
-- Он хочет узнать, как устроен мир.
-- Это моя вина.
-- Если хочешь сохранить -- нужно потерять.
-- Ты забудешь слова.
-- Но ты всё-равно споёшь для меня песню.
***
В тихом дворике на вершине холма, нет, в тихом садике есть дворик. Прямоугольный, мраморный или золотой, как сказал бы Абрахам, выложенный цветной мозаикой. По периметру высятся колонны. Я бы назвала их дорическими, но поручиться здесь ни за что нельзя. Время остановилось.
Если встать в этом дворике между колонн, а ещё лучше в центре, то можно увидеть чернильно-фиолетовое небо, а на небе звёзды. Это единственное место, где они есть.
Сюда приходит Он. Его память сотворила этот дворик, это небо и эти звёзды. У Него есть Имя -- Спаситель. Я люблю Его и часто зову по имени, а Он мне отвечает.
Рядом, в раздумьях, бродит Он. И у Него тоже есть Имя -- Утешитель. Я знаю Его голос и, когда Он зовёт меня по имени, я прихожу на его зов. Их двое, но Они -- целое.
-- Тебе плохо?
-- Прости, я снова пришла зализывать раны.
-- Все ошибаются и падают, даже птицы.
-- Спасибо!
-- Я люблю тебя.
-- В тебе моё утешение.
Шелест ветра отозвался в портике среди колонн.
-- Тебя не было в Пустыне Плача.
-- В гордыне и отчаянии я уничтожила её.
-- Ты хотела умереть?
-- Я не хотела жить.
-- Что изменилось?
-- Я была не права. Прости.
-- Я люблю тебя.
-- В Тебе моё спасение, -- одинокая слеза скатилась по моей щеке, повинуясь внезапному порыву я взмолилась: -- Помоги мне! Я так устала! Вокруг меня пустые слова, в них нет жизни!
-- Я знаю все слова и имена. В них нет жизни.
-- В чём же тогда жизнь?
-- В любви.
-- Любовь -- это боль!!!
-- Ты ищешь справедливости?
-- Прости, я не знаю чего хочу.
Я села на землю под деревом и приготовилась ждать. Они стояли рядом и говорили о чём-то непонятном. Внезапно Сила пришла в Движение. И я поняла, что Он здесь. Отец пришёл. И было Их трое, и были Они целым.
-- Прости меня, Отец!
-- Зачем ты пришла?
-- Просить милости.
-- Просила ли ты её в Пустыне? Когда крушила камни и сжимала в скалы песок? Просила ли тебя Пустыня о милости к ней?
-- Нет.
-- Знала ли ты её имя? Любила ли его, как Я? Разве ты подняла её из Бездны? Ты пересчитала и скрепила песчинки? Ты указала где ей быть? Понимала ли ты её песни? Ласкала ли её пыль? Пила ли её ветер?
-- Нет.
-- Не говори мне "нет"! Ты -- пыль!
Мне стало страшно. Я подняла глаза. Небо стало таким глубоким, оно затягивало меня в бездну проклятых звёзд. В пространстве заколыхалось нечто большое и страшное. Я вдыхала его с воздухом и выдыхала с пылью.
Где-то в сердце внезапно стало пусто и больно, а в душе стыдно. И тогда я посмотрела Ему в глаза:
-- Прости.
-- Не смотри на Меня, что бы не умереть. Я сердит на тебя.
-- Прости.
-- Почему Я должен раз за разом тебя прощать?
-- Я отвечу Тебе, если Ты скажешь мне, за что так жестоко наказываешь меня?
-- Кого люблю -- того наказываю.
-- Твоя любовь убивает меня!
-- Ты знала на что идёшь.
-- Если бы знала -- не пошла!
-- Я знаю твоё упрямство -- пошла бы.
-- Ты ещё скажи, что знаешь лучше меня, -- и я горько усмехнулась.
***
Я помню, как сидела во дворике и было это хорошо. Трое стояли надо мной и говорили о чём-то непонятном. И я сказала:
-- Благослови меня, Господи!
И Они простёрли свои руки. И сказала я:
-- Хорошо мне быть среди Тебя.
И Они ответили:
-- Чего же ты хочешь?
И я сказала:
-- Петь.
***
Наверное, в этот миг я смогла бы обнять весь мир, если бы он мне, конечно, это позволил. Здесь и сейчас я не была его частью, я была Целым.
Слова моей песни разливались над Золотым городом. Как умела, славила Бога, как -будто ничего и не было, как-будто это и не я вовсе.
За моей спиной в розовое небо взлетали разноцветные фейерверки. Взрывались праздничными букетами целые слова и отдельные буквы. И не было свободного места от огненных цветов.
А люди открывали двери, выглядывали на улицу и говорили друг другу:
-- Она опять поёт?
-- Она приходит петь, а потом возвращается обратно.
-- Я не понимаю, как это возможно?
-- Всё поёт и поёт.
-- Тут всё время поют.
И закрывали двери, и уходили во дворики, и ели хлеб, и пили воду.
***
А где-то вдалеке, в Безводной Пустыне, Древний Безымянный обернулся и прислушался. Он, наконец, нашёл справедливость.
Свидетельство о публикации №224082400383