Аллюзии и иллюзии

Аллюзии и иллюзии

              / К вопросу об интерпретации пьесы «Финист Ясный Сокол»
                С. Петрийчук в постановке Е. Беркович/
                Эссе

                Аллюзия - художественный приём,
                который заключается в авторской
                отсылке к известному художественному
                тексту, какому-либо общественному,
                культурному, историческому явлению
                или к какой-либо известной личности.
                Словарь
                Иллюзия - искажённое восприятие
                действительности, основанное на обмане
                чувств; принятие кажущегося, мнимого
                за действительное.
                Словарь

                В настоящей статье под пропагандой   
                терроризма понимается деятельность
                по распространению материалов и (или)
                информации, направленных на формирование
                у лица идеологии терроризма, убеждённости
                в её привлекательности либо
                о допустимости осуществления
                террористической деятельности.
                Примечание к статье 205.2, части 2 УК РФ

                Терроризм - идеология насилия и практика
                воздействия на принятие решения органами
                государственной власти, органами публичной
                власти федеральных территорий, органами
                местного самоуправления  или
                международными организациями,
                связанные с устрашением населения
                и (или) иными формами противоправных   
                насильственных действий.
                Федеральный закон «О противодействии
                терроризму»


Написанию этого эссе предшествовало несколько обстоятельств достаточно личного порядка. Когда, более года тому назад, мне стало известно о возбуждении  уголовного судопроизводства  против Е. Беркович и                С. Петрийчук, которым вменялась пропаганда терроризма в их постановке «Финист Ясный Сокол». то был основательно удивлён. С текстом пьесы и с её театральной версией уже был знаком. И к последней у меня были  некоторые претензии в части, на мой взгляд, излишней плакатной публистичности, схематизме и некой ходульности образов, чрезмерной буффонадности и слабой сюжетной проработки. Но пропаганды терроризма  мною не было замечено. За всей событийной канвой  этой пьесы мне явно виделась  драматичная история студентки МГУ Варвары Карауловй,  приговорённой  в октябре 2015 года к четырём с половиной годам колонии за попытку уехать в «Исламское государство».
Мне тогда виделось, что прокуратура была вынуждена начать следствие по причине поступивших жалоб от заинтересованных лиц. Хотя мера пресечения  - заключение под стражу до вынесения приговора судом,  уже тогда мне виделась совершенно излишней. Одно успокаивало, что литературоведческая экспертиза , как и другие, необходимые в данном случае действия, сократят этот срок до минимума. Но сроки рассмотрения дела судом по существу затягивались, что усиливало чувство тревоги за этих творческих личностей. Хотя всё ещё надеялся , суд не найдёт инкриминируемого состава преступления и ограничится какими-то предупреждениями или денежными рестрикциями, если не оправданием.
 И я был просто потрясён чудовищностью и несуразностью приговора. Давать шесть лет за художественное творение, к тому же имеющему к этому времени успешную сценическую историю – это было вне моего понимания о природе взаимоотношения искусства и государства, позиционирующего приверженность  к демократии и свободе творчества. Не запретить спектакль, не снять его с репертуара, а осудить его авторов по  статье 205.2, часть 2 УК РФ за пропаганду терроризма – мной понималось как нечто абсурдное.
Раздосадованный всем этим, я позвонил одной моей давнишней знакомой,  несколько десятилетий подвизающейся на литературной стезе, в надежде получить если не сочувствующий, то, по крайне мере, понимающей отклик. И тут я получаю ошеломительную отповедь. Привожу её практически дословно: «Вот за это, Юра, за всё за это: за поддержку укр. нацизма/фашизма, за русофобию, за ненависть к стране, в которой неплохо и безбедно жила, получив бесплатное, шикарное, элитное образование, за фейковую "бучу", за промывание мозгов молодёжи, за либерализм, за оскорбление мужского человеческого достоинства - в то время, когда мужчины гибнут в бою, когда страна окружена врагами и находится в состоянии войны с оголтелым сатанизмом, эпицентром которого сегодня является укр@iна - под руководством хозяев заокеанского архипелага, название которого состоит из трёх букв - сш@... Мужчины, парни, мужики - такие ли, сякие, хорошие ли, плохие, идут, защищают, как могут, гибнут, а закодированная богемно-интеллектуальная алкоголичка тычет в них пальцем. Когда идёт война, и за отечество гибнут люди, надо закрыть рот и защищать отечество, а не рыдать над потерями врага и фейковыми "буч@ми". А после войны уж разбираться со страной. Так и поступают сегодня все умные, порядочные и правильно воспитанные люди. Истинные патриоты. А те, кто не с ними, строят из себя мучеников, страдальцев, борцов за права человека и т.п. Феминистка, мама двух приёмных травмированных девочек-подростков, чем она думала, собираясь идти на очередное сборище либералов, провокаторов и квази-интеллектуалов-русофобов? Распиарили "бедную невинную жертву". Спектакль - дерьмо, и сама пьеса, и постановка на уровне провинциального школьного самодеятельного театра (9-й "А" и 10-й "Б"классы) советского периода. Дурынды, обиженные на государство и общество, нашли утешение и понимание в исламской любви и, чтобы не разочаровать своих "любимых", сделались террористками... Глупость несусветная. Я с детства знала и понимала, что опасно заводить знакомства с чужими мужиками "кавказской национальности". Была своя гордость и честь. Будь моя власть, вообще запретила бы эту тему на сцене и на экране, и создала бы лучше союзы по спасению таких заблудших овечек... Ну да, ну да, "женщины востока" - смертельно опасная во всех смыслах тема... "Белое солнце пустыни", "Норвег"... Товарищ Сухов, красный боец Петруха, таможенник Павел Верещагин ("Я мзду не беру. Мне за державу обидно!"), порядочный и интеллигентный москвич Кириллов... А теперь вот ещё и Женя Беркович... Да, прав был потрясающий, неподражаемый Верещагин: За державу обидно... Все остальные тезисы по поводу бедной Жени Б. - не что иное, как инфантильное пережёвывание соплей и провокативные вопли на фоне войны... Неужели и ты, Брут?! Что, бросишь меня? И в ресторан со мной не пойдёшь - на почве ЖБ? Надуешься теперь? А как же стейк? И мне одной будет скучно».
На этот неуёмный пассаж я счёл за благо ответить максимально отстранённо: «Оставь это. А в ресторан пойду, не сомневайся...», - ибо понимал, что спорить совершенно бессмысленно:  ведь не услышит. К тому же  полагал, что этим всё и закончится и  наши отношения будут продолжаться в привычным порядке.
 Но через некоторое время получаю от неё следующее послание: «ШУТКИ КОНЧИЛИСЬ! КВНщицу Лазареву  арестовали до семи лет лишения свободы».  Юрочка, оплачь ещё одну "невинную жертву".
На сей выпад в свой адрес ответил достаточно недвусмысленно : «Зря ты так. Мелкотравчато и подленько».
Мелкотравчато, потому за этим её посылом было желание походя меня  мелочно уязвить. Подленько, так она  определённо знала моё достаточно незаинтересованное отношение  к личностям из числа  протестных персон, нашедших пристанище вне страны своего прежнего обитания. Да и причины их релокантности мне виделись далёкими от тех, что ими заявлялись. Хотя мне это было как-то безразлично. Уехали и уехали.  Да и  я, и моя эта знакомая тоже когда-то покинули тот же  отчий край. Так иногда складывается судьба.
 И тут же получил «по заслугам» личностно-оскорбительное: «Спасибо. Поняла. Вот с ними, не подленькими, и оставайся, предатель! < ... > Совсем рехнувшийся старик с ума сбрендил... Совсем берега потерял! Вот и сиди с ними, с мелко- и крупнокалиберными иудами, в одной тухлой лодке. А я закрываю ресторан на переучёт и переоценку ценностей».
На что я ответил весьма лапидарно: «Заполошенный маразм крепчает. Всех благ...», -  тем самым зафиксировав разрыв наших  отношений по причине идейного противостояния, что само по себе  абсурдно из-за  очень давнего  нашего проживания вдали  от страны, в которой имел место упомянутый судебный процесс. Но видит бог,  я в этом действии не был застрельщиком. Однако, видимо, такие настали вновь времена, времена, когда оппозиция свои-чужие вновь омерзительно актуальна, несмотря на то, что она рвёт давно устоявшиеся долговременные дружеские, если на сказать, сердечные  связи. Во всяком случаи для моего визави они стали явью и жизненно важными.  Хотя за несколько недель до этого она с искренней благодарностью принимала мои поздравления по поводу её очередного дня рождения. И упомянутый ресторан был мне обещан  ею в знак той же благодарности. Так что прощай стейк, которого я уже было  возжелал вкусить. Оказалось, не судьба! И это всё сподвигнуло меня на то, что надо было бы сделать гораздо ранее.  А именно: подвергнуть текст упомянутой пьесы и сам  упомянутый спектакль рассмотрению как литературное и театральное явления  на предмет наличия в них апологетики терроризма.  То есть подвергнуть интерпретации их основные составляющие: сюжетную фабулу, профили персонажей, художественное своеобразие,  образы и символы, идейно-смысловой контекст. Поскольку в основе спектакля
Е. Беркович лежит текст пьесы С. Петрийчук, то именно с последнего предпочтительней начать  заявленное аналитическое рассмотрение.
                - 1 -
 Прежде  всего её заголовок «Финист Ясный Сокол» вызывает аллюзию к давно известной сказке. Неожиданным образом этот факт связан с одним обстоятельством, имевшем место в начале пятидесятых годов прошлого века. Именно тогда в нашей обширной семейной библиотеке появились два тома подарочного издания сказок  Александра Афанасьева - солидных, толстых и с удивительно художественно оформленными  обложками.               
Это изображение тех книг, что были тогда в моих руках.
Я помню, как мне, мальчишке лет двенадцати, было приятно держать в руках  эти чуть шершавые, матерчатые, мягкие на ощупь и всегда тёплые тома. Но ещё более удивительным оказался тот мир, в который я тогда погрузился,  начав  своё долгое   чтение. Неожиданность сказочных коллизий, великое многообразие их персоналий и магия русского самобытного слова  - всё это ошеломительным образом подействовало на меня . И странным образом привила любовь к толстым книгам.
Среди корпуса сказок была и сказка, аллюзию к которой не трудно найти  в пьесе С Петрийчук. Однако есть одно но. В собрании Афанасьева эта сказка имеет несколько отличное название:  - «Пёрышко Финиста ясна сокола», что имеет для данного анализа весьма сущностное значение. Но об этом несколько ниже.
Фабульное действие этого драматургического опуса определяется тремя процессами, которые имели место в Тляринском районном суде, в Дербениском районном суде и в неуказанном суде по делу обвиняемой - некой Марьюшки.  Кроме того,   тремя свидетельскими анонимными показаниями и несколькими иллюстративными материалами, как-то : «Инструкция №1. Как заключить  религиозный брак по скайпу»,  «Инструкция №2. Как носить хиджаб», «Инструкция №3. Как приготовить торт халяль»,  «Рецепт халяльного шоколадного торта», «Инструкция №4. Как играть на традиционном сирийском инструменте уд», «Инструкция №5. Как сделать открытку на праздник Курбан Байрам своими руками», «Инструкция №6. Как правильно завязывать платок в колонии», а также  тремя вопросами-ответами с портала «Имам.ру»  по проблемам религиозного брака.
Так что списочный состав действующих лиц  этой пьесы определяется персонажами, так или иначе принимающих участие в указанных заседаниях.  Правда наличествует ещё один персонаж. Этот свидетель, выступающий на стороне обвиняемой Марьюшки – Блаженный Августин, один из главных отцов-учителей христианской церкви вне зависимости от её  пяти конфессий, чья деятельность приходилась на середину четырёхсотых годов нашего времени, то есть на  далёкое средневековье. При этом отсутствуют  в списке персонажей  стороны, которые должны были демонстрировать состязательность сторон   в вопросе рассмотрения вины подсудимых, прокурора обвинителя и адвоката –защитка со своими свидетелями. Следствия по делу обвиняемых ведёт только судья. Не есть ли это скрытая авторская инвектива в адрес российского правосудия  в части формальной  состязательности  сторон следствия – всё предопределено позицией судьи, ведущей процесс, чьё мнение, видимо,  ангажировано тем или образом? Хотя адрес этого манипулятора  неизвестен , исходя из контекста этого произведения.  Во всяком случае, такое понимание, на мой взгляд, имеет право быть.
При этом трудно  себе представить, как  как этот драматический текст может иметь сценическое воплощение. Всё так фрагментарно. Так мало соотнесено друг  с другом - помимо общей смысловой заданности: явить перипетии человеческих судеб через призму судебных процессов.
Наиболее  полно в этом плане видится судьба Марьюшки. Траектория этой судьбы, от удивления и восхищения к приговору – «Четыре года дали, причём с половиною.  А я ведь живого террориста в жизни не видела» -   проистекала следующим образом.    Познакомилась с Финистом в в группе на интернет портале  «Вконтакте». Общаясь с ним в интернете, она вообразила его «молодцем красоты неописанной». Потом из-за его любви к зефиру влюбилась, поняв, что они родственные души.  Феникс не присылал ей своих фотографий. Считал её ничтожеством, а себя героем, что не мешало ему её любить,  При этом он запретил ей общаться с другими. Так прошло три года. Затем он стал знакомить её с исламом. Говорил только о нём, красиво и увлечённо. Особенно её впечатлили его рассказы о свободе женщины в исламе. В силу чего решила принять ислам  и, получив его одобрение, совершила соответствующие обрядовые действия,  взяв себе другое имя.
Через некоторое время Финист  пропал,  перестав выходить на связь. Она горевала, тосковала, ела в изобилии зефир, много раз на дню молилась, избавившись от «всех греховных помыслов».  Через несколько месяцев пришло от него письмо с нового аккаунта. В нём он сообщал , что присоединился к борьбе за веру и звал к себе в качестве жены. При этом заверил, что с войной она  никак не будет связана, а жить будет в государстве, населённом настоящими  добропорядочными мусульманами. И она решила ехать в этот мир через Стамбул, тем более, что к этому времени ей прислали туда билет на самолёт.
По прилёту в Турцию получила по телефону необходимые инструкции. Сама же для себя решила, что по приезду туда будет там готовить еду, стирать одежду, будет женой, «как повелели  всевышний и её физиология».  Таксист довёз её по адресу, который был в инструкциях. Чеченец, встретивший её там, привёл её в квартиру, где уже было шесть женщин с детьми. Скученность, неуютность отягощались запретом на выход из дому и на пользование интернетом и телефоном.  Прошло две недели, во время которых пришлось поменять четыре квартиры. Потом Финист сообщил, что есть трудности с  переходом  через границу – везде патрули. Наконец, её всё же  посадили в рейсовый автобус в сторону Батмана. Затем пересаживали в другие машины, пока не доставили к месту,  близкому к границе с Сирией. Там её высадили и велели идти через какое-то поле , где должна с была состояться встреча со специальным человеком. Но вместо него она наткнулась на курдский патруль, арестовавший и затем отвёзший  её в лагерь.
Из лагеря её забрал отец и привёз в Москву, где она была  помещена в психушку, видно, чтобы избежать судебного наказания. После  тяжкого курса галоперидола , отпущенная на волю, она стала было приходить в себя: занялась спортом, учительствовала по скайпу, преподавая биологию.  И опять в её судьбу вмешались все те же – зефир и Финист, приславший ей письмо под спам замаскированное, в котором уверял её, что тревожится и переживает, думая о ней.В ответном письме она просила его не приезжать, так как это опасно. А сама вновь  сбежала от родителей, поехала в Домодедово, чтобы вновь попытаться воссоединиться со своим Фениксом. Но была задержана. И по её совокупным проступкам было начато судебное  следствие, закончившиеся приговором: четыре года с половиною за участие в террористической организации.
Такой линейный порядок событий и связанных с ними действий не имел место быть в тексте данного произведения.  Автор несколько раз прибегал к инверсии, обусловив это фабульными причинами: именно так восстанавливала  для себя обстоятельства истории Марьюшки судья, ведшая  дознание.
Приведённая здесь нарочитая линейность была нужна для удобства прояснения ряда сущностных моментов, а именно: мотив любви,  любовного чувства,  как определяющего дискурса в поведении данного персонажа; рассмотрение рекуррентной точки зрения на  его судьбу; псевдоаллюзия на одноимённую русскую сказку; установление каких-либо связей Марьюшки с террористической организацией, а также фактов принятия личного участия в ней.
Хотя рассмотрение изложенных целеполаганий, думается, лучше произвести несколько в обратном порядке.
При изучении вопроса  об участии Марьюшки в террористической  организации, стоит сразу задаться вопросом, использование такси для прибытия в некий район Стамбула, какой-то чеченец, приведший на конспиративную квартиру, люди , перевозившие её с одного места проживания на другое, длительное обитание на конспиративных квартирах,  водители, отвозившие её к границе с Сирией, человек, отправивший её в поле на встречу с кем-то – это всё может трактоваться как связь с террористической организацией? Важно  в этом случае понимать, что личности, принимавшие участие в описанных обстоятельствах  безусловно были связаны с террористической организацией, но для неё они выступали в качестве тех, кто оказывал ей содействие в воссоединении с возлюбленным.
Не более того. Да и её связь с Финистом  с очень большим допущением можно квалифицировать как террористической по цели полагания: ей было неизвестно ни его облик, ни его настоящее имя. Да  и отношения носила виртуальный характер. К тому же она была в плену иллюзий, им навеянными и самой домыслимыми. И неудивительно, что в свете изложенного инкриминируемое ей участие в преступной организации. выглядит весьма сомнительно. Начнём с того, как понимается термин «участие» в  современной судебной практике. Первое , на что надо обратить внимание, что для рассмотрения  подобного участия нужен факт преступного действия,  инспирированного террористической организацией. Затем необходимо установить в судебном порядке вид соучастия: исполнитель, организатор, подстрекатель или пособник. Совершала ли Марьюшка преступное действие? Совершала – пыталась незаконно пересечь границу между Турцией и Сирией. Была в этом случае непосредственным исполнителем. И её за это должна судить задержавшая сторона, а не суд российской юрисдикции. Сей кары ей, видимо, при содействие отца удалось избежать каким-то образом. Единственное  преступное участие, которое, вероятно, ей можно вменить - это пособничество, если так квалифицировать её занятость в приготовлении пищи, в уборке и стирке или оказание ею какого-либо содействия женщинам и их детям, что находились с ней во время двухнедельного пребывания на конспиративных квартирах в Стамбуле.
 В таком разе чрезмерность наказания за такое участие мне видится как странное. Если не предположить другую расстановку акцентов в этой проблематике. Но к этому вернусь несколько ниже.
Теперь подхожу к наиболее важному аспекту  в понимании мотивации поведения Марьюшки и факторов, определяющих её интенции, чувства и поступки.  Триггером, запустившим череду обстоятельств стал конфликт между её инфантилизмом, зефир как символ этого качества её личности, вкупе с конформизмом и идеалистическим восприятием мироустройства  и реалиями окружающего её мира. Вот  несколько её суждений и оценок, иллюстрирующих  это утверждение:
 - Дома не мужики, а перекати-поле. Никаких убеждений, одни полумеры.
- Через меня же дома все смотрели, как будто я прозрачная.
- Другие у меня прыщи на лбу видят..
Тут надо сделать некоторое отступление и дат комментарий к одному утверждению, имевшему место в приведённом выше письме моей давней знакомой, видимо, теперь бывшей, увидевшей в таких оценках «оскорбление мужского человеческого достоинства» этой части населения российского государства.  Безусловно, этот вывод моей знакомой можно было  бы оставить втуне, сочтя его за издержку полемического угара. Но дело в том, что подобная точка зрения весьма распространена в социальных сетях интернет паутины. О чём свидетельствуют два пассажа, взятые из подобных публикаций:
В. Карпук, инициировавший внимание госорганов к спектаклю «Финист ясный сокол»: «Главная героиня говорит, что наши русские мужчины, они пьют, они перекати-поле, а тот, к кому я ехала, он — настоящий мужик. Мне, например, честно, обидно. Я, например, не курю, не пью, я думаю, русскому мужчине такое слышать неприятно».
Солидаризирует с этим артистом публицист Ярослав Белоусов, «А из плохого там только очернение российских мужчин, обделяющих своих женщин вниманием и заботой, отчего те и бегут к почти незнакомым головорезам-бородачам».
Резюмируя эти три позиции и отмечая их общность в оценке данного аспекта драмы С. Петриевич, необходимо указать, что у них есть более существенная общность.  Речь идёт о весьма распространённом образе мышления в в современном цивилизационном устройстве. Речь идёт о проявлении рекуррентности в пониманий тех или иных сторон действительности. Речь идёт о таком способе её осознания, когда  качество отдельного фактора на примере некоторого количества свидетельств переносится  на тотальное большинство явлений, событий или персоналий. Скажем, при первом знакомстве с каким-то населённым пунктом  увидеть некоторое количество весьма неказистых женщин и тут же написать огорчённое смс приятелю: «О боги! Я оказался в городке, где обитают страшненькие женщины. И я готов кричать вслед за Чацким: «Сюда я больше не ездок. Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, где оскорблённому есть чувству уголок. Карету мне, карету!»
Оскорблённое чувство по поводу клеветы на российских мужчин не посетило  бы вышеупомянутых трёх персон и иже с ними , если бы они ещё в школьные годы усвоили некоторые азы восприятия литературных и других жанров произведений.  Речь в данном случае идёт о взглядах В. Белинского на типичность. Стоит в таком случае привести два его суждения на сей счёт:
- "В творчестве есть ещё закон: надобно, чтобы лицо, будучи выражением целого особого мира лиц, было в то же время и одно лицо, целое, индивидуальное.
- У истинного таланта каждое лицо — тип, и каждый тип, для читателя, есть знакомый незнакомец,
Так что в произведении мы встречаемся с отдельными типам людей, а не с претензией изобразить всеобщего человека. Поэтому вряд ли стоит утверждать, что Плюшкин есть обобщённое изображение русского помещика: ведь есть помимо такого типа Скотин, Манилов, братья Кирсановы, Овсянников и Раневская.
 Так что Марьюшку окружали люди такого типа, как ей увиделись, и о которых она с такой горечью поведала - другие ей были просто неведомы. Возвращаясь к нашему персонажу, к тем её характеристикам, что были даны выше – инфантилизм, конформизм и идеализм - нужно добавить одно очень немало важное обстоятельство. Марьюшка к моменту своего знакомства с Фениксом вступала в тот период своего взросления, который так искусно описал Пушкин, как бы предуведомляя своего читателя о причинах возникновения интереса, а затем любовного увлечения у Татьяны Лариной в связи с появлением в её жизни Онегина.

С неизъяснимою отрадой
Невольно думала о том;
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла, она влюбилась.
Так в землю падшее зерно
Весны огнём оживлено.
Давно её воображенье,
Сгорая негой и тоской,
Алкало пищи роковой;
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала… кого-нибудь,
И дождалась… Открылись очи;
Она сказала: это он!

Не лишне сравнить восприятия волнующих их , Татьяны и Марьюшки, мужчин. Для Татьяны по её первым впечатлениям, по ознакомлению с его заметками на полях читаемых книг, по слухам, что стали появляться среди её окружающих людей , аттестующих Онегина:
«Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьёт одно
Стаканом красное вино;
Он дамам к ручке не подходит;
Всё да да нет; не скажет да-с
Иль нет-с». Таков был общий глас.

Онегин казался ей загадочным, непохожим на прежних её знакомых, окруженным романтическим флёром, недоступным, горделивым  и весьма странным. Для Марьюшки по тому, что тот ей говорил и писал в своих смс послания, Финист виделся таинственным, сопряжённым с тайной, сильным и мужественным, удивительно внимательным к её частной жизни, к её повседневному бытию : «А он мне  писал «маленькая моя глупенькая девочка»,  <...> а он прямо в сердце глядит». Трудно не заметить близость этих восприятий объектов своих первого любовного устремления этих двух девушек.
И не дано Марьюшке  было знать, что она столкнулась с  искусным манипулятором, со спекулятивным поведением, использующим её наивность, идеализм и жажду первого в её жизни любовного чувства в своих действительно преступных целях. А когда судья попыталась открыть глаза на злой умысел в действиях Феникса, то Марьюшка отказалась принимать эту правду. Это было выше её сил, выше её понимания. И оказалось не важно, каким является её возлюбленный. Ей важнее её любовь, её самодовлеющая власть над нею, над правдой жизни. Одна любовь, всё поглощающая и всё отметающие из того, что мешает ей реализовывать свои сущности.
И святой Блаженный Августин не случайно введён в число персонажей этой пьесы. Ибо его максимы, высказанные в ней, духовно близки Марьюшке и укрепляют её в своей правоте. Скажем, вот такая:
«Раз и навсегда даётся тебе краткое наставление: люби — и делай, что хочешь. Молчишь ли ты — молчи по любви, вопиёшь ли — вопи по любви; если наказываешь — наказывай по любви, если щадишь — щади по любви. Пусть будет внутри корень любви — от этого корня не может произойти ничего злого».
И тут необходимо сделать ещё одно отступление. Есть достаточно расхожее мнение, что пьеся, как и спектакль поставленный по ней, есть аллюзия к сказке» Финист ясный сокол». Ведь в них прослеживается одна и та же сюжетная линия: любовь юного создания к загадочному иноземному молодцу.
Однако смею уверить, что это далеко не так. Начну с того, что в собрании сказок Афанасьева эта сказка имеет несколько другое название, а именно: «Пёрышко Финиста ясна сокола», что позволяет посмотреть на это произведение под другим углом зрения.
 
 «А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает её отец:
— А что тебе, доченька, купить?
— Купи мне, батюшка, пёрышко Финиста — ясна сокола».
Из приведённого диалога из этой волшебной сказки, так из всего её содержания не известно, откуда у Марьюшки появилось знание о перышке этой таинственной птицы и об её удивительном предназначении: на определённые слова оборачиваться добрым молодцем. Можно только предположить, что мир русского мифологического сознания, реализованный в стихии народных сказок, её каким-то образом  был знаком. Но не просто знаком в виде сюжетов и образов, но она восприняла некоторые его  мировоззренческие и  поведенческие архетипы как нечто имеющее место быть в том мире, где вершится её судьба. И в случае с перышком  сказочной птицы связана одна из сущностных установок  русских народных сказок – тоске по нездешнему, по чужому, как некой оппозиции рутине , обыденности окружающего мира, как некоему триггеру, способному изменить привычный порядок вещей. Примером таких интенций могут быть такие  русские народные сказки, как «Иван-царевич, серый волк и Жар-птица». «Поди туда, не зная куда, принеси то, не знаю что», «Свинка-золотая щетинка». Да и ершовский «Конёк –горбунок» и  «Красавица и чудовище», приписываемая Ш. Перро, и аксаковская сказка «Аленький цветок» органично близки к упомянутым произведениям.Вот на этой почве у Марьюшки возникла иллюзия, что она может стать обладателем такого  волшебного предмета как пёрышко  Финиста- ясна сокола. Ведь в русском фольклоре  птица Финист  была одной знаковых фигур, наделённой многими возможностями и таинствами, в том числе превращением в удалого молодца.
Так что эта сказка прежде всего об иллюзорном восприятии бытия, о фантазийном желании, основанном на неприятии окружающей действительности. А любовь  в данном случае выступает как частный случай, который в волшебной сказке оборачивается, не смотря на все препятствия, благополучно для главного персонажа.  Но мудрость сказки состоит в том, что прочитавший её должен ясно осознать, что он живёт в реальном мире, где волшебные силы бессильны.И где его иллюзии и фантазии неизбежно потерпят крах, принеся их обладателю невзгоды и несчастье.
И примером такого исхода и  является пьеса С. Петрикевич, являющая собой на примере судеб Марьюшки и таких  же пострадавших девушек  из-за своих иллюзий и доверчивости и  в силу этого ставших жертвой преступных манипуляций, пьеса всем образным содержанием содержит тревожный посыл российскому обществу, его женской составляющей – не позволяйте своим иллюзорным представлениям исковеркать вашу жизнь, не идите на поводу ложных заверений и обещаний: в мире много зла , и оно мимикрирует под ложные символы и смыслы.
Что  же касается других аллюзий к этой сказке в виде прямых цитирований её фольклорной стилистики: все эти железные башмаки, посохи  да колпаки, совы, мыши из нор, серый волкс, степи широкие. луга бархатные, реки медовые, берега кисельные –всё это  в тексте  пьесы смотрится как нечто нарочитое,  инородное, аляповатое и псевдофольклорное. И, на мой взгляд, только снижает драматизм описываемых коллизий.
Вновь возвращаясь к любовной  истории Марьюшки, хочу обратить внимание на факт её стойкости в своём  неизбывном любовном чувстве, не смотря на грозные  и вроде  как убедительные увещевания судьи : «Да какая, на хрен, любовь?! Ты что, дитя малое? Ты не видела, что ли, что тебя вербуют? Да из его этих аккаунтов тебе наверняка целая толпа народа писала по очереди. Про это же все знают! Они там даже понятие специальное придумали, «временный брак», чтобы трахаться с кем попало, но по морали все типа шито-крыто. Бабы эти туда приезжают на «секс-джихад», через сотню боевиков за пару лет проходят — и это что, священная миссия? Да это ж разврат как он есть. <...> Так и не надо тогда про любовь тут чесать! Это все про разврат да про детские комплексы». Она устояла , несмотря на агрессивно-грубую абструкцию  со стороны озлобленных  сограждан:            «Сегодня её освободишь, а завтра она метро взорвёт. Выпустить, если кто-нибудь у нас её замуж взять согласится. Выслать её из страны и лишить гражданства. Я б ей вдул по-православному. Нацию русскую позорит....
Ты как хотела? Ты тут будешь идеалы наши топтать, предавать исконное предназначение русской женщины, а мы молчать должны?»
Но для Марьюшки важнее всех этих словес и доводов   поддержка  Блаженного Августина, которую она нашла в его изречениях : «Ум в дураках у сердца. Любовь — победа воображения над разумом. Сердцу не прикажешь. Любовь зла, полюбишь и козла». И расстаёмся мы с Марьюшкой, собирающейся  вместо последнего слова на суде сыграть на народном инструменте мусульманского востока: «Но, если можно, я сыграю на уде». И можно не сомневаться, что этот инструмент в её руках будет петь о любви, не взирая на все жизненные обстоятельства , сопровождающие  её.
И это всё, изложенное выше, включая интенцию игры на иноземном музыкальном инструменте, считать пропагандой терроризма?И за это  автору данной пьесы  и присудить наказание  ей шестью годами колонии?
Как говорится в таких случаях,  такого состава преступления мною не обнаружено.И наказание абсурдно, как не посмотри.
Хотя  если не преступление, то просчёт наличествует. Зря, на мой взгляд, для художественной аллюзии  автором взят сюжет известной народной сказки. Этот модернистский ход не выдержал заявленной   в пьесе проблематики,  более того, придал ей некоторую легковесность. Но это было сделано с позиции свободы авторского выбора, так что имеем то, что имеем.

- 2 -
Высказанные в начале данного эссе опасения, что  некоторые определённые особенности текста пьесы «Финист ясный сокол» С. Петриевич будут серьёзным препятствиями при попытке создать её театрально-сценическую версию. То есть поставить по ней полноценную театральную постановку. Опасения были, но они рассеялись при просмотре такой поставки в режиссёрской версии  Е. Беркович.  В том плане любопытно неожиданное желание  постановщика придать всему действию экспрессивный антураж. Речь идёт  прежде всего о сценическом решении трансформировать публицистическо-документальные тексты пьесы в либретто  для своеобразных вокально-ансамблевых эпизодов с впечатляющим  полиритмическим  многоголосьем.Такую же участь претерпели различные монологические  свидетельства и объяснения всех персонажей пьесы - обвиняемых  женщин и судьи, ведущей следствие и выносящий приговор. Причём высокий уровень вокального мастерства исполнителей весьма радует. Всё это в какой-то мере напоминает эстетику и драматургию  эпического театра Бертольда Брехта. с его вниманием к  актуальным социальным явлением. Но если в таком театре зонги в хоровом исполнении являются вставными эпизодами, то в постановке Е. Беркович они являют всё содержательное пространство пьесы.  При этом надо отдать должное композитору в его поисках  музыкально-тематического многообразия, которое во многом определяется русско народной певческой культурой,  культурой, которая была характерна   для первой половины XVIII века и вошедшая в историю под названием «русское барокко». Речь идёт о таком явлении  в русском хоровом пении как  партесное пение и о таком его жанре  как канты - оригинального полифонического  пения как религиозной так и мирской тематики. Стоит в таком разе прослушать, например,                такие канты того времени как «Ах, свет мой горький» и «Ах, коль радостно время».
Этой вокальной традиции органично соответствует  и сценография спектакля.  Минималистически оформленные декорации, правда с элементами выразительного декора:  своеобразные светильники, впечатляющий ковёр на заднике и ориенталистский палас на полу.. На фоне такого  достаточно скромного сценического решения неожиданным сюрпризом для зрителя становятся уникальные костюмы большинства исполнительниц.  Здесь и разнообразная палитра платьев, исполненных в традиционно народных традициях, русской и восточной, здесь  головные уборы , персонализированные для каждого исполнителя,  девичьи косы, придающие всему облику  персонажей  незамысловатый домашний вид.
               
Сценической выразительности действия также содействуют и вставные танцевальные эпизоды, в которых пластика тел и рук исполнителей достигает высокого  мастерства, как и музыкальное их сопровождение. И во всём этом, в значительной степени  больше в чем в исходном источнике, прослеживаются аллюзии к сказке «Финист ясный сокол», к её фольклорной стилистике и образности.
В первой части данного эссе, повторяюсь,  было сформулировано предположение  о серьёзных  трудностях  для этой работы С. Петриевич на пути к театральным подмосткам, чтобы  стать реалием театральной действительности и иметь резонансную судьбы : «При этом трудно себе представить, как  этот драматический текст может иметь сценическое воплощение. Всё так фрагментарно. Так мало соотнесено друг  с другом - помимо общей смысловой заданности: явить перипетии человеческих судеб через призму судебных процессов».  Однако от этого высказанного опасения не осталось и следа после просмотра постановки Е. Беркович.  Всё только что описанное художественное  своеобразие этого театрального явления самым впечатляющим образом содействовало этому. Да и двухлетнее  сценические    существование свидетельствовало об успешности данного театрального проекта: более чем благожелательные отзывы в медиа-сфере и две престижные премии в области сценического искусства были тому свидетельством. Но потом случилось то, что случилось: донос одного одиозного театрального субъекта, возбуждение уголовного дела по факту оправдания терроризма,  арест и заключение под стражу, которое  длилось более года, затем Массин Юрий Александрович, судья Второго Западного окружного военного суда, рассмотрел дело по существу и вынес приговор: шесть лет  колонии общего режима.
               
Первая часть данного рассмотрения  содержит  вывод, что инкриминируемое обвинение авторам драмы и театральной постановки на её основе не подтверждено  прежде всего текстом С. Петриевич.  Более того, он, этот текст драматического произведения,  по своему идейно-смысловому содержанию является актом публицистической профилактики  жизненных трагедий тех, кто так или иначе попадётся под обаяние мусульманской пропаганды, убедительно-искусной, вербующей своих адептов в целях вовлечения в террористическую деятельность. При этом важно заметить, что показ успешности данной пропаганды  на примере персонажей драмы не есть свидетельство одобрения автором   её идеологии , а есть нечто иное - признание её эффективности для определённой категории соотечественников, судьбами которых она, автор, озабочена, а не пропагандой   терроризма как такового. Именно этот гуманистический посыл не принял во внимание судья, вынесший окончательный  беспрецедентный по своей абсурдности  и жестокости судебный приговор
Данные умозаключения  в полной мере можно соотнести и с театральной постановкой  Е. Габрилович. Ведь основные  содержательные моменты драмы С. Петриевич  были  исполнены, проговорены-пропеты, в рамках развития фабулы театрального действия, кроме  «Инструкции. Как сделать открытку на праздник Курбан Байрам своими руками», а также  трёх вопросов-ответов с портала «Имам.ру»  по проблемам религиозного брака..  Считаю оправданным вновь их упомянуть:  «Инструкция №1. Как заключить  религиозный брак по скайпу»,  «Инструкция №2. Как носить хиджаб», «Инструкция №3. Как приготовить торт халяль»,  «Рецепт халяльного шоколадного торта», «Инструкция №4. Как играть на традиционном сирийском инструменте уд», «Инструкция №6. Как правильно завязывать платок в колонии».
При этом важно заметить, что в содержательном плане содержание театрального сюжета шире своего первоисточника, что объясняется тем, что режиссёр и исполнители ввели в   постановку ряд дополнений, органично адаптированных как к содержательному, так и к  идейному дискурсам драмы-первоисточника.
Именно таким добавленным эпизодом прежде всего  является то ли эпиграф, то ли пролог к предстоящим перипетиям  сценического действия. Речь идёт о  монологе, который можно условно назвать «У меня  было очень много всяких отношений с мужчинами, и все они были отстой». В этом исповедальном монологе  вполне отчётливо видно желание его авторов усилить мотивационную составляющую персонажей драмы, способствующей  принятию  ими как  привлекательного образа интернет- обольстителя,  так  и религиозной пропаганды, им внушаемой. Видно, авторы полагали, что в пьесе С. Петриевич это  было не вполне убедительно.  Удалось ли авторам и актрисе, исполняющей этот монолог, добиться поставленной задаче? Думается, что не вполне.  И вот почему.  Монолог был исполнен в жанре модного теперь сценического выступления, имеющего название стендап, характеризующегося искренностью, откровенностью и  актуальностью. И всё это облечено в шутливо-комический антураж:  неожиданные и броские эпитеты, парадоксальные сравнения и метафоры вкупе с выразительностью сценического образа  исполнителя и его речевых интонаций.
Именно это в полной мере реализовалось в этом сценическом прологе.  Важно отметить, что актрисе, его исполняющей, удалось, благодаря этому, установить с залом понимающий и заинтересованный диалог. Что не мало важно для восприятия последующих фабульных событий постановки.
 Но в то же время, на мой взгляд,  такой образ нанёс ущерб целостному понимания авторского замысла.  Комикование  жизненных обстоятельств в отношениях  женщины с противоположным полом  снизило восприятие судеб персонажей пьесы как драматичных, если не сказать, трагедийных.  Да и актёрская манера, отстранённая и несколько саркастичная, лишила монолог глубины переживаемого разочарования в мужчинах соотечественниках и акцентированного понимания бесперспективности  ожидания женского счастья.  Монолог был исполнен впечатляюще, но весьма созерцательно, в нём не прослеживается ни боль, ни надрыв.  И всё это  не способствует погружению зрителя в ожидание чего-то трагического и безысходного.  Он, зритель, находится в послевкусии от лёгкого, ни к чему обязывающего юморного  сопереживания.
При этом необходимо заметить: все претензии к авторам, что данный монолог и вся постановка дискредитирует российских мужчин, не состоятельны по причине, как здесь уже писалось:  подобная рекуррентная логика просто абсурдна. Данная тематика рассматривалась здесь  ранее.
Тут важно обратить внимание на одно режиссёрское решение. В конце своего монолога актриса на глазах у зрителей переоблачается в судью, желая им приятного вечера. Неоднозначность такого режиссёрского хода очевидна. Во-первых, образ комикующего, излишне эффектно жестикулирующего стендапера во многих эпизодах  потом легко узнается  в амплуа судьи, ведущего следствия и оглашающего приговоры от имени государства. Если это делается для придания её действиям элемент абсурдности – это одно дело. Если целью было желание вызвать у зрителей определённое отношение к современному судопроизводству – это другое. Кстати говоря, подобная стендаповская стилистика  присутствует  и во многих эпизодах, что делает их микросюжеты несколько иллюстративными, лишёнными полновесного драматизма, которого требуют изображаемые обстоятельства, особенно в тех моментах, в которых выносятся приговоры. где драматизм подменяется то ли фарсом, то ли бурлеском, то ли  странной мистерий-буфф. И судебный приговор выглядит легковесными, не трагичным обстоятельством в судьбах обвиняемых, хотя этот сценический эпизод впечатляет  уровнем исполнительского мастерства артисток, в нём задействованных.
. Однако в ряде сцен действие всё же выходит на высокий уровень драматургического обобщения, погружая зрителя в  жизненную безысходность молодых женщин  после потери всяких иллюзий или  в части  любовей  к мусульманским мужчинам-обольстителям,  или в части заполучения с ними счастливой  судьбы, или  в выстраивании успешной карьеры в журналистике. Последняя иллюзия была вознаграждена 8,5 годами колонии для той, что так рассчитывала на свой успех.
К таким эпизодам я бы отнёс монолог молодой девушки, которую судья  практически заставил дать откровенное истолкование того, что с ней произошло. Важно подчеркнуть режиссёрскую логику   этого сценического действия. Оно является антитезой предыдущему эпизоду, в котором Марьюшка демонстрирует  уверенность  в своём счастье  с тем, кого она называет Финистом: «И обвенчают нас, свадьба будет богатая! Моё счастье, как хочу, так и представляю!»  И как аргумент приводит   арабскую пословицу – «Ветры всегда дуют не так, как хотят корабли», которой её научил Финист, как бы утверждая своё право на принятие решений , определяющих её судьбу.
И в противовес этому наивному и псевдоромантическому устремлению последовал отрезвляющий монолог той, что в полной мере вкусила и эти устремления, и тяжкие обстоятельства на путях их реализации.  В самом монологе прослеживается четыре части, последовательно раскрывающие  жизненные перипетии данного персонажа.  В первой части повествуется о восприятии будущего, восприятии, весьма близкого ожиданиям Марьюшки: «Когда он всё сделал, он мне сообщил, что я его жена, и что никакого греха в нашем общении нет, что мы можем общаться.
Я себе как жизнь представляла. Я думала, что мы как мирные жители будем жить, в домике. В магазин ходить, кушать, воспитываться, я не знаю, развиваться. Я себе не представляла войны, какого-то ограничения, страх, какую-то резню, какие-то бомбёжки».
Вторая часть монолога  выглядит как резкая отповедь такому  мировосприятию. Более того, она адресована тем, кто ещё находится в плену  иллюзий:
«Все видео, которые ИГИЛ публикует, как там всё люди  все хорошо живут, всем помогают, как там всё по шариату – это всё рассчитано на людей , которые  в России живут или в других городах, которые не живут В Сирии. Если вы думаете, вы туда приедете и будете миллионы получать, то там такого нет, даже не надейтесь».
Вероятно, почувствовав, что её заверения о плохой жизни в стране, которым многим кажется желанной, как неведомыё край, благостный и щедрый, выглядят достаточно декларативно, данный персонаж в третьей части своего монолога начинает скорбное повествование о её тяжких , а под конец опасных мытарствах  в некогда желанной зарубежной стороне:
«У меня был грудной ребёнок, ну, соответственно, что я кушала, то и он кушал. Соответственно она не добирала витаминами, не добирала в весе.и была какая-то атрофированная, у неё мышцы были неподвижные.
Ничего там не видят дети. Они просто сидят дома, у них нет нормальных игрушек, у них нет нормального образования, у них нет нормального медицинского обслуживания.
Мы голодали, и иногда, периодически, забывали принести и иногда могли не привезти продукты. И если начнёшь требовать – они сразу скажут, что ты не на истине, и ребёнка отберут, а тебя в тюрьму посадят.
И муж тебя изобьёт – потому что имеет право руку поднять на жену, значит, заслужила. И если лн хочет с ней какие-то сексуальные отношения, он имеет на всё право.
А потом... От волны сначала в одной комнате вылетели стёкла. Трубы поразрывало, двери повышибало. У меня сын убежал, он оказался напротив двери входной, и эта дверь на него упала. Пришёл муж, сказал, что мы никуда не уходим, мы здесь,останемся. Стал объяснять, что религия наша, что это нам путь такой, что мы умрём, значит, умрём здесь.И нам  в кафир* возвращаться нельзя, это большой грех.
*Кафир – араб., неверный с нравственными началами, чуждыми исламу.
Он сказал, что мы все должны убить себя, взорвать. Он подготовил пояс  мне.
И я глупый вопрос   ему задала: «Зачем?» У меня просто вырвалось: «Зачем?» Он просто сказал, чтобы  я носила его всё время  дома.
В четвёртой части она повествует при каких обстоятельствах ей удалось       исчезнуть из этого места, когда-то осознаваемым заманчивым  и привлекательным  как  земной эдемЕ
« И я... я бегу и понимаю, что, если он сейчас меня догонит. Вот здесь вот. То  он меня просто убьёт и детей заберёт.
Я понимала, что... что  в кого-то стреляют, я думала, что это кто-то сзади бежит. Я слышала, как пули свистят, но они просто летят мимо. Я просто продолжала идти дальше. Я  же просто не понимала, что это в нас.
И в конце своего монолога она свидетельствует об очень непростых временах,  в которых она оказалась, вернувшись из этого ада в родные отечественные пределы:
«Теперь вот здесь как-то обживаемся. Ребёнка воспитываю, планы какие-то. Работа мне  не вся не подойдёт. Опять же  не я всем не подойду , так как я с судимостью...»
И после  признания, произнесённого с трудом, прерывающимся голосом и очевидным внутренним надрывным, эта молодая женщина попадает в атмосферу жесткого моббинга: со всех сторон в её адрес несутся оскорбления, угрозы, пожелания бедствий, страданий и даже смерти. Ненависть и ожесточение здесь собирают обильный урожай.  Ни слова милосердия и участия  не было произнесено, хотя она уже понесла своё наказание.
Этот эпизод, кстати,  тоже, как и пролог, отсутствующий в тексте                С. Петриевич и появившийся по режиссёрской инициативе, является  кульминационным моментом в развитии сюжета данной постановки. Или его, этот эпизод, можно понимать как основную реперную точку, призванную в той или иной мере представлять содержательный аспект данной постановки, если под реперной точкой понимать нечто, определяющее систему измерений, понимания и оценок  определенного содержательного пространства, в нашем случае – смыслового пространства постановки.  И        такой  реперной константой в этом случае является  следующий посыл:  «Действительно, корабли  судеб имеют право плыть вопреки  определённым устоявшимся ценностям и руководствоваться иллюзиями, неким воображением и некритичным отношением к советам весьма неблаговидных советчиков  и интересантов – но тогда крах такой судьбы неизбежен, неся страдания и горе.  Вплоть до гибельного исхода».
Этому эпизоду предшествовали другие обстоятельства  анализируемой постановки, которые  можно определить как своеобразный дивертисмент, так как они представляет собой  совокупность драматических и вокально-танцевальных эпизодов, объединённых некоторым целеполаганием, а не фабульным действием.  И этим целеполаганием является  представление  судебного процесса в совокупности эпизодов, фрагментарных, связанных между собой весьма относительно, хотя и не произвольно. Эти эпизоды являют собой и  исповедальные признания подсудимых, и фрагменты бесед судьи с ними, и ремарки и  комментарии последней,  и  оглашение ею  обвинительных приговоров, и сторонние суждения по существу наблюдаемого действия.
Всё это обретает или форму своеобразного речитатива, или сопровождается голосоведением в стилистике барочного напева, или становится частью хороводного  танцевального движения, близкого к русской плясовой культуре, или  являет неожиданное  использование  мелодии народной русской песни «Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось...» для вокального исполнения рубаи Омара Хайяма:

Чтоб жить в раю, я создан был всевышней
силою небесной,
Иль в гнусном мучиться аду? Как знать?
Мне это неизвестно...
Наличным дай барбат*, фиал** и луг
с красавицей чудесной;
В рассрочку забирай Эдем.
Кто выиграл, скажи мне честно?

*Барбат – лютня, восточный музыкальный  инструмент.
 **Фиал - сосуд  для застольного питья.

Что выглядит достаточно безвкусно, если не сказать –антиэстетично, провокационно и создающее нежелательную лакуну в адекватном восприятии зрителем сути происходящих событий на сцене. Хотя в современной логике  релятивизма  такой изыск  вполне объясним.
В то же время важно заметить, что вся эта словесно-музыкальная стихия спектакля не столь уж фрагментарна. Её от начала до конца консолидирует  неоднозначный образ судьи, ведущей следствие по делу женщин, обвиняемых во связи с исламскими террористами. Неоднозначность этого образа нашла реализацию в его многоликости в разных моментах сценического  действия, чему не мало способствовало профессиональное  мастерство актрисы, исполнительницы этой роли.   Этот персонаж  в её актерском перевоплощениях  то надменно-официозный, то презрительно-оскорбительный, то фарсово-фатовый, то  вульгарно-омерзительный, то назидательно-менторский, то обыденно-мелкотравчатый. При этом местами чувствуется перебор в гротескности  и вычурной манерности в жестикуляциях, телодвижениях и в  физиогномических  гримасах.
И  это, и  все остальные художественные странности  этой полуторачасовой мистерии, думается, реализованы в угоду эпатажной эксцентричности. Ведь как иначе понимать эпизод, в котором в уста государственного чиновника, гаранта законности и  конституционных прав граждан, судье и прокурору в одном лице вкладывается  вот такая фраза: «Как можно влюбиться в кого-то, не видя даже фотографии? Ты что, совсем  ёбнутая?!»  - в духе интернетовского  тик-токовского разнузданного  междусобойчика человеческих особей, безапелляционно заявляющих, что это их стрим, что и они говорят как им заблагорассудится. Обсценная лексика в устах служителя Фемиды при исполнении должностных обязанностей – ещё тот художественный нонсенс! Вот за этот мерзопакостный изыск, будь моя воля, я приговорил бы  автора текста и режиссёра к принудительному трёхкратному переписыванию текстов романов «Война и мир» и «Мёртвые души» в полном объёме.
Но когда исповедальная история, о которой речь шла выше, квалифицированная тогда же как некая реперная точка, заканчивается, и ты провожаешь взглядом эту  женскую поникшую, согбенную фигуру под тяжестью навалившихся на неё жизненных невзгод, причиной которых стал крах её иллюзий, бесхитростно-романтических, то воспринимаешь это как взрыв нейтронной бомбы, аннигилирующей всё, что до этого происходило на сцене. И как это происходило, и какие слова произносились , и как персонажи двигались, и что они делали .Эта  безоглядная  устремлённость и жертвенность во имя любви,  обманчивой, запретной, осуждаемой,  но любви, так остро воспринимается, что есть только одно вопрошание: «Ужель в этом мире милосердие не в чести?» Хотя нет! Есть ещё одно вопрошание: «Не ужели в этом во всём можно усмотреть пропаганду терроризма?!» И ответ на последний вопрос очевиден –конечно, нет!
Однако аннигиляция аннигиляцией, но на этом сюжетное действие анализируемого спектакля не заканчивается Ведь должна же как-то завершится судьба Марьюшки.  И тут надо обратить внимание на один примечательный эпизод в общении этого персонажа и судьи, ибо он имеет очень концептуальное значение для понимания этой пьесы. Вот текст фрагмента их разговора.
Марьюшка. А мне вон на бирке написали «Статья 205. 5 п.  « УК Рф: «Участие в террористической организации“. И четыре года дали, причём с половиною. А я ведь живого террориста в жизни не видела. Это что же получается – в тюрьму меня за намерение?
Судья. Ну а ты как думала.  Намерения-то они пострашнее дел будут. Дела это дела, это против людей. А намерения  - против всей нашей, так сказать, мифологии».
Тут важно атрибутировать словосочетание  «наша мифология». Если с мифологией и мифологемами, которая она порождает, всё вроде как понятно, то вот с «нашей» не всё так  однозначно. С какой такой нашей? Понимаемой  по принадлежности к профессии, то ест  юридической. Но в законодательстве, в юриспруденции не может быть никаких мифов. Понимаемой по принадлежности к системе власти. Уж больно крамольное публичное заявление для лица, наделённого властными прерогативами. И напрашивается один приемлемый посыл – по принадлежности к роду человеческому. То есть речь идёт о мифологии ,о мифологемах общественного сознания, имеющих давнюю и весьма сложную историю. Не вдаваясь в частности,  нужно отметить, что общественное сознание за свою многовековую историю накопило множество мифологем в   смысловых  полях, определяемых такими основными понятийными категориями как государство, свобода, демократия, управляемость, прогресс, судьба, мораль, знание и любовь.
Именно одна из мифологем такой  понятийной категории как любовь  и   стала объектом проблематизации в рассматриваемых пьесы и постановки. Речь идёт о мифологеме, связанной с табуированием, с предубеждением  в части пагубности любви к «чужому», чужому в этническом плане, в религиозном отношении, в культурно-сословном отличии. Трагическая история  шекспировских Ромео и  Джульетты тому
 яркое подтверждение. Пьеса по сути дела исследует, как мифы манипулируют сознанием человека, вынуждая его совершать те или иные поступки. Ведь героине сказки, Марьюшке, почему-то вздумалось просить батюшку привезти ей перышко заморской неведомой птицы – Финиста. Откуда ей было известно о нём? Ответ очевиден? Из изустного мифа, бытовавшего в её социальном окружении в форме сказочной мифологемы.  И Марьюшки наших, став жертвой манипулятора-мифотворца «из дальних стран, из далека», оказались в плену своих иллюзорных представлений, основанных на безоглядной вере  в предложенные им  мифологемы о любви, счастье и семейном устройстве. И авторы пьесы и постановки, исследуя эту проблематику, по сути дела создали  актуальную аллюзию к очень давнему предостережению мудрого Корнея: «В Африке акулы, В Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы будут вас кусать, Бить и обижать, не ходите, дети, в Африку гулять. в Африке разбойник, в Африке злодей, в Африке ужасный Бармалей! Он бегает по Африке и кушает детей — гадкий, нехороший, жадный Бармалей! И папочка, и мамочка под деревом сидят, и папочка, и мамочка детям говорят: «Африка ужасна, да-да-да! Африка опасна, да-да-да! Не ходите в Африку, дети, никогда!» Но...»
Вот в этом «но» всё и дело!  И пугают, и предостерегаю, и увещевают, но  идут и идут на зовы  запретной, роковой, осуждаемой  любви, невинные, наивные, инфантильные  и безрассудные, создавая сложные жизненные коллизии. Не об этом ли некогда популярные рязановские строки?

Я, словно бабочка, к огню
Стремилась так неодолимо
В Любовь, волшебную страну,
Где назовут меня любимой...

Где бесподобен день любой,
Где не страшилась я б ненастья.
Прекрасная страна - Любовь,
Страна - Любовь,
Ведь только в ней бывает счастье!
<...>
Моя беда, а не вина,
Что я наивности образчик...

 И  о пропаганде терроризма тут и речи нет, как не крути. Надо очень постараться, чтобы его найти. И судья, ведший процесс С. Петриевич и Е Беркович, уж очень постарался. И вспоминаются чуть перефразированные  известные  лермонтовские строки:
Пустое сердце бьётся ровно.
В руке не дрогнул  приговор.
Такие, видимо, наступили времена.
Есть ещё одно обстоятельство,  рассмотрению которого нужно  уделить некоторое внимание в заключение  данного  аналитического обзора. В постановке есть ещё одно разночтение по сравнению с исходным материалом. Речь идёт о заключительной сцене. У С. Петриевич мы расстаёмся с Марьюшкой в момент её ответа на вопрос судьи, не хотела бы она сказать последнее слово после оглашения  ей обвинительного приговора? Марьюшка ответствовала: «Нет, спасибо. Я уже помолилась. Но если можно, я сыграю на уде».
Можно только предполагать,  что было в той молитве, которую она предпочла последнему слову, обращённому или к суду, или к родным, или к тому, кто являлся и является, по-видимому, объектом её устремлений. Или в этой молитве было обращение к тому богу, в веру к которому она обратилась, идя дорогой к своему суженному, с просьбой поддержать её в годины предстоящих испытаний и невзгод. Можно только догадываться, какая мелодия зазвучит у неё из-под пальцев, когда она будет перебирать струны этого щипкового инструмента, так схожего с русскими гуслями: задумчиво романтическая, или пронзительно сентиментальная,  или печально-обречённая, или вызывающе озорная и игривая? Если ей, конечно, дозволят сыграть на уде в рамках этого судебного процесса.
В постановке этот эпизод выглядит значительно иначе. Тот остракизм, которому подверглась  молодая  женщина, выступившая с исповедью, ставшей, как было сказано ранее, важной реперной точкой всего сюжетного действия постановки,  после её удаления из центра внимания, перекинулся на Марьюшку. Ненавистники её окружили со всех сторон, осыпая   ядовитыми нелицеприятными оскорблениями : «Раньше таких к стенке кидали и правильно делали», «Это хуже, чем в ИГИЛ вступать», «Толку с её красоты. Преступница она.!Безнравственная амёба», «Такие дыры потом янычар рожают», «На костёр ведьму. Мало ей дали!», Пусть сидит, пока сгниёт!»
Аннушка во время этого коллективного посрамления стоит в центре сцены, отсутствующим взглядом всматриваясь в зрительный зал, тихо, но внятно проговаривая считалку: «Аты-баты — шли солдаты».
Аты-баты — на базар,
Аты-баты — что купили?
Аты-баты — самовар.
Аты-баты — сколько стоит?
Аты-баты — три рубля.
Аты-баты — кто выходит?
Аты-баты — ты и я.
Потом эуо считалку подхватывают все персонажи, задействованные в этой мизансцене. Под эту же мелодию они вдруг приближаются к Марьюшке и начинают её раздевать, оставив её, простоволосую и босоногую, в конечном итоге в одной исподней сорочке. После чего всё под эту же  считалку, местами весьма пронзительную в хоровом речитативном исполнении, учинили вокруг Марьюшки дурашливый хоровод с ужимками и элементами фиглярства, причём то ли судья, то ли прокурор принимал в этом самое деятельное участие.   Раздевание и хороводное приплясывавшие вокруг осужденной ещё как-то можно понять – это некая кода в  целенаправленной стратегии личностного унижения и социального отторжения, то использования распева старинной детской считалки озадачивает. То ли это констатация, обращённая  к Аннушке:
«Вот и пришёл твой черёд. Выбор пал на тебя!». То ли это  режиссёрский посыл  в зрительный зал : «Считалка запущена! Ждите, выбор падёт и на кого-нибудь из вас. Ведь такие наступили времена!» Что такая амбивалентность возможна свидетельствуют последние события спектакля. Аннушка, не получив ответа на просьбу разрешить ей сыграть на уде вместо заключительного слова,  собирает снятые с неё одеяния , отходит к ковру, что весит на заднике сцены и, прижав к груди ком своей прежней  одежды, начинает проговаривать инструкцию «Как правильно завязывать платок в колонии», причём судья как бы аккомпанирует ей игрой на этом самом уде. Но не эта достаточно фантасмагоричная картина впечатляет и понуждает задавать вопросы о режиссёрских интенциях во всём этом сценическом абсурде. Не это впечатляет, а другое, последующее затем. А последовала темнота. Темнота кромешная, поглотившая и Аннушку, и всех персонажей, и всю сцену со всеми её атрибутами. Темнота смотрит в зал, и в ней, в темноте,  для него, для сидящих в зале, начинает мерещится нечто инфернальное. Более того, уйдя из зала после представления, ощущаешь, что темнота в тебе, она стала частью твоего бытия. И понимаешь, что такие, вероятно, настали времена.
 P.S.  Всё же, осознавая, что эта моя аналитика достаточно субъективна, личностно эмоционально окрашенная,  решил придать ей несколько объективный характер. С этой целью позволил себе присовокупить к предлагаемому тексту оценку данного спектакля, сделанную  весьма известным авторитетом, театральным критиком, кандидатом искусствоведения, профессором Мариной Юрьевной Дмитревской:
«А ещё это очень нежный и смешной спектакль о том, какие «бабы-дуры». Мечтая о великой любви и покупаясь на бархатные голоса интернетных женихов, они едут в неизвестность и оказываются в исламском рабстве, в путах, из которых не вырваться. Это спектакль-предостережение: девочки-дурочки, осторожно, там терроризм, и ваш Иван-царевич может сделать из вас шахидку! Спектакль изящный и прекрасно сыгранный, он даёт портреты русских невест с сочувствием и болью за их судьбы.
До сих пор считала самым антитеррористическим спектаклем «Финист Ясный Сокол». Вот просто — самым. Как не надо нашим дурам покупаться на восточные сладости и заморских принцев…»
Хотя с большой долей вероятности можно предположить, что упомянутая в начале этой работы моя стародавняя знакомая, правда, у же бывшая, и иже с ней найдут и у этого эксперта какие-нибудь несуразицы в когнитивных функциях.
 Такие наступали времена, когда атомарные сознания руководствуются единственным доступным иму доводом: «Я так вижу. Я так думаю. Я так полагаю. Я так считаю», не только ничтоже сумняшеся по этому поводу, но агрессивно  вульгарно защищающие подобную  сомнительную  точку зрения.  И это весьма усугубляется, приобретая совершенно уродливые формы, когда некоторые из них, а их достаточно много,  становятся на позиции квасного, диванного патриотизма. Спекулируя на этом в
 целях зарабатывания очков в своём социальном сообществе.
И противостоять этому невозможно. Их оголтелость просто зашкаливает.  Вот и такие времена наступили...

2024 год, август.  Длятся последние остатние солнечно-летние дни. Такие стоят времена.