Молоко в ладонях Глава 18

               
   ОБВАЛ

   Незримым черным туманом сгущалась тревога окрест землянки, казалось бы, давно обретшей внутреннее, невидимое и неведомое селянам спокойствие. Оно таилось, не пытаясь вырваться наружу; жило внутри убогого жилища, вместе с Елизаветой, надежно укрытой и бдительно оберегаемой детьми, вместе с хрупким так необходимым всем счастьем, без которого не жить. Но все соглашались с шатким и рискованным положением матери, хоть и живущей на воле, однако, по сути, сделавшей себя заложницей непреодолимых, тягостных обстоятельств: «Нет, пусть будет так, пусть мы все с голоду умрем, но только бы оставаться вместе». Такую участь готов был делить каждый; находить радость там, где ее уже давно не могло быть, но она была, жила и продолжала ежедневно проникать в сердца детей, разливаясь словно теплое материнское молоко, единя и наполняя желанием жить, несмотря на униженность положения и опасения быть разоблаченным и «услышанным». И лишь сам человек, своим земным «Эго» бросил на весы времени людские души, определяя, кому и сколько страданий можно отпустить…
   Усилившись до состояния невообразимого, неодолимого горя, обрушилась на плечи Марты, одним ранним, погожим утром, беда. Аховой болью проникла в душу, разрывая сердце на части, занозила его печалью, заставляя содрогнуться и затрепетать от неспособности принять и осмыслить весь ужас случившегося. Председатель говорил, а она расслышала лишь первые его слова, после только следила за губами, беззвучно произносившими непроизносимое; на шахте авария, на «Красной горке» обвал, обрушение породы сразу на двух штреках из-за какого-то плывуна, в одном рукаве пятеро шахтеров отрезаны от основного горизонта, а на другом, тупиковом, где и не выдержала обводненная порода, еще двое. Ведутся спасательные работы и Ершов, позвонивший ему ранним утром, обещал информировать его о ходе поисковых работ. Оповещение родственников шахтеров, оказавшихся в завале, было его первейшей обязанностью.
   Сашки с Егором среди уцелевших шахтеров ночной смены, не оказалось. Прибывшие горные спасатели и все свободные шахтеры сразу же принялись за расчистку завалов и возведение новой крепи, шаг за шагом освобождая забитые породой проходы. С огромным трудом и неимоверными усилиями, люди продвигались в обеих направлениях. Под завалом оказалось семеро шахтеров, среди которых было двое совсем еще юных, малоопытных новичков и никто не мог с уверенностью сказать; живы ли они?.. Надежда на то, что штольни были перекрыты завалом лишь частично, давала возможность пробиться к отрезанным, оказавшимся взаперти людям. Спасательные работы могли затянуться и, фактор времени создавал реальную угрозу даже для тех, кто волей случая уцелел и ждал прорыва спасателей; лелеял слабую надежду остаться в живых.
   Марта не слышала, о каких таких преждевременных соболезнованиях говорил Капустин, она проводила его, как и впустила; без лишних слов. Однако ноги ее тут же подкосились и она долго сидела в тишине, не понимая, как думать дальше и что нужно делать или срочно предпринимать: «Сашка, Сашенька, ее добрый, милый сердцу племянник, ставший ей дороже сына, где-то там, в невообразимо далеких глубинах земли, ждет помощи и спасения, а она тяжким бременем судьбы легла на его хрупкие плечи и нестерпимо давит. Он погибает под толщей угольных пластов, и никто не может донести до нее хоть слабую весточку о том, что он жив, что надеется и верит людям». Только надежда способна была утешить Марту, оторвать ее сознание от свинцово серых, тяжелых, мыслей. Дети еще спали. Она собралась и, тихо прикрыв двери, поспешила к Полине. Сердце гулкими ударами колотило в грудь, словно отведенное ему пространство стало тесным и малым, чтобы выказать всю тревогу и боль, поселившуюся в нем; с неимоверной силой, оно норовило вырваться наружу, ища утешения и сочувствия.
   Старый Семен медленно подошел к мутному окну, смотрящему с пригорка в лесную, бескрайнюю, березовую даль, долго глядел туда же. Представители исполкома, принесшие столь злую весть, давно ушли, выразив ему свои тревоги и опасения, а скорее даже соболезнования; он знал, люди быстро хоронят друг друга. Если в сердцах мало веры, так и случается. Без нее и надежде обосноваться не на чем. А он верил и знал, что жив еще его Егорка, что не сдастся он, вот так вот, не даст себя сломать; он полон сил, он должен жить, он сможет…
   Вот только сердце деда Семена не захотело понимать; зачем обоим друзьям такой ужас судьбой уготован? Оно не принимало мир, ставший таким жестоким; люди гибли на фронтах войны за Родину, за свободу от тирании и насилия – это святая смерть; она ради жизни на земле. Может быть погибнуть, добывая для страны «черное золото», и не меньший подвиг, но ведь они еще совсем дети… Должно время такое; война выбросила на улицы подростков. Голод и нужда – вот причина несчастий; отсутствие нужной опеки и заботы старших, а вот ее то и обязано хватать на всех. Знать пришло время уходить; принять долю и согласиться с такой утратой будет невозможно – это, не по-человечески. Дрогнул огонь свечи… Не вынесла душа Семена, не согласилась с жуткой смертью; приняла смерть иную, когда лопается сердце от того, что незачем жить…
   Выйдя от Полины, не чувствуя под собой ног, Марта направилась к председателю. Подруга обещала присмотреть за малышами, пока она обернется. В надежде на известия, она шла ни на что не обращая внимания. Не замечая даже проходивших мимо, приветствующих ее, людей. В лицо врывался ветер; теплый, летний напоенный духом дремучего леса, жившего по равнодушным, несоизмеримым законам, чуждым людской боли, разящей в самое сердце. Ее остановил знакомый голос:
     -  Доброе утро, тетя Марта! – Юрий чуть замедлился, неторопливой походкой шагая к землянке. Ему показалось, что женщина чем-то сильно взволнованна, ее отсутствующий взгляд словно блуждал рядом, не замечая, хорошо знакомого ей, Сашкиного приятеля.
     -  Ах, Юрочка – это ты!.. Ты почему в такую рань? – Марта на самом деле выглядела уныло и удрученно.
     -  Да вот, только добрался; трактор не ко времени сломался, всю ночь в лесу пробыл. Сейчас домой иду, отсыпаться. Что-то случилось, у Вас?.. - Марта вдруг заплакала, горько и безнадежно, припав к его плечу, не в силах говорить и изъясняться, а он замер недвижимо; безмолвно глядя перед собой, чувствуя сердцем, что пришла беда…
   С окаменелым лицом он подошел к дому, долго не решался войти и все стоял, тупо глядя мимо двери. Сознание отталкивало и не желало принимать страшную весть, холодившую душу, стопорившую мысль, окутывавшую всецело состоянием конечности жизни во всем ее проявлении: «Нет, он не примет этой беды, он не сможет с нею жить!..» - протестуя, заявлял себе Юрий. Трудно говорить и верить в возможность гибели его единственного друга. Сердце колотилось, стучало в висках, колени подгибались, теряя силу. Он отошел в сторону, к косогору; бессильно присел на траву и замер, придавленный к земле ужасным известием.
   Многих жителей деревни потрясла случившаяся трагедия на «Красной горке» и по привычке, снежным комом среди летнего зноя, покатилась весть о гибели шахтеров, потому как ведущиеся вот уже двенадцать часов спасательные работы ничего не дали. До самой ночи Марта ждала новостей, а их все не было.
   Ни с кем, кроме матери, Юрка решил не делиться и, дождавшись, когда девочки, осчастливленные приездом старшего брата, разошлись по своим делам, он сообщил Елизавете печальную весть. Мать прижала голову сына к своей груди и с невыразимой грустью сказала:
     -  У судьбы, сынок, свой тайный путь, поэтому случайностей в жизни не бывает…
    Играя вместе с сельской детворой, сбегавшейся ото всюду, один мальчишка грубо схватил Нику за руку; ему очень хотелось стоять в цепочке рядом с ней, но та высвободила свою руку и отошла в сторону. Мальчик с укором бросил в ответ:
     -  А твой Сашка больше не приедет, его в шахте засыпало. Я точно знаю, мне мамка сказала. И еще семь человек, шахтеров погибли. Не веришь, любого спроси; все знают…
   Ника развернулась и побежала к землянке.
     -  Дурак ты, Левка, чего болтаешь!?.. – защитив таким образом сестру, Вера бросилась ее догонять, увлекая за собой и Таню.
   Не успела Ника вбежать в землянку, как на пороге появилась совершенно заплаканная Маша, она пришла от Марты и не в силах сдерживать слезы бросилась в объятия матери. Ника испуганно смотрела на Елизавету.
     -  Мама, это, все не правда!.. Слышите!.. Не правда!.. Они обманывают!.. Саша вернется, он приедет ко мне, как и тогда; он всегда приходит!.. – Ника выбежала и заплакала, но не веря своим назойливым слезам, все стирала и стирала их обеими ладонями, плотно сжимая губы, чтобы не разрыдаться громко и безудержно. Оставшись наедине, она положила перед собой монетку и не выдержав, заплакала вслух, окропляя ее горько-солеными каплями, от которых монета блестела еще ярче, донося ей лучики солнечного, живого света. Ника верила, знала, что Саша жив и никакая шахта не может разлучить ее с дорогим сердцу человеком. Она будет ждать и звать его, и он обязательно придет, откликнется на ее зов. И никогда больше не отпустит она его из поселка; он должен быть всегда рядом с ней, близко-близко. Иначе зачем судьба свела их вместе. Пусть она еще маленькая, но она любит Сашу и всегда будет с ним рядом; так она решила, значит так и произойдет и она в это верит…

   Осознание положения пришло не сразу. Струившая мимо холодная вода, промочив рабочую одежду добралась до лежавшего во мраке тела и принялась студить его, ввергая еще дремлющее сознание в стресс и побуждая очнуться. Сашка понял - выхода нет, кругом немота суженного, сдавленного пространства и больше ничего, кроме невозможности избавиться от мыслей, ускользнуть, оказаться вне опасности. Он впервые ощутил прикосновение, приближение холодной и жуткой смерти, которой совсем не ждал, никогда не рисовал ее в своем сознании, не думал о возможной встрече с ней. Сейчас она в упор смотрела на него черными, антрацитовыми глазами, поблескивая зрачками в отсветах еще теплящейся шахтерской лампочки. Она вторглась в жизнь и ждала; видела его зажатое, стынущее в ледяной сырости тело, в котором совсем не осталось тепла - разве что в громко стучавшем сердце или где-то в голове, способной еще успеть ощутить медленный приход конца.
   Да, это был конец, неминуемый конец, которого не избежать и пока еще горит фонарь, он видит очертания разваленной крепи и пару надежных, чудом уцелевших стоек, удерживающих образовавшийся над ним свод. Тревога осознания своего бессилия и безысходность положения – это все, что осталось ему; погаснет свет и его, Сашки, больше не станет. В ужас такого конца не хотелось верить, но он был, он присутствовал и не было ничего другого… Пошевелить ногами не получилось, они оказались зажаты и засыпаны обломками обрушившейся породой, Сашка был не в состоянии их высвободить, но боли не ощущалось, сковывал лишь пронизывающий ледяной холод от сырости, в которой он лежал, которой был пропитан. Он знал, что где-то рядом с ним работал Егор. Но его нигде не видно; что с ним и где сейчас его товарищ по забою?.. Этого он тоже не знал, не верил в охвативший душу ужас. Попробовал кричать, но глухой звук тесного пространства, ответил ему немым молчанием. Расслышав лишь самого себя, ему стало страшно. Рядом лежала кирка, отбойный молоток видимо завалило. Тело ныло и немело, медленно лишаясь чувствительности, но изменить его положение он не мог: «Вот и все…» - рупорным эхом прогудело сознание, сдавленное жестким обручем надвигавшегося конца, охваченное ужасом неволи и близкой смерти, которую не избежать, не обойти, не имея ни надежды, ни шанса на спасение.
   Сашка не знал, сколько миновало времени и существовало ли оно вообще. Навалившись, словно порода, оно мучило его и несло в приближающуюся даль конца, но никак не могло его отыскать; все оттягивало и оттягивало приход полного безразличия, абсолютной атрофии мышц, тела и, в итоге, сознания. Он потерялся в нем; может и не жил уж вовсе, скорее спал или ждал конца, а его все не было… Погас свет, окутала тьма, прошла боль, наверное, от того, что болеть стало нечему; он не чувствовал и не ощущал ничего и лишь слабая мысль все копошилась в голове подобно мыши, ища для себя блаженное избавление от мук. Страх уже не казался страхом, а стал лишь элементом, присущим смерти. Тишина в ушах, в голове и звон, звон, звон… Сдавленное в точку сознание еще различало его, принимая за последний перезвон святых, церковных колоколов; то растворяясь в тишине, то превращаясь в набатный, тревожный бой. Он стучал и стучал, не зная пределов, растекаясь и растворяясь меж черных угольных пластов. Пространство дрогнуло и Сашка открыл глаза: «Как он это сделал, зачем?..» Он различимо слышал не колокол, нет он слышал удары отбойного молотка и шум, неясный, отдаленный стук; там, за темной стеной неведения к нему пробивались люди. Яркий свет, вдруг озарил пространство, и свежая струя воздуха опьянила взбудораженное сознание счастьем нового рождения, проявления из кромешной тьмы небытия и тут же исчезло, вновь погрузив его во тьму.

   Думая о племяннике, Марта забыла обо всем; дети уснули, а она зажгла свечу и долго сидела одиноко в комнате, глядя на живое пламя, колеблющееся лишь в такт ее тяжелым вздохам и замиравшее вместе с сердцем, сдавленным тяжелым, опоясывающим обручем беды. Утром в двери постучала Марфа; ее прислал председатель. Пришло известие из района от Ершова. Женщина сбивчиво и взволнованно сообщила Марте, что ее Сашка жив, но в очень тяжелом состоянии доставлен в больницу. Сообщалось, что почти всех шахтеров удалось освободить и спасти; не найден только лишь Егор. Дальняя, тупиковая штольня, в которой он находился сильно разрушена, но остается еще надежда освободить ее от завалов. Капустин просил передать, что Карпо поможет доставить ее в больницу, если она сможет и пожелает навестить своего племянника.
   Марта решила ехать без промедления, но Полина, оказавшаяся в это утро на работе, не могла остаться присматривать за ее детьми. Выручила Маша вызвавшись приглядеть за малышами. Правда, как ни старалась обеспокоенная женщина, но отвязаться от докучавшей Ники не удалось; пришлось взять ее с собой. Глядя на плачущую девочку, Марта не смогла ей отказать, да и Елизавета не стала перечить воле ребенка. Карпо ради дальней поездки лошадь в легкую рессорную бричку запряг; все дорога мягче выйдет, иначе, каково дитю на обычной телеге трястись. Не смотря на все старания кучера, дорога показалась долгой и утомительной. Марте хотелось поскорее увидеть и обнять Сашку, сумевшего выстоять и одолеть ужасы всепожирающего мрака запертого, ломающего волю и психику пространства. Взглянуть в глаза юному парню, пересилившему себя, чтобы остаться, а не уйти в пугающее небытие, навсегда расставшись с жизнью.
   А Ника всю долгую дорогу рассказывала ей, какой Саша хороший и как сильно она станет благодарить Боженьку, уверенная, что это именно он сохранил ему жизнь. И не знал тогда Сашка, лежавший на больничной кровати, с застуженными легкими, что его друг Егор, переживший те же ужасы и страх, оставшись один, отрезанным от всех, в эти самые минуты, теряет сознание от недостатка кислорода и медленно умирает, смирившись с участью узника, не способного вернуться домой. Спасение пришло лишь спустя шестнадцать часов и благодаря умелому действию спасателей, Егора удалось реанимировать и вернуть к жизни. Обессиленный и отрешенный, он узнал о своем спасении лишь на поверхности, очнувшись от обилия так необходимого для жизни света. Очнувшись от беспамятства, широко раскрытыми глазами, словно впервые, Егор увидел свет таким, каким его нужно видеть каждую минуту; в святой благодарности Создателю за Солнце и его сказочное сияние, дарующее свои теплые лучи людям. За то, что оно есть…
   Сашка скромно улыбался, глядя на заплаканную Нику и уверил Марту, что он непременно одолеет хворь и отныне, все в их жизни будет иначе. Лишь одного не могли они тогда осознать; какой особый поворот сделает коварство судьбы в их жизни, что после этой встречи, они с Никой расстанутся на долгие, долгие годы. И никто не в силах был предугадать; станет ли возможным, в неистовом ожидании, обрести друг друга вновь?..