Быть или не быть... инвалидом

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ... ИНВАЛИДОМ

После выхода на пенсию и многолетней работе юристом в разных направлениях жизни, осуществилось мое желание работать в среде медиков. А мечты, как известно, сбываются. Медикосоциальная экспертиза, о существовании такой я до этого и не слышала.
В новой работе мне было по душе то, что я не просто была представителем администрации, но и интересов государства, а так же могла вникнуть в интересы людей, а работа с людьми мне всегда была по душе. Будучи жалостливой по природе своей, по опыту своему профессиональному я была склонна к справедливости. Пришлось изучать не только новое для меня законодательство, юридические аспекты работы, но ещё углубляться в медицину, настолько глубоко, насколько это помогало мне понять истцов и разъяснить суду максимально просто и доступно многие моменты. Это помогало мне задавать различные вопросы, помогая в этом суду, вникать и оценивать медицинские документы, заявлять суду какие-то законные просьбы по вопросам экспертизы. Порой эти вопросы могли кому-то показаться дурацкими, не профессиональными, но именно они помогали суду понять самое важное по делу, а кроме того адвокатам и прокурорам, если они участвовали в этом деле в какой-то роли, установленной законодательством.
В памяти всплывают некоторые примеры из моей работы, которые помогают понять её и меня. К тому же мне приходилось использовать достаточно глубоко мои знания психологии, ведь не просто медицина экспертиза проводилась, а социальная. Осознать кое-что из того, с чем мне пришлось столкнуться, было не просто и удивлению моему не было придела.
Дело в том, что особенности установления инвалидности, а рассказать хочу только об этой стороне моей работы, для детей и взрослых разные, а диагноз как таковой юридическим аспектам значения какого-то не имеет. Он важен для экспертов, чтоб понять и разобраться как работают функции человека у того или другого больного, что способен делать, а что нет больной. Ну, здоровых людей среди нас не много, разве что не дообследованные. Вот это имело знание в работе, это имело значение и для людей, что к нам обращались или в суд.
Вот однажды встречаюсь в суде с симпатичным молодым парнем, который только что успешно окончил университет. Ещё в детстве ему была установлена инвалидность в виду незначительной патологии, но это на момент установления инвалидности законодательство предусматривало. Инвалидность продлялась до достижения им совершеннолетия, а потом ещё раз, чтоб доучился, получил образование и профессию. Ясно, что когда очередной раз инвалидность не была установлена, его это удивило и огорчило, а потому он обратился в суд, чтоб обжаловать решение МСЭ. Суд отказал этому парню в удовлетворении его просьбы уже по результатам судебной экспертизы.
Вышли мы с ним в коридор, я продолжала разъяснять порядок обжалования:
- У тебя есть право обжаловать решение суда в вышестоящий суд региона, но подумай, нужна ли тебе инвалидность. По тебе заболевание твое не видно, оно незначительное, тебе надо устраиваться на работу, с инвалидностью у тебя меньше шансов устроиться на хорошую работу и ты это наверняка понимаешь. К тому же надумаешь жениться, как отнесется к этому твоя девушка, если ты инвалид. Решай сам быть тебе инвалидом или тебе нужно перестать считать себя инвалидом.
Мы тепло расстались. Решение суда обжаловано не было.
Я понимаю, что осознавать себя инвалидом долгие годы и отказаться от этого не просто. Надо изменить своё сознание. К тому е это и вопрос экономический, какие-то деньги получал, будучи инвалидом.
Другой случай чем-то схожий с этим. Девушка была инвалидом ввиду того, что трава обезображивала ребенку руку в предплечье (собака в детстве так сильно покусала). Это не помешало ей став взрослой получить профессию, выйти замуж. При очередном освидетельствовании её инвалидом бюро МСЭ не признала, но для нее было это неожиданно и обидно. Суд не отменил решение МСЭ.
Вышли в коридор она и её муж, я присела на скамью рядом с ними.
- Перестань чувствовать себя инвалидом, - сказала я ей, разъяснив решение суда, - рукав прикрывает твою травму, и никто не видит, какая она. Смотри, как муж любит тебя, он - такой красавчик, и ты привлекательна, несмотря на эти шрамы. Вы замечательная пара и оба работаете. Зачем тебе эти копейки пенсии по инвалидности и сознание себя инвалидом?
Мы расстались с теплым отношением друг к другу, с пониманием ситуации, а решение суда отменено не было.
Совсем другой случай произошёл в одном из сельских районных судов, куда я приехала. Девушка молодая пришла в суд под руку с мамой. В суде выяснилось, что у неё проблемы с ногами, обсудили подробно, как она ходит и в чём проблемы.
Я говорю суду, глядя на истицу:
- Посмотрите, на ней туфли на высоких каблуках, трости нет. Что можно было ожидать от врачей экспертов, какое решение о наличии функций ходьбы? К тому же она могла обжаловать решению бюро МСЭ в Главное бюро. Возможно, что принято было бы иное решение, да и срок обжалования до сих пор для этого ещё не нарушен. Зря поспешили в суд.
Суд не стал выносить решение, а отложил рассмотрение дела, дав истице возможность обжаловать в досудебном порядке.
На работе я зашла в экспертный состав и поговорила об этом случае с экспертами, особенно с неврологом, чья патология мешала нормальной функции ходьбы. Попросила, если она обжалует решению бюро МСЭ, обратить особое внимание на возможность её ходить. Рассказала, что на экспертизу и на суд она пришла в туфлях на каблуках, а это могло повлиять на принятое решение. Молодая девушка постеснялась идти по селу с тростью, хочет выглядеть красиво, хотя без мамы может пройти одна и без трости совсем мало. Правда рассказала это со слов мамы и девушки.
Позднее эксперт-невролог рассказала мне, как проходила медик социальная экспертиза в Главном бюро МСЭ, в процессе которой слова девушки и её мамы подтвердились. Так я чем-то помогла истице, это избавило меня, истца и суд от лишней судебной волокиты.
Случаи были и другие, когда мой совет помогал истцам, но всё в пределах законности.
Однако бывали и другие случаи, порой оставившие неприятные впечатления.
Судились сразу мама и дочка с Главным бюро МСЭ и кардио-диспансером. Заболевания у них одинаковые, той и другой установлен кардиостимулятор. Но это не являлось по закону основанием для установления инвалидности.
В процессе длительных судебных рассмотрений выяснилось, что и вызовы скорой помощи были без причины, чтоб доказать тяжесть заболевания, а ещё мама как-то представила копию медицинского документа, в котором был сфальсифицирован один из абзацев, которого в подлиннике не было. При беглом сличении это в глаза не бросалось (есть ФМО, дата, диагноз, подпись), а когда начинаешь сличать документ полностью, то выявлялась в них разница в тексте, различие шрифтов. Об этом деле можно было рассказывать много, так как оно длилось не один год, но то, что имела место аггравация, сомнений не вызывало. Это когда заболевание есть, но больной умышленно преувеличивает тяжесть заболевания.
Экспертам это известно было всегда, а я тоже убедилась многократно в процессе моей работы. А впервые вскоре как устроилась туда работать.
Иду как-то на работу. Впереди женщина идёт и что-то несет в руках. Разглядеть я не могла, но мне показалось, что это какой-то сельхоз инструмент типа тяпки.
Когда женщина подошла ближе к зданию, где я работала, то достала костыль, который я приняла за тяпку, оперлась на него и, став сильно хромать, отправилась к Главному бюро МСЭ. Потом я видела её в коридоре, где она ложилась на скамью, чтоб показать, что ей трудно сидеть.
В дальнейшем люди с аггравацией встречались мне не раз, часто это были дети, которых родители научили как себя вести, что говорить. Это было заметно по глазам, которые будто спрашивали от мамы иди другого родственника:
- Правильно я сказала: Всё так? Я – молодец?
Вбивание в головы детей инвалидское сознание мне всегда было неприятно, ведь детям ещё жизнь жить с тем, чему научили папа с мамой.
Но было у меня дело, длящееся несколько лет, где была не только аггравация, но и симуляция. Стыдно даже было за эту женщину, что имела ту же профессию и опыт работы, что я. Почему-то ей не было стыдно передо мной, которая всё видела и понимала, что она делает.
Она уже судилась не один год, обжалуя всё новые решения бюро МСЭ, так как ей хотелось всё больше и больше, аппетиты были немалые. Я обжаловала часть решений суда, которые ещё была обжаловать вправе и добилась их отмены. Но я прекрасно понимаю, почему суд выносил эти решения. Правоприменительная практика ещё не была сформирована в России в целом, а тут человек, который априори не мог врать.
Изучая первичные медицинские документы, я поняла, что оснований для установления инвалидности у неё не было вообще никогда. Лишь спустя ещё годы, я узнала, как это произошло.
Оказывается она полежала в психбольнице с попыткой суицида. Не буду говорить, как и почему это могло быть. Возможно симуляция, когда потеряла должность хорошую, может и правда, не исключаю. Зато потом она этим воспользовалась, обратившись за установлением инвалидности. Пришла со знакомыми врачами в бюро МСЭ, а там знакомые ей врачи договорились со знакомыми врачами, возможно с однокурсниками (это не так важно), но её признали инвалидом без достаточных оснований.
Потом она была в другом бюро МСЭ на освидетельствовании и туда пришла уже с другими врачами, которых ей посоветовали и которые знали врачей МСЭ. Инвалидность ей продлили. Это проще, чем установить вновь. Просто не надо вникать, почему установлена инвалидность и есть ли основания для неё. Основание те же, она имела такую должность, что не могла говорить неправду. Так же реагировали и судьи. Судебные экспертизы ещё не назначались для проверки законности вынесенных решений МСЭ. Субъективность всех в ту пору была в пользу недобросовестной стороны.
За годы, что длились суда, а каждый год бюро МСЭ принимало решения по её заявлениям.
Впервые инвалидность это гражданочке была установлена по психическому заболеванию. Затем она стала предоставлять в бюро МСЭ медицинские документы по иным патологиям (по неврологической патологии, с кардиологическим диагнозом и с офтальмологическим). Это было самое смешное или отвратительное, даже трудно выбрать слово, чтоб описать.
Она ходила под руку с мужем. Брала тросточку, одевала очки с толстенными стеклами, через которые обычный зрячий и вправду с трудом сможет видеть. А уж то, что она видела не хуже меня, я знала, так как порой в полутемном коридоре суда она видела и читала мелким шрифтом написанное то, что я прочесть не могла.
Она предоставляла липовые бумажки из скорой помощи, которые те медики подтвердить не могли.
В конце концов, оснований обращаться вновь в бюро МСЭ не стало. Однако за те годы, что ей инвалидность устанавливалась, она получила большие суммы, позволившие ей купить, квартиру, машину, перебраться в региональный центр из провинции, выучить детей в ВУЗе. Нанесла ли она ущерб государству? Да, нанесла, но предъявлять иски к гражданам со стороны государства по социальным вопросам особо не принято. Я сделала всё, что могла, будучи на страже интересов администрации и государства в пределах данных мне полномочий.
Но интересы граждан мне тоже понятны, ведь экономически не просто живётся людям и пенсия по инвалидности хоть и не очень большая, но в бюджете семьи была заметной.
Труднее было мне, когда решения суда выносились в моё отсутствие, как представителя, тогда уже не мог помочь мой опыт и авторитет в региональном суде. Спешка и большая нагрузка судов мешает порой вникнуть и вынести справедливое решение. Увы!
Много интересных дел за годы служения было у меня, не только связанных с установлением инвалидности. Я всегда старалась блюсти интересы закона, государства, администрации, хотя правоприменительная практика, да и сами законы не всегда на высоте, а потому не всегда можно отстоять справедливость, которая так важна всем нам.