Если ты другой... 7

Затишье   человеческого улья  на  месте  нескончаемой  толкотни и  разноголосицы  слегка насторожило нимфу. Отчего так тихо?   Казалось,   что  лагерь погрузился  в  ту же вялую  дремоту, что  и  сморенные  жарой  деревья,  -  те   явственно  устали   весь  день  лелеять  тень прохлады и  теперь бессильно свешивали  сонные кроны.

Однако люди не спали. Хотя, может, кто-то и  похрапывал  в  духоте  укрытий палаточной зоны, но  в большинстве своем археологи  во главе  со степенной  королевой  восседали  под брезентовым   навесом  длинного шатра, который назывался у  них столовой.  Они что-то пили,  безжалостно  окуривали    друг друга ядовитым  никотиновым дымом  и, конечно, говорили,  говорили, говорили…

Как же   они все-таки   болтливы!
Фиада  послушала  златоустов  всего чуток и  мгновенно утомилась.  К тому же она ничего не поняла из разговора. А  может,  заскучала потому,  что не обнаружила  друзей…  ни Насти,  ни Никиты… Где они?

Следы их  эмоций  вели куда-то за  пределы лагеря.   Фиада   двинулась  на ощущение их отдаленного  присутствия  и очень скоро обнаружила себя во владениях   стихиалей,  опекающих  речку.

Вот где  царило настоящее веселье!

Брызги воды и  хохота  взметались  над  рекой  сверкающими фейерверками.  Высокие искры радуг  мешались  в  них  с блеском лучей, зайчиков,  игрой  фонтанов  и  струй,  а  водная  ширь  сияла   небывалой  радостью  устроенного  людьми  праздника.  Солнце  любовно гладило отполированные водой спины  людей, а  желтоватая  река, лежавшая меж берегами  разнеженной львицей, щурилась складками волн  в   благодушной   улыбке, словно забавлялась игрой  детенышей.

И как бы удержались от  веселья  ее  водные сестрицы?  Коль  празднество одобрила сама река,  то    стихиали  воды  принимали  в нем   самое  деятельное  участие,  внося  в сценарий  не меньший вклад,  чем  гости из   иного слоя.

В игре с теми, кто о твоем  существовании  даже не подозревает,  есть своя,  неизъяснимая прелесть. Как ни тверд  человек,  всегда ли он отдает отчет,  что им движет?  Почему  в тот или иной момент он  делает  что-то для себя не свойственное?
 Незримое  и  проявленное   всегда рядом и спорить о том, чья реальность  подлинна,  смысла нет.

Река,  как  и  мир,   исходила  радостью,  а кто ее творил, по  большому счету было не важно.
 
Серебристые и  текучие,   наяды  танцевали  с людьми так самозабвенно, так слаженно, будто  совместная  их хореография  длилась века.  А может, так оно и было? Грации и нежности  как  те,  так и другие, учатся у матушки-природы.

В центре  веселой  круговерти,   конечно  же,  Никита.  Ожидаемо. Хотя  сердце Фиады  дрогнуло,  как  от неожиданности. Как  он лучист и ясен! Не самый активный, не самый шумный,  а  сияет ярче всех,   и  пространство  вокруг словно заполнено  чистотой его радости.  Рядом много разных  оттенков смеха,  грубоватых,  горделивых,  с налетом  насмешки или  даже пошлости, но все другие отступают…   так     сжимается  тьма  под напором  света.

Фиада  ловит себя на желании ворваться  в  водную  феерию,    закружить над хохочущим Никитой, чтобы  касаться его  глянцевых от воды плеч,  ласково ерошить волосы, но…  что скажут  речные  нимфы? Кажется,  они уже и без того исходят  вопросами.  Легкое  недоумение  сестриц  слышится ей даже на расстоянии, - дриады  залетают в эти края нечасто.

Фиада   собралась,   будто выходя из неведомого  морока,  огляделась.

Где Настя? Почему она не рядом с Никитой?
И почему  Фиаду  это  так  необъяснимо  радует?  Что-то в ней   смутно  трепещет…

Настя обнаруживается на берегу, в стороне от общего веселья,  там, где прибрежные  ивы    поводят  серебристыми  ветвями. Теплые светотени, запутавшиеся в листве,  скользят по  лицу, - Настя  даже не  загорает, укрылась  в тени.   Она  пытается читать какую-то  книгу, но, кажется,  обманывает саму себя,  потому что взгляд ее  непрерывно уходит  в сторону тропинки, вьющейся со стороны   лагеря.   Нет, ее волнение   не поперек  всеобщей  радости,  но  как-то  смутно  обособляет,  вгоняет в отчужденность.

Хорошо,  что  от  реки уже бежит подруга,   жизнерадостная,  мокрая,  несущая  отголоски  водного  разгулья. Озорно встряхивает  головой,  так,  чтобы больше  брызг с волос упало  на горячую спину Насти, однако та будто не замечает.

- Что, не видно твоего красавчика? – спрашивает  подруга.

- Сказал,  догонит… -  неуверенно   произносит  Настя.

- Только забыл скорость включить,   -  со смехом  перебивает   собеседница.

- Думала,  мы чаще будем видеться, - вздыхает Настя. -  Я  же в эту экспедицию  только из-за него поехала…

- Ну  конечно!  За таким глаз да глаз нужен!

- Я   вовсе  не следить  собиралась!  -  сердито  восклицает  Настя.  – Мне  просто  рядом быть! Просто видеть…  как можно чаще…. каждую минуточку…

- Что  ж  он-то  не рядом тогда? – насмешливо спрашивает  подруга. – Все  возле  шефини:  «Диана Сергеевна…   Диана   Сергеевна»…

- Положение обязывает, -  защищается  Настя.

- Целлюлит охранять? Это тоже  входит  в  обязанности научного сотрудника?

- Варя! Ну что ты говоришь!

Настя  вскакивает,  что-то  гневно  кричит, подруги  начинают спорить, только Фиада  уже их  не слушает. Понимание накрывает ее  тенью  ужаса:   речь идет  совсем не о Никите.

 Сердце вздрагивает, как от удара.  Или от укола,  который, по мере осознания,  превращается в  нестерпимо   болезненный порез.

Пространство  неумолимо  съеживается.  Как  же так?

Видимо,  Фиада  ошиблась…   Поспешила,  не  разобравшись,  с направлением  лучей. Объединила  влюбленных   по своему усмотрению,  забыв,  что решать не ей…
Не  в  ее власти  соединять разрозненные души…

 Да,  Никита, быть может,  и   нашел  свой листик.  Только  ветер  относит  его, отбирает у Никиты,  а луч    невесомого  его   сияния   устремляет в  пустоту…

И как  же   теперь   быть?




Продолжение   http://proza.ru/2024/09/03/1154