Джентльмен по объявлению 1

Читая разворот Таймс утром в среду 6 марта я с недоумением обнаружил краткое и странное объявление, притаившееся внизу страницы:

ПРОДАЕТСЯ ТЮРЬМА.

Ничего более в нем не значилось, никаких подробностей, кроме адреса в недалеком пригороде, по которому заинтересованное лицо может справиться о деталях сделки.

Никогда еще не встречал подобного. Не думайте, я не тот педант, что читает каждую газету до запятой или частный трейдер, ворошащий объявления в поисках тех пошлых возможностей, которые они нередко таят.

Род деятельности моей семьи действительно имеет отношение к тюрьмам – в опосредованной связи, как, примерно, яблоко соотносится с корнями в земле. В нынешнее время я – отставной судья, лишь слегка обремененный малозначимой общественной ролью председателя ряда обществ, состоящих из немолодых джентльменов вроде меня, нескольких аристократических леди, не имеющих понятия, для чего им это далось и, не смейтесь, бульдога Харка, ветерана сельского пожарного отделения, почтенного и тугого на ухо, что роднит его с большинством из нас.

Таким образом, я не только обратил внимание, но и с недоверием отнесся к сообщению о продаже государственного имущества, населенного гарнизоном и преступниками, частному лицу, да еще через газету, словно речь идет о лодочном сарае на Темзе. Корона никогда не была щедра на такие штуки, а уж в данном случае выходило что-то несусветное, как если бы кроты предъявили купчую на сад.

Выпив ежеутреннюю микстуру, довольно неприятного вкуса, но заметно благотворную, что могу вам подтвердить под присягой, сочетающую вытяжки из трав и какие-то отдушки, явно лишние… Мистер Кинсли, даровитый аптекарь, к которому мы относимся с заслуженным доверием, наотрез отказывается лишать нас удовольствия запаха клоаки, именуемой в его каталоге «Гиацинтовая роса». Так вот, выпив сообразно предписанию тридцать капель «росы», я позвал Миранду, мою служанку, поручив ей нанять мне кэб, чтобы посетить указанный в странном объявлении адресат. Тем более стояла солнечная погода и полуторачасовое путешествие, даже с символической целью (ведь не стал бы я покупать тюрьму!), было бы приятно и немного меня развеяло.

Признаюсь, последние пару месяцев я был постоянно не в духе без видимых на то оснований, что само по себе ухудшало настроение. В молодости я немало путешествовал. Если следовать неким философским суждениям, жизнь в ее замысловатом течении замыкается в кольцо, и пусть даже с ограничениями, налагаемыми возрастом и обширным опытом, человеку хочется снова испытать подъем духа.

Кэб прибыл к одиннадцати, когда я дремал на веранде. Миранда разбудила меня и какое-то незначительное время, признаюсь, я не мог вспомнить, для чего.

– Сэр, вы собирались в поездку, – сказала она мне снисходительно, настойчиво отбирая плед, который я не был настроен отдавать без борьбы.

Ох уж этот снисходительный тон! Сразу чувствуешь себя древним стариком. Миранде лишь немного за тридцать, бодрая подвижная женщина чудной полноты и к тому же замечательная хозяйка. Для такого убежденного холостяка как ваш покорный слуга не сыскать лучшей прислуги по дому. Я ей так и говорю иной раз: если бы не вы, моя дорогая, я бы совершенно погрузился в уныние.

– В поездку? – ответил я, хватая ускользающий край.

Добротная шотландская шерсть, плотная фактура и мягкий ворс – клянусь, этому пледу нет сносу! Я купил его на ярмарке тридцать лет назад и до настоящего времени чувствую себя под ним словно в нежных материнских объятиях.

– Мистер Зороли, вы меня послали за кэбом – и вот ваш кэб!

С этими словами она выдернула плед, в одно движение сложила его на соседнем кресле, а другим, плавным и настойчивым, вытянула меня за руки из уютного сиденья, в котором я дремал после завтрака. Это было уже слишком! Но тут я бросил взгляд на газету и сразу вспомнил.

Через четверть часа мы уже тряслись по проселку. Газета и корзинка с едой находились рядом на широкой скамейке кэба, так что я попеременно обращался к одному и к другому. Перечитывал интригующее объявление, справлялся у возницы, помнит ли он адрес и не заплутал ли, и закусывал, наслаждаясь мартовским ветерком, несшим ароматы дымов и влажных просыпающихся после зимы полей.

Примерно через полчаса от последней крошки в моей корзине мы прибыли в деревушку с жестяным указателем на въезде. Три стрелки направляли – одна к рыночной площади, другая к водяной мельнице, третья обещала кузницу с кузнецом внутри, наторевшим в подковах и осях дилижансов.

Нам нужна была рыночная площадь на Гарден роуд – единственной замощенной улице этого местечка, промахнуться мимо которой едва возможно, разве лишь намеренно отклоняясь в узкие проходы между участками.

Там возница, справившись пару раз у местных весьма словоохотливых обитателей, встал у двухэтажного дома с дерновой крышей. Окна первого на пенни отстояли от мостовой, а второго были сплошь закрыты ставнями. Сразу было видно, что дому не один век, но при этом он содержится с усердием – окна были чистыми, ставни и карнизы отменно крашены, а трещина в стене тщательно замазана смесью. Дверь небесно-синего цвета, сообразно времени постройки, была узкой и совсем невысокой.

Я вышел из кэба, решительно отстранившись от всякой помощи, и не менее решительно постучал.