Я согласна!

– У тебя же три дня до отпуска осталось, я уже полгода не видела родителей, – Кристинка, делая вид, что хнычет, не спускала глаз с Михаила, натягивающего на себя спортивные штаны.

– Милая, ты понимаешь, что на другой стороне газопровода люди? Лю-ди! Не дадим газа, замерзну-ут. Это только около сорока тысяч человек в столице Ямала, а за ними еще поселки Лабытнанги, Харп. 

– А что туда на место аварии другого мастера нельзя послать? Ты, что один у них?

– Эта песенка стара, милая, – чмокнув в щечку любимую девушку, Михаил поверх спортивной кофты начал одевать телогрейку, за ней, на ноги, ватные штаны, – Сам Суслин, начальник нашего управления, прилетел сюда из Надыма и на ремонте газопровода безвылазно со мной присутствует. Понимаешь? Не оттуда командует, а в поле. В тундре!

– Так уже два раза ты ездил на этот газопровод, чтобы его отремонтировать. Что(?) так плохо работаете, что после ремонта труба тут же снова взрывается?

– Нет, милая, это уже на следующем участке разрыв, в двадцати пяти километрах от этого, последнего участка, где мы работали. Да и с этим мы быстрее справимся, диаметр трубы-то намного меньше предыдущих, всего триста пятьдесят миллиметров.

– Миша, ты чего, совсем заврался, да? То первая труба у тебя была в диаметре тысяча миллиметров, вторая – семьсот миллиметров, а теперь?

– Так, – натягивая унты, Михаил встал и посмотрел на Кристинку, – напоминаю, дорогая, еще раз. До Салехарда от Лонг-Юганской компрессорной станции триста километров. Между ними компрессоров больше нет, понимаешь? Поэтому каждый участок газопровода, идет в телескопической форме, с большого диаметра до меньшего. Благодаря этому газ сам давит тот, что впереди его.

Физика, дорогая, простая физика! – Начинает нервничать Михаил. – Второе, от места нынешней аварии до Салехарда менее ста километров, диаметр трубы на этом участке, повторюсь, уже не триста пятьдесят миллиметров, а сто пятьдесят, – объединив полукруг раскрытых большим и указательным пальцами правой руки, соединил их с пальцами левой руки. – Понимаешь, вот такой диаметр трубы там. Сколько в нем газа? Да, капелька, хорошо если на двое суток его хватит салехардцам. И после все! Капец!

Входная дверь открывается и в нее, буквально, вламывается невысокого роста мужчина. Пелена пара, хлынувшая с улицы в теплую комнату вагончика, на несколько секунд закрыла его небритое, с длинной щетиной, лицо.

– Викторович, сколько ждать тебя? – голос у Суслина охрипший. – Через каждые двадцать минут на проводе губернатор. Понимаешь! Гу-бер-на-тор! Понимаешь?
– Уже готов, Юрий Петрович, – держа в руках шубинки, – Михаил, повернувшись к Кристине, вздохнул, сказав ей всего лишь одно слово. – Слышала!

…Пожимая Михаилу руку, два мужчины, встав, освободили ему кресло у двери в салон вахтовки, и перешли назад.

– Викторович, а мы кажется и не расставались, – громко то ли сказал, то ли крикнул Колька Самохвал, добавив. – Насколько же еще это «быстренько» протянется? А, мужики? Новый год, где будем встречать-то?  Может за Лабытнангами или в Харпе?
– Не буди лихо, пока оно тихо, – приструнил нытика Сергей Воробьев, сидевший в конце салона.

И всего его тут же поддержали.

– Викторович, – прозвучал громкий голос из репродуктора, – иди в кабину, места хватит.

И провожая его, Воробьев сказал:

– Викторович, скажи водиле, чтобы тепла прибавил в салоне, а то прохладненько, сам видишь.

– Добре. Мужики, дай Бог нам удачи, чтобы Новый год дома встречали, – улыбнулся Малюгин и, спускаясь с лесенки, закрыл за собою дверь.

Перегнав едущие впереди тягач с экскаватором, три ППУшки с передвижными паровыми установками, «Урал» набирал скорость, освещая узкую дорогу, над которой колдовала вьюга, пытающаяся выровнять эту продавленную полосу, где-то на метр, а местами и полтора в глубину, снегом.

– Сегодня потеплело, минус сорок шесть, – вспугнув спокойно урчавшую от рокота автомобиля тишину, сказал водитель.

– Да, да, да, – тихо сказал Суслин, снова проваливаясь в сон.

Сколько он спал за эти двое прошедших суток при ремонте двух аварийных ситуациях на газопроводе? В принципе столько же, сколько и Михаил. Может три, может четыре часа. Не больше. Водители ППУ, чуть-чуть больше, может шесть-восемь часов, без их пара мерзлоту не вскрыть, да и на согреть движки техники. Солярка, вязкое вещество, не бензин, чуть ниже температура и все, становится пастилой, двигатель машины не заведешь. Больше всех могут поспать только сварщики с дефектоскопистами. И – правильно. Главное, чтобы брака не пропустили, а то…
Вспомнился вопрос Кристинки о том, как они, ремонтники, выдерживают сильные морозы.

«Да как, когда холодно, залезаем в машину и греемся. Через каждые двадцать минут, так положено по требованиям безопасности труда, пьем чай, едим пряники, и потом, через двадцать минут, снова на воздух, меняем ту смену. И все».

Да, да, так должно быть.

От сильного толчка в бок, сделанного Юрием Петровичем, со словами: «Посмотри, кто там», Михаил открыл глаза. Дорогу им перекрыл вроде бы человек. В мареве метели не разглядеть кто это. Водитель включил на фарах дальний свет, теперь стало еще хуже видно.

Михаил, спрыгнув с кабины на снег, в туже секунду ощутил ледяную пощечину метели, пальцы которой добрались, через открытый ворот расстегнутой спецовки, до его шеи, грудной клетки. Сомкнув губы и задержав дыхание, он направился в сторону фигуры, похожей на образ человеческой. Но приближаясь к ней, она становилась все крупнее и крупнее, и, подойдя поближе, невольно охнул. Нет, не от испуга, а от неожиданности. Это был не человек, а огромный кусок земляной породы.

В эту же секунду, кто-то, крикнув, приблизился к нему.

– Юрий Петрович, – обернулся Михаил к Суслину, – но это оказался не он, а бородатый мужчина высоченного роста.

– А я вам кричу, кричу, машу руками, а так и продолжали ехать. Если бы не отскочил, то раздавили бы меня.

– Извини, не видел, – начал оправдываться Михаил.

Но этот мужик, и не ждал от него извинений, а ухватив за ворот Михаила, и развернув его на сто восемьдесят градусов, указал рукой на кусок замороженной глыбы:

– Это еще маленький кусочек, который вылетел, второй там, – громко сказал он показывая влево. – Я обходчик, Степанов! Короче, краны газопровода по команде диспетчеров с обеих сторон перекрыли. С этой стороны я, с той – тот обходчик. Газ стравили, здесь свеча, от места разрыва до нее где-то три метра.

Кусок второй глыбы был еще больше, где-то пять на восемь метров, а вот шириною, не меньше полутора метров. Удивляло то, что у вьюги, готовой снести Михаила с места и понести по тундре как футбольный мяч, сил не хватало, чтобы опрокинуть навзничь этот кусок мерзлотной пластины, стоящей к ней боком.

Суслин уже спустился в траншею, вырытую газовым ударом. Пламени не было, это хорошо. А вот плохо то, что места вскрытой трубы не нашел, залезая всем своим телом в отверстие, образованное в земле рядом с газопроводом. Да, да, оно было настолько широким, что он, не снимая с себя теплой одежды, легко залез туда. Потом также сделал и Михаил, и он не нашел.

Решение – вскрыть грунт в метре от места разрыва земли оказалась для мощнейшего экскаватора «Катерпиллера» невыполнимой, даже после длительной работы паровых установок, прогревающих мерзлоту. Если он отдирал ее часть, то правильнее сказать, всего лишь соскабливал, маленькую-маленькую часть грунта, толщиною три-четыре сантиметра, не больше. А под ними, если смотреть по вывернутым кускам земли, толщина слоя мерзлоты полтора метра. Это сколько же им придется затратить времени, чтобы добраться до нормального слоя торфа? Сутки?

Истерика у Суслина началась через час. За это время им удалось содрать всего сантиметров тридцать земли. А голос губернатора с рации, находившейся в кабине вахтовки, становился все слышнее и слышнее. И понятно почему, три населенных пункта вот-вот полностью останутся без газа. В Салехарде уже отключены потребители третьего и четвертого класса.

Кто к ним относится, ни у Михаила, ни у Суслина вопросов не возникало, как и ответа на то, сколько им потребуется времени, чтобы добраться до места разрыва трубы.

Сколько? Да хоть все управление вызывай сюда с десятками экскаваторов, вопрос останется только один, во сколько этажей и как разместить этих копателей. Правда, можно, если вместо экскаватора заложить сюда какое-то взрывное устройство. Но Михаил понимал, чего сейчас будет стоить это предложение, если он произнесет его Юрию Петровичу. А может рискнуть?

И, когда Малюгин подошел к Суслину, к своему счастью, не успел произнести своего предложения начальнику.

– Ковш заменим клыком. Подошел бы, – сказал ему Суслин.

– В смысле? – невольно вырвался вопрос у Михаила.

– Я что-то непонятное сказал? Клыком. Ждем, – и поняв, что Михаилу так и не дошло, какое именно он, Суслин принял решение, разъяснил. – Я раньше с такой ситуацией уже сталкивался, в Уренгое было дело. Паришь грунт и клыком бьешь, прямо так, – подняв левую руку вверх резко опустил ее, зацепив перчаткой куртку Малюгина. – Вроде восемьсот килограмм весит, крюк, если не больше, ударная сила мощная. Только, погодка не та для вертолета, чтобы привезти этот крюк сюда. А может у них аса такого нет, чтобы прилетел сюда.

– Вы думаете губернатор не найдет такого летчика!? – забыв о своей идее с мини-подрывом мерзлоты, сказал Михаил.

– Если найдет, то хорошо. А машинист мне, знаешь, что говорит. А он не разу не одевал на экскаватор ковша. А ты?

– Тоже, Юрий Петрович.

– То-же, то-же, – то ли от обиды, то ли от злости высказался Юрий Петрович в ответ, и махнув рукой, пошел в сторону работающего экскаватора.

Через три часа после этого разговора, над ними завис вертолет. Было уже достаточно светло, но горевший на его брюхе фонарь, играющий роль скорее всего прожектора, летчики забыли выключить, и он слепил, Суслина, стоявшего под винтокрылой машиной. Потом, догадавшись, что находится в опасной для жизни зоне, Юрий Петрович, отбежав на несколько десятков метров, привлекая к себе внимание летчиков, указывал куда поднести свой гостинец.

И надо отдать должное вертолетчикам, несмотря на сильные порывы ветра, они точно положили ковш туда, куда указывал Суслин. И после, получив от него отмашку, улетели.

Михаил с машинистом экскаватора быстро разобрались, как снимается ковш, как устанавливается клык. Несмотря на его тяжелый вес, с помощью других ребят, развернули, для удобства, и закрепили его на стреле. И, к счастью, идея Суслина оказалась своевременной. Дело сдвинулось с мертвой точки, от ударов клыка, куски мерзлотного грунта, отлетавшего в стороны, напоминали по своей форме куски угля или скалы.

Как и думали, толщина мерзлоты превышала полтора метра. Заменили клык на ковш, и работа по очистке котлована от грунта продолжилась.

Катерпиллер, поддел снизу пласт мерзлотного грунта, стал ее поднимать, в это же время «приседая» своим телом ниже и ниже, как человек, толкающего вверх тяжеленую штангу. И он – пласт мерзлотной пластины, хрустнул, сломавшись в полутора метрах от ковша, у самых гусениц исполина.

Вы бы видели этого Суслина: невысокого, стремительного человека, с черными орлиными глазами, смотрящими на тебя из-под бровей, и двумя вертикальными глубокими линиями-складками, разделяющими лицо от подбородка. А в этот момент, он стал совсем другим, легким, как теннисный шар, скачущий по доске, затанцевал и от радости, громко, сильнее гула рычащего двигателя экскаватора, победоносно закричал: «Так его, так!»

Обратил ли кто-то из присутствующих на него внимание? Скорее всего нет, им было некогда, так как каждый в ту секунду, били ногами о ледяную корку, отбивая чечетку.

Да дело пошло.

Взялись за работу монтажники, вырезающие в нескольких метрах от образовавшейся на газопроводе дыры окна, такие же по величине. Засунув через них во внутрь трубы резиновые шары, с помощью насоса их надули. Это необходимо для того, чтобы оставшийся в трубе газ не проник к месту вырезки аварийного участка. Сварка – это огонь, и встреча его с газом, чревата серьезными последствиями – взрывом.
Кстати, когда приступили к вырезке левого окна, газ, оставшийся в трубе, вспыхнул
в тот самый момент, когда резчик прожег отверстие в теле металла. Маска и перчатки спасли его от ожога. Но пламя стало тут же терять свою силу, успокаиваться. Причина, длина трубы в этом месте от запорной арматуры (крана) до места разрыва, была очень короткой, около пяти метров…

Вваренный новый отрезок трубы, вместо вырезанной, изолировать не торопились, ждали результатов просветки швов дефектоскопистом.

Михаил уже не мог стоять, устал. Присел на корточки, облокотившись спиной в тот самый камень, который перекрыл им дорогу, когда ехали сюда, на место аварии. Суслин обратил внимание на своего инженера, и подойдя ближе, показав Михаилу в сторону вахтовки, сказал: «Отдохни».

Разбудил Михаила не Суслин, а рация. Из нее прозвучало только несколько слов: «Молодцы. Труба заполняется, газ пошел».

Слышал ли эти слова Юрий Петрович Суслин, Михаил не знал, да и не стал будить его. Спасибо водителю, опередив его желание тормошить своего начальника, сказал, что Суслину это два раза уже говорили по рации. Голоса только разные. Сейчас это сказал, скорее всего, генеральный директор предприятия.

Михаил, потянувшись, перебивая свою зевоту, спросил у водителя, скоро ли будут дома. А тот, расплывшись в широкой улыбки, кивнул в сторону лобового стела, сказав: «Смотрите, вон уже огоньки нашего поселка видны».

Кристинка, отворив дверь, смотрела на стоявшего на пороге Михаила. Целых несколько секунд. А потом ухватив его обеими руками, потянула внутрь вагончика…

– Как, Мишенька, как себя чувствуешь? – стрекотала она.

Но он не слышал ее вопроса, а сильнее прижимая свою любимую девушку к себе, шептал:

– Три аварии, за шестьдесят два часа мы с ними справились. Представляешь?
И тут же, словно подслушав его слова, дикторша радио добавила:

– …Губернатор Ямала поблагодарил ремонтников «Газпром трансгаз Югорска» за то, что они в короткие сроки, смогли устранить аварийные ситуации…
…Не спалось, ни Михаилу, ни Кристине. Поглаживая его лоб, она о чем-то думала, а потом спросила у него, у кого из родителей они остановятся.

Михаил, прижав ее к себе, спросил:

– А может сначала, приехав, не к ним пойдем, а в ЗАГС и распишемся.

– Это правда? Ты меня любишь? Я согласна-а!