Сказка о трех путниках и волчьем сене...

Ох, и крепко тогда схватил под уздцы Русскую-матушку землю мороз. Что ни плевочек — то и сосулька о землю бьется. Скрипит седой лес, тощими руками своими странников в стог сена погреться зазывает. И как уж это угораздило, да только в одно и то же время, все равно будто на перегонки три фигуры спешили к маленькому стогу,из которого валила испарина.

Не дойдя еще и пары метров, оттуда вылез здоровенный матерый волк. На его шерсти блестел жирок из лосиной похлебки, и он, улыбаясь прищуривая глаза, басом приветствовал их:

— Ох-ох, вот так гости пожаловали! Того гляди и раздеретесь. Кто такие, а ну, отвечай!

Первым залебезил маленький с рыжей бородкой и хитрыми бегающими глазками зверек:

— Я лис. Пристанища ищу. Почти уж ножки поморозил. Пусти, хозяин, за ради Христа.

— За ради Христа?! — засмеялся волк. — Коль нужда в брюхо вцепится, так и Иуда перекрестится!

Второй перепутчик с чубом, торчащим из-под меховой шапки, отвечал:

— Что мне скрывать? Я петушок. Кура висидела, галушкою подавилася? Було б сало, та до нас пристало!

А чуть поодаль стоял сильно исхудавший за зиму медведь. На него кивнул волк:

— Ну, а ты кто будешь? Чего зимой блондишься?

— Кто-кто? От медведя родился, медведем сгодился, медведя родить, да на тот свет воротить! Голод разбудил, вот и шатаюсь.

— Все понятно... Вот что, гости дорогие... Места у меня для всех вас не будет. И так уж в три ряда животинка в сене спит. Со всего леса собралась.Холод-то какой нонче! А одного с краю пихнуть можно. Только вот что... Абы кого мое сено греть не будет. Сказывай каждый, какое у кого место никогда не мерзнет? Да только правду гутарь!.. Я и не таких на зубок клал...

Первым начал лис, перепрыгивая с ножки на ножку, быстро залепетал он за свое пилигримство:

— А за хороший ночлег почему бы о себе, доброму зверю, и не рассказать, а... Остановился я в соседней деревушке, значится, а там как раз телка хоронили, исдох окоянный... А баран на отпевании вот уж какую речь вещал... Так прямо и я всплакнул, а... Все зазря! Опять обманули! А как уж расхваливали! Телок, говорят, золотой был. И сердце-то у него золотое. Все врут! Думаю, зачем ему на том свете золотые рожки, пошел на могилку, ковыряюсь... Ты пойди попробуй в такую стужу мерзлую землю лапой копать! Схватится ведь не возьмешь... Разворошил кое-как, а там ничего нет. Рога — рогами. Хоть бы копеечку в последний путь положили. Вот что и за народ пошел! И тут-то недодать надо, а... В самое время это заметила меня какая-то собака, всполошила всю деревню, и как погнали, так на силу убег... Вот ведь какой народец — уродец, а! Так что пятки одни никогда у меня и не мерзнут...

Поправив чуб, петушок выпалил свою студеную историю:

— Ко-ко-ко... Ну что, тогда и мне скрывать ничего... Аби куди не приду на дворе, сразу слухаю, что та як хто-що говорить, хто куди думку свою тянет... А потом хозяин придет, вот уж я ему про весь скотный двор кукарекаю, а он мне просо в лоток насыплет... Чем бы не жизнь? Да только вот всполонился весь скотний двор и выгнал меня на мороз. Погнали, аби зайця, насилу ноги унес... Так что у меня никогда гребень только и не мерзнет, потому что головой от своего двора к хозяйскому кручу.

— Ах ты куриная лапка! Сучьим мясом обросла, — буркнул медведь, не дослушав исповеди, и широкой лапой махнул по петуху, так что гребешок в одну сторону полетел, а шпоры в другую. Всё самое интересное в сказке прошло мимо глупого кочета. Тут же, будто сам собой, на снег лег и рыжебородый лис, и задрыгал ножками.

Потирая лапу, медведь сказал:

— Пока такие по лесу ходят, их ломать надобно, а то глядишь и глаз на сучке оставишь! А не мерзнут у меня кулаки, потому как всегда при деле!

— Хех, — щелкнул зубом волк, — заходи, Мишенька.