Дама в Конвенте. Гл. 27

Жермону разрешили взять с собой в миссию его жену - в конце сентября они уехали, оставив Берти одного.

Поначалу он скучал по ним и писал грустные стихи.  Упадническими они не получались - даже в самых душещипательных моментах находилось место чувству юмора.

“Вечер, печаль,
Тоскует сердце,
Один навсегда.
Вино с привкусом перца.
Грустить ни к чему:
У бутылки есть дно,
Ну, vive la France!
Вот же оно! “


*******
-Берти, что с тобой случилось? Почему вместо сатиры на своих коллег мы вынуждены слушать эти слезливые строки об одиночестве? - возмутился Фабр, когда на обеде у Дантона тот прочитал ему это стихотворение.

-Я - поэт и пишу то, что соответствует моему настроению. - ответил Берти. Ему не нравилось, когда другие предъявляли претензии к его творчеству. Он считал, что разбирается в этом вопросе лучше других.


-Да, - подхватил Дантон, наливая себе вина, - почему бы тебе не написать что-нибудь весёлое? В конце концов, ты с друзьями,стол ломится от яств.


Слова Дантона привели Берти в чувства. Право, грустить не стоит. Жермон вернётся из миссии, а он должен хорошо провести время с друзьями.

-Если вам не нравятся такие стихи, граждане, тогда скажите, что хотите услышать? - спросил Берти. Повисла тишина.

-Пиши то, что хочешь, Берти. Я люблю твои меланхоличные стихи. - заметил Эро де Сешель, томно смотревший куда-то в сторону.

-И ты тоже грустишь. У нас обитель меланхолии, что ли? - недовольно сказал Дантон. - Напиши что-нибудь патриотическое, чтобы поднять наш боевой дух. - повернулся он к Берти.


-Ну, у меня имеется мысль получше. - с таинственным видом заметил Фабр. - Отчего бы не высмеять притворный патриотизм? 

Берти очень понравилось это предложение. Достаточно быстро в его голове родились первые строки - вскоре стих  был записан на бумагу и оглашён публике:

“Колпак фригийский носит он,
 Как будто санкюлот,
Наивной говорит толпе,
Что сам не ест, не пьёт.
Хотя, не будем мы вам врать,
Он обожает пить и жрать!
Хороший дом и саквояж,
Кареты две и экипаж.
Он никакой не патриот,
Своею ложью он живёт.
Боится голову терять,
А так спокойно может спать. “

-Берти, твой слог неподражаем,а в названии есть что-то мольеровское. - похвалил Фабр.


-Молодец, Берти. Можешь, когда захочешь. - хлопнул его по плечу Дантон. - Не этого ли выскочку Эбера ты высмеял в своём стихотворении?

Берти задумался: никого конкретного он не имел в виду. Это был образ собирательный.

-Я не знаю, граждане. Просто представил себе буржуа в костюме санкюлота, а перо скользило по бумаге, опережая мои мысли.

Всё оставшееся время говорили про стихотворение Берти, хвалили его и настойчиво советовали как можно скорее издать. Фабр утверждал, что этот памфлет принесёт ему ещё большую известность.

*******
-“Мнимый патриот”! “Мнимый патриот! “ “Вы читали? “ “Нет, как вы могли не читать? “  - гудел Париж. Казалось, в городе только и говорили, что об этом стихотворении.

-Хоть он и республиканец, он пишет хорошие вещи. О многом заставляют задуматься. - заметил аристократ.

-Я думаю, этот наивный мальчик уже успел разочароваться в Революции. - ответила пожилая маркиза. - Да поможет ему Бог ступить на праведный путь.

Санкюлоты смеялись над этим стихотворение и часто цитировали.

-”Хороший дом и саквояж,
Кареты две и экипаж! “Будто он писал про этих лицемеров-депутатов, которые говорят, что заботятся о народе, а на самом деле, им на нас плевать! - утверждала прачка.

-Его стихи меня тоже всегда забавляли, но в животе как было пусто, так и есть. Чёрт бы побрал этот голод и бездействие депутатов! - рассерженно сказала её подруга.

В Якобинском клубе тоже говорили о стихах Берти, точнее сказать, спорили. Один из его членов пожаловался, что тот потешается над патриотизмом и своими коллегами. Робеспьер решил вступиться за поэта и сказал, что он настоящий патриот, во всём виноват лишь его острый язык. Он предложил Берти больше не писать сатиры.


-Так будет лучше, гражданин Бертран. Ваши памфлеты оказывают дурное влияние на народ. Когда люди теряют веру в своё правительство, начинаются бунты. - пояснил он.

Берти покраснел от злости и ответил:

-Не тебе, гражданин, диктовать, о чём мне писать, а о чём - нет! А что до народа, то должен быть кто-то, кто откроет людям глаза на происходящее.

И Берти с гордым видом удалился. Воцарилась тишина - коллег удивил его опрометчивый поступок. Один лишь Робеспьер, казалось, был невозмутим.


-Гражданин Бертран не перестаёт удивлять нас своими выходками! - нарушил тишину чей-то голос. - Мне кажется, он предал дело Революции.

-Терпение, граждане. Возможно, гражданин Бертран остынет и проявит благоразумие. Он часто бывает слишком импульсивным и ребячливым. - пытался успокоить коллег Робеспьер. Ему это удалось. Перешли к обсуждению более важных вопросов.


*********

Если Берти что-то запретить, то из упрямства он сделает всё с точностью до наоборот. Неудивительно, что сегодня, когда его убеждали больше не писать памфлетов, он решил, что всенепременно напишет что-то, но это что-то должно изумить и потрясти всех. На меньшее он согласен не был.
 
-Это должна быть очень едкая сатира. Я хочу, чтобы она получилась ярче и интереснее “Мнимого патриота”. - говорил Берти Фабру. С ним он часто делился своими идеями.


-Опять хочешь всех поразить своим творчеством? - Фабр задумался. - Это очень опасно, Берти, если учесть, что террор сейчас усилился.

-Знаю, но я жажду выплеснуть все свои эмоции на бумагу. Я хочу написать что-то сильное, чтобы оно запомнилось на века.-  ответил Берти.

-Я в одной своей комедии пытался высмеять Робеспьера, но у меня получилось так плохо, что даже стыдно показывать. Может быть, у тебя выйдет… - Берти подумал, что Фабр на что-то намекает.

-Что ж,пьесу я не напишу, но стихотворный памфлет - вполне в моих силах!


******
Эту ночь Берти провёл за письменным столом. Работа шла тяжело - именно потому, что высмеивать одного лишь Робеспьера ему показалось скучным. Надо было мыслить шире. Что, если он выставит на посмешище Комитет общественного спасения и всех тех, кто поддерживает систему террора?

Эта идея показалась ему перспективной. Берти заточил перо поострее, обмакнул в чернила, а всё остальное за него сделало вдохновение.


Эта сатира выглядела как выступление против власти, а в конце даже прозвучал призыв к её свержению:

“Пусть близорук наш Комитет,
И слеп совсем тиран,
Пора нам отложить перо
 И взяться за таран! “

Прочитав эти строки, издатель вздохнул. Берти рискует не только своей головой, но и головой того, кто согласится это напечатать.

-Так моему памфлету суждено увидеть свет? - спросил Берти, заметив тень сомнения на лице издателя.


-Ты бы, гражданин, поправил концовку. Сам себе сделаешь худо. -вздохнул он. Увидев, что Берти насупился, издатель сказал:-Конечно, напечатаю. Что мне делать, раз народ так  любит твои стихи.

Он пожал Берти руку и на прощание хитро улыбнулся. Когда тот ушёл, издатель спрятал рукопись за пазуху. Он решил сообщить властям о том, что его попросили напечатать контрреволюционный памфлет.

******
Берти вышел из типографии. Светило солнце, горожане мирно беседовали друг с другом, но на  душе у него было неспокойно. Ему казалось, будто прав оказался издатель, попросив заменить концовку. Слишком уж всё понятно. А если бы он и поменял финал, всё равно смысл стихотворения остался бы тем же. Тут Берти почувствовал, что его мучают голод и жажда. Неподалёку находился трактир “Пьяный Пьер”. С недавних пор ему стало очень нравится это заведение.

Неплохо пообедав и выпив вина, Берти понял, что ему никуда не хочется уходить отсюда. Он посидел ещё часа два, размышляя о поэзии и рифмуя в голове слова. Бумаги под рукой не было, но он был уверен, что всё запомнит и дома запишет. Берти вновь сделался энергичным и поспешил покинуть заведение.

********
На выходе из трактира его встретили гвардейцы.

-Это ты гражданин Бертран Астрее? - спросил гвардеец, впившись в него своими рыбьими глазами.

-Конечно, я. Какие могут быть сомнения?  - ответил опешивший Берти. 

-У меня есть ордер на твой арест, так что придётся тебе пройтись с нами.  - брякнул гвардеец и показал ему какую-то бумажку. Берти быстро пробежал её глазами и обнаружил внизу подписи почти всех тех, кого он высмеял в “Близоруком тиране”. Подписи Робеспьера не было, но он догадывался, что тот косвенно посодействовал его аресту.

Теперь он всё понял: издатель донёс на него, и из-за этой злосчастной сатиры над Берти нависла серьёзная опасность.

-В чём меня обвиняют?

-В Трибунале узнаешь. - грубо бросил гвардеец и неприятно засмеялся.

-Если вы совсем не хотите отвечать на мои вопросы, то хотя бы скажите, в какую тюрьму вам приказано меня доставить. - не унимался Берти.

-В Люксембургскую. А теперь, будь добр, не болтай и следуй за нами.

Продолжение - http://proza.ru/2024/08/26/1605

Словарик:

1.Жак-Рене Эбер (15 ноября 1757, Алансон — 24 марта 1794, Париж) — французский журналист; деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев, «предводитель» эбертистов и защитник санкюлотов. Между тем он был обеспеченным человеком и одевался как буржуа.

2.Якобинский клуб -, политический клуб периода Французской революции 18 в. Его предшественник – Бретонский клуб, образован в Версале рядом депутатов Генеральных штатов, после переезда в Париж в окт. 1789 был преобразован в «Об-во друзей Конституции», разместившееся в монастыре якобинцев (отсюда его неофициальное название; см. Якобинцы).

3.Революционный трибунал — чрезвычайный орган, созданный в Париже Национальным Конвентом во время Французской революции для суда над политическими преступниками и ставший впоследствии одним из наиболее мощных «двигателей» так называемой «Эпохи террора».