Копьеносец

Загадочна работа человеческого сознания.  Непонятно как возникают ассоциации,  иногда смутные и неопределенные, иногда отчетливые и конкретные. Порой они  переносят нас в мир давно ушедший, казалось бы навсегда затерянный где-то в бесконечно  удаленном  времени и пространстве.

Сегодня утром, когда я вошел в душевую при бассейне, передо мной  одна за другой появились две голые фигуры. Это были уже немолодые, ожиревшие,  обрюзгшие мужчины — зрелище весьма мало эстетичное. Стараясь не смотреть на них я проскользнул в душевую кабинку, включил горячую воду и вдруг вспомнил мой давно забытый идеал мужского тела — совершенную фигуру греческого копьеносца.  Эту скульптуру работы Поликлета я знал с раннего детства благодаря фотографии из "Всеобщей Истории Искусств" — двенадцатитомного собрания массивных книг, щедро снабженных иллюстрациями.

Я вырос в непосредственной близости с этим изданием и ещё со многими, многими другими.  Наша семья из пяти человек жила в одной комнате, в коммунальной квартире, где обитали еще четыре семьи. Думаю только у нас были книжные шкафы заполненные без промежутков драгоценными томами. Сколько я помнил себя эти книги всегда были рядом. Была "Всемирная История", "Библиотека приключений", "Детская энциклопедия" , трехтомный "Энциклопедический Словарь" и ещё ,конечно, многочисленные собрания сочинений всевозможных авторов: писателей и поэтов. Как только я научился читать и приобщился к чтению, эти богатства стали мне доступны. Они доступны мне и сейчас,  потому что мне ничего не стоит увидеть их стоящими на полках, начать мысленно перелистывать их страницы, ощутить их запах — ни на что не похожий  запах книг. Теперь я  редко его чувствую. Современные книги напечатанные скоростным методом на дешёвой бумаге либо не пахнут вообще, либо издают ничем не примечательный слабый технический душок. Да и много ли книг сейчас можно увидеть — все можно читать в цифровом варианте на компьютере, планшете или телефоне. Можно просто ознакомиться с "дайджестом" — самым скорым и экономически выгодным способом.

Ни у кого из моих друзей-одноклассников мне не случалось видеть домашней библиотеки. Книги были у многих, но их было меньше, чем у нас и, как правило, это были разрозненные тома — никак не собрания сочинений, как те, которые стройно стояли на полках наших книжных шкафов. Подчас эти собрания были даже чересчур громоздкими — тогда они включали письма, статьи и многочисленные комментарии — в те годы эпистолярный жанр мне казался скучным и никак не возбуждал моего интереса.

Я не задумывался над тем откуда взялась эта библиотека и почему она была исключительно в нашем доме. Сколько я себя помнил она просто была частью моей жизни. Наверное так дети нынешнего поколения воспринимают планшеты и "умные телефоны". Они как бы всегда были. А причина для нашей домашней библиотеки все же была.   Ею являлся один человек — моя бабушка.
 
В ее детстве книг не было. Вернее, была Книга. Одна. Ее день за днём не читал, а изучал мой прадед. Этой книгой  был Талмуд. Он был предназначен исключительно для мужчин. Вряд-ли бабушка в своем детстве открывала или даже касалась его, но она верила, что там сокрыта мудрость. Ее отец, в самом начале войны расстрелянный полицаями, был мудрым человеком.

Иногда бабушка рассказывала мне о том как отец показывал ей портрет царя и говорил по-еврейски: "А фоне - ганев", то есть вор. Потом была первая мировая война, революция, которую бабушка в свои двенадцать лет восторженно приветствовала — к тому времени она уже получила первые уроки марксизма от ссыльного революционера, от избытка свободного времени “просвещавшего” деревенских ребятишек. После была гражданская война, а затем коллективизация, о которой бабушка рассказывала мне с большой осторожностью, а я, семилетний,  не понимал почему ее участие в этом великом начинании нужно было скрывать. Я догадался об  ответе на этот вопрос самостоятельно и гораздо позже, когда  вырос и с помощью Самиздата получил об истории Страны Советов более реалистичное  представление, чем то, которое давали в школе и в институте. Что же касается выражения "фоне - ганев", то его я тоже осознал сам, но еще позднее, когда вдруг отчётливо увидел как воруют все власть предержащие вне зависимости от страны, времени и места. Нынешний "царь" России еще больший вор, чем тот, который отказался от престола после Февральской революции 1917 года.

Коллективизация была фронтом, где  смерть часто подстерегала в самых неожиданных ситуациях, но бабушка выжила и пришла на Рабфак. Она мечтала получить образование и стать врачом. Не потому,  что это сулило спокойную и богатую жизнь — тогда такой мотивировки быть не могло: какое там спокойствие и какое богатство. Но медицина давала возможность делать что-то не менее нужное, чем революция и коллективизация. Да и тяга к образованию, к тому времени казалось бы безнадежно упущеному, была в ней велика. Наука давалась с трудом, но что могло остановить рабфаковку того поколения? Бабушка продвигалась по трудному пути несмотря на бытовую неустроенность,безденежье и полуголодное существование.

Однажды профессор, видимо раздраженный упорством и настойчивлстью малообразованной по его понятиям студентки, протянул ей руку ладонью вверх и сказал: "Скуратовская, вы видите мою ладонь? Вы будете врачом, когда на ней вырастут волосы!" Я не знаю что произошло с его ладонью, но зато знаю, что бабушка получила диплом врача, а в годы войны была главным врачом больницы в одном и городов на Урале, затем начальником городского отдела здравоохранения.

После войны и до самого выхода на пенсию она  работала врачом-ординатором в детской городской больнице. Всю свою жизнь бабушка тянулась к знаниям и мечтала, что ее дети и внуки будут образоваными людьми. Она получала очень скромную зарплату, но как только я появился на свет, начала закладывать основы того, что благодаря ей превратилось позднее в солидную библиотеку. С каждой зарплаты она выделяла деньги на подписные издания, выстаивала во многочасовых очередях в дни подписки, а когда я, ещё не умея читать, уже мог понимать то, что мне рассказывали, она начала читать мне бесценные произведения из "Библиотеки приключений". Первые книги, которые она мне прочла запомнились на всю жизнь: "Твердая Рука", "Похитители бриллиантов", "Последний из могикан". Когда выходил из печати очередной том подписки в доме появлялся книгоноша - старый, как мне тогда  казалось, человек в картузе,  с седой головой, седыми усами и мягкой улыбкой на лице. Он приносил иногда по нескольку новых томов и я брал их в руки и подносил к лицу, чтобы ощутить восхитительный ни с чем не сравнимый запах "свежых книг". Однажды он принес тяжелый том “Всеобщей Истории Искусств”. Я долго держал его в руках, ощущая вес огромной книги, листая ее и подолгу рассматривая черно-белые изображения шедевров античного искусства. Так в мою жизнь навсегда вошел Копьеносец.