Гл. 8. Уговорил

Ольга опомнилась первая.

– Ты что тут делаешь, Саш? – она слегка отодвинулась на кровати, подтягивая одновременно и ноги, и ноутбук на коленях.

Сашка хмыкнул и наклонился, снимая второй ботинок, и буркнул:

– Домой идти не хотел. Решил переночевать у Надюши. Соскучился.

– Что ты сделал?

Сашка отбросил ботинок и сел на край кровати, поворачивая к себе ноут.

– Я соскучился по Надюшке. Она не только твоя подруга была, Оль. Она и моя. А ещё она была...– он замолчал, подбирая слова, – не знаю даже, чем: ниткой, которая нас связала; или звеном цепочки, или жилеткой, в которую всегда можно было ткнуться. Иногда мне казалось, что она непрозрачное стекло, в которое мы стоим, уткнувшись лбами, а она охлаждает наши разгоряченные умы. Она даже своим последним днём, последними часами и минутами продолжала нас связывать. Оль, мне её так не хватает. Я ничего не понял, что она сказала, но её голос...

Сашка вскинул голову, ловя взгляд женщины, и слегка дёрнул головой, словно стесняясь своей просьбы.

– Оль, давай еще раз послушаем её голос.

Ольга медленно кивнула. А Мага подхватил ноутбук и пересел на кровати ближе к женщине, подвигая её, и устраиваясь рядом. Обнял за плечо, прижал к себе и положил лэптоп на её и своё колено.

– Ну, поехали? – Спросил он, одновременно касаясь губами женского виска и запуская повтор видео. – Соскучился.

Ольга зажмурилась, почувствовав, что под веками собираются слёзы и привычно загоняя их внутрь, но Сашка вдруг погладил её по плечу, привычно и уютно, снова коснулся губами виска и вдруг сказал:

– Ты поплачь, не прячься. Я тоже, если позволишь. Мы же её и не оплакали с тобой. Всё время суета была. Ритуалы. Шок. Малышка. Ты, плачь, желанная, плачь.

«Олюшка», - Надя вздохнула именем, заканчивая Сашину фразу и Оля заплакала, отпуская себя и боль. Саша обнимал, лишь изредка поглаживая по плечу и согревая дыханием, понимая, что плачет она сейчас не только по подруге, но и по себе. Вдруг вспомнились Надькины слова «Оля, ты плачь, плачь! Мага уйди! Она тебе потом не простит», сказанные однажды в её ресторане и порадовался, что смог удержать лицо и не дать ей усомниться в случайности своего прихода. Нельзя. Нельзя! Немыслимо позволить ей начать сомневаться в том, что он хоть что-то знает или догадывается. Если хоть тень жалости проскользнёт на его лице, в глазах, словах – она не простит. Она могла плакать только с Надькой. Только с ней она могла быть слабой. Надо, надо как-то научиться быть Надькой. Сашка хмыкнул этой мысли. Оля уже почти не плакала, лишь время от времени всхлипывала и нужно было это заканчивать.

– Оль, а кладовка — это где?

Женщина мгновенно подобралась и села ровнее. Повернулась в Сашкиных руках и совершенно спокойно сказала:

– Это здесь, Саш. Поглядим?

– Да, милая, только давай с начала чаю. Я не ел со вчерашнего дня.

– Почему? – вдруг напряглась Ольга.

– Не попалось ничего съедобного на глаза. Некогда было. Пойдём?

– Давай. Я тоже не помню, когда...

Мага слегка отодвинулся и заглянул в женские глаза.

– Девочка, давно я тебя не носил на руках. Покатаешься? Ты же не дойдёшь сама до кухни.

Ольга ошеломлённо уставилась на мужчину, кивнула, тут же отрицательно замотала головой и снова кивнула:

– Нет. Ты иди за чаем. Я в кладовку искать коробку с игрушками. Встречаемся с тобой и подносом здесь. На кровати.

– Нет. Показывай кладовку. Показывай коробку. Идем в гостиную на пол... и кухня рядом.

– Уговорил. Мне еще нужно отзвониться домой, что долетела я нормально, в гостиницу заселилась и иду спать.

– А мы где? – Сашка удивлённо приподнял брови и улыбнулся.

– В Витебске. Завтра совещание в БелГПИ. – На полном серьезе ответила Ольга. – С результатами совещания я тебя завтра ознакомлю.

– Хорошо. Только, пожалуйста, ближе к обеду.



Продолжение думается и непременно напишется...