Человек в коробке. Приложение 3 к Россия Япония 18

Японский  иероглифический  ключ  № 31  называют  «коробка» - это  просто  квадрат.  Впишем  в  него  элемент  «человек»  и  получим  иероглиф  «сю:дзин» - военнопленный.  Таковым  был  известный  историк  Като  Кюдзо,  он  провёл  в  Гулаге  5  лет  и  рассказал  о  том  в  книге.  Сразу  сообщил:  «Многие  бывшие  военнопленные   написали  воспоминания  об  этом  тяжелейшем  периоде  своей  жизни  и  даже  издали  их  на  собственные  средства».

    «Вряд  ли  правильной  была  политика  Советского  правительства  в  отношении  насильственно  задерживаемых  в  Сибири  японцев.  Думаю,  что  она  принесла  не  столько  экономической  выгоды,  сколько  морального  ущерба.  … Около  45  тысяч  моих  соотечественников  навсегда  остались  в  сибирской  земле».

   Като  Кюдзо  служил  офицером  в  сапёрных  войсках  Квантунской  армии,  в  1945-ом  было  ему  23  года.  Состояние  его  отряда:  «Наша  группа  была  вооружена  саблями,  винтовками  и  пистолетами.  Винтовок  было  очень  мало  и  их  не  хватало  на  всех,  патронов  почти  совсем  не  было».
Приказ  о  прекращении  войны  они  получили  примерно  20.08  и  на  следующий  день  сдались.

  «Почти  весь  сентябрь  мы  провели  в  лагере  для  военнопленных,  который  находился  на  берегу  реки  Шахэ», - вспоминал  Като.   Затем – пеший  марш  более  300  км  под  Муданцзян. 
«В  то  время  мы  думали,  что  нас  отправят  домой  через  Владивосток.  …  По  пути  к  Муданьцзяну  мы  встретили  несколько  шедших  нам  навстречу  больших  групп  японцев.  Среди  них  были  в  основном  женщины,  дети  и  старики  в  разорванной  одежде,  все  грязные  и  потные».

  «… Японские  войска  в  Маньчжурии  составляли  единое  целое  с  жившим  здесь  гражданским  населением – тоже  японцами.  Последние  считали,  что  раз  они  приехали  на  этот  континент,  то  могут  рассчитывать  на  защиту  армии».
  За  период  существования  Мансю  туда  переселилось  около  6  млн.  японцев.

В  октябре  под  Муданцзяном    ещё  лежали  трупы  японцев,  заметил  Като.  Я  спросил  свою  маму  (служила  тогда  там),  она  подтвердила.
  Эпизод  в  повести  «Тихо  вокруг..»,  когда  при  ночном  обстреле  красноармейцы  в  кювете  топчутся  по  телам  японцев,  я  не  выдумал.

   Като  работал  на  строительстве  дороги  Тайшет – Братск  длиной  317 км;  он  считал,  что  БАМ  в  1947-ом  году  строили  50000  японских  военнопленных.  К  марту  1950-ого  он  прошёл  более  десяти  лагерей.  «У  нас  не  было  никакой  уверенности,  что  мы  сможем  когда-нибудь  покинуть  Сибирь», - признался  он.
  Бывало,  японцы  строили  бараки  для  советских  заключённых,  для  народа-победителя.

До  декабря  1947 г.  в  СССР  была  жёсткая  карточная  система;  местные  жители  говорили  японцам:  «У  вас  гораздо  лучше,  чем  у  нас».  Ну,  это  спорный  вопрос.
 Весной  46-ого  пленные  стали  есть  лесные  растения  и  нередко  травились  ими.

  Охрана  распускала  слухи,  что  японцев  скоро  отправят  домой;  «это  делали  для  того  чтобы  военнопленные  не  убегали.  …  Беглецов  ловили  и  иногда  расстреливали.  Таких  примеров  было  сколько  угодно».
   Напомню,  Женевская  конвенция  признаёт  право  пленного  на  побег,  т. е.  ловить  можно,  расстреливать – нельзя.

 Однажды  бежали  трое:  капрал  Намикава  Хачиро,  рядовой  Миано  Дайсабуро,  художник  Танно  Гоичи (40  лет,  работал  водовозом),  с  топорами.  Пять  автоматчиков – в  погоню;  на  следующий  день  привезли  трупы  беглецов.
  Двое  в  одежде,  сильно  обожжены,  а  Танно  без  ожогов,  голый,  затылок  разрублен.  «В  верхней  части  его  ног  кожа  была  аккуратно  снята,  а  мясо  срезано…  Куски  этого  мяса  были  разложены  тут  же  на  палатке.  По  размеру  и  толщине  они,  грубо  говоря,  напоминали  бифштекс.
    Часть  мяса  лежала  в  котелке.  По  своему  красно-чёрному  цвету  оно  напоминало  конину.
  Стало  ясно,  что  мясо  отрезано  с  трупа  Танно.  Мне  показалось,  что  я  нахожусь  в  аду.  Было  ужасно  стыдно,  что  я  живу  в  этом  мире  и  на  этой  земле.  … В  этот  момент  мне  не  хотелось  быть  человеком».

  Като  не  написал,  что  наши  уголовники  тоже  практикуют  «на  рывок»  людоедство  и  «живую  консерву».  Неужто  не  знал?   Не  понял,  что  автоматчики  скосили  двоих  у  костра  за  обедом  и  не  сразу  вытащили  из  огня?

  Подъём  в  лагере – в  7  часов,  обед – в  12,  как  подвезут;  после  него – перекличка.  Работа  всего  10 – 12  часов,  зависела  от  погоды  и  сезона.  «На  ужин  нам  обычно  давали  селёдку  и  кашу  из  гаоляна (китайское  просо)».  Селёдка  на  двоих,  по  ломтю  хлеба,  по  кружке  чаю – ужин  моей  мамы,  бойца  Бикинской  группы  в  1943-44 гг.
 
Раз  в  месяц – медосмотр:  ущипнёт  врач  за  жопу  и  по  её  упругости  назначит  один  из  четырёх  разрядов.  Первый – самые  тяжёлые  работы,  четвёртый – доходяги.
  «Всё  было  очень  грязное»,  бывали  вши,  «люди  умирали  от  сыпного  тифа,  дистрофии»,  воспаления  лёгких.

  До  армии  Като  Кюдзо  изучал  немецкую  литературу,  знал  немецкий  язык;  а  в  плену  неплохо  выучил  русский:  начал  с  того,  что  взял  на  свалке  англо-франко-немецко-русский  словарь.  Он  заметил,  что  знание  русского  языка  привлекает  внимание  НКВД;  но  это  сближает  с  местным  народом.
  «О  Есенине  я  впервые  услышал  в  1945  году  именно  от  конвоира  Токарева.  Он  знал  наизусть  несколько  стихотворений  Есенина  и  часто  читал  их.  Особенно  мне  нравилось  стихотворение,  которое  начинается  словами  «До  свидания».
 
  И  вот  уже  весной  1946-ого  года  в  28  км  от  Братска  на  стройке  БАМа  он  сошёлся  с  Ниной,  женой  чекиста  Евдокимова.  «Наши  отношения  перешли  определённую  черту…  По  некоторым  данным  на  одного  взрослого  мужчину  приходилось  пять  женщин».

  Конец  главки:  «С  тех  пор  прошло  немало  лет,  но  всегда,  когда  я,  путешествуя  по  Сибири,  вижу  цветущую  черёмуху,  или  же,  когда  в  Японии  цветут  цветы  сакуры  и  душистой  дахны,  я  всегда  вспоминаю  Нину.  Интересно,  что  она  сейчас  делает?»

  Вспоминает  Като  Кюдзо  и  одного  лейтенанта:  «Лупандин  был  хорошим  человеком.  К  нам,  военнопленным,  он  относился  доброжелательно. … Лупандин  прошёл  немецкий  плен  и  частенько,  не  вдаваясь  в  подробности,  говаривал:  «Ваша  жизнь  в  плену  не  идёт  ни  в  какое  сравнение  с  тем,  как  жили  мы  в  Германии».
   Несмотря  на  свои  33  года,  он,  очевидно,  из-за  долгой  жизни  в  плену,  выглядел  значительно  старше.  У  Лупандина  была  любимая  жена,  полька».

 Однажды  конвоиры  украли  одну  тушу  барана  из  довольствия  лагеря  и  обвинили  в  том  японцев.  Лупандин  с  помощью  своего  дорогого  пса  Абрека  нашёл  тушу  и  разоблачил  воров.  Через  неделю  Абрека  застрелили.
  «Расправа  с  Абреком  потрясла  и  нас,  пленных.  Эта  собака  служила  для  нас  большим  утешением».

  К  новому,  1948-ому,  году  отменили  карточную  систему  на  продукты.  Но  «хлеб  официально  стоил  5  рублей,  на  рынке  продавали  за  30  рублей».
Над  зоной  висел  транспарант:  «Мы  готовы  отдать  последнюю  каплю  крови  за  советское  социалистическое  государство.  = Сталин =».

  В  лагере  была  культурно-воспитательная  часть,  читали  лекции;  например:  «Демократия  в  США  и  демократия  в  СССР».  Ну,  понятно. 
  Вели  антирелигиозную  пропаганду;  это  среди  японцев,  которые  часто  одновременно  и  синтоисты,  и  буддисты,  и  конфуцианцы.  Толерантность  японцев  к  религиям  чудесна.
  Была  создана  так  называемая  «Демократическая  группа  японцев»  (Тоидзуми  её  называла  «собаки»:  перевод  с  русского  на  русский -  суки).

  В  марте  1950 г.  Като-сан  ляпнул  пленным:  «Что  же  Советский  Союз  так  плохо  к  нам  относится?  Разве  могли  мы,  маленькие  люди,  влиять  на  события,  которые  происходили  вокруг  нас?  Уже  скоро  пять  лет,  а  они  не  думают  о  том,  чтобы  возвратить  нас  домой».
  Вечером  «Демократическая  группа»  созвала  собрание,  заклеймила  Като  ярлыком  «контра!»  и  объявила  ему  бойкот.  Любой  нарушитель  бойкота  становился  «контрой».

  «К  счастью,  вскоре  после  объявления  мне  бойкота  пришёл  приказ  о  возможности  моего  возвращения  в  Японию.  Это  случилось  16  апреля  1950  года.  Мы  погрузились  на  пароход  «Мэйюмару»  и  отплыли  из  Находки.
  Вскоре  на  пароходе  тут  и  там  стали  мелькать  солдаты  со  своеобразными  нашивками:  на  белом  бинте  был  начертан  красный  круг – японский  флаг.
  Интересно,  как  себя  чувствовали  в  это  время  члены  демократической  группы?»

  Жаль,  я  не  встречался  с  Като  Кюдзо;  но  он  часто  работал  до  ноября  1981-ого  в  Сибири  у  академика  А. П.  Окладникова.   А  мои  друзья - ученики  Алексея  Павловича,  они  знали  Като,  от  них  и  его  книга.  Приезжал  Като  в  Сибирь  и  позже.

  Рассказ  не  по  теме:  молодые  археологи  Коля  Оводов  и  мой  сосед  по  Владивостоку  Володя  Дьяков  сделали  каменную  пилу  и  «состарили»  её   на  4000 – 5000  лет;  знают,  как.
  Подсунули  её  Окладникову,  тот  остолбенел:  мировое  открытие,  переворот  в  истории  неолита!
  «Срочно  телеграмму  в  Москву!» – приказал  Алексей  Павлович.   И  шутники  признались…  Окладников  сутки  на  них  дулся,  а  потом  хохотал.  Вот  такой  был  друг  у  Като  Кюдзо.
  «Скажи  мне,  кто  твой  друг – и  я  скажу,  кто  ты».