Послание в прошлое

Ольга Павловна жила на проспекте Ленина в одной из советских высоток, парадно белеющих над рыночной суетой города-миллионника. Аспиранты к ней стояли в очереди, и каждого она по-матерински потчевала супом с курицей, поила чаем и только после этого внимательно выслушивала. Она всем им была мамой, поскольку сама воспитала двух детей и прекрасно понимала, каково это приехать в чужой город в диссертационный совет к важным дядям и тётям. Аспирантка Катя навещала научного руководителя часто, хотя и жила в другом регионе, но всякий раз, приезжая в Поволжье, привозила с собой рыбный пирог, поскольку знала, что Ольга Павловна очень любит такие. За чаем с вкусным Катиным пирогом они обсуждали многое: публикации, новшества, научные дела собратьев по цеху, будущих оппонентов, нагрузку в вузе. И как-то разговор зашёл об эпистолярии. Будто что-то вспомнив, Ольга Павловна с загадочной улыбкой отвела взгляд, и Катя поняла, что та о чём-то вспоминает. Затянувшуюся паузу наполнил шум машин, колесящих по проспекту, и летний шелест гардинного тюля, колеблющегося на ветру. С мелодичной интонацией в голосе и вздохом Ольга Павловна вернулась из своих воспоминаний к Кате и, как всегда, ласково погладила аспирантку по руке: «Катенька, Вы кушайте, кушайте, не обращайте внимание! Это всё былое и думы, как писал Александр Иванович Герцен». Но Кате было страшно интересно, о чём задумалась Ольга Павловна, и та с удовольствием поделилась с ней нахлынувшими воспоминаниями.

Когда много лет назад она в возрасте Кати училась в столичной аспирантуре, теорию языка у них читал один почтенный профессор, мнение которого было законом в лингвистических кругах. Ходили слухи, что сдать ему экзамен было крайне сложно, пересдачи затягивались на долгие месяцы, а то и годы. Многие даже отчислялись из аспирантуры, так и не взяв это препятствие. И вот однажды он пришёл задумчивый, с печатью грусти на лице и задал нам очередную головоломку: «Бывают ли послания в прошлое?» Это сегодня есть возможность писать так называемые «открытые» электронные письма, которые адресованы себе в будущее хотя бы и через сто лет, когда уже не будет никакой возможности их прочесть, а раньше они были, как говорится, в твёрдой копии и вручались только лично в руки. Мы, конечно, знали про письма в будущее, про капсулу времени, которую торжественно завещали потомкам, но в прошлое… Поэтому первой нашей мыслью, высказанной с известной робостью, была такая: «Не бывают, ибо его физически не существует, а, следовательно, и адресата в нём нет». Профессор недовольно засопел и принялся отмерять лекторский подиум нравоучительным шагом: «А я вот написал письмо другу, которого уже тоже нет. В стихотворной форме. Помните фильм «4:0 в пользу Танечки»? Так вот там ребята, школьники, высказали мысль, что с миром следует общаться через поэзию. Но поэзия – это форма, а мы говорим о послании. И разве это не послание в прошлое?» Аспиранты нервно заёрзали. Ещё приблизительно четверть часа выслушивая наши доводы о том, что поэзия полиадресатна, а если так, то адресат не может быть где-то конкретно, тем более в прошлом, профессор присел на краешек стола и, чуть не плача, произнёс: «Двадцать пять лет назад я женился на звезде филологического факультета – Розочке. Она забеременела, но мы, – да больше, наверное, я, – не был готов к появлению в моей жизни потомства. Я же не вылезал из библиотеки, и меня занимала вся эта теория, от которой вы, право, не в восторге, я знаю. Так вот мы сделали аборт. Тогда это было непросто, но мы водили знакомство с медиками. К чему я всё это говорю? Если бы я не был тогда таким болваном и трусом, сегодня у меня была бы дочь вашего возраста. А теперь вместо неё – пустота. С Розочкой мы расстались давно, но в последнее время меня, помимо совести, мучают вопросы, как бы выглядела моя дочь, каким бы она была человеком, как говорила бы, чем бы увлекалась, пошла бы по стопам родителей в филологию или стала бы кем-то ещё, и я постоянно пишу ей послания. Пишу помногу, но мысленно, в голове. И так как вы – моя единственная семья, я и пришёл к вам с наболевшим, так сказать: бывают ли послания в прошлое?» Одна аспирантка не выдержала и заплакала. Мы бросились успокаивать то её, то профессора, заверяя, что, конечно, бывают и лучше такое послание написать, пусть оно и не будет получено никем и никогда. Вот, собственно, и сам ответ на вопрос: если получателя нет или послание не будет им никогда получено, от этого оно не прекращает быть таковым, а значит послания возможны и в прошлое.

«В теории опять-таки», – улыбнулась Ольга Павловна. – «Тогда я носила под сердцем первенца, и профессор относился ко мне с особой нежностью. Наверное, только благодаря своей беременности я сдала ему теорию с первого раза. Но весь этот эпистолярий так и не выходит у меня из головы».

С Катей они проговорили до самого вечера, и если бы не поезд, то Ольга Павловна, наверняка, оставила бы аспирантку с ночёвкой у себя. «Не забуду его фразу: „Когда аспирантки не могут решать исследовательских задач, они решают репродуктивные“. Все смеялись, когда он её произносил. Ну поезжайте с богом, Катенька! Доброго пути! Берегите себя! Возьмите пирога в дорогу!»

Вот и Катя тоже была беременна, но срок был ещё небольшой, и бросать аспирантуру она не собиралась, как, впрочем, и делать аборт. Зачем ей потом все эти послания в прошлое адресату, которого нет? Пусть лучше будет! И пусть письма будут только в настоящем! А теорию как-нибудь осилим вместе!