Письмо 7
Давно тебе не писал, всё отвлекали какие-то непонятные дела и болезни, вот сел и пишу сно…
Ооой! А кто это плывёт на облачке, укутанный теплым ласковым пледом, сонный, со счастливым выражением на личике?
Это же Кооолечка, нежный мальчик-красавчик, с которым мы расстались у порога школы в предместье Берлина, Карлсхорсте, обласканный родителями и другом - одноклассником Борей.
Плывет над « Германией. Зимней сказкой», над белой зимней дорогой на знаменитую гору Броккен (место шабаша ведьм), с двух сторон обрамленную елками сплошь в снежных шубах так, что не видно ни одной зеленой веточки!
Над горной страной Харц у подножия Броккен, куда его отправляли на зимние каникулы. Где все ездят на деревянных санях и санках, как в мультфильме про Снежную королеву. Съезжают по длинной горной дороге, сцепившись в «паровозик».
Совсем не так, как у бабушки в Минске, когда несёшься по крутой горке порой даже не на санках, деревянных изящных немецких, или советских алюминиевых, а на собственной заднице по ледяной накатанной дорожке, когда дух захватывает…
Плывёт над живописными скалами Саксонской Швейцарии, Saeksische Sweiz (открой, посмотри в интернете – потрясающе красиво…)
Плывёт над чудесным озером Пец-Зее, на котором живописно раскинулся городок Grueneheide ( Грюнхайде) куда летом в дом отдыха для сотрудников папиной работы приезжали на выходные всей семьёй (мама, папа, брат Игорь и Колечка).
С потрясающей рыбалкой с лодки, в камышах (один раз целый день ничего на ловилось – вот уже уезжать, автобусы приехали, а у меня вдруг поплавок дёргает и уходит вглубь. Я подсекаю и тащу леща довольно крупного. Он накормил нас всех на ужин через три часа дома. И…бегом на автобус. Папе даже сделали замечание, что мы задержали автобус…)
С какими-то немыслимыми перинами на кроватях, такими высокими, теплыми и тяжёлыми, что сначала непонятно, как под ними вообще можно спать. Но, когда промозглым вечером приходишь в спальню, совершенно нетопленную и холодную и, раздевшись, дрожа от холода, забираешься под эту мягкую гору, то через некоторое время вдруг засыпаешь в собственном тепле, сохраненном этим чудесным изобретением немецкой практичности.
А это что там вдали? Это вроде бы уже не Германия…
Ооо!!! Так это залитая летним солнцем дача в Расторгуево – и бабушка Лена, мамина мама, стоит у калитки, приложив козырьком ладонь ко лбу, и напряженно вглядывается вдаль, ожидая, когда появится знакомый силуэт её дочери, мамы этих двух надоевших ей за весь день мальчиков-колокольчиков.
« Мама идёт! » - наконец слышится бабушкин голос. И мы с Игоряшей, моим младшим братом, несёмся наперегонки по асфальтовой дорожке, ведущей к станции пригородных электричек, в мамины объятия.
Дача в Расторгуево, куда нас отправляли на лето… Легендарная дача… Которая сначала была домом, который построил мой дед Николай в 1923 году, и где родились моя мать и её брат Геннадий. Потом дед ушёл от бабушки, оставив ей дом и участок земли в 28 соток. И там жили сначала бабушка моя, Лена, с детьми, потом, когда все подросли, моя мама вышла замуж и уехала в Москву. А в доме жил дядя Гена с женой, тетей Верой, и двумя дочками, моими двоюродными сестрами, Алёной и Людмилой.
Потом и они переехали за железнодорожную линию в городской поселок, который называли «Постоянное» и дом всё больше становился дачей.
А почему легендарная?...
У моей бабушки Лены было шестеро братьев и сестёр (все они, кстати дожили до глубокой старости). Так вот двое из них, тетя Нина и дядя Юля, тоже поселились в Расторгуево в двух минутах ходьбы от дома бабушки Лены.
Помнишь я тебе писал, что мой папа когда женился, сказал, что женился на двадцати тетушках?
Так вот семейная легенда гласит, что, когда они молодые собирались на дачах в Расторгуево, начинали твориться всякие безобразия. Весь посёлок знал, что если приехал народ на дачи к Поморцевым – жди каких-нибудь «приколов» (как сейчас говорят).
Например. Идёт тётка с последней электрички к себе домой. И так-то страшно, потому что раньше не все дорожки освещались, как сейчас, а тут ещё вдруг из водосточной канавы, которая вдоль дороги, встают три белых силуэта и начинают выть…
Тётка от неожиданности – на «пятую точку», сумки – на асфальт, молоко течёт из разбитых бутылок…
Так развлекались наши бабушки и дедушки в отсутствии телевидения и интернета.
На даче в Расторгуево однажды появился в человеческом обличье и мой ангел-хранитель. Я тогда этого не знал и не осознавал, что вот эта женщина с исковерканным болезнью телом, еле передвигавшаяся на костылях, тётя Валя, родственница со стороны моего деда, окажет такое большое влияние на мою жизнь. Я об этом упоминал, кстати, в первом письме.
Работала тётя Валя биологом в каком-то очень важном институте. Она приехала к нам на дачу со своим микроскопом и кучей стеклышек. До знакомства с тётей Валей я и не подозревал, что обычная трава, которая из года в год рождалась с приходом теплой весны и умирала от мороза, оказывается имеет столько имён: тимофеевка, овсюг, мятлик… До сих пор помню.
Тётя Валя открыла мне мир, который находится рядом и даже внутри меня, но совершенно невидим, пока не положишь стеклышко на стеклянную подставку с одного конца металлической трубки и не посмотришь, прильнув глазом к линзе, с другого конца. Сначала мутно-туманно, но ты осторожно вращаешь специальный винт и, вдруг, из тумана появляются удивительные виды…
Капля воды, которая три дня настаивалась на резаном сене и начинала уже вонять болотом, оказывалась населенной толпой суетливых живых существ. Какая-то тоненькая пленка на прозрачной пластинке под волшебным глазом микроскопа вдруг превращалась в удивительно красиво нарисованную абстрактную структуру, сложенную из отдельных кирпичиков, и оказывалась на деле срезом кости оленя. Любая пылинка или песчинка под волшебным глазом открывалась с какой-то новой доселе неведомой для меня стороны.
Тётя Валя увидела во мне художника, творческую личность. Заставила поверить в себя, свои способности. Она заставляла меня рисовать травы, цветы, листья деревьев. И потом долго изучала мои рисунки, пристально вглядываясь в каждый, сняв очки, с таким выражением лица, словно нашла неизвестный до сей поры шедевр великого художника.
Светлая память и Царствия Божьего моей милой тётушке!
Так Колечка рос, переходя из детства в отрочество, оставаясь в золотистом облачке детских грёз и мечтаний. Берегли его родители и не пускали во взрослую жизнь, он числился впечатлительным и нервным ребенком, поэтому не брали его с собой на похороны родственников, ничего не объясняя о смерти.
Но мысли о ней, как о чём-то неизвестном и пугающем, будоражили моё богатое воображение. И однажды ночью я проснулся с ужасной мыслью о том, что наступит такое время, когда меня не будет, как размышлял о собственной смерти герой романа Л.Н. Толстого «Война и мир» молодой граф Николай Ростов: как же так не будет меня «…меня, которого так любят все?!».
И я задрожал всем телом и безутешно заплакал. Это было моё первое столкновение со взрослой жизнью.
Декабрь, 2020 г.
Свидетельство о публикации №224082601268