Письмо 10

   
               
                Здравствуй,  сын!
    
    Продолжаю писать тебе, как обещал, о своей жизни.

  Ангел – хранитель вдруг явился мне во второй раз в обличии моей учительницы по русскому языку и литературе Барановой Галины Ивановны…
   Кстати, об Ангелах. Я видел своего, правда это случилось много позже описываемого периода, но это было…
   

   …А рано поутру, когда снежная пурга несется над белыми полями, в морозном вихре появляется ангел в белоснежных одеждах.
        Ветер развевает его длинные волнистые русые волосы, открывая бледное, не краснеющее на морозе, словно точеное из мрамора, лицо.
        В тонких прозрачных пальцах держит он длинную граненную серебряную трубу. Морозный сумеречный утренний свет играет серебряными гранями, и труба вся как будто светится.
        Остановившись вдруг над самой серединой поля, застывает ангел над белой землей, застывает так, что даже самые сильные порывы ветра не трогают его, а снежные волны обтекают его со всех сторон.
        Подняв голову, прикладывает он легкий серебряный мундштук к губам…
        И в этот момент одинокий красный луч рассветного солнца, прорвавшись сквозь туманную снежную пелену, тонкой яркой полоской ударяет в зеркальную грань трубы и, отразившись от нее алым всполохом, вдруг зажигает золотым огнем кресты на куполах Храма.
        Чистый, звенящий в морозном воздухе, перекрывающий шум ветра, звук, как первая струя воды из вновь открытого фонтана, вырывается из трубы на волю, и в то же мгновение сливается с первым ударом колокола на колокольне Храма.
         И плывет над снегами переливчатый разноголосый звон, возвещающий о том, что подарил Господь этой земле еще один мирный, светлый и радостный день.  Аминь.

                Софрино.  7.01.1997.               
   
      Галина Ивановна … Она была для меня не просто учителем. Учителей в моей жизни было много. И со всеми я чувствовал дистанцию. С ней сначала тоже, но только сейчас я понял, что как-то мистически почувствовал некую связь, возникшую между нами. 
     Сначала меня поразил неподдельный интерес Галины Ивановны к литературе и русскому языку (к русской «словесности», есть такое чудесное слово в русском языке). Потом - глубокое знание своего предмета, и горячее желание не просто познакомить нас с мировым явлением, каковым является русская литература, но и вызвать этот интерес у нас.
      А мы были разные. Класс делился ровно пополам: дети из так называемых «интеллигентных» семей, родители которых работали в Комитете государственной безопасности (КГБ) в разных службах, в основном интеллектуальных (разведка, контрразведка), а кгбевский дом, в котором жили и мы, располагался в соседнем квартале; - и дети из «рабочих» семей, в Измайлове тогда было много промышленных предприятий ( завод «Салют», завод тепловой автоматики…) Они тоже построили жилье для своих рабочих недалеко от нашей школы.
      Кроме этого, Измайлово был тогда одним из самых криминогенных районов Москвы. Откровенной «шпаны» в нашем классе не было, её отправляли в ПТУ (профессионально – технические училища) после седьмого класса, но были ребята, которые дружили с яркими представителями «дворовой мафии», которые появлялись иногда в школьном дворе и довольно сильно терроризировали «заумных» мальчиков и девочек, отбирая деньги и понравившиеся им ручки, карандаши, открытки, словом, всё, что можно было отнять.
      И, если «маменькины» и «папенькины» сынки и дочки что-то ещё знали про А.С.Пушкина (у нас дома до сих пор существует академическое издание его произведений, а папа мой «фанат» Александра Сергеевича), то «детям рабочих» весь этот Пушкин, Толстой, Наташа Ростова и Раскольников были точно «до фонаря».
      Так вот, когда мы, бывшие одноклассники, похоронив любимую учительницу, собрались помянуть её в какой-то кафешке, выяснилось, что даже те, кому «литература» была до «лампочки» знали наизусть из «Евгения Онегина» и даже испытывали что-то похожее на гордость от этого. 
    Гениальный учитель!!!
         В детстве и отрочестве никто не руководил моим чтением, кроме, пожалуй, отца, да и в школе давали список внеклассного чтения на лето. Но в детстве как-то легче. Родители, будучи детьми, читали и Марка Твена, и Дюма, и Жюля Верна, Майна Рида. И всё это было на слуху. Но когда я вступил в «нежный» возраст полового созревания, в школе задавали на лето в основном только русских и советских классиков, а в школьной программе не было европейских.
      И я стоял со связанными руками и завязанными ртом и глазами перед хрустальным источником интеллектуального и духовного богатства европейских народов и не мог испить из него ни капли.
      Но жажда, наверно, была очень сильна, и я набрался смелости  и подошёл как-то после урока к Галине Ивановне…
      Так я узнал Лиона Фейхтвангера, Теодора Драйзера, Артура Хейли, Шарля де Костера, Лилиан Войнич, Эрих Марию Ремарка, о существовании которых я даже не подозревал.
       И опять, как в детстве, в библиотеке Дома офицеров в предместье Берлина, я страдал, смеялся и плакал вместе с героями книг.
         Плакал над сценой расстрела Артура в романе «Овод», когда он сам командует своей расстрельной командой, которая не может в него стрелять, и пепел Клааса стучал в моё сердце, как стучал и стучит в сердце Тиля Уленшпигеля. Переживал вместе с героями Артура Хейли мужественно преодолевающими, даже не будучи советскими людьми, все трудности, которые готовит нам техногенная наша цивилизация в виде катастроф, обнажающих все непростые человеческие отношения.
      Моя матушка, Царствия ей небесного, была очень добрым, отзывчивым и участливым человеком, но к способностям и талантам своих сыновей относилась довольно спокойно. Говорила: « На работе многие хвалятся способностями своих детей, а мне как-то неудобно своих хвалить…»
      Милая моя мама! Надо хвалить и превозносить даже малые способности своих детей. Иначе они вырастают с огромными комплексами. Мне, с моими, пришлось бороться всю жизнь и до сих пор.
     Галина Ивановна заменила мне в этом смысле мать.
     Я готовился после школы поступать в Архитектурный,  и в это время вышел фильм Сергея Герасимова «Любить человека», где талантливый архитектор, в исполнении гениального актёра Анатолия Солоницына старается через все тернии провести в жизнь идею жилых комплексов для крайнего Севера в виде пирамид размерами как египетские, а может даже больше.
     Наверное, она поняла, что это произвело на меня впечатление, специально посмотрела фильм, и подозвав меня как-то после уроков, сказала: «У тебя обязательно будут пирамиды!»      
     Она верила в меня, как и тетя Валя… Да, как могло быть иначе, ведь она тоже была воплощением моего Ангела-хранителя.   
     Я тогда не знал и не подозревал, что другом может быть человек много старше тебя. Моими друзьями тогда становились мои одногодки. Но мы с Галиной Ивановной по мере моего взросления всё больше и больше становились друзьями. Она была для меня мерилом, эталоном интеллигентности, наряду с моим отцом. И я не раз в жизни применял этот эталон к другим людям, и радовался новой встрече с интеллигентным человеком.
    На «Вы» и по имени-отчеству, с вниманием к собеседнику в первую очередь, а не к своим достоинствам и  преимуществам – вот для меня первые признаки интеллигентного человека. 

    
      Но оказалось, что как только к тебе приходит ангел, тут же появляется дьявол в человеческом обличье. Правда, тогда я в этом вообще ничего не понимал. 
       А дьявол  появился так же неожиданно, как и ангел…
      Меня положили в больницу на обследование по направлению военкомата. Моя беспокойная мама создала из моей детской медицинской карты роман, по поводу моих шумов в сердце, толщиной не меньше «Бесов» Ф.М. Достоевского.
      Это возымело действие на руководство Измайловского районного военкомата, полковники испугались и засунули нас с моим другом Николаем Дождалёвым, у которого вообще диагносцировали порок сердца, в 57–ю районную больницу, наверно в кардиологическое отделение (точно не помню). При чём Николая положили в палату, а меня в коридоре, рядом с дядькой с необъятным брюхом, который жутко храпел ночью, сотрясая просторы больничного коридора. Спать было невозможно. Что я только ни делал: пел песни, свистел, лупил дядьку по пяткам – никакого эффекта!!! Приходилось отсыпаться днём.
  Так вот, пока я отсыпался, Николай нашёл себе собеседника в своей палате и вот уже несколько дней проводил время в каких-то серьёзных, судя по выражению их лиц, беседах.
   Больничная жизнь размерена и расписана: подъём, утренний туалет, завтрак, процедуры, анализы, обед, послеобеденный отдых, полдник и т.д. и т.п.
   Встречались мы с Колей только во время процесса приёма пищи, который проходит в группе, если ты не лежачий или сильно замученный процедурой, лежишь на кровати без сил, и не можешь подняться, когда корм тебе приносят прямо в кроватку или на прикроватную тумбочку. 
   Короче, времени пообщаться почти не было.
    А тут я уже несколько дней наблюдал, как товарищ мой сильно увлечен беседой с человеком по крайней мере в два раза старше себя (нам было по 16 лет).
    Меня не приглашали к общению, а сам я как-то не особо стремился.
    Но вот, как-то случайно, получилось так, что мне нужно было срочно найти Николая, то ли сестра попросила, то ли ещё что-то, и я пошёл его искать.
    Нашёл я его на лестнице, погруженным в беседу со своим новым знакомым.
    Я начал говорить, но Коля жестом остановил меня, и я невольно услышал их разговор.      
    Говорил в основном этот человек. Я плохо запомнил его лицо. Помню только, что это было лицо болезненного и много повидавшего в жизни человека. Как звали его я тоже не знаю (мы не познакомились). Но вот, что он говорил…
   « Что в конце: яма или печная дверца в стене… Значит надо жить так, чтобы испытать всё, что даёт тебе эта жизнь. В этом смысл жизни. Я, например, - говорил он – специально развёлся с женой, чтобы испытать свои эмоции…» 
       Я помню, меня поразила эта простая по своей ясности идея. Я в свои шестнадцать, наверное, задумывался о смерти, о смысле жизни, не помню. Скорее всего гнал от себя эту мысль. Как это в песне: « не хочется думать о смерти, поверь мне, в шестнадцать мальчишеских лет.»      
       Когда мы приходим в этот мир, нам никто не говорит, зачем мы сюда пришли. Повинуясь родительскому инстинкту нас растят, лечат, дают образование. Но очень редко кто из взрослых заводит с детьми разговоры о смерти, о смысле жизни.  Да простят меня верующие в Бога люди, которые будут это читать – у них всё ясно, как у меня теперешнего, но об этом позже.
      А тогда, на больничной лестнице, этот человек как будто открыл мне глаза: так вот оно зачем жить на этом свете!!! Испытать всё: любовь, ненависть, измену, опьянение вином, опьянение славой, богатством, властью. Подняться в небо, спуститься на дно океана. Побывать в других странах. Познать женщину, стать отцом, испытать всё-всё-всё в этой жизни, может быть даже смерть в её клиническом варианте – дух захватывает, как это всё успеть!!!
      И цель жизни стала ясна, как дважды два.
      Одного я тогда не заметил, по своей неопытности: копыта на ноге нашего нового знакомого, скрытого стоптанным больничным тапком.

Апрель 2022 г.


Рецензии