Намерение, или Я застрял в бутылке

Вечера сливались в один и всё никак не кончались. Время спеклось в одну густую тягучую массу тёмно-синего цвета – оттенка зимних закатов, оранжевых фонарей и бутылочного стекла. Глядеть через бутылку мне приходилось много-много раз. Так много, что я подчас думал: а не это ли чувствуют стеклодувы? Пространство одной и той же комнаты искажалось по-разному в зависимости от того, сколько ещё жидкости оставалось в таре. А когда бутылка из синего стекла пустела, всё казалось одинаково тусклым.

Впрочем, стоило допить одну, сразу же появлялась другая. Алкогольные марафоны хорошо сочетались с удалённой работой и привлекали в мою квартиру друзей. Из полуночных историй в прокуренной кухне я ловил новые идеи для своих текстов, а на следующий день исторгал их из себя на работе. Борьба с приходящей по утрам тошнотой превращалась в яростное сплетение метафор, которые вырывались на вордовскую страницу из перегруженного мозга. тексты отправлялись, деньги капали на карту, превращаясь в писки пробиваемых на кассе супермаркета бутылок, а затем текли по стаканам. Такой маленький настольный дзен-водопад, слаженная система, в которой всё идеально сгенерировано, и ничего ничему не мешает.

Наверное, никто не задумывался о том, насколько безвредно кидать в фонтаны монетку на счастье. Но все знают, что если в синергию системы вторгается новый элемент, то всё может пойти не так. Я это понял, когда спонтанное чувство привело меня на кассу к живому человеку вместо электронного табло. Тогда у меня резонно не хватило заранее не снятой налички, чтобы расплатиться. И пока я вспоминал детство с золотым обещанием занести попозже, в прозрачную плашку для мелочи легла чужая монетка, освободившая меня от этой необходимости.

Девушку, которая меня выручила, звали Елизавета (про себя я сразу же добавил «Монета» и вспомнил летние хиты ушедших лет). Она была светловолоса, легка и улыбчива. И мне хватило только раз взглянуть мельком на её светло-голубое пальто, бормоча своё «спасибо», чтобы понять, что это человек явно не моего круга. Я уж было позвенел пакетом до выхода, но на крыльце меня застало разочарование в виде внезапного ливня. И пока похмельный озноб гонял в моей голове мысли для поиска решения, Елизавета как-то неожиданно быстро уговорила подвезти меня. Не знаю, как у неё это вышло, так легко получилось согласиться. Потом оказалось, что вот так просто с ней практически во всём.

Лиза увлекалась написанием прозаических текстов, искусством пиара в рекламных заголовках, раритетными моделями машин в миниатюре и умела во вкусом подбирать диффузоры для комнаты – точно так же, как и я. Но для моего синего мира её пальто было слишком светлым. А когда она резко негативно высказалась о моём образе жизни, стало совсем белым. Лиза на дух не переносила пьющих людей, и её монета в моём дзен-фонтанчике стала ультиматумом: либо я бросаю пить, либо продолжаю жить без неё.
Не знаю, хотелось ли мне бросить, но было чёткое понимание того, что моя привычка во много раз сильнее меня. К счастью, я ещё не настолько сблизился с девушкой настолько, чтобы у меня совсем не оставалось выбора. Поэтому, пока я взял время на размышление и первую попытку отказаться от алкоголя, Лиза привезла мне подарок.
Это было нечто необычное. Так стало понятно, когда она приехала с двумя пакетами (один из которых был звонким) и попросила меня закрыть глаза. Я сидел с томительной темноте и слушал звон донышка о стол и журчание какой-то жидкости. Потом плеск и дробь капель о пол. Открыв глаза, я ощутил себя мальчишкой. В огромной декоративной бутыли на столе плавала похожая на медузу чёрная рыбка. Её длинные плавники и вуалевидный хвост были полупрозрачными, и словно таяли в размеренных взмахах. Каждый вдох рыбки превращался в чарующие тёмные волны, которые ускользали от взгляда и исчезали.

- Если ты подождёшь немного, рыбка начнёт линять, - проговорила Лиза мне в шею, обнимая сзади за плечи. – Она будет светлеть с головы, и постепенно станет такой перламутровой, с переливающимися чешуйками. Это потому что обычно она живёт на большой глубине или в затемнённых аквариумах, а сейчас мы её переселили в свет.
 
Это казалось каким-то чудесным откровением, почти таинством. Конечно же, я пообещал Лизе что буду наблюдать за своим новым подарком каждый день. А потом решил для себя: не прикоснусь с алкоголю, пока рыбка полностью не полиняет. Мы оба станем светлыми и пройдём обряд очищения. Конечно же, Лизе это понравилось, хоть она и не услышала всего моего обещания. Пусть это будет сюрпризом.

Имени для рыбки я не подобрал, хотя весь первый день провёл за перебиранием слов в работе. Моё намерение плавало рядом, наблюдая за мной сквозь бутылочное стекло, как я когда-то за обстановкой и людьми в своей комнате. От гостей мне временно пришлось отказаться – я не хотел, чтобы кто-то видел рыбку или вообще знал о ней. Это всё равно что смотреть на мою тайну. О том, что кто-то из пришедших может стать поводом для моего срыва в первый же день, как-то не думалось. Я был уверен, что всё получится, стоит только рыбке полинять. На ночь оставил гореть светильник около банки и наблюдал за вуалевыми взмахами плавников, пока не провалился в сон.

Дальше было тяжелее. На второй день я совсем туго соображал, предложения не связывались в тексты, а если это и получалось, то их маркетинговая ценность равнялось нулю. Постоянно мучила жажда, которую невозможно было утолить ни обычной чистой водой с лимоном, ни одной из банок газировки, которые я заказал в доставке. Сон всё никак не шёл, хотя сознание к вечеру сделалось спутанным, как компьютерные провода.

На третий день всё начало раздражать. Я уже не видел никакого смысла в своей трезвости. Играя в сетевые игры вместо работы, бросал злобные взгляды на чёрную рыбку, высматривая в неё намерение обесцветиться. Но рыбка ничего не делала со своей стороны, лишь тупо тычась в стекло. Я наблюдал за ней, пока собирался в магазин, пока искал ключи и прочный пакет, а когда был совсем готов, остановился. Тупо смотрел на неё с раздраженной и укоризненной, по ощущениям, физиономией, словно давая последний шанс, а потом чего-то выругался, зашвырнул пакет в темноту коридора и одетым упал на диван. Я уже совсем готов распрощаться с ненужной трезвостью, и всё держится на одной чёртовой рыбе. Думая об этом, я обводил пальцем контуры узоров на обивке дивана. Как в детстве искал на настенном ковре перед сном дороги для воображаемой ретро-машинки, по которым она будет рассекать, не ведая преград и шлагбаумов. К этой мысли зацепились воспоминания о Лизе. О том, как она пахнет, как смеётся вместе со мной и увлечённо рассказывает о скоростных автомагистралях. Мне захотелось её обнять, чтобы почувствовать, ради чего я держу своё слово. Тоска по ней будто ослабила давление моей злости. Я вернулся к рыбке. Мне показалось, что кончики её плавничков стали из чёрных фиолетовыми.

Следующий день я провёл на американских горках злости и раскаяния. Сидя одетым и быстро стуча ногой об пол, давал себе возможность представить, как я возвращаюсь из магазина, открываю бутылку, пью из горлышка, и - … ощущаю волну собственной никчёмности и стыда. Один раз это была настолько явная картина, что я прикрыл глаза рукой, ожидая, что расплачусь – настолько живым стало моё воображение. Но я не мог предать своё намерение, не дав ему шанса. Запить я могу всегда, это будет мой выбор. А сейчас я хочу отдаться воле случая. Пусть за меня решает судьба, пусть даже её инструментом станет маленькая тёмная рыбка.

А потом что-то во мне переменилось. Вместо тянущих перепадов пришла вера в то, что всё действительно получилось. Я видел это во взмахах фиолетовых плавников, в колебаниях тюлевого хвоста. И лишённые век глаза рыбки казались мне теперь не плоскими и лишёнными сознания, а дарующими надежду. Наблюдая за ней, я ощущал, что всё делаю правильно. Два дня пролетели незаметно, и теперь их контуры были чёткими, разделёнными глубоким сном.

Следующее утро было прекрасным. Я чувствовал себя настолько чистым, словно впервые услышал или даже сам изобрёл это слово. Такого не было уже столь давно, и прежняя жизнь казалась мне тем самым дном, на котором любая рыбка станет чёрной. Вспомнив о бутылке на столе, я протёр глаза и подошёл к ней. Моя жизнь переменилась с несколькими ударами сердца. Волшебное тайное чудо, распустив тающий хвост, замерло на месте. Глаза смотрели прямо на меня. Рыбка сдохла.
______________________________________________

Оранжевый свет фонарей согнал голубизну сугробов в грязно-серые тени. Смешиваясь с белёсым табачным дымом, они теряли очертания на моей сетчатке. Допивая из стакана и промахиваясь на пути ко рту, я всё же изловчился и запрокинул голову. На лоб лёг прохладный круг из стекла и замер, поймав равновесие. Теперь я не на дне, но донышко надо мной. А в тарелке рядом с пепельницей - хребет от сушеного полосатика.