Помощница

— Мама, тебе за квартиру нечем платить!

— Знаю, доча, но понимаешь, вчера Раечка звонила и…

— Опять?!! — вскипела Юля.

— Опять, — подтвердила мать и горестно вздохнула.

— Дал же Бог родственников, а! Что они такие непутёвые, да горемычные-то?!

— От сумы, да от тюрьмы не зарекайся, не зря люди говорят, с каждым может случиться. А Бог, он всё видит все наши дела, праведные и неправедные, — тихо сказала мать, осуждающе глядя на дочь.

— Видит, — согласилась Юля. Спорить с матерью было бесполезно.

***

— Юля, привет! Давно не виделись. Как сама, как мама? — обрадованно проговорила Оксана, идя по улице.

Оксана и Юля некоторое время назад работали вместе, жили друг от друга недалеко и были лучшими подругами. После того, как Оксана перешла на другое место работы и, немного позднее, вышла замуж и переехала жить к мужу, общение их стало реже, но не сошло на нет полностью. Подруги переписывались, поздравляли друг друга с праздниками и даже иногда встречались. Правда, в последнее время это было сделать трудно, ведь они теперь жили на разных концах города.

— Привет, Оксана! — ответила Юля.

Подруги обнялись и отправились в ближайшее кафе в котором не раз бывали.

— Я тут вообще случайно оказалась. Приехала квартиру проверить, мы же её сдаём. Ну, ты знаешь, я тебе говорила. Вижу, ты идёшь. Сто лет не виделись! Ну, рассказывай, как у тебя дела? — повторила Оксана, усаживаясь за столик. — Смотри-ка, а медовик тут стал меньше, зато цена увеличилась. И тарелки дизайнерские приобрели, необычные… Ммм… вкусный тортик!

— Ага, вкусно, — согласилась Юля. — Только и правда, дорого. Тем более в моём сейчас положении. Спрашиваешь, как я? Нормально. Вроде. А вроде нет. Точнее я-то нормально, а вот мама…

— Ты говоришь загадками. Мама же у тебя в больнице лежала, когда мы в прошлый раз виделись, вот я и спрашиваю, как у неё дела, поправилась? — сказала Оксана. Она почти доела свой кусочек торта, тогда как Юля свой едва начала.

— А нет никаких загадок. Мама поправилась, да, но её душевное состояние вызывает у меня опасения, и я не знаю, что делать. Понимаешь, после того, как она получила сотрясения мозга и полежала сутки в реанимации у неё в голове что-то щёлкнуло, вот в прямом смысле, и она стала другая…

— Какая другая? — не поняла Оксана.

— Ну, раньше она всегда руководствовалась здравым смыслом. Работала, копила деньги, рационально их использовала и знаешь, в долг не очень любила давать, не то что дарить кому-то безвозмездно. Я ещё шутила, что с неё, где сядешь, там и слезешь.

— Ну да, я помню. Ты ещё рассказывала про каких-то ваших родственников, то ли тётю, то ли дядю, не помню, что они чего-то просили, а мать отказывала…

— Вот! О них речь! О родственниках, — перебила подругу Юля. — Это моя тётя просила, мамина младшая сестра. У неё двое детей: сын и дочь. И оба непутёвые, горемычные… Мама после той травмы стала жутко набожная, купила икон много, псалтырь, книги разные на духовную тему, стала читать, молиться, в церковь ходить, посты соблюдать. Дома в платке ходит. С самого детства не помню, чтобы она платки надевала, а тут… И шепчет всё время что-то и крестится.

— А родственники-то тут при чём? — не поняла Оксана.

— Мама вдруг решила, что нужно им помогать. Вообще всем страждущим помогать, не жалея себя, всё отдавать, рвать последнюю рубашку. Жизнь коротка, мол, надо успеть наделать добрых дел, чтобы отмолить грехи молодости.

— У Галины Васильевны есть грехи? — спросила Оксана, удивившись странной тираде подруги.

— Ну… У кого их нет? Ты же знаешь, что я без отца родилась, вне брака. Я его никогда не видела, не было его в моей жизни. Маме уже тридцать девять лет было, она решила что это последний шанс и родила от женатого мужчины… А до меня вроде как у мамы мог бы быть малыш, от другого мужчины, ну как мужчины, парня молодого, но это давно было, тогда она едва школу окончила, куда рожать? Беременность прервала. Парень маму обманул, жениться обещал. Ну, как обычно. Она мне всё как на духу рассказывала, у нас с ней никогда секретов не было. И вот, кстати, сейчас они появились, секреты. Почему? Потому что мама знает, как я отношусь к тёте Рае и её непутёвым детям. Вот и молчит, как партизан. И помогает, помогает… А те и рады. Тётя Галя же вдруг добрая стала, надо пользоваться! — выложила Юля и отвернулась, чтобы скрыть слёзы. Она смотрела в окно на проезжающие мимо машины и теребила в руке смятую салфетку. Торт её так и лежал на тарелке несъеденный. Оксана молчала.

— Это продолжалось довольно долго и теперь всё зашло очень далеко, — справившись с эмоциями, продолжила Юля. — У мамы долги огромные по коммунальным платежам, сама сидит впроголодь. Я к ней пришла вчера, а у неё пустой холодильник. На плите каша овсяная на воде. Даже масла нет, ни сливочного, ни растительного, сахара тоже нет, только соль. А пенсия следующая ещё не скоро. И я ей деньги переводила. И всё пошло куда? К тёте Рае! А она мне говорит, что сейчас, мол, пост, всё равно есть почти ничего нельзя. И вообще я не о том думаю. Надо молиться и помогать страждущим. И ещё попеняла мне, что мол, потому у нас с мужем ребёнка до сих пор нет, что не соблюдаем ничего, не постимся, не молимся.

Оксана знала, что «детская тема» для подруги больная. Юля долго лечилась, и сама, и муж, только пока результатов нет. Хотя шансы есть и хорошие, только почему-то чудо не происходит. И вот теперь оказывается, мама Юли нашла «причину»…

— Да уж… Только не пойму, что там за дети такие у этой тёти Раи? — спросила Оксана.

— Ой! Ужас ужасный. Сын в тюрьме сидит в третий(!) раз. И всё не виноват он, опять осудили ни за что, так считает Рая, и мама ей верит. А что, говорит, такое сплошь и рядом, хороших людей в тюрьму садют (это тётя Рая так выражается). До того, как мама упала и получила сотрясение, она считала, что Гришу «садют» не просто так. Мы с ней обсуждали это. И она думала совсем по другому. А теперь жалеет этого Гришу. Племянник мается, мол, за зоне, дитя невиновное. Представь, говорит, если бы не дай Бог, у тебя такое с ребенком случилось? Даже плакала как-то при мне. Пойду, сказала, к батюшке, спрошу какой иконе надо молиться, чтобы справедливость восторжествовала. Если надо будет, поедем с Раей в другой город, в монастырь. Я уж молчу, думаю, что справедливость давно восторжествовала, тогда, когда посадили этого Гришу за кражу в магазине. Да и не ребенок он давно, тридцать лет уже мужику.

— А с дочерью что? — спросила Оксана, покачав головой.

— Там вообще тёмная история. Она четыре года назад родила от мужа Славика, любителя горячительных напитков, особенного ребёнка. Этот Славик-то у неё почти всегда в пьяном угаре, за редким исключением (и где она только такое чудо нашла?) и вряд ли от него можно было нормального малыша родить. И ведь знала, врачи говорили, что ребёнок будет таким. Но она решила рожать. Славик денег в дом совсем не приносит, продолжает квасить по чёрному. Живут на жилплощади бабушки, между прочим, и моей тоже, у нас же одна бабушка. Ну да мы не жалуемся, сами с мужем себе квартиру купили. А бабуля завещала свою квартиру Рае, ведь ей нужнее! Бабушки не стало, вот они туда и поселились. Дочка тёти Раисы сидит дома, работать не может — занимается реабилитацией малыша. Но там никаких шансов, он тяжёлый совсем. И что ты думаешь? Она опять беременна!

— Боже! — ужаснулась Оксана.

— Да. Рая звонила, просила у матери деньги. Скоро, говорит, Наденьке рожать, надо покупать коляску, кроватку. Славик опять в запой ушёл, а прежде избил и Наденьку (беременную!) и сына своего особенного. Надо опять кодировать его! Деньги нужны. Помоги, мол, сестра!

— Опять кодировать?

— Да они уже сто раз его кодировали! Не помогает. Только ещё пуще за ними с табуреткой гоняется. Надя даже в больницу из-за него попадала на сохранение, Рая тогда сидела с её малышом целый месяц. И всё мало им. Гнать надо поганой метлой этого Славика, а она от него рожать надумала, это как вообще?! Но красавец, этот Славик, словно звезда! Я фото видела. Правда, уже подрастерял чуток красоту от такой жизни запойной. Видимо сильно эта Наденька в него влюбилась. Всё прощает…

Юля замолчала и всё-таки принялась за свой торт. Оксана сидела, пораженная, переваривая услышанное.

— И что думаешь делать? — наконец спросила она.

— Да что тут сделаешь? Вчера накупила матери продуктов, оплатила гигантский счёт за коммуналку. Теперь буду сама платить. И продукты привозить. Деньги больше переводить не буду, раз всё Раечке идёт и её непутевым детям.

— А мать?

— Мать пусть со своих денег помогает, если хочет. После того, как она ушла с работы доход у неё, конечно, упал. Не то что помогать, самой-то не сильно разбежишься на одну пенсию, а маме уже семьдесят два года, здоровье не то. То лекарства надо, то ещё что. Буду помогать. Только у нас самих не особо много лишних денег. Мы ведь еще за ипотеку платим. Я на её долг по коммуналке все наши запасы ухнула. Теперь, случись что, и взять неоткуда…

***

— Вот так, дочка и вышло. Жду теперь гостей, — сказала как-то Галина Васильевна Юле.

— Что?! Мама, зачем?

— А как я должна была поступить? Рае помочь надо, всё ж родная она мне, не чужая.

— Боже… — сказала Юля и закрыла лицо руками.

Юля приехала к матери как обычно в субботу утром. Привезла продуктов на неделю, кое-что приготовила, помогла убраться. Когда Юля уже собиралась уходить, мать рассказала про то, что сын Раисы, Гриша вернулся из заключения, и совсем не даёт матери житья. На Раису он в сильной обиде, что та не смогла позаботиться о том, чтобы вызволить его, что он маялся полтора года совершенно невиновный по её милости. И теперь с горя будет пить. Сильно.

— Да, так и заявил, — сообщила Галина Васильевна. — И пьёт. Месяц целый не просыхает. И Рая попросилась ко мне жить. С ума, говорит, меня свёл, хоть чуть отдохнуть от него…

Так и поселилась Рая у Галины Васильевны. Сначала робко, несмело в качестве гостя, а потом командовать начала, указывать, как и что следует делать маме Юли. Когда ложиться, когда вставать, что готовить и как убираться. Даже учить начала, как правильно иконы ставить и свечи зажигать, как креститься и как поститься. Сама Рая никогда этим не занималась, но советовать очень любила. Пару раз являлся Григорий, колотил в дверь, кричал, требовал пустить его, угрожал, соседи даже полицию вызывали. А Рая с Галей дверь не открывали, боялись, потому что один раз открыли, и Григорий чуть всю квартиру не разнёс.

— Поломал мои цветы, все горшки на пол сбросил и разбил, фотографии в рамочках, что висели на стене, тоже побросал и растоптал. Иконы мои раскидал. А орал как, будто бесы в него вселились! — рассказывала Галина Васильевна Юле. — Все ему виноваты, что жизнь у него такая. Потом уселся в углу на пол и принялся на гитаре играть и песни горлопанить, блатные какие-то, шансон. Поёт и рыдает, судьбинушку свою горькую оплакивает. Насилу выпроводили его с Раей восвояси. Пришлось дать денег, чтобы ушёл. Ух, я перепугалась, дочка. Таких буйных алко-голиков сроду не видела так близко. Потому больше его и не пускали... Так там другое началось! Надя привезла своего ребёнка. Мам, говорит, надо с ним побыть, муж на вахте, а ей со старшим в реабилитационный центр съездить нужно в другой город. А малышу годик только. Что он тут творил! Орал без матери, как резаный, не ел, не спал. Соседи три раза приходили. Что у вас, Галина Васильевна, за притон дома случился? То пьяные орут, то дети целый день голосят! И пошла я из дома, куда глаза глядят. На улицу пошла. Сил моих больше не было. Во что превратилась моя жизнь, думаю? Жила спокойно, молилась, постилась, читала, отдыхала, а теперь такой вертеп у меня, благодаря сестре. Иду по улице и плачу. Зашла в храм. Стою и опять плачу. А там батюшка знакомый. Вот я ему всё и выложила. А он мне, знаешь что сказал? Не всегда надо помогать и не всем. И уж себе в ущерб точно не надо. Иногда такая помощь, что бездонная бочка. А надо так: первый раз помогаем и объясняем, как нужно поступить в такой ситуации; во второй раз помогаем и даем наказ думать своей головой; в третий раз — отказываем. Сказал, что такая моя помощь не на пользу, а во вред пошла. Эти люди сами не хотят ничего менять, а я им потакаю. Мешаю проходить жизненные уроки, шишки свои набивать мешаю… В общем выгнала я сестру. Всех выгнала. Не приезжайте, говорю ко мне больше. А телефон Раи в чёрный список занесла. Вот так-то, доча.

Наступила тишина в доме у Галины Васильевны. Стала она свою пенсию на себя расходовать. Оказалось, что она у неё не такая уж и маленькая, нормальная пенсия. Тем более что Юля с мужем по-прежнему помогают матери: платят за квартиру и привозят продукты.

— Ну и как там твоя тётя Рая? — спросила как-то Оксана, когда снова увиделась с Юлей.

— А не знаю, как, не общаемся с ними, — махнула рукой Юля. — Главное, что мама больше не сидит впроголодь ради того, чтобы помочь сестре и племянникам. В церковь она всё так же ходит, и платочек носит, но теперь больше о себе заботится. Подорвала, говорит, здоровье своё с этой помощью. Разве так правильно?

— Не правильно! — согласилась Оксана. — Ко всему надо подходить с умом. И сажать на шею несколько взрослых дееспособных людей это уже как-то перебор. Даже если они твои родственники…

Раиса, Гриша и Надя со Славиком Галину Васильевну дружно проклинают за то, что она помогать перестала. И ничего в своей жизни менять не собираются. Просто теперь им пришлось кредитов набрать.

А Юля с мужем ребёнка ждут. Да, чудо всё-таки произошло и они очень счастливы. Галина Васильевна уверена, что это случилось благодаря тому, что она ездила поклониться чудотворной иконе. Только Юле она об этом не говорит и предпочитает свои догадки держать при себе, потому что знает, что дочь, скорее всего не поверит, да это не главное. Главное, что все свои живы, здоровы и счастливы. А чужие пусть сами о себе позаботятся…