Лучшая версия

Сидеть в позе лотоса крайне неудобно. Пятки не хотят заворачиваться кверху, коленные суставы жалуются. Наверное, эти индусы с детства так сидеть учатся. Ничего больше не делают, только ноги себе курочат и благостное выражение лица держат. У Петрова благостное выражение не получалось. Он честно пытался освоить медитацию с целью просветления в уму. Но не постиг. Потому йогу бросил и решил искать контакта с лучшей версией себя другим путем.


Убегал от инфаркта он тоже не долго. Однажды возле торгового центра ему попытался сунуть рекламку аниматор в костюме то ли кролика, то ли годзиллы. Монстр был высотой около двух метров и состоял из осколков стекла. Вероятно, это был всё же пластик, наклеенный на ткань, но сверкало чудовище как не в себя. Петров подумал, что, если бы так выглядел инфаркт, бегунов в городе было бы на порядок больше. Вот только монстр никого не догонял, мирно поджидал у входа. Получается, бежали к нему? А если уж совсем по-взрослому рассуждать, так внутри костюма человек. А инфаркт внутри человека. Тоже никуда не бежит, он просто всегда рядом. И никакие суперкроссовки этого не изменят. Чтобы там ни думал себе Ади Дасслер и все его последователи, вместе взятые.


Ночь была тихой, бледно-сырный полукруг бесстрастно висел над соседней панелькой и постижению дзена принципиально не способствовал. Ныл зуб. Не тот верхний, который нынче сверлили, а почему-то нижний, напротив. Что ж, врач сказал «поболит», Петров не возражал. Трудно, знаете ли, возражать человеку, который запихнул тебе в рот примерно половину своего увесистого кулака и подговаривает напарницу замешать ложечку яду.


Дотопав до холодильника, Петров достал бутылёк с остатками просроченного мараславина, капнул бурую жидкость на ватный диск и осторожно укутал ноющий зуб. Потом снова лёг и стал прислушиваться к своему дыханию, одновременно сосредотачиваясь на ощущениях в разных частях тела. На третьем круге снова сбился и заплутал в сумбурных сюжетах сна.


Снилась Петрову бетонная стена. Он шёл вдоль, а бесконечный бетонный забор скалился уродливыми мордами и нечитабельными буквами граффити на непонятном языке. Граффити были слева, справа и впереди. Петров понял, что оказался в лабиринте, из которого нет выхода.


«Просрали страну, - подумал Петров.  – Надписи на заборах – и те бусурманские, ничего своего не осталось». Звезды над его головой сложились в хрестоматийное «Эх, Вася…». Но Петров головы не поднял, и надпись исчезла. Зато на размалёванной яркими красками стене обнаружились родные буквы, простенькие, худенькие, до боли знакомые: «Здесь был Вася». Год и город указаны не были, но Петров всё равно встрепенулся и заоглядывался. Ведь это совершенно точно был знак! Он на верном пути. Как бы то ни было, он на верном пути.


Следующий знак поджидал за поворотом. Разумеется, это не был левитирующий йогин в оранжевой тоге, с патлами и третьим глазом во лбу. Петров даже усмехнулся от внезапной мысли, что йоги нашей широты – это те самые в кепках, с семками, зависшие в кортосане. Тоже, между прочим, неудобно без подготовки. Сколько нормальный человек может просидеть на корточках, чтобы ноги не затекли? А потом резко встать? То-то же. В смысле, знай наших. Тоже не лыком шиты.


Но гопников в лабиринте не было. Был здоровенный рыжий котяра в позе «хоба», старательно вылизывающий подхвостье. «Васька! – позвал Петров, - кыс-кыс-кыс». На душе у него стало тепло. Потому что кота правильно звать Васькой, кто ж не знает? Кот – Васька, кошка – Муська. А не вот это вот всё.


Кот не разделил тёплого петровского чувства и сорвался с места как скотина бешеная, только пушистые штаны мелькнули. «Васька, Васечкин, кс-кс». Петров дошел до следующего поворота. Кот исчез. На стене висел бумажный листок: чья-то шариковая ручка обещала ключ под ковриком. Коврика, разумеется, не было. Петров досадливо стукнул кулаком по стене – и вдруг, повинуясь странному чувству, воспроизвел секретное «для своих»: тук-туктуктук-тук. Часть бетона стала дверью и отворилась внутрь.


Внутри оказалась небольшая комната. На письменном столе сидел мальчик в школьной форме. Он смотрел на Петрова серьёзно, даже сурово. И молчал. Наверное, осуждающе.


- Я не стал космонавтом, - глухо произнес Петров. Он и сам не понял, почему так сказал. Он не собирался всерьёз в космонавты. Зато собирался много чего другого, что не сложилось в силу глобальных перемен и многих отягчающих обстоятельств. Не было смысла перечислять, одной этой фразой он как будто всё разом и пояснил. Наверное.


- Ты не стал мерзавцем. Пошли. - Васечкин спрыгнул со стола и увлёк Петрова за собой.


Они шли по заросшему травой пустырю среди угасающего лета и болтали без умолку.
- Понимаешь, - пытался объяснить Васечкин, - я ведь только проект. Чертёж, пакет документов, формула. Ты ведь любил математику. Помнишь, что такое красота формулы?


Петров помнил это чувство математической безупречности, похожее на восторг. Оно вдохновляло.


- Но если в формулу подставить начальные и граничные условия, она видоизменяется, - продолжал Васечкин.


Петров попытался вспомнить, как подставить в формулу условия – и не смог. Это было обидно.


- Да, ты же не пошел в науку. Ну ладно, на производстве ещё лучше знают: гладко было на бумаге. Теория хороша, но практика – мерило истины. А практика – это ты. Я – корабль в проекте, а тебя спустили на воду. Это ты проходил сквозь штили и шторма, это твои борта обросли ракушками, и пескоструйный аппарат очищает их в порту до блеска. Ты живешь эту жизнь, подтверждая и опровергая расчеты. Ты набираешь опыт, который пригодится дальше – всем. И потому ты – лучшая версия меня. Понимаешь? Ты. А не наоборот.


Васечкин остановился, будто собираясь сказать нечто особенно важное.


- Здорово, что ты пришёл. Ты заходи иногда, ладно? Я ведь как инфаркт: тоже всегда рядом.


И Васечкин засмеялся. И Петров тоже засмеялся. Заливисто, по-мальчишески звонко. Потом они еще вроде дурачились, может даже летали. Наверное. Петров не мог бы сказать точно, потому что проснулся.


Небо светлело, зуб затих и не беспокоил. Петров лежал с открытыми глазами и улыбался. Потом шепнул кому-то в пространство: «Я тоже рядом». Забил на утреннюю гимнастику и перешел к водным процедурам.