Бабай. Зимние воспоминания

ЧАСТЬ 1
Лес зимой в окрестностях деревни сказочный. Волшебством веет повсюду. Тишина очаровывает. Лес скован зимним сном.
Деревья все принарядились в белые меха, стоят величаво и таинственно.
Зимняя дорогая всегда особенная. Добираешься на машине до Космаково, там у знакомых оставляешь ее на выходные, пешком переходишь речку, а на другом берегу ждет Бабай Ибрагим с верной лошадкой Гнедко , запряженной санями.
Еще с этого берега мы видим как валит пар из ноздрей лошади, которая бьет копытом по мягкому снегу, фырчит, будто говоря нам: "Эй, вы! Пошевеливайтесь! Устал вас ждать, пора домой, ваша бабушка уже напекла кякяши (это шаньги с картофелем по-татарски)".
По протоптанной на реке дорожке мы гуськом идем через речку, след в след. Мужчины несут тяжелые сумки с гостинцами, а мы- дети в цигейковых шубках, перемотанные платками из козьего пуха, в валенках мельтишим, не отставая от взрослых.
Пока идем видим только следы перед собой, торопимся, чтобы не упасть и не отстать.
Река преодолена. Все собираются вокруг саней, приветствуют в низком поклоне и крепком рукопожатии Бабая, потом укладывают в сани сумки.
Сани деревянные, сделанные деревенским мастером Гатау бабаем, уложены сеном. Сверху сена расстелен огромный тулуп из овечьей шкуры. Маленьких усаживают в сани, сверху накрывают другой дохой (тулупом) так, что торчат только маленькие носики.
До деревни километров 5 по зимней дороге. Но это самая чудная дорога из всех , что мне приходилось совершать в течение жизни.
Лошадь трогается не спеша, слушается Бабая беспрекословно , чувствуя каждое его движение и слово.
Тепло начинает разливаться по всему телу от овечьих шуб, в которые нас укутали взрослые, да еще сидим мы в санках прижавшись друг к другу.
Дорога белая-белая, как чистый лист бумаги, на котором расчерчены едва заметные полоски от саней.
Над дорогой склоняются могучие деревья , как воины зимнего царя. Они еще думают пропустить или не пропустить сани дальше. Но воины лесные не могут устоять над курносиками и озорными, удивленными глазами детворы и пропускают нас в лес.
Тонкая ниточка дороги окружена со всех сторон вековыми лесами. Мачтовые сосны подпирают небо своими зелеными макушками. Березы, в белых шубках водят вокруг нас зимние, кружевные хороводы. А рябины озаряют белый лес огоньками ягодного пламени.
Лошадка набирает ход, снег летит из-под копыт, картинки сменяют одна другую, мы- дети, сидим не шелохнувшись, боимся спугнуть эту величественную красоту.
Каждый уголок леса хранит свою загадку. Вот следы косого, то ли от лисы убегал трусишка, то ли просто бегал в поисках корма.
Ой! А вот с рябины ягоды взметнулись ввысь. Это не ягоды, это снегири испугались шума и прервали свою трапезу.
В полной тишине слышим стук. Это дятел стучит по сухому дереву в поисках пропитания.
И вот наши маленькие носики чувствуют деревню! Совсем чуть-чуть осталось ехать. Глаза еще видят только зимний лес и дорогу, а носики чувствуют запах дыма , поднимающегося белым столбом к нему от печных труб.
ЧАСТЬ 2
 У ворот нас встречает Эби в ярком татарском зеленом платке с красными цветами. Обнимает нас своими мягкими руками всех по очереди, нежно постукивая по спинкам. "Мои золотые ордочки приехали!" - говорит она.  Снег под ногами хрустит, мороз кусает за щечки и мы торопимся в дом.
На крылечке в углу зимой всегда стоял ивовый веник, ветками вверх. Специальный веник для чистки валенок от снега. Мы по очереди брали веник в руку, сметали им снег с валенок и заходили дальше в дом.
Между сенями и домом были огромные, массивные двери, защищавшие дом от холода. Зайдя в дом,  мы ощутили обжигающее тепло, которое исходило от большой печки, и неповторимый запах хлеба и татарских пирогов.
Валенки отправились сушится на печку, мы сбросили свои одежды и как воробышки на жердочки, уселись на деревянные лавки вокруг овального деревянного стола.
Центральное место за столом занимал самовар. Он как старый дед пыхтел, кряхтел, ворчал, испуская едкий дым. Молодился перед нами, искрясь боками, будто подмигивая. На столе уже стояли ароматный мед, моченая кисло-сладкая брусника, комковой сахар.
Бабушка в длинном платье в мелкий цветочек с закатанными рукавами, в ситцевом платочке, под которым аккуратно заплетены две косички из седых волос, уже суетилась за печкой. Почмак (угол по -татарски) - это ее тайное царство казанков, калаев (железные листы), табагач (сковородок), иляк (сито), чумеч (ковш), пычаг (ножи). Перед началом трапезы все вместе произнесли: «Бисмиллах арра хман аррахим». Эби вынесла из-за печки зур таба (большую тарелку) с горячими с пылу с жару шаньгами (кякяш по - татарски у мишар) и поставила в центр стола. Мы не торопились взять горячие шаньги, потому что знали, что есть еще одно волшебное действо. Эби ходила от печки к столу и от стола к печке будто приплясывала, припевая очень знакомую мелодию. И вот она снова растворилась за занавеской (пярдя), что разделяла ее почмак от всей комнаты. Появилась вскоре с глубокой чашкой , в которой было растоплено топленое масло. Мы терпеливо ждали, глотая слюни. Со всей своей щедростью Эби полила шаньги топленым растопленным маслом. Еще несколько секунд.
Ждем пока масло пропитает кякяши и только потом их можно брать. Первыми к трапезе за столом приступали мужчины, потом женщины и в последнюю очередь дети.
Однажды, повзрослев я осмелела и спросила у Бабая, почему в русских семьях говорят, что все лучшее детям, а в татарских семьях- детям все в последнюю очередь. Бабай выдержал долгую паузу, заставив меня поволноваться, потом глядя мне прямо в глаза сказал: "У детей вся жизнь впереди, у них еще будет в жизни много вкусных кусков, а вот для стариков этот кусок может быть последним". А потом добавил: "Ты ведь тоже состаришься доченька и тогда твои дети и внуки за столом самый вкусный кусок будут сначала предлагать тебе." (Бабай, дулкынланып, озак кына с;зсез торды, аннары к;зем; туп-туры карап торды да айтте: «Балаларны; тормышы алда, тормышларында т;мле кис;кл;р к;п булыр ;ле, ; мен; картлар ;чен бу кис;к со;гы булыр мемкин,- диде. Аннары ;ст;п куйды: "Син д; картаясы; бит, кызым, аннары сине; балалары; ;;м оныклары; ;ст;л янында и; т;мле кис;кне си;а т;къдим ит;ч;кл;р").
Эби всегда сидела у самовара. Заваривала чай с травами в железный заварник, который ставила на корону самовара. Больше всего мы любили с матрюшкой (душицей). Аромат счастливого детства, аромат бесконечной нежности, аромат безграничной любви.
Пузатый самовар продолжал нам подмигивать и тихонько шептать: "Давай еще по чашечке!!!!" Ну как откажешь старику.

ЧАСТЬ 3

Зимой деревенская тишина приводит в оторопь. Выбегаешь на улицу и сразу зажмуриваешь крепко глаза от ослепляющего зимнего солнца, каждый лучик которого отражается на белой снежной простыне, укрывшей всю землю, а в ушах стоит морозный звон от оглушающей тишины. Нет весенней суеты посевной, шума тракторов, летней суматохи заготовки сена, сбора ягод, грибов, осенней торопливости уборки урожая (надо успеть до первого снега).
Зимой деревня  вся укрыта  снежным одеялом: дома, баньки, сараи, телеги, деревья, кустарники,  дороги, она  спит крепким зимним сном, набирается сил, строит планы. Озеро в это время становится кипельно- белым. Ак куль-белое озеро. Сто лет назад основатели деревни,  увидев свое озеро впервые зимой,  воскликнули: Ак куль!!!. Вот уже более ста лет деревенские  называют это место не Дулепино, а Ак куль. Ак куль- белое озеро. Ак куль- это жизнь с чистого листа. Деревенские знают, что только от тебя самого зависит что ты напишешь на этом белом листе своей жизни, какие радостями и счастливыми минутами наполнишь этот чистый лист жизни. Для тех, кто приехал в эти места из далекого Поволжья более ста лет назад - это была жизнь с чистого листа у берегов красивого и щедрого озера, Ак куль для всех переселенцев и многих поколений потомков стал озером надежды- надежды на  более сытную, добрую, счастливую жизнь.
Вся деревня - это одна большая улица: Югар оч, тубян оч (верхний и нижние концы деревни). Поваляться в пушистом,  как перина,  снегу, покататься на самодельных деревянных санках (Гатау бабай мастерил санки без единого гвоздя) - вот они радости городских детей, приехавших погостить к Эби.  Даже воздух зимой замирает, не колыхнется, и только дым из печных труб ровными столбами поднимается ввысь. Дети прибегают с мороза домой только тогда, когда штаны с начесом и варежки уже стоят колом, а щеки алеют, как январские зарницы. Огромная деревенская печь обдает жаром лица детей, прибежавших с улицы.  На печку  отправляются и валенки, и штаны, и варежки, и шубки. Нос щекочат самые вкусные ароматы домашнего хлеба и нехитрой домашней еды. Одно из любимых блюд Эби- это закрытый пирог с карасями.  Это даже и не пирог , а скорее второе блюдо, приготовленное в остатках хлебного теста.  На калай (калай- это железный лист , на котором пекли пироги) бабушка распределяла щедрым слоем остатки теста, замешенного для хлеба, плотными рядами укладывала почищенные караси с головами, хвостами, солила, перчила, добавляла щедро лаврового листа, закрывала пирог остатками теста и отправляла его в печь томиться. Чаще всего она это делала либо в ночь,  чтобы накормить нас утром или рано утром, чтобы подать пирог к обеду. Караси в деревне царские, огромные, жирные, всегда с икрой. Дедушка ловил их мешками. В тесте за ночь в карасях даже не оставалось костей, они растворялись от печного жара. Мы как воробышки усаживались на скамью у стола, бабушка выносила пирог, огромным острым ножом разрезала верх от пирога, обнажая рыбу. Верхняя корочка пирога служила для нас и хлебом и тарелкой одновременно. Караси уплывали в наши животики мгновенно, растворялись незаметно. Все ждали нижней части пирога, пропитанной неповторимыми ароматами свежевыловленных карасей, поджаренной до хрустящей корочки в печке. От хруста нижней части пирога в ушах звучала музыка и  разливался океан гастрономического счастья: безбрежный, удивительный, ни с чем не сравнимый. Волна удовольствия накатывала одна за другой, поднимая нас на вершину вкуса жизни. А потом также тихонько отпускала до состояния полного блаженства. В это мгновение жизнь  останавливалась на паузу, чтобы сохранить в нашей памяти ощущение чуда, счастья, полета, безмятежности, тепла.

ЧАСТЬ 4
Бабай.
У каждой маленькой девочки с детства формируется собирательный образ идеального мужчины, который она потом подсознательно ищет по жизни. Один из таких образов- образ моего дедушки- бабая по татарски. Красивый мужской профиль, волевой подбородок, правильные черты лица, темные, как смоль, волосы, и небесно- голубые глубокие выразительные глаза. Высокий, под два метра ростом, стройный, всегда подтянутый, очень мужественный, сдержанный, неразговорчивый. Огромные, теплые и мягкие руки. Когда он нас обнимал, а делал он это крайне редко, казалось, что ты тонешь в его объятиях. Натруженные руки, но при этом с художественными и длинными пальцами, как у пианиста. В его руках была скрыта сила и мощь всего мира.


Я его помню в том возрасте, про который говорят "глубоко за". Но даже в преклонном возрасте Ибрагим Хасанович Хасанов выглядел как герой любимого приключенческого фильма: мужественный, надежный и таинственный. Характер у деда был крутой, настоящий, мужской. Он мало говорил, но очень много делал. Делал все для своей семьи, в которой было 10 детей. Семья была зажиточной, никогда не бедствовала. Про такие семьи говорили "ризекле" (с едой). А бабай нам говорил: Стыдно быть бедным, когда ты здоровый и неглупый. Бабай был человеком глубоко верующим, закончил медресе в соседней деревне Новоатьялово. Вера давала ему силы и стойкость в непростых жизненных ситуациях. Утром мы неспешно просыпались от бархатного, негромкого, и очень пронзительного голоса бабая. Он читал утренний намаз. Мы слушали суры из Корана с замиранием сердца. Когда бабай читал коран мы боялись пошевелиться, чтобы не нарушить это неведомое нам тогда таинство разговора со Всевышним.
Бабай был великолепным рассказчиком. Очень любил после работы, за общим вечерним столом поговорить с сыновьями и зятьями о жизни. Его речи были наполнены мудростью целых поколений ... Зимой и его жизнь менялась и приобретала размеренный ход. Вот он сидит у теплой печки, в коротких валенках с "козьей ножкой" (самокруткой) в зубах. Дымит как паровоз. Думает о своем. Помню этот ядреный, чуть сладковатый запах махорки. Не люблю запах сигарет, запах дыма сигарет, а вот запах дедушкиной махорки и дыма, клубящегося кольцами по всей комнате, вспоминаю с какой-то особой теплотой. В передней комнате под потолком были палати (сяндря баше). К этим палатям всегда были прикреплены зимой сети. Бабай всегда их чинил , латал долгими зимними вечерами. Со стороны казалось, что он решает сложную шахматную партию или колдует. Именно в эти сети потом ловилась рыбка и маленькая и большая для рыбного пирога.


Рано утром бабай расчищал снег во дворе, потом запрягал своего Гнедко в сани, на которых стояла бочка для воды. Спускался к озеру, к проруби, расчищал над прорубью снег, топором колол лед , намерзший за ночь, а потом ведрами набирал бочку. Мы цеплялись за бочку, поставив ноги на полозья от саней . Варежки примерзали к мокрой бочке, но нас это не пугало. Руки Бабая и зимой и летом были заняты делом. Если его руки не разбирали сети, то чинили валенки. Бабай чинил валенки, подшивал подошву, делал кожаные «запятники». Заношенные с заплатами, с короткими голенищами (обрезанцы) валенки домашние использовали для работы дома. В высоких валенках ходили по сугробам, надевали в дорогу, в них катались с горок, носили воду из проруби. Для того чтобы избежать намокания валенок, в слякотную погоду сверху надевали галоши. А еще зимой Бабай делал кузовки из бересты. Грубые, большие, с ремнями , чтобы можно было носить как рюкзак на спине. В таких кузовках не мялись ни грибы, ни ягоды.
Зимой в деревне темнеет  очень рано. Набегавшись на улице, накатавшись с горки на деревянных санках , наигравшись в снежки, уже затемно мы возвращались в дом, согретый теплом русской печки и любовью наших любимых эби и бабая. Они  уже нас ждали. Бабай,   как всегда сидел возле печки, прислонившись спиной к горячим кирпичам. Почти не разговаривал. Нам было достаточно его взгляда, чтобы понять что нам делать и куда бежать. Эби всегда хлопотала у печки в ситцевом длинном платье, с закатанными рукавами, в переднике и красном татарском платочке.
На столе дымился самовар. Уже в дверях  мы чувствовали запах свежезаваренной мятрушки (душицы). Чай с мятрушкой для меня самый татарский из всех татарских. Душицу заготавливали в летний сезон по многу. Связывали в пучки, подвешивали под навесами и сушили. Бабушка насыпала в чайник щедро черного чая и добавляла небольшие соцветия душицы. Аромат разносился по всему дому, щекотал носики - курносики детей и призывал к столу. На столе нас уже ждали теплые румяные  булочки, только испеченные в печи, смазанные сливочным маслом.
Всю одежду с улицы мы отправляли сушиться на печку, сами одевались в домашнее и бежали к столу, к самовару ,к булочкам. Булочки  пышные, как пух. Вкус бесподобный, когда остужая их дыханием, дуешь на них  и обжигаясь, всё равно пытаешься съесть эту вкуснятину.
А еще на стол ставили сладкие сливки, или сметану, или масло.
Мы макали булочки в сливки и боясь потерять сливки по пути , быстро отправляли их в рот. Или  намазывали на булочку масло, посыпали сверху сахарком и ели , причмокивая. Это были самые вкусные пирожные из нашего детства. Наливала бабушка нам чай в "губастые граненные стаканы" . Мы держали их за толстый край, обжигались, но все равно отхлебывали вкусный,  ароматный чай.
Булочки на столе испарялись мгновенно, как осенняя  утренняя дымка. От чая, булочек, сливок тело наполнялось негой, щеки с мороза горели алым цветом, и мы начинали пыхтеть, как самовар,  от удовольствия  и наслаждения. А перед самым сном наступало самое волшебное время с бабушкой. Она нас укладывала в теплые постели, каждого обнимала и хлопала нежно по спине, а потом начинала рассказывать сказку.
Борын-борын заманда, к;;; команда, ;би-бабай тумас борын, ;ти бел;н ик;; ген; торган чагында, бар иде, ди, бер карт бел;н карчык. Аларны; балалары юк иде, шу;ар кайгылары бик зур иде, ди.
Бер заман болар ис;пл;дел;р, уйладылар да камырдан бер бала сыны ясап куйдылар, ди. ;би чыгып китте сыер саварга, бабай чыгып китте, ди, утын ярырга.
Керс;л;р, исл;ре китте, акыллары таралды: камыр сыны, малай булып,к;ж; б;тил;ре бел;н чабышып уйнап й;ри, ди.
Камыр малай т;н ;с;, к;н;с;, ай ;с;сен к;н ;с;, ел ;с;сен ай ;с;, ди. Бабай ясап бирде, ди, мо;а шартаяк. Малай бер таянган иде, ди, шартаяк шартитеп сынды, ди. Т;шеп китте, ди, бабай тимерчег;, ясатты, ди, мо;а тимер шартаяк. Малай берк;нне урамга чыга — бер малайны; аягын сындырып кер;. Икенче к;нне чыга — икенче малайны; муенын сындырып кер;, ди.
Шуннан со; авыл халкы ;ыелып бабайга ;йт;л;р:
— Малае; малай т;сле т;гел, балаларны имг;теп бетер;, тел;с;; кая куй! — дил;р.
Чыгып кит;, ди, малай д;нья гиз;рг;. Ай кит;, ел кит;, бер саплам ;ир кит;. Барып кер;, ди, бу бер карурманга. Очрый мо;а аягын тышаулаган бер кеше.
Эби не успевала рассказать сказку до конца, мы засыпали мгновенно. Спали сладко, самым чудным и крепким сном, который бывает только в детстве. Нам снились волшебные сны, которые потом становились явью в доме бабушки и дедушки.