4-2. Сага 1. Глава 3. Русский с германцами...

  РУССКИЙ  С  ГЕРМАНЦЕМ   БРАТЬЯ   НАВЕК ?
       Вопреки  возможному  предположению  читателя  дальше  речь  пойдёт  вовсе  не  о  так  называемом  «братании»  солдат  противостоящих  армий,    ставшем  распространённым  явлением  на  фронтах  в  последний  период   войны. 
     К  январю  1918  года  Беларусь  (почти  вся  или  только  её  западная  часть?)   и  Случчина  в  частности   находилась  под  оккупацией  германской  армии  и  оказалась  в  роли   пирога,  который  предстояло  делить  в  будущем  между  воюющими  сторонами  в  тех  или  иных  соотношениях  в  зависимости  от    военных  успехов  сторон,  будь  то  полное  поражение   или  полная  победа.  Сами  по  себе  оккупированные  территории  на  тот  момент  не  очень-то  были  и  нужны  немцам,  ибо  они  чувствовали ,  что  надолго   им  здесь  уже   не  удержаться,  но  в  угаре  войны  они  продолжали  силой   оружия  захватывать  всё  новые  и  новые   районы,  чтобы  потом   как  можно   дольше  торговаться  из-за  территорий,  выговаривая  себе  более  выгодные  условия  мира.  Такие  партнёры  по  переговорам   были  «удобны»  и  большевикам,  которые  могли  держаться  у  власти,   лишь   отдавая   или  распродавая  то  единственное,  чем  они  на  сегодня  «располагали»,  -  обширные  территории   не  ими  собранной  за  многие  века  империи.
          Поскольку  оккупанты  ввиду  общей  картины  на  фронтах  не  собирались  задерживаться  в  Беларуси  слишком  надолго,   то  и  отношение  их  к  местному  населению  не  выглядело  слишком  уж  строгим  или,  тем  более,  категоричным.  Но,  будучи немцами,  они,  конечно  же,   всё  равно  не  могли  удержаться    и  не  установить  на  новых  территориях  свой  пресловутый  Ordnung.  Вот  во  что  это  выливалось  на  практике.               
      По  заведённым  немцами  порядкам  местным  крестьянам  запрещалось  беспрепятственно  пользоваться  различными  общими   угодьями  без  специального  на  то  разрешения,  к  чему  они  прежде  привыкли.  А  со  своего  собственного  надела  далеко  не  все  хозяйственные  нужды  можно  справить:  взять  хотя  бы  те  же  дрова  или,  положим,  «лес»  на  строительство.  Да  мало  ли   ещё  какие  надобности  могут  неожиданно  возникнуть  в  мужицком  «многопрофильном», то  есть  почти  натуральном  хозяйстве.
.  Так  что  на  все  строжайшие  и  многочисленные  запреты  немецкой  оккупационной  администрации   мужики,  что  называется,  «клали  с  прибором»,  т. е.  не  то  что  не  выполняли  их  должным  образом,   а  просто-напросто  не  замечали ,  не  обращали  на  них  ни  малейшего  внимания.  Как  это   вообще   возможно,  спросите  вы?   Ведь  немцы,  ведь  власть,    ведь  порядок?  А  про  Иванушку-дурачка  вы  разве  не  знаете?  Он  тоже  немало  значит…
      Едет,  скажем,  мужик  «на  калёсах»  (на  телеге  то  есть)  и  явно  направляется  к  лесу,   куда  въезд  строжайше  запрещён  и    на  «посещение»  которого   уже  требуется  специальное  немецкое  разрешение.  Выставленный  на  дороге  немецкий  солдат-часовой   окликает  его,  сообщая  по-немецки,  что  это,  мол,  строго  запрещено,  поворачивай,  дескать,  назад   да  поживее,  и  для  пущей  убедительности  снимает  с  ремня  винтовку.  Ничего   не  понимающий  по-немецки  и  делающий  вид,  что  вообще  не  разумеет,  в  чем,  собственно,   дело,  мужик  рад  тому,  что  именно  так  может  повернуть  всю  ситуацию,  и  потому  без  всякого  чувства  собственной  вины  и,  тем  более,  без  малейшего  испуга,  но,  напротив,    даже  весело  как-то,  радостно,  а  на  самом  деле  издевательски-вызывающе   громко  «откликается»:  «Да  поцелуй  ты  меня  в  сраку!»    Недоумевающий  страж,  конечно,  ни  черта  не  понимает  в  этом  варварском  наречии,  но,  слыша  бодрый,  громкий,  уверенный  и,  как  ему  представляется,  вполне  дружелюбный  ответ,  по-видимому,  решает,  что  всё  в  порядке,  что,  возможно,  есть  какие-то  новые,  неизвестные  ему  обстоятельства  и  ещё  какие-то  решения   начальства,  что  тем  самым  проблема  как-то  решена   и  инцидент  исчерпан.  Он  снова  цепляет  винтовку  за  спину,  но  поскольку  ещё  некоторые  сомнения  не  вполне  рассеяны,    он  всё  же  на  всякий  случай  переспрашивает  продолжающего  свои  выкрики  мужика: «Was?  Was?»   Мужик  слышит  это  вопрошающее  «вас?  вас?»,  он  доволен,  что  «шутка»  удалась,  и  с  готовностью  «подтверждает»:  «А  кого  ж  ещё,  дурень?  Конечно,  меня!  Меня-яяя!» 
      Неизвестно,  что  именно  улавливает  в  слышимом  немецкое  ухо;  может  быть  в  последнем  протяжном   «-яяя!»  ему  слышится  желаемое,  утвердительно-утешительное    «ja!  ja!»,  и   немец  считает,  что  дело  таким  образом  окончательно  улажено,  поэтому  он   удовлетворённо  кивает  головой  и   покровительственным жестом  показывает,  что  он,  мол,  тоже  не  лыком  шит  и  вполне  способен  быстро  разобраться,  что  к  чему.  Он  машет  мужику  рукой:   мол,  ладно!  валяй  проезжай!   да  не  забывай,  мол,  мою  доброту,  но  в  следующий  раз,  дескать,  спуску  тебе   уже  не будет…
  Вот  приблизительно  так,  в  таких  соотношениях   взаимного  непонимания  и  неуважения,  но  тем  не  менее  к  обоюдному  если  не  к  удовольствию,  то  к  какому-то  временному  и   призрачному   удовлетворению  сходятся  и  расходятся  эти  два  мира  - безалаберно-стихийный  мир  славян  и  жёстко  упорядоченный  мир  немецкий.  Всегда  бы  так!  Но  такое,  понятно,  бывает  возможно  только  до  поры  до  времени.
                Почти  весь  1918-й  год  Наум  проводит  в  родных  Варковичах  рядом «с  отцом  на  сельском  хозяйстве»,  как  это  зафиксировано  в  протоколах  допросов  более  позднего  времени.  Вроде  бы  «мечи  перекованы  на  орала»,  и  всё  вокруг  возвращается  к  мирной жизни. Но  истинной  радости  как  не  было  так  и  нет:  настоящее  удручает,  завтрашнее  неопределённо,  будущее  ещё  более  зыбко.  Есть  иноземные  оккупанты,  своей  власти – ни  царской,  ни  мужицкой -  вовсе  нет,  зато  под  боком  уже  вовсю  распоясались  большевицкие  комиссары  -  того  и  гляди  завтра  будут  здесь.    Но  страхи  страхами,  а  жизнь  продолжается:  как  говорится,  помирать  собирайся,  а  жито  всё  равно  сей.  Такова  уж  мужицкая  доля!  Да  и  чем,  собственно,  она  хуже,  чем  все  другие?  Ведь  земля  от  поклонов  ей  родит  и  питает.  Так,  в  мужицких  заботах  и  хозяйственных  хлопотах,  незаметно  проходит  день  за  днем,  неделя  за  неделей…  А  оккупация?  Ну  и  что,  что  оккупация?  Крестьянское  дело  -  пахать  да  сеять!   При  царе,  без  царя,  при  немцах  или  без  них:  хлеб  на  столе  всё  равно  необходим  каждый  день…
        Чтобы  вынесенный  в  заголовок  вопрос  не  выглядел  совсем  уж  риторическим  и  не  остался  без  ответа,  надо  заметить,  что  ещё    какую-то  тысячу  лет   назад,  германские  и  славянские  племена  жили  рядом  в  непосредственном  и  тесном  соседстве.  А  между  соседями  всякое  бывает,  пока  они  окончательно  не  привыкнут  друг   к  другу. К  тому  времени,  когда  они  как-то    распределились  по  европейской  территории,  они  ещё  не  успели  натешиться  друг  другом.  Может  быть,  именно  поэтому  время  от   времени  у  них  возникает  потребность  опять  сойтись  для  «выяснения  отношений».  Именно  на  эту  мысль   наводят  события  новейшей  истории,  в  ходе  которой  в  частности  немцы  и  русские  стали  вроде  как  кровными  братьями.  Если  судить  по  количеству  взаимно  ими  пролитой  крови...