4-12. Сага 1. Глава 4. Наконец-то дома!

                НАКОНЕЦ-ТО      ДОМА!      
           Так  закончились  своеобразные  «эммиграция»  и  «реэммиграция»  Наума   Маглыша.  После  относительно  благополучного (т.е.  не  нелегального,  хоть  и  не вполне  законного)  пересечения   тогдашней государственной  границы  в  районе   населённого  пункта  Негорелое (ближайшая  ж.д. станция  Койданово)  в  составе  группы  бывших  военнопленных  Наум  Маглыш  нашёл  вполне  резонным  зарегистрироваться   во  Временной   комиссии  по учёту военнопленных  в  Минске.  Благодаря  этой  неизощрённой  хитрости  к  августу  он  уже  получил  от  неё  вполне  официальные  документы  и  совершенно  легализовался,  устранив  какие-либо  основания  для  подозрений   относительно  его  появления  в  поле  юрисдикции  БССР. Надо  полагать,  что  это  время  -  август-октябрь  1921  года  -   он  обретался  в  основном  в  родной  деревне  Варковичи  на  отцовском  хозяйстве.
           Правда,  в  какой-то  промежуток  времени  наведался  ещё  в  Волковщину,  где  учительствовал  пару  лет  назад,  но  теперь  уже  не  по  делам  службы  (в  те   годы  учителя  не  «работали»,  а  именно  «служили»,  потому  и  считались  «служащими»  по  своему  социальному  положению),  а  по  сугубо  личному  делу:  чтобы  жениться  на  когда-то  приглянувшейся  ему  в  дер.  Стаи  молоденькой  учительнице  Жене  Бакштаевой.
           Семья  Исидора  Фомича  Бакштаева  жила  в  то  время  в  дер.  Литовск  (Примечательно,  что  на  территории  Беларуси  существовало  много  поселений  с  названиями  такого  же  корня).  Препятствий  ни  со  стороны  самой  избранницы,  ни  со  стороны  её  родителей  (разумеется,  прежде  всего  со  стороны  её  отца,  человека  по  нраву  хотя  и  мягкого,  но  в  своей  семье  обладавшего  абсолютной  властью) не  было  никаких.  Неизвестно,  принимались  ли  при  этом    в  расчёт  мнения  других  членов  семьи:  скромной  и  тихой  жены  его  Прасковьи,   старших   трёх  братьев  и  двух  старших  сестёр. 
         Скорее  всего  нет,  потому  что  все  они  уже  «отделились»,  да  и  жили  на  большем  или  мненьшем  отдалении  от  места  основных  событий  -  дер.  Литовск,  где  «при  царе»   Исидор  Бакштаев  служил  «сидельцем»   в  «монопольной»  лавке.  Теперь  же,  надо  полагать,  его  социальный  статус   несколько  понизился  и  он  вполне  сравнялся  по  нему  с  основной  «мужицкой»  массой.   Но  нет,  говорят,  худа  без  добра:  теперь  к  нему  не  могло  быть  никаких  классовых  претензий  - ни    социальных,   ни  имущественных,  так  как  он  очевидно    и  окончательно  порвал  с  классом  эксплуататоров  и  мироедов  и  был теперь  обычный  крестьянин,  разве  что  не  слишком  уже  обременённый  к  тому  времени  семью  своими  детьми.        Теперь  вот  пришло  время  выдать   замуж  Женю,  и  «непристренной»  оставалась  (бы)  только  самая  младшенькая  Валя,  готовившаяся,  как  и  три  её  сестры,  стать  учительницей.
          А   этот  учитель  со  Случчины  -  вполне  подходящая  партия  для  Жени.  По  нынешним  нелёгким  временам  о  лучшей  и  думать  не  приходится:   хотя  из  своих  же  происходит,  из  крестьян,  но «образованный»,  и  ничего,  что  бывший  царский  офицер,  но  ведь  зато  и  с  профессией  -  учитель;  и  не  мальчик  какой-нибудь,  но  муж  зрелый, уже  близок  к  28-ми  годам.  А  разница  в  возрасте  между   невестой  и  женихом  как  раз  самая  подходящая:  как  говорится,  невеста  родится,  а  жених  на  конь  садится.  В  общем, по  всем  статьям  -  чем  не  супруг.  Так   что  благославляем  тебя,  доченька:  вот  дом,  а  вот  и  порог.
         Думаю,  что  никакой  свадьбы  («вяселля»),  равно  как  и  венчания  в  церкви  не  устраивали:  первой  -  по  причине  скудости  тогдашнего  житья-бытья,  а  второго  не  приветствовала  уже  советская   «мода»,  по  которой  «образованные»  непременно    должны  быть  и  безбожны.  Науму-то  хоть  бы  хны,  поскольку  он,  можно  сказать,  потомственный  атеист,  а  Жене  с  этим  смириться  было  нелегко:  ведь  она  выросла  в  религиозной  и  богобоязненной  семье,  где  строго  соблюдались  все  православные  христианские  традиции. 
         Короче  говоря,  какой-то  секретарь   какого-то  «совета»  или  «комитета»   сделал  соответствующую  запись  в  своём  «делопроизводстве»,  а  брачующимся  на  руки  выдал,  наверное,  «справку»  о  том,  что  «настоящим»-де  удостоверяется,  что  «предъявители  сего»  являются  законными  супругами  (разумеется,  всё  это  в  соответствующих  выражениях  того  времени,  которые  мы  здесь  не  будем  воспроизводить  с  буквалистской  точностью).  Получив  сей  документ,  молодые   в   октябре-ноябре  и  отбыли  на  родину  мужа,  т. е.  во  всё  те  же  Варковичи,  чтобы  наконец  зажить  мирной  сельско-учительской  жизнью.   Отъехали  ещё  и  потому,  что  трудоустроиться  там,  на  Борисовщине,  им  не  удалось.
    Молодым  супругам  желают-полагают  обычно  «жить-поживать  да  детей\добра  наживать».  Но  человек полагает  одно,  а  Бог  располагает,  как  известно, по-своему  и  чаще  всего  совсем  другое. К  тому  же  между    этими  двумя удобно  расположилось  ещё  государство,  которое  -  как  власть  -  всегда  от  Бога,  даже  самое  безбожное  и  богоборческое  -  ну,  не  парадокс  ли! 
        Вот  это  самое  государство  -  Советская  власть -  решило,  что  нечего,  мол,  Науму  Маглышу  нежиться  в  лоне  вновь  созданной  семьи,  а  будет  лучше  (кому?!),  если  он  ещё  малость  послужит   в  (пре)Красной  Армии.  ...В ноябре 1921   Слуцким уездным военкоматом    он  был «направлен в распоряжение  штазапа г. Смоленск»  (так  было  позднее  записано  в  протоколах  допросов), откуда  -   буквально  через какой-то  месяц  -    получил   «дальнейшее»  назначение в Киевский военный округ.
       Здесь  в  нашем  повествовании  необходимо  сделать  небольшое  отступление  от  «генеральной  линии»  его  воинской  службы,  тем  более  что  такое   отступление   имело  место  в  действительности  и  вызвано  было   физическим  отклонением  от  предписанного  ему  маршрута  в  сторону   молодой  жены, от  которой  его  только  что  оторвали  красные  военные  комиссары… 
       Наша  самая  старшая  сестра  Зоя  родилась  15  сентября 1922  года,  а  это  значит,  что  где-то  около  15  декабря  года  1921-го  Наум  Маглыш  непременно  должен  был  находиться  в   Варковичах,  где  его  ждала  молодая  супруга.  Как  он  изловчился  исполнить  сразу  оба  дела,  об  этом,   как  говорится,  святая  церковь  умалчивает.  Несомненным  остаётся  только  одно:  в  Киеве  он  мог  появиться  не  ранее  второй  половины   декабря. 
      По  прибытии  в  эту  древнюю  русскую  столицу  (но  не  самую   первую,  каковой  является  Старая  Ладога  на  реке  Волхов)  «краском»  Маглыш    удостоился  чести  быть  принятым  (надо  помнить,  что «краскомов»  с  офицерским  опытом    в  РККА  насчитывалось  не  слишком  много)  командующим  войсками  Киевского  военного  округа,  каковым  являлся  на  то  время  Иона  Эммануилович  Якир.  Выдвинутый  на  столь  ответственный  пост  отнюдь  не  за  военные  (и  тем  более  не  за  боевые)  заслуги,  он  происходил  из  образованной  семьи  бессарабских  евреев,  сам  был  достаточно  образован  и  с  молодых  ранних  лет  подвизался  в  местных  большевицких  организациях  РСДРП,  где  и  был  замечен  как  усердный  революционер.
        Иона  Якир,  четырьмя  годами  моложе  Наума  Маглыша,  на  фронтах    Мировой  (в  первое  советское  время  добавляли  ещё:  «империалистической»)  войны  не  бывал,  но,  облачённый  в  военный  мундир  и  облечённый  властью,  выглядел  весьма   импозантным  красным  командиром:  по-юношески  поджарый,  молодцеватый  и  не  без  «форса»,  он  обладал  ещё  и  ярко  выраженной  «южной»  внешностью,  и  благодаря  ей  смотрелся  почти  красавцем.   
          С  вновь  прибывшим  «краскомом»  Якир  обращался  подчёркнуто  вежливо,  по-интеллигентски   просто,    почти   радушно.  Во  всяком  случае  он  не  ограничился  чисто  служебным  этикетом,  а  снизошёл  даже  до  неформальной  беседы   о  предшествующей  службе   Наума  Маглыша,  в  том  числе  на  Юго-Западном  фронте,  о  делах  которого  оказался  на  удивление  хорошо  осведомлён.  Беседа,  впрочем,  несмотря  на  всю  её  непосредственность  и  живость,  продолжалась  недолго:  у  командующего  округом,  несомненно,  имелось   немало  дел  и  поважнее,  чем  разговор  с  вновь  прибывшим  «краскомом»  весьма  невысокого  ранга.
     Распрощался  он  с  ним  в    столь  же  безупречной  манере,  как  и  встретил:  видимо,  дело  было  не  только  в  его  происхождении,  в  партийной  выучке  и  профессиональном  умении   «очаровывать»  собеселника,  но  ещё  и  в  определённых  личностных,  т. н.  душевных,  качествах  этого  человека.  Прискорбно  сознавать,  что  все  эти  незаурядные  достоинства  не  уберегли  Иону  Якира  от  общей  судьбы  «детей  и   делателей  революции»,  которая,  как  известно  из  истории,  на  определённой  стадии  «пожирает  своих  собственных  детей».
        Там, в  Киеве,  Наума  Маглыша  назначили   «в распоряжение Киевского Губ военкомата»,  в  коем  он  и  находился  «до  конца  июля  1922 г.  в резерве  комсостава»  (но  где  именно  располагался    этот  «резерв»  и  где  пребывал  эти  7  месяцев  Н.  Маглыш  территориально,  остаётся  для  меня  неясным).   В 1922 г.     его  демобилизовали    и  направили  в  распоряжение Слуцкого военкомата.  На этом  его  военная служба  закончилась  раз  и  навсегда.  Наступила  пора  окончательно  возвратиться   «в  родные  пенаты»,  к  жизни  мирной.