Ч. 16 Капитанские жёны рожали на кораблях

Предыдущая страница   http://proza.ru/2024/08/25/736

Дневник Элизы Уиьямс написан с пропуском. Об этом она сама упоминает: «Прошло уже около месяца с тех пор, как я писала что-либо в своем дневнике, и с тех пор произошло много событий».

Виновница главного события - она сама, хотя упомянула его одной строчкой. Сдержанная была женщина, ничего не скажешь!

«У нас есть прекрасный здоровый мальчик, родившийся 12-го числа, за пять дней до того, как мы попали в порт», - написала в дневнике Элиза.

А до этого случился самый сильный шторм за всё время плавания, порвало паруса на судне.

Но в дневнике ни слова о своём самочувствии. Роды в тесной каюте и  не в самой лучшей для этого антисанитарной обстановке во время шторма в Тасмановом море принимал капитан, единственный её помощник.

(Здесь я жду комментарии от Елены Ахмедовой, нашего уважаемого автора и учёного врача-акушера).

Судно прибыло в бухту Монгануа на северной оконечности Новой Зеландии. Элиза была без сил и пробыла на борту судна две недели.

В дневнике написано: «Капитан Батлер, начальник порта, поднялся на борт, как только мы вошли в бухту. Он спустился вниз, чтобы увидеть меня и сказал, что пошлет за своей женой.
 
Она очень скоро поднялась на борт, чтобы увидеть меня, и приходила затем каждый день, чтобы умыть и одеть ребенка.

Она делала для меня все, что могла, пока я не смогла приехать к ней домой. Мне уделяли всяческое внимание, как на корабле, так и в доме у миссис Батлер».

Мальчика назвали Уильямом. 5 февраля с грудным сыном Элиза вернулась на «Флориду». Матросы, когда сходили на берег, приносили ей цветы и фрукты. Навещали Элизу и капитаны других судов, принося какие-нибудь подарки.

Капитан китобойного судна «Роман» был у неё несколько раз и угощал её апельсинами, лимонами, консервированными фруктами, подарил комнатный цветок маранту, веер, изготовленный аборигенами на одном из островов, и бутылку смородинового вина.
 
Но не всё было благостно на китобойном судне. Кое-что можно понять из дневника Элизы: «У моего мужа были некоторые проблемы с двумя его людьми. Кузнец продал хлеб с корабля туземцам за мед.
 
В следующий раз, когда его вахта закончилась, он не сошел на берег. Затем он стал дерзким и отказался идти на работу, и его заковали в кандалы, пока он не сказал, что пойдет на работу, что было на следующий день.
 
Я была рада, когда он их снял, но боюсь, что он склонен быть плохим человеком, в первый раз, когда мой муж дал ему свободу на берегу, он убежал и еще один с ним.

Туземцы поймали их и вернули обратно. После этого мой муж не держал корабль в гавани долго».
 
Работа на китобойном судне и условия жизни на нём, можно, не колеблясь, называть каторжными, поэтому дезертирство случалось очень часто.

Муж Элизы, пока она находилась у Батлеров, передал бочки с китовым жиром на транспортное судно для продажи в США и, получив новую тару, вернулся за женой.

Капитан оставил судно на рейде, не отпустил команду на берег, потому что были случаи дезертирства целыми экипажами, и, забрав жену, принял на судно пресную воду и запас овощей, после чего вышел в море, направляясь к японским и русским берегам.

«Сегодня день субботний, - писала она, - и он здесь очень мрачный. На палубе туман и сырость, а внизу темно и неприятно.

Зыбь заставляет корабль крениться, и это не очень приятно, хотя я уже давно привыкла к этому, за исключением тех случаев, когда я спешу куда-то и добираюсь туда быстрее, чем мне бы хотелось. Но я думаю, что теперь я буду проявлять осторожность ради Малыша».

Плавание на китобойном судне означало испытывать на себе разные климаты,  от теплых морей центральной части Тихого океана до ледяного холода.

«Флорида» немало времени провела в Охотском море. Благодаря дневнику этой удивительной женщины, можно получить представление о побережье Сибири того времени.

Но сначала о Японии. Интересно сравнивать её впечатления и Ивана Александровича Гончарова, автора "Фрегат "Паллада".

«2 апреля. … В поле зрения много земли. Горы все покрыты снегом. Вода кое-где усеяна маленькими японскими джонками. Матросы ловили рыбу, но как только они увидели наш корабль, направляющийся к ним, они начали поднимать паруса и удаляться так быстро, как только могли.

Мистер Морган (на вельботе – прим. автора) застал одну из джонок врасплох и догнал её. Казалось, японцы были так заняты рыбной ловлей, что не замечали его, пока он не подошел к ним поближе. Увидев его, они выглядели испуганными почти до смерти.
 
Японцы жестами  требовали, чтобы американцы  отошли. Те пытались дать им понять, что они дружелюбны, но это было бесполезно. Один из японцев был так напуган, что у него изо рта пошла пена.

На борту у них было блюдо с вареным рисом и немного рыбы, которую они поймали. Мистер Морган показал на рыбу, и один из японцев взял немного рыбы и съел ее прямо сырой.

Они подумали, что Моргану нужна рыба, и стали бросать ее в нашу лодку. Помощник жестом дал им понять, что не нужно. Затем они прекратили.

Мужчины были крупными, крепкими на вид людьми. На борту была женщина, которая, по словам помощника, должна была весить около двухсот фунтов (примерно 91 килограмм – прим. автора).

Их лодки выглядят грубыми, но крепкие...

6 мая. Вчера вечером мы прибыли в гавань Хакодате (один из первых двух японских портов, открытых для американских кораблей по договору коммодора Перри в 1854 году) и встали на якорь с наступлением темноты.
 
Это место довольно большое. В нём нет ничего особенного - все дома довольно маленькие, и, за исключением очень немногих, коричневые. Это великолепная гавань, и очень большая.

В ней находились несколько китобойных судов и русский военный корабль, не говоря уже о большом количестве джонок и двух-трех шхун, на которых японцы отправляются за китами...

8 мая. … Сегодня утром я встала очень рано, чтобы все было готово к выходу на берег. Довольно много японских офицеров поднялись на борт пораньше, чтобы уладить корабельные дела с моим мужем.
 
Они были одеты красиво, хотя и совершенно необычно, на мой взгляд. Платье у них довольно свободное и обвислое, очень свободные брюки, если их можно так назвать, и этакий свободный плащ с очень широкими рукавами.
 
Их обувь довольно странная. Знатные люди носят очень красивую обувь, украшенную шнуром, а простые люди носят деревянные туфли, издавая много шума при ходьбе.

У офицеров за поясом было по две сабли, и мой муж захотел их посмотреть. Японцам не нравилось, когда он даже прикасался к ним, но после недолгих уговоров они вытащили их. Одна из них была мечом, а другая - длинным острым ножом, очень красивым и ярким.

С ними был переводчик. Он показал, как они ими пользовались.

Японцам очень понравился Малыш. Они столпились вокруг него, ласково разговаривали с ним  и смеялись».
 
Продолжение http://proza.ru/2024/08/27/1095