Охотничий промысел Верхней Пинеги и Выи прошлые и

Охотничий промысел Верхней Пинеги и Выи.

Районный краевед  Александр Валентинович Русанов. 

В жизни людей XXI века все меньше остается места для занятий традиционными видами промысла, теми, которыми люди занимались всегда и которые во многом определяли жизненный уклад всех предшествующих поколений на территории целых районов. На Севере таким древнейшим и распространенным промыслом по праву считается охота.

В настоящей работе предпринята попытка определить место охотничьего промысла в жизни некоторых поколений жителей верховий реки Пинега и ее левого притока Выи, а также некоторые аспекты влияния охоты на быт и сознание населения.

В условиях северной тайги крестьянин, как правило, всегда был не только земледельцем, животноводом, плотником, но и превосходным охотником. Крестьяне, обосновавшиеся в XIV веке в верховьях Пинеги и на реке Выя, не были исключением из этого правила. Уже к концу XV века из поселений выходцев из новгородских, ростово-суздальских земель и местных аборигенов – чуди здесь образовались две волости. Первое документальное упоминание о волости Малой Пинежке и Вые относится к 1471 году. На территории, которую ныне занимают Горковский и Выйский сельсоветы Верхнетоемского района, административно-территориальные единицы – волости, в конце 40-х годов XV века, как следует из «Двинской грамоты», были переданы новгородским боярам кормленщикам Великого Князя Василия Васильевича (Темного)[1].

Центр пинежской земли Кеврола, к которому изначально тяготели верх-непинежские волости, известен с XII века. В уставной грамоте новгород-ского князя Святослава Ольговича 1137 года она названа как погост, куда местное население свозило дань – главным образом меха.

Главным занятием жителей Кеврольского стана, а затем и уезда, центром которого Кеврола стала  в 1616 году, и куда вошли Малая Пинежка и Выя, были охота и рыбная ловля. Аборигенами этого края – разрозненными финно-угорскими племенами – был накоплен большой опыт и знания в деле охотничьего промысла. Непроходимые леса изобиловали пушным зверем и птицей, многочисленные речушки и озера – рыбой. Русские, придя в эти глухие места, активно перенимали этот опыт и смешивались с чудским населением. Охота была основным способом добывания пищи, одежды и денег.

Земледелие стало играть сколько-нибудь существенную роль на этой территории только к началу XVI века, когда стараниями все прибывающего населения были расчищены от леса по берегам рек пашни и сенокосы. Стоит отметить, что при низкой плодородности почвы и суровых климатических условиях успешно выращивать хлеб – крайне затруднительное занятие, а без удобрения почвы и вовсе невозможное. Поэтому северное хлебопашество без животноводства не мыслимо.

Земледелие и животноводство, собственно, и делают человека крестьянином. Сельскохозяйственные работы занимали все летнее время северного крестьянина и давали хлеб только для потребления внутри хозяйства, да и то не на весь год. Для жизни этого было недостаточно. Необходимо было еще платить подати и оброк государству. Средства для их уплаты можно было достать только в лесу – охотой.

С наступлением осени все мужское население отправлялось в лес на по-стоянные места охотничьего промысла, которые были распределены между всеми дворохозяевами. Охотничьи участки распределялись между деревнями на общем волостном сходе. Там же решались и спорные вопросы. Центром волости служил церковный погост – приход.

В Малой Пинежке приход оформился к 1523 году. Это следует из «Сказания о преподобном священноиноке Сергии Малопинежском» — месночтимым Святом, первом священнике прихода. Симеон (в монашестве Сергий, 1585 год) родился в 1493 году в Сурском приходе, в семье священника Маркиана Неклюда, пришедшего в самом начале XV века из Великого Новгорода. 30 лет от роду (т.е. в 1923 году) он был поставлен священником к только что устроенным церквям Преображения и Святого великомученника Георгия в Малопинежском погосте.

Чтобы построить две церкви, содержать священника, необходимо было постоянное количество населения с постоянным уровнем дохода. Ведь для постройки необходимо нанять мастеров, заготовить материал, заку-пить утварь, иконы и так далее. Как же удалось решить эти вопросы ма-лопинежским крестьянам? Ответ на этот вопрос мы находим в описании Малопинежских церквей 1854 года, составленном одним из двухвековой династии малопинежских священнослужителей Иоанном Мысовым.

Как следует из этого описания, к середине XIX века в Малопинежском Спасо-Преображенском приходе были накоплены большие для того времени и для такого глухого леса богатства.  И. Мысов пишет: «Здесь в оном Храме число икон простирается до 150, кроме малых. Оне в довольном числе прежде были украшены золочеными и серебряными тонкими венцами и цатками. На иконе Преображения Господня, стоящей в резном киоте, риза кованая серебреная с позолотой в 85 золотников. При сем считаю упомянуть также о напрестольных священных вещах, а именно: сосуды со всеми принадлежностями – серебряные весом за два фунта, два креста серебряных золоченых, каждый около фунта, два Евангелия; одно на полуалександрию в 14 вершков длина, убрано было самолучшим малинового цвета бархатом, имеющее в середине золоченое и на угольниках золоченые клейма до полутора фунтов серебра.

Это богатство оной церкви при бедном положении местных приходских крестьян по причине худого и по временам совершенного неурожая хлеба не есть следствие нынешнего положения прихожан. Напрестольные вещи, отмеченные здесь кресты и Евангелие, как из надписей из оных видно, существуют уже более 100 лет, а потому согласно с преданиями надобно заключить, что благолепное украшение сего храма есть следствие одного благочестивого древнего обычая приходских. Говорят, что прежде сохранялся обычай у каждого крестьянина производить лов птиц и зверей в первый день осени в пользу церкви, без всякого имения для своей собственности. Неизвестно, долго ли этот выгодный для церкви обычай сохранялся, а надобно предположить, что сих пожертвований было очень довольно, потому что сею промышленностью каждый здесь крестьянин как и нынче, так и прежде занимается, не называя здесь это охотою, как в других местах, а считают единственным источником для уплаты государственных податей или улучшения своего крестьянского бы-та»[2].

Надо полагать, что охота малопинежских крестьян в XVIII веке была настолько удачной, что они могли закупить в общей сложности 5,5 фунта 85 золотников серебра для церкви. А чуть раньше, в XVI веке, построить две церкви и колокольню, в XVII веке их перестроить, построить часовню над могилой Св. Сергия Малопинежского, закупить, привести и повесить колокола, содержать два клира священников и причетников.

Проследим динамику роста численности населения Малопинежской во-лости. По переписи 1623 года, содержащейся в писцовых книгах Кев-рольского уезда[3] в волости Малая Пинежка переписаны все 163 кре-стьянских двора 23 деревень и названы 286 домохозяев. Кроме того, мы узнаем, где охотились малопинежские крестьяне, где были расставлены их охотничьи ловушки – слопцы (убойная плаха с наживкой и насторожкою – читаем у В.И. Даля) и перевесища, а также их количество. Общее количество слопцов и других ловушек, расставленных в лесах вокруг деревень волости – 3660. Птицы и зверя, добываемых в них хватало, чтобы, продав, заплатить, как сказано в писцовой книге, «дани за землю, за городовое, засечное, емчужное, пищалных, вытных, ямских и приметных, пошлин казначеевых, дьячих, губского оброку, за намеснич доход, оброку, таможенных пошлин 141 рубль 29 алтын 4 денги» — деньги для того времени немалые.

В той же писцовой книге отмечено, что «в тех лесах звериными и птичь-ими ловли, слопцы и путики владети им по старине безоброчно, то им в угодье». Охотничьи угодья, как мы узнаем из тех же писцовых книг, уже в то время были поделены между деревнями. Это распределение сохранялось вплоть до 50-х годов XX века. Даже при организации мелких колхозов это учитывалось. Охотничьи угодья у крестьян тогда не отнимали.

За четыре столетия охотничьи путики, на которые ставили силки и ло-вушки, были построены избы, стали родовыми, а родовая память, как известно, самая крепкая. Охотничье хозяйство поддерживалось из года в год и передавалось от отца к сыну. Оно было, так сказать, наследственным и составляло гарантию безбедного существования семьи в будущем. Выловленную боровую дичь и пушнину всегда можно было продать.

Вторая из известных нам переписей жителей Пинежской волости это пе-репись 1710 года. Фотокопию с писцовой книги сделал в 1976 году нижнетоемский краевед С.Г. Третьяков. Как следует из этой переписи, в волости Малой Пинежке насчитывался тогда 81 двор, в которых проживало 150 крестьян в возрасте от 15 до 50 лет. Сведений о количестве охотничьих орудий лова нет. Но, можно полагать, что их количество также сократилось, как и количество населения. Однако доходов от охотничьего промысла хватило, чтобы купить в середине XVIII века те серебряные вещи, о которых упоминает отец И. Мысов.

К середине XIX века население волости увеличилось почти в шесть раз. По ревизской сказке 1858 года 10 ревизии в Горковской волости было 22 деревни 284 двора и 877 человек мужского пола и 1050 женского.

В статье «Сольвычегодская земельная община», опубликованной в жур-нале «Отечественные записки» в номерах 7,8  в 1879 году,  которая при-надлежит перу Федора Щербины – народника, высланного в Сольвыче-годск за свои политические взгляды, мы находим подтверждение тезиса И. Мысова о доминирующей роли охотничьего промысла в экономике Малопинежья.

Ф. Щербина в своем объемном исследовании отмечает: «Охота составляет самый распространенный по всему уезду промысел. С малых лет сольвычегодский крестьянин приучается владеть ружьем, стрелять рябчика, белку и к старости достигает значительной ловкости. Но специальным промыслом охота служит только в двух волостях – Горковской и Гавриловской. Во всех остальных волостях она составляет только подспорье»[4].

При всей емкости характеристик Ф. Щербины следует отметить, что он не выделил одного, а именно: на рябчика в верхнепинежских волостях охотились не при помощи ружья, а добывали их силками. Стрелять по рябчикам дробью из ружья для крестьянина было непозволительно рос-кошно. Хотя ружье, не выделил одного, а именно: на рябчика в верхне-пинежских волостях охотились не при помощи ружья, а добывали их силками. Стрелять по рябчикам дробью из ружья для крестьянина было непозволительно роскошно.

Хотя ружье, и кремневое, было у каждого охотника. «Главные предметы охоты, — продолжает Ф. Щербина, — рябчики и белки. Особенно ценятся рябчики, которые отправляются отсюда в Петербург целыми обозами. При благоприятных условиях отдельные охотничьи семьи зарабатывают иногда от 40 до 100 рублей в год на одних рябчиках. Однако часто бывают случайности: падает цена на рябчиков, во время оттепели рябчики портятся, белка перекочевывает из одной местности в другую. Рябчики сбываются на ярмарках в Сольвычегодске и Красноборске»[5].

А вот как рассказывает об охоте человек, непосредственно ею занимав-шийся. Житель деревни Кудрина Гора Гавриловской волости Яков Иванович Нифанин (1887-1980 гг.), прожил долгую насыщенную событиями жизнь, в 1957 году оставил рукопись – сведения об истории Гавриловского сельсовета.

«Охотой на дичь и пушнину занималось все население. Порядок охоты был таков. С 1 сентября уходили на охоту. Завозили каждый в свою из-бушку хлеб (муку). Если по речкам, то в лодках, а нет реки, то на санях осенью, когда вывозили дичь. Хлеб лежит там целый год. Дичь ловили силом. 9 сентября ставили силышки на дичь. Ранее 9 сентября воспрещалось расставлять силья. Охота начиналась 9 сентября. Все начинали в один день. Это было установлено, чтобы никто никого не облавливал. Каждый охотник имел по три круга (тропинки), в которых расставлял от 600 до 900 штук сильев для ловли дичи. Обход делали: первый круг в понедельник, второй во вторник, третий в среду, в четверг опять первый, в пятницу второй, в субботу третий, в воскресенье – отдых, никуда не ходили. Каждый охотник охотился строго на своем участке, осматривал только свои ловушки. Охотились без собаки, потому что тогда собака еще не нужна. В 20 дней дичь вылавливают. К 1 октября приводят собак. Собак ведут в лес жены охотников, несмотря на дальность. Иные идут по два, три дня. С 1 октября начинают бить пушного зверя. Белку били ружьем. Было время, белку ловили в плахах. Ловушку наживляли шишкой. Потом стали добывать луком. Были стрелы и колбы (колчаны – А.Р.). Били вдвоем. Один бьет, а другой следит за полетом стрелы. Потом идут, отыскивают стрелу. Белку били каждый на своем участке. На чужой уча-сток ходить запрещалось, не смотря ни на что. Хоть на своем участке мало пушнины, на чужом больше – пользуйся своим. Если нет на своем участке пушнины – уходи домой, на чужой не заглядывай. Этот порядок строго соблюдался. Никто не нарушал. В 1900-х годах на охоту выходили мужчины все поголовно. Из д. Кудрина Гора ходили на охоту 45 человек, из них 25 – с собаками. Ловили дичи 5000 – 6000 штук. Столько же белки. И это только одна деревня!

На охоте жили 7-8 недель. Когда заморозит, дичь всю уложат в амбарчики. Идут домой. Пушнину уносят на себе. Как только реки замерзнут и припадет немного снегу, едут за дичью. Завезенный ли хлеб лежит целый год, или дичь оставлена, не было случая, чтобы кто-то воровал, хоть все это и находилось в лесу. Дичь хотя и ловили, но сами не ели, а продавали. Для себя оставляли тетерь (глухарей –  А.Р.) и куропаток»[6].

Все выше указанное подтверждает утверждение редколлегии Поморской энциклопедии: «Лесная охота была распространена на Русском Севере почти повсеместно, а на Пинеге и Мезени превратилась в профессио-нальный вид крестьянского промысла … по подсчетам историков – аг-рарников, в 1901 году архангельские крестьяне получали 45 % своих непашенных доходов от лесных промыслов»[7].

Исследователь И. Томский, побывав в верховьях р. Пинеги летом 1921 года в составе экспедиции, организованной Сольвычегодским музеем с целью геологического, естественного и этнолого-исторического обследования края, в брошюрке «Эскизы из природы и жизни Малопинежья», изданной в Сольвычегодске в 1922 году, справедливо отмечает главную составляющею мировоззрения жителей верхней Пинеги: «С лесом и рекой соединяется все мировоззрение пинжаков (жителей Горковской волости – А.Р.) и выян (жителей Гавриловской и Выйско-Ильинской волостей – А.Р.). Лес их история и поэзия. Начнет ли рассказывать он повесть о своей жизни или вспоминать историю своего края и непременно приплетет лешего, приносящего ему на путик свинцу, или вспомнит хохочущих лесных дев, или расскажет про «Ратнюю дорогу», идущею по лесу, прямую, как луг, по которой отступали чудаки, первонасельники Пинежского края. Начнет ли песню петь, и выходит она у него, как шелест леса, грустная, однообразная, и поет-то он все про векшу, горностая, белого зайца, и в церкви у него имеется «покровитель охоты» — Никола Резной, в рост человека.

В лесу пинжак чувствует себя полным хозяином. Ему знакома каждая тропинка, и так на расстоянии 100 — 150 верст. «В городе можно заблудиться, а в лесу не заблудишься», говорил нам провожатый, когда вел по болоту к часовне у креста, стоящей совершенно одиноко на берегу р. Выи, вдали от селений» (стр. 11-12).

Также И. Томский отмечает, что «во время Гражданской войны, когда Выя и Горка были прифронтовой полосой, что охота, вследствие того, что нет пороху и обуви, пала, хотя в последний год (1921 год) было много лисиц, а местами и оленя, и если охотились, так только из-за любви и по привычке, охотились силками, неорганизованно» (на стр. 11).

К 1923 году организовалась Пинежское агентство Госторга в д. Окулов-ской, которое занималось скупкой сырья, пушнины и снабжало охотни-чьими товарами население Верхнепинежских сельсоветов. В 20-е годы XX века  —  время бурного развития кооперативов. Уже 15 марта 1918 года гавриловские крестьяне организовали Единое потребительское об-щество (ЕПО) в деревне Романов Остров. Оно объединяло 263 человека, полугодовой денежный оборот которого был 12024 рубля 84 копейки. ЕПО скупало у населения наряду с Госторгом дичь и пушнину.

Охотники Выйско-Ильинского, Гавриловского и Горковского сельсоветов к 1925 году создали на этих территориях  Союзы охотников для снабжения охотников огнеприпасами и прочими средствами охоты. Союзы охотников также скупали продукты охотничьих промыслов. Выйско-Ильинский союз охотников объединял 388 человек, Гавриловский (д. Подольская) – 164 человека, полугодовой денежный оборот 1091 рубль, Горковский (д. Согринская) – 403 человека, полугодовой денежный оборот составлял 6017 рублей[8].

Нельзя не отметить роль охоты на формирование культуры жителей Верхнепинежья. Этнограф Томский не случайно называет лес «историей и поэзией пинжаков и выян». И нет ничего удивительного в том, что в этой местности в людях до сих пор живет вера в силу заговора (смотри доклад А.В. Русанова «Заговоры. Их бытование на верхней Пинеге». Материалы республиканской научно-практической конференции 17-22 ноября 1996 года). В мемуарах уроженца д. Горка Горковской волости Платона Худякова (журнал «Север» № 5 1989 год стр. 82-84) есть описание того, как местный колдун, житель д. Керга Васька Шур, заговаривал ружье П. Худякову, чтоб оно никогда не давало осечки.

Летом 1935 года в этой местности побывал М. Пришвин во время своего знаменитого путешествия в Чащу (массив девственного леса в верховьях р. Козы). В очерке «Северный лес», явившемся результатом этого путешествия, он отмечает необыкновенную веру своего проводника – охотника Осипа Романова (жителя д. Керга) в силу оберега, в роли которого выступал псалом 50-й «Живый в помощи Вышняго». М. Пришвин упоминает также, что список этого псалма охотники Малопинежья носят всегда на охоту.

В настоящее время среди охотников уже нет такой повсеместной веры в силу заговора, мало осталось и самих охотников. Повырублены лес-промхозом бывшие охотничьи угодья. Времена профессионального занятия охотой в верхнепинежских сельсоветах ушли в прошлое. В последние советские десятилетия с ростом уровня жизни населения, с развитием лесной промышленности занятие охотой носило скорее любительский характер.

В 90-е годы прошлого столетия с развалом лесопромышленного комплекса Выйского леспромхоза, с ликвидацией лесхозов и ростом безработицы роль охоты в жизни пинежского жителя вновь возрастает. Лес всегда выручал пинежских жителей. Вот только у самих пинжаков и выян осталось ли поэтическое отношение к лесу?

Хорошо об этом сказал знаток человеческого сердца, великий мастер слова В. Личутин в книге «Душа неизъяснимая» стр. 167: «Зверя по сче-ту, а охотников и того менее. Разрушились избушки, осиротели наслед-ные путики, которые, бывало, шли по роду 100 и более лет, и зверь был безвыводно. Забываются повадки промысловиков, азбука охоты, привычки, приметы, исчезает, стирается уклад жизни и натура лесового добытчика, склонного к скитаниям, неприхотливого, мужественного, любящего одиночества и не боящегося его, и тускнеет, проваливается в небытие особый охотничий язык, который когда-то так приметно украшал народную речь и служил пищею для писателей (без знания охотничьего, рыбацкого языка уже не создать тех природных красочных рассказов, коими так славилась отечественная литература)»

Таким образом, мы проследили историю развития охотничьего промысла верхней Пинеги и Выи, выявили его значение в жизни крестьян Верхнепинежья и некоторые аспекты влияния охоты на формирование характера промысловиков.

*****
Районный краевед Александр Валентинович Русанов. с. Верхняя Тойма Архангельская область.
*****
На фотографии выйские охотники в прошлом веке.Слева вверху сын Ермолая Изосимовича Родионова Клавдий, Василий Степанович Мужинин из д. Чудиново, ниже Николай Константинович Порывкин из д. Окуловская,  Василий Васильевич Заборский из д. Степановская.