Дикий прапорщик

Повесть

Прибытие.

Я, майор Березин Вячеслав Владимирович, прибыл в новую для меня войсковую часть на должность заместителя командира по воспитательной работе. Да, да, так теперь называлась наша должность прежних замполитов. Но, насколько я знаю, нас по привычке этими прежними должностями так и продолжали фактически называть. Как и положено, будучи вновь прибывшим, я представился командиру части. Ну, принял он меня, конечно же, неплохо, сказав при этом, что меня лучше покажет дальнейшая служба. Само собой понятно, что плохо исполнять свои служебные обязанности я вовсе не собирался. Приятным здесь оказалось то, что мне сразу же предоставили жилую площадь, которую недавно после своего ухода освободил мой предшественник, перейдя на другое место службы. По этой причине данную квартиру не стали распределять, поскольку ожидали скорого моего прибытия. Что ж, есть теперь куда быстро перевезти мою семью. Проблем уж тут точно не будет.
Командир тем временем открыл свой стол, что-то оттуда достал и положил прямо передо мной. Это был ключ.
- Это ключ от вашего кабинета, - сказал командир, - он находится через дверь от меня. Впрочем, я провожу вас туда.
Мы вместе вышли из его кабинета, и, пройдя не более четырёх метров, остановились перед той самой «заветной» дверью, в замочную скважину которой командир вставил тот самый ключ. Щёлкнул замок, и дверь тут же открылась. Да, это был кабинет, в котором мне предстояло провести дальнейшую службу.
- Располагайтесь, - коротко сказал командир, - вся необходимая для работы документация находится в вашем рабочем столе, а свои служебные обязанности вы, конечно же, знаете. Так что – приступайте.
- Есть, товарищ подполковник, - ответил я, - сегодня же и начну.
- Ну и прекрасно, - ответил он, - завтра у нас построение всего личного состава, вот тогда я вас на нём и представлю. Так начнёте знакомиться с нашим личным составом.
- Хорошо, - ответил я, - со временем познакомлюсь, наверное, со всеми.
- Я тоже так думаю, - улыбнулся в ответ командир.
Знакомство моё с остальными в части началось, правда, в первый же день. Я успел сегодня же увидеться ещё с одним заместителем командира, но уже по технической части, а также с некоторыми работниками штаба. Да, служба, она и есть служба.

Первое впечатление.

Впрочем, своё основное изучение личного состава новой части я решил начать ещё до построения. Ведь не секрет, чтобы не опоздать, все приходят для этого мероприятия немного раньше назначенного времени. Так заранее и я решил придти к месту построения.
Тут неподалёку были оборудованы две так называемые «курилки», то есть специальные места для курения. Там стояли скамейки, а напротив них – урна для окурков. Да, курить в армии положено только в установленных для этого местах. Мне, как курящему, тоже следовало это соблюдать. Но в данный момент я не курил, чтобы лучше присмотреться к ещё незнакомым мне людям и не отвлекаться лишний раз на дымящую сигарету.
Тем временем личный состав начал понемногу собираться. Солдаты при этом усаживались в одну «курилку», а офицеры и прапорщики – в другую. Оттуда доносилось до меня только, что речь там шла то о прошлой рыбалке, то о техосмотре. Как говорится – у кого что.  В стороне стояли ещё два прапорщика, видимо некурящие, и вели между собой свою собственную беседу, отдельную, как я понял, от основной. Все заметили, конечно же, и меня, что временами поглядывали в мою же сторону. Но, похоже, про меня самого ещё ничего не говорили – не знали.
Тут я обратил внимание на стоявшего в стороне ещё одного военнослужащего. Находился он как-то поодаль от других и временами поглядывал на небо. Мне эта картина показалась несколько странной, а потому я решил сразу же кое-что выяснить. Подошёл поближе к двум вышеупомянутым мной прапорщикам, что стояли в стороне от «курилки» и представился им.
- Прошу прощения, - сказал я, - я у вас новый заместитель командира по воспитательной работе майор Березин.
- Очень приятно, - ответил мне каждый из них и тут же представились:
- Прапорщик Рашевский.
- Прапорщик Наймушин.
- Мне тоже очень приятно, - ответил я, - скажите мне, пожалуйста, а этот военный, что вон там стоит, тоже с вашей части?
- Так точно, товарищ майор, с нашей, - ответил мне один из них.
- А чего же он тогда всех сторонится?
- Так это у нас «дикий» прапорщик, - ответил второй, - он всегда всех стороной держится.
Я от такого ответа даже немного опешил.
- А это как понимать – «дикий»? – не скрывая удивления, спросил я.
Ответа уже не последовало, так как в это самое время дали команду «строиться». Конечно же, на этом первом для меня построении в данной части, командир, как и обещал, представил меня всему личному составу. Я в это время увидел только равнодушные взгляды моих новых сослуживцев, уставленных прямо на меня. Ясно, что основные и более подробные знакомства произойдут чуть позже. Но, как оказалось, первым мне в душу запал именно этот «дикий» прапорщик. В самом деле – что же это за странная личность? Поэтому сразу после построения я пошёл в кабинет командира части. Тот, разумеется, сразу разрешил мне войти и указал рукой на рядом стоящий стул – для посетителей. Я любезно присел и тут же задал интересующий меня вопрос.
- Товарищ подполковник,  -  начал я, - мне уже довелось узнать, что у вас тут, оказывается, есть «дикий» прапорщик. Может, подскажете, в чём тут дело?
- А-а, - потянул командир, - знаю, знаю. Это старший прапорщик Ломов Артём Дмитриевич.
- Такой молодой и уже старший прапорщик? – Удивился я.
- Да, - подтвердил командир, - он прослужил до этого немного в Чечне, в период боевых действий, там ему и присвоили это звание.
- Ну, тогда понятно, - продолжал я, - но почему же «дикий»? В лесу, что ли, живёт?
- Сложный вопрос, - ответил командир, - нет, он живёт здесь, в городке, но потерпел много неудач, в первую очередь из-за своего непростого характера, вот после этого и отстранился от всех. Кроме как по делу, ни о чём и ни с кем больше не разговаривает.  Сослуживцы потому и прозвали его «диким».
- Ну а с вами он как?
- Чисто по службе всё нормально. Он дисциплинирован, исполнителен, неплохой специалист на своём техническом отделении, ничего не нарушает, что бывало с ним прежде. Так что со своей стороны в настоящее время претензий к нему не имею. Ну, есть, конечно, у него некоторые недостатки. Но у кого их нет?
Командир тут даже развёл руками.
- А как насчёт его морального состояния? – Снова спросил я, - вы видели все эти изменения с ним?
- Когда с ним всё это происходило, я тогда был замом по технической части и занимался совершенно другими делами. В его проблемы я тогда не вникал, других забот, знаете ли, хватало. С ним прежний командир больше сталкивался, да бывший тыловик, так как вопросы относительно этого прапорщика касались больше их. А когда я сам стал командиром, то он таким «диким» уже и стал к этому времени. Вопросов относительно его при мне как-то не возникало. Служит и служит, а свои личные проблемы он уже сам давно не поднимал.
- Ну а у моего предшественника?
- Тот мало был на этой должности, и продолжения метаморфозы с Ломовым он уже не застал. Да особо им и не интересовался. С другой стороны, ведь сам человек есть кузнец своего счастья. Ломов сам шёл фактически к своему финалу. А если вы как замполит тут что-то подозреваете, то имейте в виду, что таким стал только лишь один Ломов. Других это совсем не коснулось. Значит, дело было именно в нём.
- Только ли в нём? – Не унимался я.
- Ну, вот как вы у нас сейчас по части воспитания, тогда за это и возьмитесь, если есть, конечно, такое желание. А у меня, извините, и без него забот хватает.
- Займусь, товарищ подполковник. Мне этот случай действительно интересен.
- Вот и хорошо. Вызовете к себе, да и поговорите. По душам.
- Так я и сделаю. Разрешите идти?
- Идите, товарищ майор. Вас также дела разные ждут.
С этими словами я и вышел от командира. Вернувшись в свой новый кабинет, я сразу поставил отметку в своих текущих планах поговорить с этим «диким» прапорщиком. Откладывать надолго такую беседу не хотелось, а потому уже на следующий день поручил дежурному по части вызвать старшего прапорщика Ломова ко мне.

Откровенный разговор.

- Товарищ майор, старший прапорщик Ломов по вашему приказанию прибыл!
Так отрапортовал мне тот самый «дикий» прапорщик, которому я только что позволил войти ко мне в кабинет.
- Садитесь, - сказал я ему, что он беззвучно и исполнил.
Ну вот, теперь он сидит прямо напротив меня. Внешне никакой дикости он, конечно же, не проявлял, но взгляд его был действительно несколько необычным. Сейчас мне только осталось начать с ним разговор. Но вот с чего? А об этом я как раз вовремя и не подумал. Впрочем, одна идея быстро пришла мне в голову.
- Вы не курите? – Спросил я.
- Нет, - ответил он, - не курю и не пью.
- Молодец, - ответил я ему, - а вот я курить всё никак не брошу.
- Хотели бы – бросили, - коротко отрезал он.
- Ну, надо будет – конечно же, брошу, - улыбнулся я ему в ответ, - надеюсь, вас не будет смущать, если я закурю.
- Курите, - как-то отвлечённо ответил он, - ваш же кабинет.
- Действительно, - согласился я, вставляя в рот сигарету, берясь другой рукой за зажигалку, - так, значит, вы и есть тот самый «дикий» прапорщик?
- Да, - коротко ответил он, глядя куда-то вниз.
- Так как же вы дошли до такого состояния?
- Жизнь довела, - и он тут же поднял глаза, - а почему вы меня об этом спрашиваете?
- Да выглядит это как-то всё странно, - парировал я, - с виду вы нормальный военный, и вдруг такая репутация. Может я чем-нибудь смогу помочь вам?
- А я помощи ни от кого уже не жду, и никого не прошу об этом.
- Вот как! – Ответил я, - и добиваться каких-либо перемен к лучшему тоже не собираетесь?
- Не собираюсь. Я много чего пытался добиться, но всё пошло прахом. Больше за что-то бороться я уже не хочу. Понял, что это в принципе бесполезно. Да и сил на то больше у меня нет.
- Но вы же были в Чечне. Вас нельзя уже после этого обвинить в нерешительности. И повидали, наверное, много чего. Где хоть служили-то?
- Под Гудермесом. Да, видел всякое, хотя и попал туда, не сумев себя же самого отстоять.
- Это как же?
- Когда пришла разнарядка на Чечню, я тогда ещё был сильно молод. Только начинал службу прапорщиком. Видимо, потому меня и решили отправить, что проку от меня молодого было ещё мало.
- Вы отказывались?
- Отказывался, тем более, что по ряду параметров я для такой командировки не подходил. Но на меня тогда надавили, обвинили в трусости и ещё в чём-то, а я морально не выдержал и согласился.
- Но ведь вернулись же…
- Вернулся, но совсем другим.
- Это, каким же?
- Не холуём, например, и не холопом, а человеком, готовым отстаивать и защищать свои интересы, причём, любым способом.
- И как? Помогало?
- Сначала да, а потом перестало.
- Так как же это помогало?
- Всё просто. У меня был конфликт с одним капитаном с дежурной службы. Тот слишком буквально понял слова командира о постоянном контроле, а потому спускался ко мне вниз в отделение каждую минуту да орал постоянно на то, что ему не нравилось.
- А дальше?
- Ну, поругался я с ним тогда, но потом не выдержал и сам же пошёл к командиру части просить, чтоб тот остановил этого офицера. Но не тут-то было. Доказать мне тогда ничего не удалось, все мои аргументы разбивались как об стенку, потому что командир, видите ли, в действиях того капитана не нашёл ничего противоправного.
- И чем это всё закончилось?
- Я сказал командиру, что у меня назревает с этим офицером серьёзный конфликт, и если этого капитана никто сейчас не остановит, то это сделаю я.
- Что же, интересно, командир вам ответил на такое?
- Сказал, что поговорит с тем капитаном. Просто до командира дошло, что данный конфликт лучше заранее предотвратить, чем потом разбирать его.
- Да, выглядит логично, - согласился я, - и если я правильно понял, вам за это ничего не было.
- Не было, -  вздохнул он, - тем более, что нарушения как такового с моей стороны тоже не имелось. Я же, например, не оскорблял того капитана. Вот только это стало последним случаем, когда мне помогла моя же принципиальность. Дальше она мне стала только во всём препятствовать и приносить только одни неприятности.
- Что же вы ещё такого сделали? – Уже с нескрываемым любопытством спрашивал я.
- Например, когда я дважды ездил к родственникам в Кемеровскую область.
- В Сибирь?
- В Сибирь, - вздохнул он, - причём в заявлении на отпуск я первый раз указал только станцию Яя, но без указания названия железной дороги.
- Проездные документы вам дали?
- Дали, но написали в них Западносибирская железная дорога. В Москве билет я, конечно же, взял, а вот на станции Яя, когда я уже ехал обратно, мне в этом отказали.
- А это почему?
- Потому что там Кемеровская железная дорога, и мне по этой причине пришлось идти в местный военкомат, чтобы внести в Требование нужные исправления.
- Удалось?
- Удалось, но я потерял в результате из-за этого целые сутки. Но вот когда я собирался ехать в Сибирь во второй раз, то я тогда ясно указал в своём рапорте на отпуск уже Кемеровскую железную дорогу.
- Ну, правильно, - согласился я.
- Однако в Управлении, где мне выписывали проездные, опять стали твердить, что это Западносибирская железная дорога. Я пытался доказать, что это не так, но безуспешно. Опять ничего не действовало. Я тогда не выдержал, и сказал им, что хватит спорить, как я указал в рапорте, так и пишите. Ой, что тут началось! На меня стали кричать, побежали своему командиру жаловаться. Ну, тот командир, конечно же, вызвал меня к себе за такое поведение. Я со своей стороны объяснил ему ситуацию в отношении этой железной дороги, но в результате опять ничего не доказал. Тот мне ответил, что его подчинённые лучше меня знают, что писать, и чтобы я с ними больше не спорил.
- Но в Сибирь-то вы снова уехали ведь!
- Уехал. Но по приезду туда мне снова пришлось идти в Военкомат за нужным исправлением. Благо, что в самой Яе это можно было сделать. Со своей стороны я это дело не хотел так оставлять, и по приезду этот вопрос поднять снова.
- Зачем?
- Всё искал справедливости. Но приезду обратно меня ждал уже другой сюрприз.
- Это, какой же?
- Когда я брал по тому Требованию билет в Яе, то там касса, как мне объяснили, не была оборудована специальной системой «Экспресс». Ведь Требования в это время уже не отбирали на кассе, а просто ставили в нём отметку, так как информация оставалась именно в «Экспрессе». Но в этой кассе всё было по-старому. Требование моё они себе забрали, выдав взамен мне воинский билет. Вернувшись в часть, я сдал в результате два билета и одно требование. На вопрос начальника строевого отдела о втором требовании, я рассказал всё, как было. Так тот сразу на меня: «Ах, ты его потерял! Пиши объяснительную». Но я, понятно, дал сразу ему понять, что шиш ему, а не объяснительную, и то, что я действовал верно. А в части уже к этому времени знали про моё поведение в Управлении, а теперь узнали ещё и про мой ответ «строевику». Вот так я заработал здесь своё первое взыскание. Но и второе не заставило себя долго ждать.
- А тут что было?
- А тут началась «планочная эпопея», как я её назвал.
- Как это понять? – Удивился я.
- Служа в армии, я уже успел получить в награду некоторые медали, а потому решил изготовить и планки к ним, носить, чтобы их постоянно. Заказал я их в Москве на Ленинградском вокзале, где мне их и сделали. Красиво, причём, и покрыли их сверху плексигласом. Когда я стал носить их на кителе, то здесь на это не обращали никакого внимания. Но вот однажды приехал к нам в часть один подполковник с Управления, где моя репутация из-за проездных документов была уже явно не на высоте. Увидев мои планки, он заявил, что они у меня неуставные, и что я их должен снять. В ответ я попросил, чтобы мне показали, где про это написано, ну о том, что такие планки действительно запрещены. А мне было сказано, что я или сниму эти планки, либо получу взыскание. Так вот, я согласился на последнее.
- Гм, - усмехнулся я, - признаться, я тоже не видел, где тут нарушение, но вы ведь, в сущности, не реагировали на замечание старшего офицера.
- Я среагировал. Просто просил показать мне основание, по которому я допустил нарушение и заслуживаю взыскание. Но этого не сделал никто. Снимать планки я, поэтому, не стал, вот и получил за них выговор.
- Его потом с вас сняли?
- Да, через полгода сняли, и то, потому что я сам перестал носить эти планки, так как изменилась форма одежды. Просто вместо кителя я стал носить куртку.
- Но не из-за выговора, как я понял.
- Нет, не из-за него.
- И с семьёй, насколько я слышал, вам тоже не везло.
- Не везло. Совсем не везло.

Семейно-квартирный вопрос.

На этом мой собеседник сделал небольшую паузу, потому что для него это, как я понял, действительно больная тема.
- Вы не были женаты? – Прервал я это молчание.
- Был, - как-то недовольно ответил он, - как же не был? Даже комнату свою я получил благодаря этой женитьбе. С подселением, правда. Вот только наш брак оказался недолгим. Жена оказалась человеком неприступным. Стала говорить, что я у неё вызываю отталкивающее впечатление. Жить со мной она фактически не жила, только наведывалась иногда. Вы не поверите, но между нами ни разу не было близости.
- А сколько времени вы были с ней в браке?
- Около года.
- И вы хотите сказать, - удивился я, - что за год между вами вообще ничего не было?
- Именно так, - твёрдо ответил он, - к тому же со временем она стала у меня подворовывать вещи, не ставя меня самого в известность.
- И вы развелись?
- Да. Я пошёл к адвокату и описал ему нашу семейную ситуацию. Адвокат меня понял и сказал, что нам нужно развестись, и что это есть единственный выход из такого положения. Поскольку жена отказывалась идти в Загс, то вариантом развода остался только суд. Поэтому тут же было составлено соответствующее заявление, ну а дальше всё пошло своим чередом. Через полгода нас развели.
- А комната за вами так и осталась?
- Верно. И мне даже удалось сделать обмен с моим соседом. Он-то до этого жил в большой комнате, а я – в маленькой. Так вот с его согласия мы тогда и совершили данный обмен. Для этого я сначала сделал ремонт в маленькой комнате, где жил поначалу, а потом после переезда уже в большой.
- Там вы зарегистрировались?
- Да, пришлось. Иначе бы меня и её лишили.
- Вы уверены?
- Убеждён. Ведь у меня уже прежде была попытка решить свой жилищный вопрос.
- Как я догадываюсь – неудачная.
- Неудачная. У нас тут когда-то жила во втором доме одна Ханкина. Я лично её не знал и никогда не видел. Но у неё была однокомнатная квартира, в которой она уже давно фактически не жила и за неё, естественно, не платила. Тогда я предложил командиру части решить всё с этой квартирой через суд, а заодно и мой жилищный вопрос. Он тогда согласился, а потому я активно взялся за эту работу. Сходил к адвокату, который помог мне составить нужное заявление, взял затем нужные справки в Домоуправлении. Даже оплатил все необходимые квитанции, в том числе, судебную пошлину.
- Простите, из своих денег платили?
- Из своих, разумеется. В части мне денег на это не давали. Вот только сам от себя я в суд иск подать не мог, так как для этого мне нужна была доверенность. За ней-то я и пришёл снова к командиру, но с уже готовыми документами. А командир взял у меня эти бумаги «для ознакомления», и впоследствии он их мне больше не вернул. А я-то жду. Время идёт, а сигналов всё никаких. Тогда я снова пошёл к командиру, где получил неожиданный для себя ответ.
- Это, какой же?
- А такой, что в суд пойду не я, а этим вопросом займётся майор Скрипка. Ну, то есть наш «тыловик».
- Суд состоялся?
- Да! – Отрезал мой собеседник, - и эту квартиру, между прочим, удалось отсудить. Вот только распределили её уже не мне. Я даже не в курсе был такого решения, и узнал об этом чисто случайно.
- И этим всё закончилось, - подытожил я.
- Не закончилось, - поправил меня Ломов, - я потом пошёл в штаб выяснять, в чём же дело. А там, то есть здесь, ответили, что мне, в принципе, никто ничего не обещал. Вот после этого я и решил, что верить на слово тут никому нельзя.
- Даже так?
- Даже так. Но получив большую комнату, я решил снова обзавестись семьёй. Вскоре мне это удалось. Через объявление в газете я нашёл женщину с ребёнком, и они оба приехали ко мне сюда. Меня такое положение устраивало. Своих детей у меня не было, а тут сразу сын. Вот только жизнь с ними у меня так и не наладилась.
- А это почему?
- Ну как – почему, - пожал плечами Ломов, - женщина она оказалась неряшливая, в комнате при ней был настоящий бардак. Постоянно что-то терялось. В основном, ножницы и градусник. Ну, я-то был здоров и градусником сам редко пользовался, но она постоянно просила его для сына, после чего этот градусник всегда пропадал. А она потом опять ко мне. Я говорил ей, что градусник находится у тебя, вот ты его у себя и ищи. Она напротив давай меня упрекать, что мне жалко для неё купить новый. Пришлось пойти и купить, да и тот затем потеряли. С ножницами было то же самое. Но те-то мне были часто нужны. Я раз не выдержал и купил сразу двое ножниц. Одни отдал жене, а другие оставил себе, сказав, что покупать ей ножниц больше не буду, и у меня их тоже не просить. Она, конечно же, была недовольна, но скандал мне устраивать тогда не стала. Те ножницы, впрочем, тоже быстро потерялись, но свои давать я уже наотрез отказывался. Однако сын её нашёл одни из ранее потерянных ножниц и в моё отсутствие перерезал ими все провода от моих электронных устройств. Для меня это стало последней каплей. Я жене поставил ультиматум, чтобы она следила за своим сыном, иначе я приму меры сам. Ну а та сразу накинулась на меня, чтобы я сына её не трогал, и вообще пусть тот развлекается, как ему охота. А ты, то есть я, раз мужчина, то сам всё и починишь. Я ответил, что если дома нормального порядка не будет, то такая семья мне не нужна. Пусть тогда убирается с ним, то есть с сыном к своей матери. А она так и сделала. Собрала свои вещи, взяла сына, да уехала от меня.
- Но ведь не все же жёны такие. Можно было бы ещё поискать, - рассуждал я.
- После расставания с ней, - продолжал мой собеседник, - я долго не мог ни с кем сойтись. Всё мучила меня какая-то досада от такой неудачи. К тому же меня ожидал новый сюрприз.
- Какой?
- Дело в том, что я с ними жил где-то три месяца, но эта жена забирала у меня почти всю зарплату. Я ей говорил при этом, что мне каждый месяц надо платить за жильё. Но она меня тогда убедила, что заплатит за всё сама. Я в это, конечно же, поверил. Ну а когда после их отъезда я пошёл сам платить, то оказалось, что на мне висит трёхмесячный долг.
- Выходит, что она не платила, - сделал я вывод.
- Не платила, - согласился Ломов, - и мне пришлось договариваться с управдомом о постепенном погашении этого долга, так как сразу заплатить за всё я был не в состоянии. Спустя три месяца я одолел этот долг, внося одновременно текущий платёж и один просроченный.
- А после этого больше не женились?
- Почему же? Была попытка ещё одна, но та оказалась для меня роковой.
- Это как же?
- Нашёл я ещё пару себе по объявлению. Тоже дама с ребёнком. Мальчик. Та была уже и хозяйственней, и не пропадало у неё ничего. Мальчик вскоре стал называть меня папой. Мы уже думали вскоре подавать заявление в Загс, тем более, что для этого было ещё одно обстоятельство.
- Это, какое же?
- Наш сосед, что жил в маленькой комнате, очень увлекался алкоголем, да так, что заработал себе панкреатит.
- Поджелудочная железа! – Догадался я.
- Да, она самая. Чувствовал он себя в это время очень плохо, так что его смерть была уже не за горами. Моя новая супруга это тоже поняла, а потому после его смерти мы всей семьёй собирались занять его комнату, да жить уже в отдельной квартире. Вот только сосед подвёл нас.
- Чем же?
- Отдал Богу душу раньше времени. А мы ещё в Загс сходить не успели. Кстати, именно моя будущая супруга вызвала «скорую» для соседа, когда тому стало уже совсем плохо. Меня в тот день дома не оказалось. Но вот после этого именно я стал искать его в больнице, а найти мне удалось только запись в морге о том, что сосед приказал нам всем долго жить. В самой нашей части об этом факте ещё не знали, а потому воспользовавшись этим моментом, мы тогда и подали своё заявление в Загс. Но скрывать эту смерть долго нельзя было, и поэтому я подал рапорт жилищной комиссии, чтобы освободившееся помещение отдали мне и моей семье соответственно.
- Вам отказали?
- Отказали. Заседания жилищной комиссии, правда, ещё не было, но мне сообщили, что в ту комнату поселят, скорее всего, двух холостых офицеров. Смириться я, конечно же, с этим не мог, а потому прямо заявил, что я в эту комнату просто никого не пущу.
- Однако, - усмехнулся я.
- А как вы хотели, товарищ майор? На кону ведь стояло моё семейное счастье. Я же понимал, что моя будущая жена такого соседства просто не выдержит, а потому мне и пришлось идти до конца.
- И что же вы предприняли?
- После того, как мне сказали, что в ответ на мои действия они вызовут ОМОН, то я тогда решил идти сразу в суд. Но при этом ещё надеялся, что смогу свой вопрос решить по-хорошему.
- Но всё-таки пошли в суд.
- А что ещё оставалось мне делать? Однажды, как я уже сказал, меня с этим просто обманули. Так с какой стати я должен был им верить сейчас? Мне снова удалось найти хорошего юриста и составить с ним нужное заявление. А главное, по запросу этого адвоката судья наложил арест на эту самую комнату до решения суда. Так что время подготовиться у меня ещё было. Однако я совершил тут две ошибки. Сначала я забыл сказать адвокату, что мы с женой ещё официально не расписаны, и ребёнок по закону тоже не мой сын. Впоследствии на суде мой адвокат окажется в неловком положении, и это всё отразится на решении суда. Вторая моя ошибка состояла в том, что я слишком рано поверил в свой успех и вёл от этого себя довольно самонадеянно. И мне это тоже дорого обошлось.
- Жилищная комиссия потом решала ваш вопрос?
- Решала. Меня, кстати, тогда тоже вызвали на её заседание. Я наивно полагал, что будем решать мой жилищный вопрос совместно, но меня там лишь поставили просто перед фактом, то есть освободившуюся комнату уже отдали этим двум лейтенантам.
- И вы, наверное, возмутились.
- Конечно же, возмутился. Просил дать мне возможность оформить с женой законный брак, а уже после этого принимать решение. Но председатель жилищной комиссии назвал данный вопрос решённым и не стал со мной ничего больше обсуждать. В ответ ему я сказал, что эти офицеры в комнату всё равно не войдут. Но о наложении ареста на комнату я тогда промолчал. Тем не менее, тот мой ответ дошёл, разумеется, до командира части, и меня, соответственно, вызвали к нему. Когда я вошёл в его кабинет, там уже находился ещё и председатель этой жилищной комиссии. Мне тут же стали угрожать различными карами за моё упрямство, и я тогда спросил председателя этой комиссии: «Скажите, это решение окончательное?». Он сказал, что да. Вот тогда я прямо и сказал ему, что прошу отменить это самое решение, поскольку есть постановление суда об аресте этого помещения. Вот вам документ! А у меня в это время была с собой копия этого постановления, которую я тогда постоянно держал при себе. На всякий случай. И вот тогда я эту копию им предъявил, добавив, что незаконно именно ваше решение, и что у вас вообще нет никакого права с этой комнатой что-то делать!
- Теперь я представляю, что потом было, - намекнул я.
- Немая сцена была, - уверенно сказал Ломов, - такого они явно не ожидали. « Тогда мы это решение пока отменим» - только и сказал председатель комиссии. А командир, в свою очередь, объявил мне, что я буду за это наказан – за такие действия. Я ему ответил, что никак нет, так как я со своей стороны ничего не нарушал, никого не оскорблял и за рамки воинских уставов вообще не выходил. Да ещё в суде скажу, за что взыскание на меня наложили.
- Вас тогда наказали?
- Нет, не стали, но поступить, судя по всему, решили иначе. Командование части, например, тоже сумело как следует подготовиться к суду.
- А что же суд?
- А там всё складывалось не в мою пользу. Всплыли тут же и мои ошибки. Представитель от части, которого отправили на суд, выдал все собранные против меня аргументы. Что и брак наш не зарегистрирован, что и ребёнок официально не мой, да и живу я сравнительно мало с новой семьёй. Что кроме меня в моей же комнате никто больше не зарегистрирован, что я вообще с такого рода семьями сам подолгу не живу и использую их исключительно только для своей же выгоды. Словом, в корыстных целях.
- То есть вы там ничего не доказали.
- В сущности – ничего. Поэтому суд отклонил моё исковое заявление. Но, не смотря на проигрыш в суде, я всё равно стал дальше бороться за своё жильё. Взял справку в Загсе, что мы скоро должны расписаться, и вновь просил жилищную комиссию отложить на время этот самый вопрос. Но на этот раз со мной уже не церемонились за то, что я подал на них в суд.
- Считаете, что из-за этого?
- Да от меня этого и не скрывали. Стоило мне снова сказать что-то о своих правах, то мне сразу же отвечали, что раз вы подали на нас в суд, и его же проиграли, то вот теперь и извольте исполнять постановление этого суда, а к нам претензий предъявлять нечего.
- И что же было дальше? – Докуривал я уже очередную сигарету.
- А дальше я снова пытался отстоять эту комнату. Ведь на кону у меня стоял вопрос сохранения семьи. А жена мне ещё раз прямо сказала, что если тех холостых лейтенантов к нам действительно поселят, то она этого уже не выдержит и сразу же уедет. Вот я и тянул время, ожидая нашей очереди в Загсе. Да только командование наше ждать этого не стало. Ну, ОМОН они, конечно же, не вызывали, что было бы уже слишком, но вот местного участкового, однако, пригласить не постеснялись. Тот сразу же потребовал эту комнату освободить, хотя мы её так и не успели занять, а после этого впустить сюда этих двух офицеров. Они, кстати, переезжать сюда и сами не хотели, но и ослушаться вышестоящего решения также не решились.
- И этим всё закончилось. Так?
- Можно сказать и так. Жена, которая официально так ею и не стала, сразу же заплакала, сын её тоже. В тот же день стала собираться, а потом взяла своего сына и уехала. Не выдержала она такого позора. Я тоже этого не перенёс, вот только деваться мне было тогда некуда. Мой контракт ещё не истёк, да и увольняться из армии я тоже не собирался. У меня уже набежала приличная выслуга лет, и не было смысла терять будущую пенсию.
- Понимаю, - ответил я, - но с вами, как я понял, тоже ведь что-то произошло?
- Произошло. Скрыть визит участкового и последствия от этого на весь военный городок, конечно же, не удалось. Да и ещё и на всеобщем построении не забыли про это упомянуть. Я после всего происшедшего не мог уже никому в глаза смотреть. Стал от всех отдаляться, почти перестал общаться с народом, гулять стал ходить только в лес, где меня никто не видит.
- Почему же такая крайность? – Уже в который раз удивился я.    
- Потому что я не мог больше слышать о том, что кто-то женился или у кого кто-то родился. Неважно у кого. Не мог я больше переносить шумные компании и даже встречаться с родственниками. Как окажешься там, так и начинаются дурные разговоры, кто о детях, кто о детях своих детей. А я такое слушать теперь никак не могу.
- Даже так?
- Так! – Резко ответил Ломов, - раз не заладилось у меня с личным семейным счастьем, а о других про такое знать ничего не хочу. Кто пытался мне что-то рассказать об этом, я того немедленно обрывал.
- А если он продолжал рассказывать?
- Тогда я обрывал его грубо. После этого, поверьте, он уже останавливался.
- А что же вы делаете, если что-то узнали всё-таки? – Настаивал я.
- Всё это убираю из своей памяти. Выкидываю из головы, если хотите.
- А это как?
- Вы не поймёте. Я сейчас практикую медитацию, и эти упражнения освобождают мою память от ненужного хлама.
- Оригинально, однако, - вздохнул я, - хотя и впрямь оно непонятно.
- А иначе начнётся настоящий кошмар в моей голове, если я буду постоянно копить то, что творилось и творится. У всех моих двоюродных братьев и сестёр родители давно уже дедушками и бабушками стали, а мои родители всё никак не станут. Знаете ли, как мне тяжело и досадно от этого?
- И от этого вы на других срываете зло?
- По-другому у меня уже никак не получается. А иначе я просто сойду с ума.
- И как же дальше вы собираетесь жить со всем этим?
- Ну как, как? Отслужу, да вернусь к своей матери.
- Извините, - немного замялся я, - а вы уже без отца?
- Да, Отец умер год назад.
- Значит, ваша мать одна теперь живёт?
- Одна.
- И, наверное, внуков хочет?
- Не надо! – Резко высказался мой собеседник, - не произносите, пожалуйста, этого слова! Слышать больше его не могу!
- Успокойтесь, пожалуйста, товарищ старший прапорщик, - чуть громче ответил уже я ему, - у меня не было, между прочим, никакого желания вас обидеть. И не надо, пожалуйста, вот так всё остро воспринимать. Лучше подумали бы, что может вам лучше снова заняться семейным вопросом? Может это как раз и улучшит ваше душевное состояние?
- Нет, - на этот раз спокойно ответил он, - я уже сказал, что нет у меня больше сил, этим заниматься. Моральных сил нет. Теперь мне сдаётся всё время, что опять что-то помешает и в этот раз, и тогда я уже сорвусь окончательно. Больше такой неудачи я уже не переживу.
- Это означает, что вы уже смирились со своим положением.
- А мне больше уже ничего и не остаётся. Плюнул на всё и точка. Ничего больше не хочу. Мне лучше всего сейчас оставаться в покое. И меня чтоб тоже не трогали.
- Ну, раз вы сами ничего исправлять не желаете, то и нам, видимо, придётся именно так же  поступить, - подытожил я так нашу беседу.

Итог.

Всё. Разговор со старшим прапорщиком Ломовым я закончил. Только что он ушёл по своим делам, а я всё сижу в кабинете, да снова докуриваю очередную сигарету. Да, непростой человек, этот Ломов. Одновременно сломленный служебными обстоятельствами, и впоследствии разочарованный в нашей же повседневной жизни. Весь наполнен абстрактной злобой и душевно опустошён. Так что же такое, в конце концов, случилось с ним, что все люди для него стали чужими, а он – чужим для всех? И иного состояния для себя видеть уже не может или не хочет. Что ж, попробую теперь сам разобраться в этом.
Да, поначалу его действительно сломили морально, заставив поехать в Чечню. Ломов знал, что не подходит по ряду критериев для такой командировки, но оказался не готов при этом ничего сделать. Так неприятный осадок и остался в его душе. И затаился там до поры до времени. Но вскоре это время само настало. Находясь под Гудермесом, уже в зоне боевых действий, Ломов в итоге только ожесточился под влиянием военной обстановки. Прежняя моральная ломка обрела в молодом прапорщике на этот раз уже иную форму. Теперь для Ломова больше не существует ничего неодолимого. Если прежние служебные проблемы были для него как бы неприступны, то последующие ему теперь и осиливать не нужно, раз их можно будет просто сломать, не взирая при этом на всевозможные последствия. Вот таким, уже в звании старшего прапорщика, да ещё и с государственными наградами, он снова вернулся в свою часть, но теперь совершенно другим. Не тем, что был прежде.
При первой же стычки с офицером Ломов сразу пошёл к командиру с предупреждением, что он готов, не взирая ни на что, пойти на открытый конфликт. Я со своей стороны даже не стал выяснять, прав тут был Ломов или нет. Здесь важно отметить то обстоятельство, что он вступил в открытую борьбу со старшим по званию, да и по должности, а такое в армии обычно не сходит с рук. Но Ломову тут, однако, повезло. Командир во избежание громкого скандала пошёл тогда молодому прапорщику навстречу. Но наш герой это воспринял по-своему. Вот как, оказывается, работает его новая позиция! Сами видите, первое её же применение сразу приносит удачу. Так-то оно так. Но Ломов, судя по всему, не учёл, что этот первый его успех мог оказаться одновременно и последним. А ведь, в сущности, так оно и случилось.
При оформлении проездных документов у нашего героя происходит первая осечка. Не зря ведь говорят в народе, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А вот Ломов пришёл, чем и заработал свою первую существенную неприятность. Да, та самая подпорченная репутация как настоящего скандалиста. А такое всегда хорошо оседает в человеческой памяти. Вот всё это ему впоследствии и запомнили.
Я не знаю, нарочно ли пристали к его наградным планкам или нет, но Ломов это тут же воспринимает в штыки. Ну как же? Они что ли его награждали, чтобы им ещё и снимать с него планки этих наград? Ломов, кстати, а это надо признать, правильно попросил указать основание для такого требования. Но кто сказал, что в армии можно вот так свободно пререкаться и не выполнять указания вышестоящего начальника? А вот Ломов, однако, решил, что можно, раз не подтверждена законность таких претензий к нему. Вот вам и второе взыскание.
Впервые решая свой квартирный вопрос, он снова начал с показа своей решительности и уверенности. Как сказал, так должно и быть. Как он сам определил, так и надо делать. Вот только другие с этим могут быть не согласны. Да, старания Ломова в отношении пустующей квартиры здесь явно не оценили, и раз он сдвинул это дело с мёртвой точки, то, конечно же, вполне заслуживал этого жилья. Но не бывает так, чтобы в жизни всё происходило только хорошо и только по плану. Я сам, конечно, в этой части сразу же получил жильё, но такое везение у меня тоже было не каждый раз. Когда мне приходилось всё это самому решать, то я и решал. Вполне стандартная ситуация. Но Ломову надо поступать всегда по-особенному. А раз так, то и поставил бы сначала вопрос именно о доверенности, а потом уже непосредственно о самом деле. Не дают доверенности? Тогда нечего и стараться тут. Но путь им был тогда выбран иной.
Да, один раз именно стандартно Ломов и поступил. Сначала женился, а после получил  жильё. Пусть комнату, но всё же свою. Только к жене подхода найти не удалось – всё те же принципы. Со второй женщиной вообще не знал, что делать. Та три месяца его фактически использовала, сделав лишь квартирным должником. Пока до Ломова это дошло, потеряно было немало времени. С третьей избранницей ему, можно сказать, повезло, но вот способ, чтобы сохранить семью, был снова избран неверным. Предпочли сначала дождаться кончины больного соседа. А тот, как назло, взял да и помер раньше времени. Опять пошло всё не по плану нашего героя. А командование части, видя, что семейная жизнь Ломову не удаётся, решили, что и на этот раз ничего у него не выйдет. А позволить ему одному жить в двухкомнатной квартире, то это уже было бы слишком.
Ломов сразу подаёт иск в суд. Шаг, в принципе, верный, но в то же время чересчур и самонадеянный. Сам ведь потом признал свои ошибки. Повёл себя так, как будто бы судебное решение, разумеется, в его пользу, уже лежит у него в кармане, и теперь пора действовать, не взирая ни на что. Что ж, можно и командиру своё условие поставить, и унизить председателя жилищной комиссии. А как же? Вот же есть решение судьи, а кто пойдёт против этого? Ну, сам суд пусть не решил ещё ничего, но всё равно ведь решит. Так какая тогда здесь разница? Выиграю в этом случае я и только я! А вы, господа начальники, вот сидите да исполняйте, поскольку деваться вам всё равно будет некуда. Так стоит ли удивляться тому, что эти самые начальники впоследствии повели себя так бесцеремонно после выигранного ими суда? Был ли у них резон снова «нянчится» с этим старшим прапорщиком? Таким образом, по сути, произошло именно то, что и должно было произойти. Какие уж тут после всего этого церемонии!
Потерпев такое фиаско, Ломов в итоге не выдержал. Обманутая его ожиданиями женщина уезжает, а квартира вновь становится коммунальной. Позор, связанный с приездом участкового, становится «достоянием» всего военного городка. Другой человек на месте Ломова, скорее всего, запил бы. Но тот-то всегда был непьющим. Искать теперь другой путь в жизни? Но Ломов жить по-другому уже никак не мог, и не стремился к тому, чтобы мочь. Он стал отдалять себя от других, а других стал отдалять от себя. А перестав общаться с людьми, начал в свободное время ещё убегать в лес, как бы прячась от повседневных будней. Надо сказать, что, даже с помощью медитации, сооружённая им невидимая стена, отделявшая его от всех, действительно психологически защищала Ломова, и реально спасала его от какого-либо морального падения. Но эта защита одновременно отчуждала его от всего и от всех, делая нашего героя действительно «диким». Да, у него назрела со временем потребность высказаться кому-то, и вот я ему сегодня такую возможность полностью предоставил. Но если тут выразиться чисто образно, то получается, что пар из него как-то вышел, но сам котёл так и остался сильно разогретым. Так и Ломов не сумел остыть от своего собственного откровения.
Как прежде сказал мне командир, что другие всё-таки не одичали, как Ломов. Но остальные не создавали себе таких высот, которые потом следовало преодолевать. Они просто жили, да несли свою службу. Не знаю, как насчёт командировки в Чечню, но о проездных документах и планках к медалям спорить бы из них точно никто не стал. Они просто поэтапно бы решали как свои семейные, так и жилищные вопросы. Что, в сущности, они и делали. Наш же герой поступал иначе. Жизненная позиция, созданная им самим, оказалась для него же настолько высока, что покорить её он оказался не в состоянии. Тот мир, который он строил для себя, рухнул в одночасье, оставив на своих развалинах своего же создателя. А для поиска чего-то нового Ломов уже больше не нашёл в себе сил, так как неспособен оказался предпринять что-либо. Поэтому столь печальный  итог стал для него вполне закономерным. Одна крайность порождала другую, и по большому счёту в отношении этой истории, и её окончания, в принципе, странного ничего нет. Да просто и быть не могло.

2024 г.