Лесосплав Моя комическая одиссея Глава 8
Глава 8. Развлечения. Трудовые будни. Ню-танец больших лебедей.
Просыпаться было тяжело. Я опять проснулся раньше всех, с трудом разлепил глаза и попытался, как вчера заорать:
- Рота! Подъем!!!
Получилось не так браво и по-молодецки, как хотелось бы – команда походила, скорее, на громкое карканье старой вороны. Но, все-таки, достаточно громко, чтобы вытащить моих друзей из нежных объятий Морфея.
- Семён, пошел на ***. Дай еще, хоть, пару минут поспать. Затрахались вчера в мумию. Вся тела болит. – Отозвался со своей койки Батя.
Честно говоря, я и сам готов был послать себя по указанному адресу. Но… Катер ждать не будет. Вова, как огромный ребенок-переросток, трогательно тер кулачками заспанные глаза. Андрей продолжал спасть, как ни в чем не бывало. Пришлось заорать про подъем роты ему прямо в ухо.
Андрей, не открывая глаз, влепил мне довольно ощутимую затрещину. Вова по-девчачьи хихикнул. Из Батиного угла повторно донеслось дружеское пожелание, по какому адресу мне следует идти. Стало обидно от такого хед-трика:
- Ну и дрыхните дальше. Пешком на завал пойдете. Идите вы все в жопу. – В отношении Вовы это было несправедливо – он, вообще-то молчал. Ну, что же мне их – сортировать, что ли?
Я пулей метнулся к рукомойнику, чтобы успеть брызнуть себе в лицо пригоршню воды и почистить зубы, пока возле него не начнется толкотня моих полусонных подельников.
Через полчаса наша разношерстная компания двинулась в направлении причала. Обычных разговоров, шуточек, смеха не было. Видимо, первый рабочий день всем дался нелегко. Закралась подленькая мыслишка – «повезло сегодняшнему дневальному: у котла стоять – не по бревнам с крюком прыгать». Застыдился. Отогнал ее.
Погода, меж тем, изменилась коренным образом, и холод, дождь и снег, которыми нас встретила гостеприимная Коми, сменились на солнечную безоблачную негу. Воздух был прозрачен и свеж до хруста, день обещал быть замечательным.
На крыльце барака стоял Боря, вышедший проводить нас и покурить. Ему, как он сказал нам доверительно – «сегодня предстоит очень непростой день, от которого во многом будет зависеть наш заработок». В отношении него зависти, почему-то не возникло – уж лучше бревна ворочать, чем ублажать местных князьков, заискивая перед ними, преподносить им дары в виде коньяка и сухой колбасы, цветисто хвалить их несуществующий талант дальновидного руководителя. В общем, вести себя, как порабощенные русичи, прибывшие в Орду вымаливать ярлык на княжение. Ну, каждому – свое, решил я и прибавил шаг.
В трюме мы всю дорогу до завала дремали, уже не обращая особого внимания на удары бревен о бронированные борта катера.
Выгрузившись из катера и взглянув на завал, мы с удивлением обнаружили, что в результате нашей вчерашней работы он заметно уменьшился, что не могло не обрадовать нас. Вчера, на обратном пути уже звучали сомнения, что мы сможем здесь хоть что-то заработать, и не стоит ли нам послать эту затею к едрене фене и смотать удочки?.. Но, хорошая погода – ясное безоблачное солнечное утро, видимые результаты нашего труда сделали свое дело и прибавили нам сил и уверенности в себе. Мы разошлись по своим местам и принялись за работу.
Солнце поднималось все выше, становилось теплее, и вскоре мы начали снимать с себя рабочую одежду. Из инструктажа Владимира Ивановича мы, конечно, помнили, что работать с голым торсом запрещено по технике безопасности, но было очень жарко, проверяющих не намечалось, и к полудню мы уже подставляли свои бледные московские тела под яркие лучи Коми-Пермяцкого солнца. Кто-то разделся до пояса, кто-то до майки, а кто-то уже прыгал по завалу в одних трусах и кедах.
Первым дурацкую идею выдал всё тот же неугомонный Батя. Я, вообще, обратил внимание, что во всех заварухах и совершаемых нами глупостях заводилой был именно он, хотя, как уже отмечалось, он был значительно старше всех нас. Такой Карлссон на минималках. Так вот. Не знаю уж, чем он руководствовался, и какой таракан заполз ему в голову, но на одном из перекуров он объявил:
- Слышал я, что есть в Европе такие чудики, которые топят за слияние человека с природой. Мол, мы утрачиваем все вложенные в нас инстинкты, отгораживаясь от нее, матушки, стенами зданий, корпусами машин, одеждой. Они утверждают, что для того, чтобы опять приникнуть к ее лону, надо убрать все преграды между человеком и природой. При чем в прямом смысле. Мудисты они, вроде, называются. Или нудисты. Что-то типа этого. Так вот, пользуясь безлюдностью нашего рабочего места, я решил слиться с Природой.
И он проворно стянул с себя трусы. Мы, почему-то сконфузились, как десятиклассницы, которые впервые на картинке по биологии увидели схему мужского члена в разрезе. Батя захохотал, как Мефистофель:
- Да вы что? Правда повелись, на эти бредни про нудистов? Да по хер они мне все. Просто, когда еще появится возможность позагорать голым? Представляете, приезжаю я домой, веду свою Наташку в наш будуар – изголодались же оба… Надеюсь… - пробормотал он в полголоса. И опять громко, - я раздеваюсь… И она видит, что я весь покрыт ровным коричневым загаром. А? Каково? Во, секс у нас будет!!!
Насколько я теперь понимаю, подобная картина своего возвращения в образе этакого Тарзана с ровным загаром по всему телу нарисовалась не только в моей голове, так как через три минуты уже все восемь голых жоп были обращены в сторону нашего вечного светила. Представляю, какие мысли обуревали бедного Гришу Цфасмана, ничего не понимавшего и наблюдавшего за нашим перформансом из расположенного метрах в ста лагеря. Так и продолжили мы свою работу в костюмах Адама, имея из одежды лишь обувь, защищающую ноги от повреждений.
Проказник Батя не остановился, конечно, на достигнутом, и на следующем перекуре, подойдя к реке, демонстративно заложил руки за спину и глядя, куда-то вдаль, изрек:
- А вот, где ещё и когда в жизни вам доведется поссать без рук? Нет, не так, как женщины, сидя на корточках, а гордо, стоя и не обделав при этом брюки? А? Отвечу сам. Нигде. А я – могу.
И ничуть не стесняясь нашего присутствия, приступил к объявленному им действу. Думаю, не стоит говорить, что его дурацкому примеру мы все тут же последовали. Ох, уж этот затейник Батя…
В этот день мы почти наполовину разобрали завал, с которым, как нам казалось вначале, не справимся никогда.
Потекли рабочие будни, похожие в своем однообразии друг на друга, как спички из одного коробка.
В один из таких дней неутомимая, как бьющий из-под земли фонтан в центре чешского города Карловы Вары, фантазия Бати подсказала ему еще одно развлечение, которым мы впоследствии, время от времени, разбавляли скуку однообразия.
Развлечение, с точки зрения его интеллектуальной наполненности, так себе. Его можно было бы охарактеризовать, использовав название романа известного чешского писателя Милана Кундеры – «Невыносимая лёгкость бытия». А заключалось оно в следующем.
Время от времени по реке то вверх, то вниз по течению ходили лодки, как уже упоминалось здесь, не с винтовыми моторами, а водометными. Но это так, к слову. Плевать нам было на моторы, главное, чтобы в этих лодках, кроме мужчин, были ещё и женщины. Услышав стрекот лодочного мотора, доносившийся издалека, как правило, это был кто-то работавший внизу у воды – по воде звуки распространяются лучше – он подавал сигнал верхним. Таким сигналом служил истошный вопль: «Жертва!». Задача верхних была в том, чтобы как можно раньше определить, есть ли среди пассажиров женщины. Если таковые имелись, а определить это было не так уж трудно – местные фемины обычно носили светлые косынки, мы бросали работу и собирались внизу у воды, выстроившись в одну шеренгу, спиной к воде. Пока лодка приближалась, мы спокойно стояли вдоль берега, выстроившись в одну линию и положив руки друг другу на плечи, как греки, приготовившиеся плясать свой танец Сиртаки.
Но как только лодка оказывалась на траверсе с нами, Батя подавал команду, и мы все одновременно поворачивались лицом (а, соответственно, и не только им одним) к воде, в сторону лодки и ее пассажиров и начинали медленно, в такт, раскачивать одновременно бедрами, строго следуя схеме – влево, вправо, вперед, назад. Постепенно увеличивая амплитуду и темп движений.
В чем же заключалось развлечение? – спросите вы. А я отвечу. Вы, наверное, уже забыли, что, если не считать, нашей обуви, работали мы в чем нас рожали наши бедные матери, и зрелище, открывающееся пассажирам проплывающих мимо казанок, учитывая пуританские нравы местных, было, мягко говоря, экстравагантным. Если учесть, что о женском стриптизе мы, москвичи, не говоря уже об аборигенах, в те времена только слышали, то о мужском и в наше-то время мало кто имеет представление. Так что, можете представить, какое впечатление на невольных зрителей производила тогда наша хореография. Реакция у них, как правило, была одинакова. Мужики орали, матерились, потрясали всем, чем только можно и нельзя потрясать в лодке, старались отойти подальше от нашего берега. Но ни они, ни их реакция нам были не интересны. Нашей целевой аудиторией, как я уже сказал, были женщины. А они конфузливо взвизгивали, прикрывали рты ладошками, смеялись на всю реку, но не отворачивались. За всю нашу стриптизерскую практику мы ни разу не видели, чтобы кто-то из них хотя бы отвел глаза в сторону.
Скажу больше. Эти наши экзерсисы в области соцарта имели у них явный успех. Мы отмечали, что некоторые женские лица стали попадаться все чаще, а иногда в лодках и вовсе не было мужчин, чего раньше не случалось. Прибывали на представление чисто женские экипажи. В этом случае средство речного передвижения двигалось на предельно низкой скорости и ближе, чем обычно, к нашему берегу. О, времена! О, нравы! Ну, а что вы морщитесь? Да-да. Скромное обаяние советской интеллигенции.
Как я уже говорил, рабочие дни потекли один за другим, похожие друг на друга, как печеные пирожки. Лишь время от времени, какое-то событие, как правило не очень приятное, выделяло один из них из мерной их череды.
Свидетельство о публикации №224082701557