Междействие 13. Разочарование

18+. Присутствует описание женских нетрадиционных сексуальных отношений, описание сцен насилия.



В то время, как Стелла и Тимофеев любились и сочетались государственным браком, из комнаты Моане вышла плачущая Таня, пытаясь надеть и не потерять форменные брюки. У Татьяны была перевязана голова и очень болели ягодицы. Голова была следствием резкой встречи с летящей вазой, а вот задница была красной и горячей, хоть прикуривай. Впервые Таню Синицыну, дочь Земли 24 века выпороли по заднице и отобрали оружие. Для Синицыной это было надругательство, сравнимое с изнасилованием. И, самое страшное, что сделала это ее мама Моане.

За Таней, как хвостик, следовала верная Селине. Она вытирала слезы и часто-часто хлопала своими огромными ресницами, ожидая любого приказания своей куалийской хозяйки.

Именно Селине спасла Таню от смерти. Причем, спасла, проявив невиданное для обыкновенной постельной служанки хладнокровие, блестящее самообладание в критической ситуации и просто-таки спецназовскую точность исполнения. Именно небольшая фарфоровая ваза, мастерски пущенная Татьяне в лоб, лишила ее сознания и не дала ей совершить непоправимое. Селине на пять баллов оценила ситуацию, приняла единственно правильное, хоть и очень рискованное решение, и исполнила его на пять с плюсом.

Теперь Моане относилась к «мерзкой язычнице» с огромным уважением и благодарностью, и вынуждена была признать при всех, что Селину послал Тьяне сам Господь. Пусть и язычницу, пребывающую во грехе. Никогда не знаешь, в каком облике предстанет пред тобой Слуга Господень, который пришел в мир людей испытать хилликианскую душу в верности Закону и в любви к ближнему. И коли сам Пророк Хилликий проповедовал дикарям и язычникам, то и современному священнослужителю нечего нос воротить от тех, кто пока пребывает в тени невежества и не знает Господнего Закона. Значит, нужно взять на себя такое обязательство и спасти душу отважной и доброй дикарки. Точнее, двух дикарок...

А вот второй «дикарке», то есть Тане Синицыной пришлось пережить страшное древнее наказание. По своему материнскому праву Моане взяла палку в руки и хорошенько взгрела пятую точку москвички. И ее опять поддержали все собрвшиеся.

Телесное наказание для жительницы Земли 24 века, - это страшная казнь из диких веков, что-то вроде распятия или колесования. Тем более, связанное с обнажением перед посторонними. Разумеется, Таня была против, протестовала и грозилась жалобами в вышестоящие инстанции, но тут уже Жю Сет поставила жесткий выбор, - либо она примет наказание от матушки Моане, либо она прямо сейчас ставит ей в табели «неуд» и отправляет на Землю с позором. Суицидникам за штурвалом корабля не место!

Что было делать бедной Тане? Только разрыдавшись, покорно стянуть с себя брюки, лечь на живот, где указано и покорно дать привязать свои руки к спинке кровати. Разумеется, чтобы не позорить юную «барышню», Моане попросила всех посторонних наблюдателей покинуть комнату. Только мать и дочь… А Селине священница поставила в угол и заставила закрыть глаза и уши. Не дело рабыне видеть, как секут ее хозяйку!

- Я вам этого никогда не прощу! – кричала возмущенная Синицына, пытаясь освободить связанные руки и увернуться от нового удара по мягкой белой попочке. – Мама, я возненавижу вас! Это непедагогично! Это разрушение личности! Это же сексуальное начилие! Ах, как больно! Хватит!

- У нас своя педагогика! – менторским тоном говорила Моане, с усердием обрушивая на ягодицы своей приемной дочери новые удары. – Это давно уже надо было сделать! Хотите ненавидеть - ненавидьте меня! Бросьте меня в забвении! Прокляните меня, но живите, Тьяне, сто лет и больше! Если завтра нужно будет мне умереть, чтобы вы жили, я пойду на это!

- Вы унижаете меня, как молодую женщину, как личность! Больно! Прекратите! Ой как бо-о-о-ль-н-о!

- Пусть эта личность будет сначала живой! Очень хорошо, что больно! Теперь всякий раз, когда вы задумаете сгубить свою душу, пусть вспомнится вам боль! Истинно говорю вам: боль земная ничто по сравнению со страданиями погубленной души в посмертном существовании! Пусть это будет самая страшная ваша боль в вашей жизни и после нее!

- Бога нет! – в бешенстве выкрикнула Синицына. – И загробной жизни тоже!

- Бог простит вам ваше неверие, ибо вы не озарены еще светом Истинной Веры. Вы пока можете только слышать Господа, но не видеть Его сердцем своим!

- А вы сами?! Что вы пытались сделать пару дней назад?!

- Плевать на меня! Я уже старая и жизнь свою прожила! А вы молодая! И думать не смейте! Ни одна беда не стоит вашей жизни, все можно исправить! Ваша жизнь, ваше счастье, - самое ценное! Если вы наложите на себя руки, то же самое сделаю я как можно быстрее! И вы знаете, что это не пустая бравада! Никакое ваше рыцарство, никакой союз надутых индюков с красными звездами не стоит жизни моей золотой звездочки! - Моане в такой щекотливой ситуации ухитрялась делать два дела сразу: жалеть Таню и укреплять дух ее, говоря о своей любви к ней, и в то же делать эту любовь максимально ощутимой. А сечь провинившуюся Моане, как выяснилось, умела не хуже Жю Сет.

- Нет, стоит… - Таня сейчас испытывала странно сочетание несочетаемых чувств: унижение, боль и стыд, ненависть к Моане, и в то же самое время невероятную любовь и благодарность к ней же. А вот Жю Сет она сейчас просто проклинала и по-русски, и по-китайски, и, до кучи, на корейском. Еще и пожалела ее вчера! Да зря ее Тимофеев не бросил!

- И хватит ерзать! А ну-ка расставьте ноги, а то хуже будет! Это я вас еще жалею, так как это ваша первая порка, в пол-силы бью!

- У-й-й-я-я! – завизжала бедная Синицына, задергала ногами, когда гибкая палка-трость прилетела по очень нежному участку плоти рядом с женским чувствительным местом. – Вам что это, доставляет удовольствие?!

- Сами виноваты! – прикрикнула на нее Моане. – Я предупреждала, не ерзайте животом! И вот что я вам хотела сказать, дитя мое! Вы сделали глупость! Да, глупость! Отрекитесь от меня! Пусть подавятся эти враги Божьи! Вы, юная девочка, не должны жертвовать собой ради меня, старухи! Я вас благословляю и даже прошу вас, - сделайте так, как они хотят! Ни словом я не упрекну вас, клянусь, я сама вам это предлагаю! Я не разрешаю вам разрушать свою жизнь ради меня! Я не хочу жить и благоденствовать ценой вашей жизни! Отрекитесь, напишите им это проклятое письмо, и пусть Господь судит их! Я все равно люблю вас, милая!

- Я уже почувствовала это буквально! – визжала Таня. – Развяжите меня немедленно! Садисты! Средневековые феодалы! Варвары! Я Родиной и родителями не торгую! Это все равно, что для вас от вашего бога отречься, неужели не понятно?!

- Вы святая моя язычница, гордость моя! – пустила слезу Моане. – Никогда больше не делайте так! Живите! Живите! Еще раз живите! И вознаградите Селине, ибо она очень хорошая iklite, хоть и ленивая! Ей благодаря вы живы!

Моане благословила Таню жить еще десять раз, причем каждый раз сопровождался свистом палки. Это в дополнение к тем сорока ударам, которые уже были прописаны и выданы молодой москвичке.

Когда экзекуция была закончена а ее руки отвязали от прутьев а спинке кровати, Моане попыталась обнять ее. Но Таня со злостью вырвалась от нее и, грозя жалобой в Военный Совет, а также путаясь в своих брюках, выбежала прочь. За ней последовала плачущая Селине.

Бедная Таня, злая на весь свет, кое-как, кряхтя и плача, бочком уселась на лавочку у окна и уткнулась подбородком в колени. Задница горела так, что сидеть на ней нельзя от слова «никак». Но хуже было другое… Стелла с Мороком безо всякого с ней совета перепрограммировали устройства ее цифровой подруги Землады так, что она постоянно наблюдала за ней и докладывала на ЛК Жю Сет о малейших изменениях ее психики. Это значило, что Синицыну фактически взяли под внешний контроль и в довершение к тому, изъяли у нее оружие. И Жю Сет пообещала, что один малейший чих не в ту сторону, и она пишет грозное письмо в ректорат училища.

- Барышня, вот возьмите мазь из коры! – подоспела к Татьяне Селине. – Целебная мазь! Самое первое спасение после порки-то!

- Иди ты знаешь куда, спасительница херова?! – заревела на нее леопардом Таня. – Из-за тебя это все! Я такого унижения в жизни не знала! Даже Синицына-старшая на меня руку не поднимала, кроме того, последнего раза! Знаешь, как мне стыдно сейчас?! Просто жить не хочется! Только теперь надо сразу и с гарантией, потому что если выживу, запорют до кровавого мяса! Я им что, холопка что ли?! Я советская гражданка, а не крепостная крестьянка какая-то!

- Как вы прикажете, госпожа, - кротко ответила Селине. – Да только и господских детей секут!

- Не надо было меня спасать! Я тебя не просила! Даже не заступилась за меня перед Моане! – возмущалась Таня. – Надо было тебе также по заднице прописать!

- Если хотите… Воля ваша, - грустным голосом ответила Селине, опускаясь на колени. – Да что же я могу целой баронессе-то сказать, да графине в придачу?!

- Пошла прочь! – закричала Синицына, срывая злость на беззащитной девушке. – Дрыхнуть до полудня, да конфеты по ящикам воровать ты можешь отлично, когда тебе надо! Все, хватит..! Как там у вас вольную заполняют? Да просто на листе сейчас напишу! И не надо меня больше спасать! Или ты тоже за мной наблюдаешь и сообщаешь Жю Сет?! А я тоже мне, нашла себе подружку по постельным играм, извращенка! Вот тебе! Свободна! Можешь спать теперь, сколько угодно и жрать, сколько влезет! Небось, неплохо тебе у старых хозяев жилось, раз только валяться на заднице и привыкла!

Взбешенная Таня бросила сложенный лист, на котором написала что-то вроде заявления об даровании свободы Селине, но, как на грех, бросила так неудачно, что лист полетел ей прямо в лицо. Селине аж вздрогнула от такого унижения, покраснела и закрыла глаза.

- Как вам будет угодно! – всхлипнула девушка, схватила бумагу и убежала прочь.

И вот только после этого бешенство Тани пошло на спад. Зря она так… Ведь Селине ее спасла по-настоящему. И не она виновата в решении Моане и Стеллы. Это на них надо писать жалобу. Или вообще перевестись от Жю Сет на флот… Ах, надо же дождаться конца практики! И жаловаться на Жю Сет! Это уже неуставные отношения! А кому? Жю Сет на хорошем счету в армии. Эх, надо было на нее бумагу подписать, которую Цветнова и Полосухина готовили! А Цветнова — вражеский шпион. Тогда бы и она вражескому шпиону услужила!

Но как Моане могла так поступить?! Если она так любит ее, как говорит? Унизить, вытереть об нее ноги? Разве это любовь?! И так удавиться хочется, а это дополнительное психоэмоциональное насилие получается! Ой, как болит задница! Нужно срочно мазь из аптечки! Так и до инфекционного заражения недалеко!

- Вот и опять мы встретились! - Таня даже вздрогнула от ненавистного голоса. Перед ней вновь возникла княгиня Жю Карри.

- Не подходите ко мне! Не подходите ко мне! - затараторила испуганная Татьяна, отодвигаясь, как можно дальше к стенке. - Даже не смейте ко мне прикасаться! - Синицына привычно сунула руку к кобуре, но та была пуста — оружие изъяла Жю Сет.

- Ишь ты, кобылка необъезженная! - ухмыльнулась Жю Карри. - Одежду-то застегни, а то живот твой видно! Не бойся, не трону… Поговорить с тобой хочу… И для меня, и для тебя это важно.

- Я вам сказала, я не продаюсь! - Таня нервно затеребила пояс, пытаясь привести форму одежды в порядок. - Ничего мне от вас не надо… И от сына вашего тоже! Просто не трогайте меня! Ой, как больно сидеть?! Я лучше постою!

- А я … спасибо тебе хотела сказать, что не выдала и не пожаловалась, - неловко улыбнулась Жю Карри. - Но истинно говорю, уж очень ты мне нравишься!

- У нас на планете женское «нет» означает «нет» с первого раза! - твердо заявила Синицына. - А не сказала я только потому, что мне было очень стыдно, что ко мне пристает пожилая женщина!

- И из-за этого ты самоубиться решила? С ума что ли сошла?! У нас это самое обыденное дело! Кто же запретит пожилой даме вспомнить свою давно ушедшую молодость?! А у вас это осуждаемо, как в церкви что ли?!

- Да. Потому что это ненормально! Потому что это психопатология! Говорю вам честно! Вам товарищ Тимофеев все объяснил! А потом, - вы же замужняя женщина! Как же ваш муж к этому относится?

- А кто его спрашивает? – подбоченилась довольная Сарре. – Да на самом деле, мы живем уже давно, как два друга-товарища: у него своя жизнь, у меня своя. Когда мы только поженились, он мне сразу сказал – будет гулять по девкам! Если меня что-то не устраивает, могу уйти в монастырь. Если устраивает – я княгиня со всеми почестями. Что мне делать было? Либо в монастырь, либо сидеть как дура и терпеть, либо в окно… А я нашла четвертой путь – возглавить процесс! И скоро он мне завидовать начал… Так мы с ним и сдружились, потому что в «Цветочный Луг» вместе ездили. Тут-то он меня и полюбил по-настоящему! Ой, что мы только не творили вместе! А потом дети пошли… Дочь… она, кстати, тоже со светлыми волосиками была, как и ты… Умерла, покой ей небесный! Потом Кыбо… Потом я на себя управление всем хозяйством взяла, подмяла под себя муженька… И живу, по сути, как хочу, в свое удовольствие!

- Какой ужас! – раскрыла рот Таня. – То есть вас замуж насильно выдали?! Как у нас в старые времена?! Вы знаете, я хоть на вас и сердита, но я вам сочувствую! Я бы лучше умерла! И вы никого не любили по-настоящему?

- Ну почему же… - немного погрустнела Сарре, глядя в окошко. – Когда твоего возраста была, немного помоложе, был у меня возлюбленный… Бедный сын рыбака, парень семнадцати лет… Молодой, красивый такой был, плечистый… Оуто его звали… Утонули они во время шторма, на дно пошли… Я к нему на свидание бегала, тайком от родителей…

На глазах властной и напористой женщины-тарана появились слезы, лицо стало печальным, а на губах появилась неловкая улыбка. Таня посмотрела на нее и вдруг представила себе молодую красивую Жю Карри, веселую и счастливую в обнимку с сильным высоким парнем. Страшный мир! Мир, где у женщин отнято право быть счастливой и любить по своей воле! В чем-то даже хуже, чем Болхиа.

- И чем все кончилось?

- Да мы с самого начала знали, что не быть нам вместе, - пожала плечами Жю Карри. – Я даже думала сбежать с ним и стать рыбачкой, представляешь?! Но я бы в таком случае опозорила семью, и меня бы просто убили бы отец с братом! Или заточили бы в монастырь… Брат со слугами застали нас во время одной из встреч. Его жестоко избили, а меня отец приказал высечь. Пятьдесят плетей, - это тебе не шутка! Это не палка, которая просто шлепает и отскакивает, плетка кожу разрубает, если умеючи сечь. А потом отец сказал мне, - если еще раз увидит меня с этим бедняком, меня убьет, и его заодно. Чтобы этого не произошло, я покорилась воле семьи и вышла замуж за моего нынешнего супруга. Я сначала думала, - умру от тоски и безнадеги… Отца я просто ненавидела, чего греха таить… Знаешь, что меня спасло?

- Нет, - помотала головой Таня, всей душой сочувствуя недавней обидчице. – И вас тоже пороли?! Вы же княгиня!

- Я тебе больше скажу, - королей и принцесс и тех в детстве пороли! – рассмеялась Жю Карри. – Без палки какое же воспитание? Только погибель души для ребенка. И меня, и деда моего, и прадеда, пока они детьми были! А тебя что, родители, никогда не секли что ли?

- Нет, - ответила удивленная Таня. – У нас это считается насилием над личностью и запрещено законом.

- Ха-ха! – не выдержала седая княгиня. – Теперь понятно, почему у вас там девицы штаны носят и детей не родят! Личность! Кто личность,  ребенок что ли?! Глупостей понапридумывали… Личностью еще стать надо!

- Так, а что вас спасло? – Татьяна решила не спорить с властной дамой, которая отставала от нее, девушки стремительного 24 века, на добрых полтысячелетия.

- Ну как что … Девочки-любовницы… - просто ответила Жю Карри. – И хозяйство… С девочками все просто: любовника найти – себе заранее приговор подписать, а любовницу – пожалуйста, никто не возбраняет! И сладость тебе, и поплакаться есть с кем, вот и привыкла…  А хозяйство у нас огромное… У нас считай три таких графства, как у твоей тетки Жю Сет. Туда съездила, тут изучила, тут договорилась, тут приказала, тут с соседом поругалась, в суд нажаловалась на соседа, - и жизнь идет! И тосковать некогда… А потом как-то мы с супругом и попритерлись друг к другу на общих делах, да и он ко мне проникся, - я дама пробивная! И спустя десть лет мы с мужем стали одного поля ягоды, будто друг для друга созданы! Отпраздновали вторую свадьбу, правда, она была немного специфическая!

- А вам не хотелось найти вашего Оуто?! – спросила Таня под огромным впечатлением, будто посмотрела старинный фильм.

- А что его искать-то? – вздохнула Жю Карри. – На дне морском он… Я же говорила, шторм был сильный… И Кыбо мой, шельмец, тоже море любит! Вот и говори, что судьбы нет! Будто от моего рыбака перенял….

- Как я вас понимаю! – Татьяна, будучи сама в растрепанных чувствах… неожиданно обняла Жю Карри и поцеловала ее в щеку. Старая Жю Карри, сронив слезинку, аккуратно прижала ее голову к своему плечу и чмокнула в щечку. Таня не сопротивлялась, на этот раз покорно склонив голову под мягкие ненавязчивые поцелуи пожилой княгини. Такое примирение недавних противников было весьма неожиданным.

- И не печалься ты о Кыбо, - мягко, по-матерински, с сочувствием сказала старая княгиня. – Все одно, не получилось бы у вас ничего… Слишком вы разные… Свои дети будут, ты меня поймешь… Еще спасибо мне скажешь… И вообще, это я уже в браке поняла, - настоящая любовь она не по весне бывает, а по осени… Я вашего мира не знаю, но если у вас там каждая девушка любить может по своему усмотрению, думаю, что у вас там больше счастливых людей, таких как ты. Но, я думаю, и больше одиноких людей и детей, которые растут сами по себе без отца или без матери. Зато наверное немало пожилых пар… И семьи быстро распадаются, так?

- Ну… не совсем уж так в точности, но тенденцию правильно уловили! – с уважением посмотрела Таня на княгиню. – А вы бывали на Земле?

- Еще чего! – задрала нос Жю Карри. – Больно надо, с простолюдинами раскланиваться! А что здесь думать? Если молодые сами по себе сходятся, значит, они счастливы. Первое время, пока быт и дела всю романтику не выветрят из мозгов. Мы, женщины, плачем, что не дают нам по своей воле любить, а потом только в расчет берем, что в юности дым в ушах, и мы любим того, с кем семью-то не создать! Погуляли молодые и разбежались, а если детей уже натворили, то беда – какие они родители, если до сих пор дети! Вам там о будущем думать не надо, голода и болезней у вас нет, с работы не уволят, - зачем взрослеть-то! А потом люди уже шишек набив да ума-разума поднабравшись находят себе пару не только по сердцу, но и по уму! Вот только дети уже взрослые и отца и матери толком наставлений они не знали. И если нет у вас сирот и люмпенов под мостами, то один выход – либо бабки-дедки с детьми сидят, либо государство такую сеть домов призрения и гимназий наладило, что и родители, по сути, не нужны! А еще Стелла говорила, что у вас там матери сами детей не вынашивают, а каким-то машинам отдают. А если мать всю беременность не прошла, если дитя под сердцем не носила, так откуда же связи между матерью и дитем взяться?! А вот теперь смекни, Таня, а как у вас машины-демоны женятся?

- Никак… - пожала плечами Синицына. – Они просто свои копии делают, а они сразу жизнеспособны.

- Вот и получается, что машины-демоны вами правят! – нахмурилась Сарре Жю Карри. – И вас они так же научить хотят!

- Ну это теория заговора какая-то! – покачала головой Таня. – А вот насчет семейной и социальной жизни, - примерно так и есть. Большая часть пар распадается в возрасте 23-26 лет. Есть даже такое выражение в психологии, «кризис преждевременной зрелости». Это когда подростки в раннем возрасте вовлекаются в производство, в армию, а потом только приобретают психологическую зрелость и устойчивость!

- Это и понятно! – кивнула головой Жю Карри. – Молодые, если их мудро направить, горы свернут! Да и платить им пока можно меньше! По молодости, по юности любовь самая сладкая, это верно. Да только самая крепкая семья она в зрелости, когда огни и воды вместе прошли! Так что не бойся, твой суженый еще впереди!

- Мне кажется, вы просто смирились со своей участью, - ответила Синицына. – Хотя обстоятельства конечно были сильнее вас, но вы как сильная женщина сумели даже обернуть их в свою пользу. Но я не из-за Кыбо…

- А из-за чего тогда? – удивилась и даже немного разочаровалась Жю Карри. – Из-за меня что ли?! Да будет тебе! Я уже поняла, что тебя деньгами не купишь, тебе идея нужна! Силой больше не трону, обещаю… Хотя, Тьяне, ухаживать за тобой буду, и ничего сделать не сможешь! Кто же мне запретит любить юную деву платонически?! А то, если хочешь, заезжай в гости по доброй воле! Ты уже женщина взрослая… Может, и придумаем чего?!

- Да нет же… Хотя … Нет. Просто меня из коммунистической ассоциации исключили, - повесила голову Таня. – И вы тоже, и Кыбо… В общем, одно к одному…

- А что за ассо… Короче, тайное общество какое-то? Бунтовщическое? Анархистское, небось! Или что-то политическое?

- Ну, это как …старинный  рыцарский орден, - покраснела Татьяна. – Я всегда хотела стать, как герои прошлого, чтобы своим трудом приблизить наступление коммунистического общества, чтобы не было ни денег, ни цен, чтобы все вокруг было бесплатно, не было различий между народами и все было общее, и чтобы везде только народная власть безо всяких пережитков прошлого.

- А кто такие коммунисты? – спросила Жю Карри. – Политическая партия?

- Нет, только всемирное общественное движение, - ответила Синицына и рассказала княгине про законы будущего утопического коммунистического общества. – Я всегда считала, что коммунист должен быть самым смелым, самым сильным, что он не должен бояться, что должен вести за собой народ и первым идти на врага, на пушки, что он должен помогать слабым и обездоленным. Я даже до того, как у меня появилась Селине треть своей стипендии переводила в Фонд Помощи Ассоциации, чтобы отказаться от роскоши и жить скромно. Я боевую медаль заслужила честно! А оказалось, что я хуже всех!

- Вот кто тебе мозги-то загадил так крепко! – Княгиня сочувствующе погладила по голове и по плечам молодую коммунистку. – Не то секта какая, не то банда бунтовщиков, не то тайное общество. Стало быть, изгнали тебя? А за какой же грех-то? Роскоши ты чураешься, это верно, денег у тебя вечно нет, на войне воюешь, чернокровок спасаешь… Не из-за холопки же твоей?

- Из-за меня, - услышали они скорбный голос Моане. Она вышла из комнаты с абсолютно похоронным видом и грустными глазами смотрела на Жю Карри и Таню, которая под тяжелым взглядом приемной матушки тут же оторвалась от плеча княгини. – Господь Всемогущий я так этого боялась! Я так виновата перед своей дочерью! Это я ее до греха довела!

Когда Жю Карри узнала о причинах исключения Тани, она побагровела от возмущения и в то же время с большим уважением посмотрела на Татьяну:

- Вот оно как… От матери не отказалась даже под угрозой опалы и удаления от двора! А я сразу поняла, что девица Тьяне наша не простая! И осанка у нее царственная, и взор гордый, и личико точеное, и тело изящное… Вот только здорова, как гренадер и белокожая, аки варвар! Поздравляю вас, Моане! Хоть и не родная вам Тьяне, но приютили вы истинную дворянку! Благородную кровь сразу видно, хоть бы и она с другого мира была. Аристократия – везде аристократия!

- Бедное дитя мое! – Моане присела рядом с обиженной на нее Таней, взяла в ладонь ее белую ручку и поцеловала ее. – Я ее наказала, а ведь это по мне плеть плачет! Я своими грехами мою бедную доченьку до отчаяния довела и будущее ее сгубила! Теперь прогонят доченьку мою и от офицерства ей откажут! Нет, нужно мою золотиночку спасать! Я сама сегодня же буду с господином Кетцелем говорить! Или с Ее Высочеством принцессой Ли-ле, владычицей всех машин! Я виновата – пусть меня и казнят! А доченька моя святая! Если она не достойна быть в этом своем ордене, то кто тогда достоин?!

- Мама! – заныла Синицына, опуская голову ей на грудь. – За что вы так со мной поступили?! Мне даже дышать больно! Вы не любите меня?!

- Больше жизни, дитя мое! – Моане заключила Татьяну в свои объятия. – Клянусь вам!

- А что дает-то это общество? – все пыталась понять Жю Карри. – Власть? Дворянство? Золото? Какие-то иные блага?! Близость ко Двору?

- Причастность… к прогрессу человечества… И к героям прошлого! – ответила Таня, задумавшись о чем-то о своем.

- Причастность в кошелек не засунешь, - скептически заметила Жю Карри. – Вот что, Тьяне! Не волнуйтесь так, почему-то мне кажется, что дело поправимо. Что, Моане, ваша Ли-ле в самом деле принцесса? Монаршья особа?

- Именно так! Но она очень скромная и абсолютно не царственная! Воинствующая монахиня! Ее все машины слушаются! А уж воины Преисподней из войска Лана перед ней трепещут!

- Вы про какую принцессу говорите? – не поняла Синицына. – Лилия? Подполковник Маргалитадзе? Нет, товарищи, я не хочу жаловаться, что я маленькая?! Я, если хотите знать, сама виновата! Я не такая уж и положительная…

- Дитя мое, помолчите, когда старшие говорят! – строго сказала Моане.

- И то верно! Не должно молодой девице между старшими почтенными дамами в разговор вступать! – поддержала ее княгиня Жю Карри. – И эта тоже воинствует?! Да что же у куалийцев мужчины что ли кончились?! Какую женщину не возьми, все она воюет! А мужи ваши детей рожают что ли?

- Она не совсем обычная женщина! – пояснила Моане. – Она ма-ши-на. Демон войны с ангельским ликом. И в то же время  - благородная мать и меценат!

- Демон, говорите? Но она хоть манерам обучена?!

- О, еще как! Учтива, скромна, мудра, говорит с достоинством. И … Это трудно объяснить, но ей на вид тридцать с небольшим лет, а на самом деле почти семьдесят! Она усердная мать и скромна, будто монахиня. И это она своими руками уничтожила почти три сотни нечествицев болхианских, а главного злодея пригвоздила ножом к земле, как жука! Я прислуживала ей в качестве няни с ее детьми. И …мне будет чрезвычайно стыдно смотреть ей в глаза! Она так верила мне!

- Что же, это и я по сравнению с ней девчонка что ли? – удивилась Жю Карри. – Ладно… Значит, дама почтенная… Лучше будет, если я с ней побеседую. При всем к вам уважении, Моане, я все же родственница самой королевы! И я имею опыт аудиенции с высшей особой. Так и порешим…

- А меня кто-нибудь спрашивает? – возмутилась Синицына.

- Нет! – хором ответили ей благородные дворянки.

- Ах, дамы, со всеми этими волнениями забыла я вам сказать! – вдруг всплеснула руками Моане. – Дочь моя, вас это тоже касается! Ротмистр Лан мне предложение сделал! Если бы не горе Тьяне, я была бы самой счастливой!..


Спустя пятнадцать минут после обсуждения сенсационной новости о возможной женитьбе Лана и Моане, уже успокоившаяся Таня пошла искать Селине. Все-таки нужно было проследить за тем, чтобы она легла спасть вовремя, а то время уже позднее... К тому же неожиданно пришло распоряжение от Жю Сет, - принять стимулятор и через полчаса с Мороком на борту стартовать по указанным координатам. А когда Синицына эти координаты увидела, ей чуть плохо не стало, - им сегодня фактически предстояло облететь все Северное полушарие планеты!

Да и перед девушкой надо извиниться… Психанула она на Селине конкретно, какого-то бреда наговорила! Надо с ней быстро поговорить, извиниться и вести за руку спать. А завтра они будут фильм смотреть, как только все дела закончатся. Про любовь, меду прочим, юноши и девушки!

Таня нашла Селине в одной из спален, - она там взбивала перину. Увидев свою iklite Таня уже поняла, что разговор может быть трудным, - Селине, возможно, плакать будет и опять в ногах валяться. Больно у нее лицо грустное и какое-то чужое, незнакомое, даже слишком взрослое.

- Так, Лина, ты здесь? Давай, заканчивай свою работу, и я тебя уложу спать! Мне через полчаса лететь на задание! Лин, ты прости меня, я тебе фигни наговорила… Лин, ты чего?

- Вы уж простите за дерзость, барышня, да только не пойду я с вами, - сухо ответила ей Селине. - Вы мне вольную подписали и изволили ее в лицо бросить, как собаке! Посему, раз я теперь вольная, мне с вами по одной дороге ходить не нужно.

- Лина, ты обиделась что ли?! - удивилась Таня.

- Действительно, как посмела холопка оскорбиться, кто она такая?! Постельная принадлежность!  - сквозь губки молвила обиженная негритянка. - А между тем я вас спасла, барышня, и даже слова благодарности не удостоилась.

- Нет, ну спасибо тебе, конечно… Вот только как-то поаккуратнее это сделать было нельзя?! Зачем вазой в голову-то?! Ты же меня убить могла!

- Вы сами себя убить могли! И хотели! Говорить вам бесполезно было, вы уже готовились себе в голову стрелять! Что мне оставалось? Только отвлечь вас да оглушить поскорее, чтобы вы пистолет свой выронили! Я еще в детстве с мальчишками в «мимик» играла, мне «бабку» в цель бросить, как ничего! Да бог с ней, с благодарностью… Не ради благодарности я это…

- Ты понимаешь, я в состоянии стресса была, в аффектном состоянии! Меня парень бросил, меня княгиня домогалась, а потом меня из Ассоциации коммунистов выгнали! Я вообще жить не хотела! Ты тоже меня понять можешь?! Жю Сет теперь за мной следит, как за ассоциалкой какой-то! У меня теперь вся практика под угрозой! Ну, вспылила, бывает… Ну, хочешь на колени перед тобой встану?! Прости, Селиночка, дорогая! То, что ты лениться любишь, - ну, извини, это факт!

- А я вам расскажу, как я у прежнего барина служила! - отстраненным и каким-то страшным голосом сказала Селине. – Как вы сказали, неплохо мне было?! Да и неплохо конечно же, не как моя матушка спину на плантациях гнула! После ужина я к барину должна была явиться… Он с меня платьице снимал, мне тогда одиннадцать лет было, потом клал меня на постель полежать, это вы верно сказали… Брал плетку и начинал меня пороть… Ему просто нравилось, когда я плачу и кричу, его это распаляло как мужчину сильнее… Потом я ему помогала, письку его дразнила по-разному, чтобы она встала… Барин-то не мальчик уже… Если не помогало, он меня еще раз двадцать порол, чтобы я плакала и кричала… И стоял сверху на меня письку теребил… Если заработает, он на меня сверху ложился и крыл меня… Больно это очень и мерзко, но кто меня спрашивает… Потом вроде привыкаешь, да только спина и попа болит сильно, от его едкого пота. А он пыхтит себе, старается… Потом он встает, мне велит, чтобы я кровью его простыню не запачкала, а я вся в поту его, чувствую, будто в помойной яме извалялась… Плачу стою потихоньку, жду, пока барыня придет… Она добрее будет, просто садится, юбку задирает, я перед ней на колени встаю и целую ее там, пока ей хорошо не станет. Если не станет, я еще плетей получу, а если станет, она меня на ночь покормит… Самое противное, когда она мне в рот язык свой совала… Хорошо служилось, барышня, оттого и ленивая такая! Мне и пожаловаться некому, потому что маму сегодня на конюшне порят, что ягод мала собрала. Еще и за меня пороть будут, говорят… А вам так полежать хотелось бы?

- Ну… извини, я не знала…  - Синицыной сейчас второй раз застрелиться захотелось от стыда. Она только сейчас в деталях вспомнила, как обошлась с Селине. Да и знала она, хоть и без деталей, что Селина — жертва насилия. Высказать такое девочке, которую уже в десять лет вовсю насиловал старый совратитель... Да ей бы после этого подруги и друзья руки бы не подали, если бы узнали!

- А если бы не я была перед вами, а ваша матушка-баронесса, или, того пуще, госпожа Жю Сет, смогли бы вы ее так же..? - Селине впервые посмотрела в глаза Тане,с осуждением и НЕНАВИСТЬЮ. - А со мной можно… Кто я такая? Игрушка для похоти вашей! Да  я и сама все понимаю… Накричали бы вы на меня, выпороли бы за дерзость, в железо бы заковали бы — я бы слова не сказала, на все воля ваша! Играйтесь, я и есть игрушка ваша! Но зачем вы в лицо-то мне бросили? Совсем меня за живую душу не считаете? Я думала, вы небесная девушка, никогда холопку не обидите! А вы… Такая же, как и наши барыни! Так те хоть добренькими не притворяются, честно говорят, что ты холопка, полуживотное! Не так хоть больно… ну ладно, я свое место знаю… На все воля ваша… Сделали и сделали! Вам ВАШ бог простит, нам он только ни на шаг не прощает! Простите, я же и забыла, что я язычница, куда мне до хилликиан-то?!

- Селине, прости меня пожалуйста! - Таня только что вспомнила инструкционное предупреждение Жю Сет о том, что для хилликианок лицо вообще табуировано и самый худший способ оскорбить и унизить девушку, это бросить ей что-нибудь грязное в лицо. Что Таня с успехом и исполнила. После этого оскорбленная девушка автоматически считается поруганной, если только не найдется мстителя за ее честь.

- Бог простит, барышня… - грустно сказала Селине. - А только не надо за мной ходить больше… Вы же сами говорили, что я личность, и никто меня не имеет права принуждать к постели и к любви? Вот я как личность и говорю — я вам служить больше не хочу! Приказывайте, если нужно… И подарки ваши я вам верну все! Не надо меня конфетами попрекать!

- Селине?! Ты чушь какую-то несешь! Зачем?! - испугалась и возмутилась Таня, до того считая себя на несколько уровней выше местных помещиков-рабовладельцев. - Я тебя понимаю, но ты меня понять способна?!

- Способна, барышня… И понять, и простить… Вот только верить вам больше не получается… Я-то думала — я подругу себе сердечную нашла. А оказалось все ложью...

- Неправда! - воскликнула Татьяна, сжав кулаки. Увидев ее гнев, Селине испугалась и закрыла личико руками:

- Только по лицу не бейте, пожалуйста! Как я матушке покажусь?! Пощадите холопку, на что я вам такая?! Простите за все! Я сама виновата, не надо вам было навязывать себя!

- Дура ты! - воскликнула Татьяна. - Я от тебя не отказывалась и тебя не обманывала! Да, психанула я, нехорошо с тобой поступила! Все мы люди, все не без греха! А ты вон какие выводы сделала сразу! И мне верить не хочешь?! Ты меня тоже кинуть хочешь, как Кыбо?! Да и пожалуйста! Всем я вам недостойная, всем что-то сделала не так! Вот только я никому не навязывалась из вас! И не навязываюсь! И святой, идеальной меня считать не просила! Тем более, втягивать меня в этот ваш феодализм!

- Правы вы, барышня! - Селине рухнула на колени. - Простите холопку глупую!

Татьяна с ужасом поняла, что девушка «закрылась» от нее и отвечает ей механически, как обыкновенной барыне, чтобы только наказания не получить. И глаза ее не игривые и не веселые, а отстраненные, замершие…Будто бы это Таня ее мучила все детство и превратила ее жизнь в ад.

- Ну тебя! - с досадой махнула рукой Синицына. - Как хочешь! Мне на вылет надо! Как тебе будет угодно! Жаль, что твой барин и барыня подохли, я бы их собственными руками придушила! Я тебя принуждать не собираюсь!

- Синицына, ты где! - услышала Таня в наушнике голос Морока. - Мне на «точку» сегодня надо, не через месяц!

- Иду! Все, счастливо оставаться!

Таня со злостью вышла из комнаты, чуть не врезавшись в косяк. Она уже не слышала, как горько зарыдала за дверью Селине. А, может, и услышала, но возвращаться и разговаривать с девушкой у Синицыной уже не было времени. Да только Татьяна понимала, что Селине права — там, где грубость и жестокость, о какой дружбе можно говорить?

«Правильно меня из коммунистов исключили» - с горечью подумала Синицына. - «Так и есть, самодовольная, жестокая барыня! Звериный атавистический инстинкт из Темных веков, желание помыкать слабым и бесправным, жажда личной власти живы в человеке даже сейчас! И чем я лучше местных царьков оказалась?! Да ничем!»

- Мама Моане! Люди! – передала Татьяна в комлинк сообщение. – Пожалуйста присмотрите за Селине! Боюсь я за нее!

Она вдохнула ноной морозный воздух и бегом направилась в сторону «Хилликии»…