Случай в поезде

Случилось как-то возвращаться с отдыха поездом, а это еще то развлечение, почти четверо суток в замкнутом пространстве, не каждый выдержит подобное испытание. В Кисловодске сели в новенький поезд и покатили в Сибирь-матушку. Вагон чистенький, со всеми удобствами, Wi- Fi тебе, биотуалет, душ. Мы быстро освоили предоставленное пространство и стали вслушиваться и всматриваться в жизнь вагона.

Весело было наблюдать, как молоденькие проводницы, как оказалось студентки на практике, неумелыми действиями вызывали улыбки пассажиров, одни говорили: «Да..., им ещё учиться и учиться», а кто-то восклицал: «Перчатки по самые локти, а тряпку ногой выжимает, кто ж так пол моет?» С кипятком целая история, его то не хватало, то шла едва теплая вода.  Полина, наша проводница, в очередной раз с виноватым видом открывала щитовую, что-то там крутила, пожимала плечами и убегала за помощью. Когда в вагон вошла Марина (она сменяла Полину), то по уверенной поступи этой сбитой девчушки было понятно, что сейчас все проблемы будут решены. Одним движением она превратила теплую воду в горячую, а потом так хлопнула дверкой щитовой, что даже те, кто хотел горячего чая, тут же перехотели. Брови на заспанном лице Марины образовали двускатную крышу в районе переносицы, и тяжелый взгляд черных глаз просверлил очки Полины так, что та аж затанцевала на месте.

- Марина, я все поняла, спасибо, извини, что разбудила.
- Что ты поняла, десятый раз показываю.
- Я боюсь сделать неправильно.
- Да ну тебя. Недаром у тебя на курсе кликуха «заяц». Марина махнула рукой, показывая безнадежность усилий по данному поводу и ушла в другой вагон досматривать прерванный сон.

Пассажиры в вагоне оживились, загремели то здесь, то там подстаканниками и разного рода посудой, и весь этот разношерстный народ потянулся к чайнику. Чайник бурлил под мерный перестук колес, а из разных уголков вагона вновь стали слышаться задушевные истории да обычный пересуд вперемешку с трепом.
Поезд стремительно летел на восток, перемахивая через овраги, степи и горы, жухлый южный пейзаж, утомленный жарой, неторопливо сменяясь на зелень, которая прорывалась жгучими красками перед окном, и где-то по сердцу разливалась унылыми нотками тоска по дому. Самым мучительным обстоятельством было и то, что поезд совершал за сутки две-три длительные остановки, а все остальные – короткие, и не было никакой возможности выйти и подышать свежим воздухом, размять как говорится ноги. Особенно трудно было курящему народу. С одной стороны, было смешно наблюдать, как вереница взрослых людей, один даже на костылях, бегает по вагонам, упрашивает проводников хоть на минуточку выпустить, а с другой стороны - нет. Проводниц жалко, ведь не выпусти этот народ, сколько проклятий услышишь в свой адрес.

Нам повезло, наши проводницы хоть были и неопытные, но душевные, даже рисковые, если была возможность, всегда открывали двери на минутку, чтобы выпустить измученных пассажиров. Справедливости ради, надо отметить, что девчата старались вовсю, видно было, что трудно и спать хочется, поэтому в душе каждый их жалел и от этого они становились роднее. За два дня пути жители вагона стали одной шумной семьей, а над студентками даже взяли наподобие шефства. Один угощал их мороженым, другой шутки отбрасывал в их сторону, да так, что лица их краснели, так и перемахнули мы через Урал, среднюю часть, значит, России.

Очередное утро началось как обычно, совершив все необходимые гигиенические процедуры и наскоро позавтракав, мы стали готовиться к выходу на небольшой остановке в нашем длинном маршруте. Марина, протащив швабру до конца коридора, открыла дверь, и все вышли. Шум людских голосов разлился рекой по перрону, разноголосица неслась к ларькам и одиноким продавцам «редкостей». Приятно было размяться, увидеть солнце и просто насладиться свободой. Короткая передышка и снова здравствуй, родной вагон.

Поезд тронулся, и тут соседка увидела, что ее знакомая осталась на перроне. Все стали смотреть в окно, охать, всплескивать руками и кричать: «Девчонки, остановите поезд!» Марина побежала будить Полину, та, выскочив в вагон, стала кричать:
- Срывай стоп-кран!
- Да, я сейчас! А по инструкции это можно делать?
Я видел лицо Марины, оно было белое, глаза размером в два пятака, но в лице ее было столько решительности, что я понял, что сорвет, даже если это делать нельзя. Тем временем поезд набирал ход и нужно было принимать решение. Полина со слезами в голосе отчаянно крикнула: «Я не знаю!» Ее лицо перекосило от страха и неизвестности, ее худенькое тело трясло как в лихорадке. «Я правда не знаю!»-крикнула она каким-то утробным не своим голосом и, вжав голову в плечи, побежала за помощью в другой вагон. Поезд дернулся, загромыхал, затрясся всеми железками и встал, в нашем вагоне что – то шипело и урчало, как будто сказочный исполин выдувает клубы пара после стремительного бега.

В воздухе повисла тишина, как будто все исчезли и люди, и поезд, всеобщее оцепенение прервал начальник поезда, с громкими ругательствами ворвавшийся в вагон, за ним семенила тенью заплаканная Полина. Он подлетел к Марине и, нависая над нею грозовой тучей, прогромыхал:
-Ты, сорвала стоп-кран!
- Я.
- Отстранена! Вы что творите! Вы отдаете себе отчет, в том, что вы сделали?!
Всем пассажирам стало интересно услышать, что последует дальше из этого монолога, но начальник поезда так зыркнул глазами на всех, что многие поспешили на свои места. Он увел наших проводниц в тамбур, и сквозь закрытую дверь лишь отдаленно долетали неясные словосочетания, хотя для многих они были понятны, а еще было понятно, что проводниц нам поменяют.

В вагон зашла женщина, из-за которой произошел весь этот сыр-бор, она оказалась не из нашего вагона. В мертвенной тишине она молча прошла до конца вагона и хотела уже перейти в другой вагон, но нашлась женщина, которая за всех ей сказала: «Ты хоть вступись за девчонок, вишь как лютует ирод, из-за тебя же». Она ничего не сказала, но и не пошла, услышав крики начальника, и никто не пошел. Девчонки несколько раз пробегали с зареванными глазами через вагон в уборную, а потом и вовсе исчезли.

В вагоне жизнь замерла, все молча сидели на своих местах, иногда дети с визгом проносились по коридору, да порой кто-нибудь обещал нагрубить начальнику, как только увидит его. Начальник поезда приходил несколько раз, в вагоне наступала тишина, он неспешно прохаживался туда-сюда, заходил в комнату к проводницам, но их не было на месте, что-то бурчал себе в усы и уходил.

Тем временем у нас перестал работать самовар, кондиционер, но никто не возмущался, терпели. Неожиданно появились наши проводницы и заперлись в комнате, потихоньку к ним стали стучаться пассажиры и жалели их, подбадривали добрым словом. Несколько раз пробегали через вагон проводники со стажем, они видели и слышали сочувствие из разговоров пассажиров. Потом пришла одна дама, и, не запирая двери в комнате у проводников, громко стала заверять, что они поступили правильно, по-человечески, мол ничего им не будет, обойдется объяснительной и ушла. Вагон выдохнул.

А между тем, поезд штатно катил дальше, уже по Сибири, разношерстный народ пил чай с баранками, смотрел в окно на местный пейзаж, но не было больше искрометных шуток, длинных разговоров, а если встречались взгляды, то пассажиры торопились отвести их в сторону, даже злостные курильщики стали тише. Вся вагонная жизнь пошла штатно, по расписанию. Доехав до своей станции, мы вышли, поезд покатил дальше на восток.