Письмо 16

 

               
                Здравствуй, сын!
               
    Летит мысль моя над необъятными новгородскими просторами, на которых меж рек, озер, лесов и полей стоят крепкие, как молодые лесные боровики в грибную пору, храмы и соборы монастырей.
    Время и вОйны постепенно разрушают их. Но вырастают на этих просторах новые и новые поколения людей, которые умеют беречь память о своих гордых и несгибаемых ни перед врагом, ни перед временем предках.
    И возрождаются великие творения, и новые, как грибы после теплого летнего ливня, возникают на этой благословенной земле, похожие на своих древних собратьев.   
    И гордость за нашу Русь и русский наш народ, до слёз, переполняет меня.

     Да… Вот так.
 
   «…И роюсь в днях ярчайших где…»

   Вот что интересно, то, что поражало тогдашнего Колю – совершенно не впечатляет нынешнего. Например закаты над Волховым (река такая, на которой стоит Великий Новгород). «Ну как это может не впечатлять», - скажешь ты, и будешь прав.
   Но закаты будут повторяться в моей жизни неоднократно, наяву и на фотографиях, на полотнах великих и совсем неизвестных художников. И каждый раз новые и неповторимые, как и каждый прожитый день, даже тот, который кажется «серым и будничным».
   Но… Закатов много, а песенка про неизвестного органиста « …ростом я не больше валенка, все глядят сверху вниз…», которую я вывез из экспедиции - одна. И поразила она меня в самое сердце. И сейчас, открыв её, как будто заново, в интернете, я почувствовал тоже самое.
   Потому что настоящее - от Бога.
 
   Знаешь, бывает, смотришь какой - нибудь хороший фильм, и вдруг, поддаваясь, сопереживанию чувств персонажей, начинаешь плакать, вот именно в этом месте. А потом пересматриваешь, и опять плачешь… А потом, перед тем, как пересмотреть уже любимый фильм, думаешь: «Сто раз уже смотрел, и плакать не буду». Но подходит ЭТО место, и опять плачешь.
 
     Ещё одно откровение тогдашнего Колечки, фильм «Осень» Андрея Смирнова, который первый раз я смотрел в Новгороде, поразил меня своей откровенной жизненностью, такого почти не было тогда на советском экране. А потом я узнал, что повезло мне тогда посмотреть «Осень» в Новгороде, потому что фильм этот третьей категории, рекомендованный к показу только в провинциальных городах… 

    От 70-х годов у меня вообще осталось странное, если задуматься, ощущение. С одной стороны – эпоха «застоя» (я уже писал тебе об этом). Мудрое, стремительно стареющее руководство страны: старейшины, которые навешивали сами себе награды за многолетние заслуги по развитию социализма и созданию новой общности людей «советский народ».    
       Написал, и подумал, что тогда я так не думал, воспринимал всё как должное, доверял своему отцу, честно говоря, не понимал, а может и не хотел.
       Помню такой эпизод. По телевизору транслируется какое-то заседание, на котором Леониду Ильичу Брежневу вручается какая-то очередная правительственная награда, и все начинают соревноваться в его прославлении: и мудрый он, и выдающийся,  и незаурядный… В общем новый вождь всех времен и народов.
       Родители мои смотрят это вместе. И мама говорит отцу возмущенно: « Володь! Ну что это?!» Намекая. Опять культ личности?  «Всё нормально!» - говорит папа.
      
         Оказалось, что 70-е - это самый трудный для описания период моей жизни: «застой» - «застой», а в культуре подъём, всплеск (!).
         Творят Тарковский, Михалков.
          Я не любил смотреть один и тот же фильм по нескольку раз. Но «Неоконченная пьеса для механического пианино» Никиты Сергеевича Михалкова вдруг поменяла эту мою привычку…
          А Андрей Арсеньевич Тарковский… Планета! Вселенная!
       Первый шок я испытал, когда смотрел в актовом зале Архитектурного института его фильм «Андрей Рублёв». Это было непохоже ни на что, что тогда показывали в кино. Параллельный мир: вот Тарковский, а вот фильмы советские и даже зарубежные, которые шли в кинотеатрах, неплохие, как оказалось, фильмы, но не фильмы Тарковского.
         Многие, даже люди «творческих» профессий, не поняли тогда Андрея Арсеньевича. Особенно фильм «Зеркало».  « Просто набор кадров…Так можно снять распускающуюся розу, а следом свинью в грязной луже» - так говорил мой сокурсник, студент одного из ведущих творческих ВУЗов страны.
          А я плакал, когда смотрел «Зеркало», интуитивно переживая гениальное рождение этого происходящего «здесь и сейчас», на моих глазах шедевра.

Господи! А мне казалось, что всем дано понять Тарковского. А это не так. НЕ ТАК, НЕ ТАК, НЕ ТАК!!!!!    А жаль.

  Но мне через него Ты, Господи, даёшь возможность пронзить времена, пронзить пространство. Увидеть - узнать сущность всего сущего. Понять Андрея Арсеньевича. Конечно, не до конца. Но где-то на кончике пламени горящей свечи узнать друг друга и... разлететься: он в жизнь вечную, жизнь Гения, а я - в непознанную, сию минуту происходящую, в которой ему уже отведено много места, больше, чем дано другим Гениям, потому что трудно многим уместиться на кончике пламени горящей свечи...

  Список Коли Чирикова, как в «Белой студии» на телеканале «Культура».
   
    Булат Окуджава,
    Владимир Высоцкий,
    Ансамбль «Песняры» - «Беловежская пуща»,
    Давид Тухманов – диск «По волне моей памяти»,
    Юрий Норштейн – «Цапля и журавль», «Ёжик в тумане», «Шинель»,
    Алла Пугачева – «Не отрекаются, любя»,
    Андрей Макаревич – « Она летала по ночам…», «Битва с дураками»,
    Георгий Данелия – «Кин-дза-дза», « Я шагаю по Москве»,
    Эльдар Рязанов – «Гараж», «Вокзал для двоих»,
    Леонид Гайдай – « Кавказская пленница…», «Бриллиантовая рука»,
    Владимир Меньшов – «Москва слезам не верит», «Любовь и голуби»,
    Татьяна Лиознова – «Семнадцать мгновений весны»,
     Станислав Говорухин – «Место встречи изменить нельзя»…
   
      Театр на Таганке, Юрий Любимов… Таких театров не было тогда в СССР, это - как Тарковский в кино. Приходишь в советский репертуарный классический театр и всё понятно: что, где и когда – всё нарисовано в декорациях, придумано и сшито в костюмах персонажей, и обозначено в оборотах речи.
      А на «Таганке»…  Гамлет (Владимир Высоцкий) в старом растянутом свитере, носится по полупустой сцене, кричит знаменитое «Быть, или не быть!» и сражается с каким-то занавесом под стать его наряду (вязаным и потрепанным жизнью), который движется по сцене, то становясь другом, укрывающем от врагов, то, наоборот, укрытием этих врагов, то, вообще, стеной, разделяющей сцену на два лагеря: своих и чужих. На твоих глазах он (занавес) превращается чуть ли не в главного персонажа всей трагической истории, придуманной и рассказанной знаменитым автором.
      К этому надо привыкнуть, потом понять, потом принять, а потом уже участвовать в творческом процессе, куда приглашает тебя гениальный режиссёр Юрий Петрович Любимов – автор спектакля.
      Это - непросто, это - для умных, наделенных воображением. Поэтому и вызывало сильное раздражение чиновников «от культуры», которые такими качествами, наоборот,  были обделены от природы.

   И только теперь я узнаю как тяжело творили любимовы, высоцкие и иже с ними. Как вся советская бюрократическая система восставала против них, бесконечно пытаясь найти что-нибудь антисоветское в каждом слове, жесте, позе, закрывая спектакли, перекраивая фильмы…    
    Ведь советские люди, из новой общности «советский народ», должны быть все похожими в своём стремлении к этой дикой утопии где «от каждого по способностям, каждому по потребностям»…  Вдумайся, какой бред!!!!
    Ненавижу советскую систему!!!  Всех этих Сусловых в галошах ( …как бы чего не вышло!), Фурцевых… Терпеть – ненавижу!
   Я помню наших преподавателей общественных наук (не всех, конечно) умных людей, которые вынуждены были этот бред произносить на лекциях и семинарах. Я видел, что им это было очень тяжело, потому что думали они по-другому…

Май 2023 год.