Инспектор и моль. Глава 4

                4

   Хотя со дня смерти профессора Дюбуа прошло уже несколько дней, инспектор Жюве никак не открывал дело, поскольку не было очевидных доказательств насильственного характера его смерти, хотя странностей вполне хватало. Взять, к примеру, смерть этого Гретьена в Туре, знакомого и в некотором роде коллегу известного профессора: смерть наступила примерно в то же самое время и с теми же самыми симптомами, вплоть до кониина в организме. Роже пока разбирается с этой странной экологической конференцией в местном университете, на которой присутствовали оба, скончавшихся от отравления ядом, энтомолога, но на данный момент ничего определенного. Странно, что вчера вечером он мне не позвонил, хотя, может быть, просто нет никакой новой информации, а тут еще машина сломалась, совсем на него не похоже. А еще Жерар принес интересную новость в клювике, что дальняя родственница профессора с племянником в Перюссоне находится еще с прошлой недели. Столько времени они прекрасно обходились друг без друга, а тут приехала аккурат прямо на похороны Дюбуа. Хотя может профессор уже давно стал чувствовать себя неважно и просто все так совпало.

   Перед тем, как направиться в гостиницу к мадам Гринваль, Жерар решил зайти в городской муниципалитет, ни на что, особенно не надеясь, а просто хотел увидеть свою соседку - мадемуазель Женевьеву, ничего себе девушке имечко выбрали: то ли ведьма, то ли, наоборот, преподобная. Там неожиданно зашла речь о смерти профессора Дюбуа, а о чем сейчас еще говорить в Перюссоне? Так вот, глазастая Женевьева неожиданно вспомнила, что Дюбуа недавно приходил сюда с какой-то незнакомой женщиной и даже оставил для мэтра Бурилона какие-то документы, тот сейчас отдыхает где-то в Египте, но  занимается наследственными делами. И Жерар сразу отправился в офис месье Бурилона, где его секретарша, несмотря на давнее знакомство, проявила принципиальность и напомнила полицейскому про адвокатскую тайну. Тогда Роже пообещал вернуться с ордером, поскольку вот-вот в полицейском участке должны переквалифицировать отравление Дюбуа в умышленную смерть. У секретарши мэтра Бурилона широко открылись глаза, и уже через несколько минут Жерар знал, что профессор Дюбуа оставил здесь свое заявление о признании отцовства.

- А кто, сын или дочь Дюбуа? – спросил после взволнованного рассказа своего подчиненного инспектор Жюве, хотя уже стал догадываться.

   Сыном профессора оказался тот самый племянник мадам Гринваль, который приехал вместе с ней в Перюссон. Эта информация могла стать мотивом неожиданной смерти Дюбуа, а могла быть просто случайным совпадением. В смерти профессора ни мадам Гринваль, ни новоявленный сын вряд ли были заинтересованы, хотя на роль подозреваемых они годились куда больше, чем какая-нибудь моль или бабочка. Пока в полиции готовили запрос по поводу мадам Гринваль и ее племянника Жан-Жака, Жерар собрался навестить их в гостинице на берегу Эндра, но планы нарушил телефонный звонок мадам Буризель, которая взволнованно сообщила, что в доме покойного профессора Дюбуа кто-то есть, а ключи она отдала в полицию. Так Жерар оказался возле знакомого уже ему дома, вместе с Изабель, поскольку свободных жандармов под рукой не оказалось.

   Калитка в дом была закрыта и, если ее и открывали, то своим ключом, хотя для опытного взломщика – это было бы не самой трудной задачей. Полицейская печать на входной двери оказалась на месте, хотя попасть в дом можно было и иным способом. Впрочем, Изабель оказалась хорошей помощницей и уже успела осмотреть окна по всему периметру: никаких следов взлома. Значит, мадам Буризель просто показалось, и она забыла при этом перекреститься. Но все же, по инструкции надо было проверить, все ли в порядке в доме, и Жерар решительно открыл входную дверь.

   Со дня их последнего посещения, казалось, ничего в доме не изменилось, но чувствовалась какая-то холодная пустота и отсутствие хозяина, хотя прошло всего несколько дней: мебель сверху была накрыта полиэтиленовой пленкой хозяйственной рукой мадам Буризель, интересно, когда она только это успела сделать. А вот стенды с коллекциями экзотических бабочек, привезенных профессором Дюбуа со всего мира, все были на месте. Но именно стенды, точнее один из них, привлек внимание Изабель. Нет, стенд был закрыт на ключ, только почему-то в среднем ряду не хватало несколько экземпляров чешуекрылых красавиц. Конечно, девушка не могла утверждать это наверняка, но ее наметанный глаз криминалиста не мог просто так пропустить очевидную вещь: с их последнего посещения здесь явно кто-то побывал. Словно в подтверждение ее слов, откуда-то снизу раздался звук чего-то падающего.

- Что там внизу? – сразу спросила Изабель.
- Какие-то хозяйственные помещения, погреб, ах, да, еще выход в сад, – с готовностью ответил Жерар.

   Туда вела боковая лестница, и уже через секунду Жерар оказался на ней. Его долго не было, и девушка пришлось спуститься вслед за ним. Жерар стоял возле закрытой двери, которая вела в сад и внимательно ее разглядывал. Услышав шаги девушки за спиной, полицейский выпрямился и произнес:
- Не похоже, чтобы ею кто-то недавно пользовался, а что касается звука, может просто мышка пробежала, хвостиком махнула.

   Девушка покачала головой и встала рядом с ним, потом пристально огляделась по сторонам и затем громко произнесла:
- Мадам Гринваль, выходите.

  Настало время удивляться Жерару, но неожиданно одна из дверей открылась и оттуда действительно вышла мадам Гринваль, совсем не похожая на мышку и уж тем более с хвостиком.
   
- Как вы сюда попали? – строго произнес Жерар, обращаясь к неожиданной гостье, хотя ему не терпелось узнать у девушки, как она так быстро догадалась о личности нежданной гостьи.
- Ключи мне дал еще сам Эжен, – произнесла гостья и неожиданно расплакалась.

  Теперь женщина уже не плакала, а сидела в кабинете инспектора Жюве прямо напротив его хозяина и рассказывала, хотя кое-что, о чем она говорила, тот уже знал из информации, полученной буквально совсем недавно из полицейского департамента по электронной почте.
 
- Мы познакомились с Эженем более двадцати лет назад в одной из научных экспедиций в Южную Америку, – спокойно рассказывала мадам Гринваль, - он был уже знаменитый ученый – энтомолог, а я еще только начинающий ботаник. Для него наша встреча была одной из многих, а у меня от нее остался Жан-Жак. Сначала мне было тяжело одной с ребенком на руках, и я проклинала свою легкомысленность, да и самого профессора самыми последними словами. Мне было стыдно признаться в том, что у меня есть от него ребенок, и каким-то образом его шантажировать. Но через несколько лет, когда мне стало совсем невмоготу, на мой счет стали приходить деньги, причем столько, что мне хватило снять приличное жилье, отдать ребенка сначала в садик, а потом в частную школу. Сначала я долго не понимала, кем был мой благодетель, а когда поняла, то вначале сильно его возненавидела, хотя сама ни о чем ему не рассказала. Все эти годы Эжен не искал со мной встреч, а мне не хватило мужества сделать шаг первой.  Так мы и жили вдали друг от друга, каждый своей жизнью, и между нами лежала только та давняя встреча, и деньги, которые он мне высылал на воспитание сына. Когда Жан-Жак уже вырос, он стал интересоваться, кто его отец, и я не придумала ничего лучшего, как сообщить, что его отец погиб во время научной экспедиции в Южную Америку. Это его успокоило, и какое-то время всех вполне устраивало, ведь время невозможно повернуть назад.  А совсем недавно Дюбуа неожиданно позвонил мне и пригласил вместе с сыном к себе сюда в Перюссон.

   Значит, все же на старости лет у профессора заговорила совесть, и он решил исправить грехи молодости, признав своего сына. Или была какая-то причина, которая заставила пойти его на этот шаг. Болезнь? Нет, врачи ничего не знают о неизлечимой болезни профессора. Тогда тут может быть какая–то тайна, которую профессор больше не мог скрывать, в первую очередь, наверное, от себя.

- Сколько раз вы встречались с профессором Дюбуа в Перюссоне? – поинтересовался Жюве.
- Только один раз, когда оставили в офисе мэтра Бурилона документы о признании отцовства Дюбуа.
- И больше вы ни разу не виделись? – удивился инспектор.
- Нет, профессор сразу уехал на конференцию в Тур, попросив его дождаться, а когда вернулся, то ему сразу стало плохо, и он попал в больницу. Я об этом узнала, когда он оказался уже в реанимации, но меня к нему не пустили.
- А ваш сын встречался с профессором?
- Нет, мы с Эженем договорились встретиться с Жан-Жаком после возвращения с конференции.
- Хорошо, с этим более-менее ясно, – заключил Жюве, - а что вы делали сегодня в доме профессора?

   Мадам Гринваль молчала, что, впрочем, было неудивительно: мужественно перенеся все положенные формальности, связанные c похоронами месье Дюбуа, женщина решила лично проверить, что может достаться по наследству ее сыну. Дом, понятное дело, хотя его не назовешь особо роскошным, как, к примеру, особняк месье Белока, тем более, ждать придется не меньше полгода, да и как оно еще там получится у мэтра Бурилона.

- Дело в том, инспектор, что полгода – слишком большой срок для рассмотрения наследственных дел, и я боюсь, что просто не доживу до его завершения.

  На глазах мадам Гринваль появились слезы, причину которых Жюве как раз уже знал из полученной информации из полицейского департамента. Итак, это не профессор Дюбуа был смертельно болен, а сама женщина страдала неизлечимой болезнью, поэтому и решила ускорить события.

 - При нашей последней встрече, – неожиданно продолжила мадам Гринваль, - Эжен сказал мне, что в его доме находится нечто, что может сделать жизнь его сына вполне обеспеченной. Кроме ключей от дома, Эжен передал мне ключ, который я тогда ошибочно приняла за ключ от сейфа. Но в доме никакого сейфа не оказалось, кроме многочисленных стендов с коллекциями экзотических бабочек.

  С этими словами мадам Гринваль передала инспектору связку ключей, которые передал ей профессор Дюбуа накануне своей поездки в Тур. Жюве пригласил в кабинет Изабель и Жерара, впрочем, без всякой экспертизы девушка уверенно указала на ключ, который женщина приняла за ключ от сейфа.

- Это – ключ от стенда, в котором отсутствуют несколько экземпляров редких бабочек, - сообщила девушка.
- Неужели, под обычным стеклом профессор вот так просто хранил свои бесценные сокровища? – не поверил Жюве.
- Ну, во-первых, не обычным, а под специальным особо прочным стеклом, – авторитетно произнесла девушка, - а, во- вторых, мы ведь точно не знаем, что там находилось на самом деле.
- В любом случае внимательно проверьте этот стенд, где есть пустые места, а заодно и другие стенды, – распорядился инспектор.

  Когда дверь за его подчиненными закрылась, Жюве повернулся к мадам Гринваль и спокойно у нее спросил:
- А где сейчас находится ваш сын?

  Казалось, вполне себе безобидный вопрос, заставил женщину вздрогнуть, хорошо хоть дело не дошло до обычных в таких случаях слез.

- Не знаю, инспектор, но последнюю ночь Жан-Жак провел не в гостинице, и утром я подумала, что он решил посетить дом профессора самостоятельно.

   Ну, вот, только этого еще не хватало, придется теперь искать этого Жан-Жака, как бы он не натворил каких-то глупостей, если уже этого не сделал. А как все безобидно начиналось: ядовитая бабочка, вдоволь напившись сока, ничего не подозревающего болиголова, залетела в дом к профессору, где оставила яд на крупе,  из которой тот сварил себе кашу, и ему вдруг стало плохо. Так плохо, что бедный профессор попал в больницу и лучшие во Франции врачи уже не смогли его спасти. А тут все оказалось по-другому: откуда не возьмись, вдруг объявилась одинокая женщина, с которой у Дюбуа когда-то был бурный роман, а теперь тот вырос,  профессор решил его усыновить (за все в жизни надо платить), но не успел выполнить свое намерение, а юридически еще не оформленный сын куда-то пропал.  Надо будет попросить Жерара заняться его поисками, Изабель сама справится с похищенными предметами из коллекции профессора. Жаль, что задержался в Туре Роже, его сейчас здесь не хватает. Хотя все началось именно там с той научной конференции, на которую Дюбуа был приглашен, как мировой светило в области энтомологии. Правда, там таким же образом погиб еще один специалист в этой области, может это каким-то образом связано со смертью нашего профессора. Нет, не все здесь так просто, дело совсем не похоже на заурядную бабочку или моль, которая беззаботно порхала с цветочка на цветочек, садилась c листика на листик, напивалась смертельного яда, пока не понесла его в дом профессора.