Нашествие

    Вся жизнь в пригородном поселке была связана с комбинатом. На комбинате работали отцы и деды, матери и жены, все дети знали, что когда они окончат школу, пойдут работать на комбинат . Навсегда уезжали немногие, и нельзя было определенно сказать про оставшихся - счастливы они или нет. Доска почета, больница и школа - все было свое,  комбинатовское.  Жители поселка на вопрос – где вы  живете - так и отвечали: на комбинате.  В какой-то момент оказалось, что продукция комбината перестала продаваться. Стали говорить о новых технологиях, высокой себестоимости, о конкуренции и в конце концов комбинат закрыли. Спокойной и размеренной жизни пришел конец. Работники вышли с протестами, покричали на митингах и собраниях, а потом понемногу стали уезжать. Брошенные дома вдоль пустынных улиц, амбулатория вместо больницы и школа только для начальных классов - началась новая неспешная  и размеренная жизнь запустения.  Так продолжалось много лет, а потом пришли они, а вместе с ними пришел страх…
  Окна моего дома смотрят на комбинат. Каждое утро в сотый, тысячный раз я видел, как солнце освещает его трубы и здания, скрывающиеся за насыпью железной дороги.  В то утро в доме стоял запах жареной рыбы. Я спустился на кухню. На столе меня ожидала порция запеченного в фольге палтуса с картошкой. Стояла  тревожная тишина. Вошла жена с лицом, искаженным гримасой сильных переживаний, желанием  взорваться и разнести весь мир своими душераздирающими воплями... Я ел рыбу и в перерывах между глотаниями нахваливал ее качество и прочие достоинства приготовления. Жена сидела молча. На ее лице читались эмоции, бурлящие в ее сердце. Наконец она заговорила:
-  Сегодня они напали на женщину… Прямо у магазина…  Вырвали пакет с едой… Порвали одежду… Такого еще не бывало, что бы так среди белого дня…
- И никто не вмешался? Где были люди? - Мой вопрос не нуждался в ответе, я его знал…
- Люди просто смотрели из окон своих машин,  и никто даже не попытался прийти на помощь.
- Мне кажется, - мой голос звучал безнадежно одиноко, она не слышала меня, - никто не понимает масштаб происходящего. Уже много лет никто не ходит за железнодорожную ветку. Что там происходит? Откуда эти душераздирающие крики и вой по ночам? Мэр думает только о предвыборной  кампании и цветах на клумбе у  любовницы.
- Я боюсь… - Губы жены затряслись, и эта тряска перешла на плечи, и вот уже все тело начинает биться в истерике…
 Они всегда были среди нас, жили в наших домах, бегали без надзора по улице… Никто не знал, сколько их на самом деле. Днем они вели себя дружелюбно, лежали возле дороги, молодые щенки играли с детьми. А что происходит ночью… почему мы потеряли покой?..
В кресле лежал свежий номер городской газеты. На первой полосе крупным планом - счастливый мальчик держит на руках щенка. Я взял газету и нашел глазами заметку про наш околоток.  Автор статьи объяснял пропажу людей обычной миграцией, а ночной вой и крики - болезненной фантазией местных жителей. Я спустился в подвал. В металлическом шкафу на полке лежали три коробки патронов. Ружье стояло рядом. Сегодня по пути домой я зашел в охотничий магазин и купил прицел ночного видения.
На то, что бы закрепить прицел ушел час. На улице уже стемнело. Темнота, подступившая к дому, концентрировалась вдоль забора и давила своей неизвестностью. Я открыл окно, взял винтовку и посмотрел в темноту через линзы прицела… Видимо, я что-то сказал, потому что подошедшая за моей спиной жена застонала: «О боже…» . Я увидел сотни глаз по всей округе. Эти глаза мерцали в прицеле ночного видения вплоть до самой железнодорожной насыпи, скрывались за ней, и поэтому казалось, что их еще больше.
- Надо пойти туда и посмотреть. -  Ружье в руках предавало моему голосу твердость. - Днем они не опасны.
- Поступай как знаешь, мне уже все равно…
 Ее слова донеслись уже из другой комнаты. В кресле, глядя на экран телевизора, я думал о том, что взять в завтрашний поход…

 Вечерние сумерки растворялись в темноте. На потемневшем небе ярко светились звезды. Я иду по проселочной дороге к железнодорожной насыпи. К ночи опять приморозило, и лужи на дороге покрыты корочкой льда. Подтаявшие вдоль дороги сугробы образовали ледяные гребешки и ярусы.
 Неподвижный воздух и темнота вокруг создают иллюзию закрытого пространства. Позади раздается хруст раздавленного льда. Этот звук, как выстрел, пронзает позвоночник, моя спина мгновенно покрывается мурашками страха. Я инстинктивно оборачиваюсь навстречу опасности. Позади меня никого нет… Я стою молча, пока страх не отпускает меня, и иду дальше. За спиной опять раздается хруст ломающегося льда. Я оборачиваюсь, готовый к отпору, и смотрю в темноту… никого…  я стою и жду, ведь кто то невидимый рядом со мной напрягся в темноте…
Вдруг звук ломающегося льда раздался справа от меня и, через мгновение, слева, совсем рядом…
«Черт возьми, - проноситься в голове, - это ледяные гребешки подтаявших сугробов под своей тяжестью ломаются и хрустят…» Я иду дальше, во рту стоит горький привкус, хочется пить, какая-то муха жужжит у правого уха. Отбиваясь от мухи полотенцем, я перехожу железнодорожную насыпь и вижу комбинат.
 Все пространство комбината освещено ярким светом, территория огорожена забором из колючей проволоки в несколько рядов, на вышках стоят часовые и по всему пространству раздается непрерывный многоголосый собачий лай.
 Я иду к комбинату, в моей руке городская газета с фотографией мальчика с щенком, газета свернута в трубочку и я, в эту газету, как в подзорную трубу, рассматриваю вышки часовых. На вышках никого нет.
 Дорога поворачивает направо, огибая комбинат, и удаляется в темноту.  Я иду в эту темноту, не слыша уже собачьего лая, в полной уверенности, что скоро справа от меня будет большая труба и я пойду по этой трубе обратно. Вот и труба, я иду вдоль нее вниз по склону сквозь деревья и кусты. Ветки хватают меня за одежду, цепляют за ноги. От объятий этих лесных рук холодный пот бежит по моей спине.
 В голове, как заевшая пластинка, крутится одна и та же мысль - надо завести будильник.
 Впереди сквозь деревья виден свет костра. Я иду к этому костру, нагибаясь от сильного встречного ветра. Внезапно ветер стихает,  и я стою на поляне, в центре которой горит костер, а вокруг сидят люди.
- Здравствуйте… - Мой голос прерывается на полуслове, горло давит спазм, ибо сидящие у костра молча поворачивают головы в мою сторону...  Это... собачьи головы. Спазм обручем сжимает  мою голову, и будильник в голове звенит все пронзительнее и сильнее…

 Я открыл глаза. Утреннее солнце светило в окно, на тумбочке издавал последние звуки старый механический будильник. Завтракали вдвоем, жена сидела в низком кресле боком к столу. Я со своего места – напротив - смотрел на нее сверху вниз. Ее голова лишь немного выше края стола.
Внезапно я понимаю, что она уже давно ест как-то по-собачьи, опустив голову в тарелку, мелкими движениями отправляя еду в рот.
- Спасибо, я пошел - мой голос звучит бодро.
- Когда вернешься?
- Не знаю,  пойду посмотрю, что там на комбинате.
- А если ты не вернешься, что я буду делать одна?
 Ее настроение мгновенно меняется, я вижу очередное страдание на ее лице, она опять в своих переживаниях оплакивает свою несчастную жизнь.
 Главный путь, ведущий к комбинату, давно перекрыт. Какие - то мародеры разобрали бетонные блоки подпорной стенки железнодорожной насыпи, подмытый дождями откос обвалился, сделав дорогу непроезжей. Я  пошел по старой проселочной дороге. Справа возвышалась железнодорожная насыпь, слева -  стена высокого кустарника и молодых деревьев. Колея заросла травой, с каждой сотней метров трава становилась все выше, и вот уже вместо дороги впереди не тронутая колесами автомобиля ложбинка с поваленными деревьями и камнями, скрытыми под высокой травой. Где-то там справа за насыпью жили хозяева этих зеленых ночных глаз.
 Идти дальше или вернуться к своим страхам и сомнениям? В конце концов, у меня ружье, а они – это только собаки, хотя и бродячие.
 С ружьем за спиной я поднялся на насыпь железной дороги. Отсюда были хорошо видны корпуса комбината из красного кирпича и серого бетона. До ворот проходной было не более километра, и нигде никого, ни одного живого существа. Я шел к комбинату сквозь невысокие кусты, по  зеленой траве, пригреваемый ярким летним солнцем, совершенно забыв про осторожность.
 Откуда они появились, я не понял. Прямо передо мной стояла большая белая собака. Ее голова находилась в нескольких сантиметрах от моего паха. Вторая собака, рыжевато-черная, стояла за моей спиной.
 Избитая истина, что не надо бояться собак, они чувствуют гормоны страха человека,  не сработала. Страх, переходящий в ужас, поднимался снизу вверх, по ногам и спине к моей голове. Белая собака стояла молча, изредка перебрасывая хвост из стороны в сторону. При каждом движении хвоста пасть ее приоткрывалась, и я видел желтые клыки. 
 Ружье мне не поможет, они разорвут меня раньше, чем я сниму с плеча эту уже не нужную мне железяку.
 От собаки за моей спиной исходили волны ужаса. Инстинктивно я начал медленно двигаться в сторону, онемевшими губами шепча «фу». По своим следам я пятился назад, а собаки шли за мной на расстоянии одного прыжка.
 Только бы не упасть. Моя нога уперлась в ветку. Я оглянулся, выбирая направление следующего шага, через мгновенье я повернулся к собакам… Они исчезли. Уже не торопясь, я вытер вспотевший лоб, снял с плеча ружье и взвел курок.  Желания идти смотреть на комбинат больше не было. Липкий страх не отпускал меня.
 Униженный и опозоренный, я поднялся на железнодорожную насыпь. Вдалеке мое внимание привлекло какое-то движение. Приглядевшись, я увидел стаю собак, бежавших неторопливой рысью в сторону комбината.
 Как то они организованно бегут - первое, что пришло мне в голову при виде этой колонны. Да-да, именно организованной колонны, они бегут след в след, у каждой в пасти какие то предметы, похожие на пакеты и коробки... 
 В кресле автомобиля страх отпустил меня окончательно, и я опять почувствовал себя человеком, которому собаки нипочем, готовым стрелять в этих тварей из окна автомобиля, давить их колесами и никого не жалеть…

 Рядом со мной через дом живет старик. Этот старый еврей всю свою жизнь проработал на комбинате. При встречах он заводил длинные разговоры о прежней жизни, он помнил всех или почти всех, работавших на комбинате, и с каждым его связывала какая-либо история. Я всегда слушал его  с вежливым вниманием, поддакивая в нужных местах, а когда его монолог начинал мне надоедать, уходил под благовидным предлогом с чувством огромного облегчения. Но сейчас я сам хотел с ним поговорить. Мистер Абрамович грелся на солнышке в своем палисаднике рядом с огуречными грядками.
- Добрый день, Михаил Аронович, ваши огурцы растут быстрее, чем у всех соседей на нашей улице. - Я знал, что моя похвала ему понравится. Михаил Аронович явно рад моему визиту, но сегодня он пропускает мои слова мимо ушей.
- Странные вещи творятся в нашем мире.
 Он пригласил меня сесть и продолжил говорить о поразившем его случае:
- Сегодня на моих глазах собаки ограбили продовольственный фургон. Водителя, переносившего продукты в магазин, оттеснили здоровенные псы. Этих псов не интересовала колбаса, они, оскалив клыки, зажали беднягу у стены и стояли неподвижно с угрожающим рычанием. А продукты растащили другие собаки, поменьше. Они не ели, только хватали зубами пакеты и убегали. И бежали они, - Абрамович сделал паузу, - в сторону комбината.
- Я видел этих собак, - прошептал я едва слышно, -  их даже ружьем  не остановить…

 Спать я лег рано.  Моя голова утонула в пуховых подушках. Я повернулся на живот  и представил себя лежащим в теплой воде у самого берега. Все тело и голова моя погружены в воду, и из этой воды я наблюдаю за берегом. На берегу растет лес, а по тропинке вдоль воды идет «красная шапочка».
Мой рот начинает удлиняться, он становится длинным, тяжелым и зеленым. Глаза, как перископы над водой, смотрят на идущую по тропинке жертву. Мое тело готово распрямиться в броске.
«Красная шапочка» поворачивается в мою сторону, и я вижу карие глаза. На меня смотрит, оскалив в улыбке клыки, молодая собака с ярким оранжевым пятном на груди. Я знаю, что это сука. Я бросаюсь на нее, отталкиваясь всеми четырьмя лапами, и от этого толчка… просыпаюсь.
 На кухне жена встретила меня  оладьями со сметаной.
- Послушай, что говорят в новостях. - она переключила  телевизор на другой канал. - Там показывают сюжет про вчерашнее  происшествие с фургоном. Ограбления не было, эту версию озвучивает начальник полиции. Водитель фургона сам похитил товары, а собаки -  всего лишь инсценировка, кроме того, психиатрическая экспертиза выявила у водителя маниакальный  синдром, и в настоящий момент он находиться в  больнице на обследовании.
- Заказная стрепня, - пробурчал я. Жена услышала только слово «стрепня» и попыталась обидеться. - Завтрак хорош, успокойся, и по телевизору говорят, что нет повода для беспокойства… а мне, пожалуй, пора прогуляться.

 Подготовка к «прогулке» на комбинат заняла несколько дней. Свой боевой арсенал я решил усилить ракетницей, но хватит ли этого для защиты от собак? А если использовать большую алюминиевую бочку, в нее можно спрятаться?.. Не то… лучше перцовый газ? Или просто какое- нибудь едкое вонючее вещество, запах которого отпугнет собак?  Ацетон?  Нашатырный спирт? Нашатырный спирт, как мне помнилось, это 10% раствор аммиака. А если использовать 100 % аммиак, то где его найти и как защититься самому? Решение было найдено на соседней улице, там доживал свои последние годы старый мастер, обслуживающий когда-то на комбинате холодильные установки. За символическую плату и долгую душеспасительную беседу я получил два баллона с аммиаком, а в качестве подарка - противогаз для собственной защиты. Теперь все было готово к «большой прогулке». За ужином я решил рассказать о своих планах жене.
- Давай выпьем по рюмочке, - предложил я.
- Наливай, согласилась она, - расслабит голову, может быть, сон хороший приснится.
- Про собак… - чуть было не сорвалось у меня, - ты знаешь, мне надо уехать на пару дней.
- Куда ты собрался? -  она напряглась в своем вопросе.
- Машине нужен ремонт.
 Я сказал первое, что пришло мне в голову, волновать ее правдой я уже не хотел:
 - Поеду к другу, у него руки золотые, заодно и порыбачим.
- Я тоже хочу порыбачить.
- Поехали, выезжаем утром пораньше.
 Я позвал ее в абсолютной уверенности, что завтра утром она выберет сон.

 Выехал еще затемно. По спящей улице и проселочной дороге я быстро доехал до железнодорожной насыпи. Оставив машину на том же месте, как и в прошлый раз,  я двинулся пешком к комбинату.
  На спине в рюкзаке я нес спальный мешок и продукты на пару дней. На животе поперек движения висело ружье. Сумка с противогазом и сменными фильтрами висела слева на боку. На боку справа я закрепил баллон с аммиаком. Правая рука, как на спусковом крючке автомата, лежала на выпускном кране редуктора баллона. Для того, что-бы газ быстро не улетучивался, к выходному патрубку я привинтил кусок перфорированной трубки, обмотанный несколькими слоями ткани. Этим удлиненным патрубком, напоминающим щуп миноискателя, я собирался защищаться от собак.
 Через кустарник и молодой нарождавшийся лесок я вышел на  когда-то главную дорогу к комбинату.
 Достижения человеческой цивилизации отступали перед силой природы. Асфальт на дороге пучился волнами под натиском растительности. Стволы молодых деревьев и ветки кустарника сквозь разломы, пробитые ими в асфальте, устремлялись к небу. Тротуары скрывались под зеленой травой. В лучах утреннего солнца купались и от этой радости беззаботно порхали и чирикали какие-то птички.
 По этому «райскому саду», не встретив никого на пути, я подошел к зданию пожарной части. Здесь хорошо потрудились мародеры. Оконные рамы и двери отсутствовали, повсюду валялись остатки сломанной мебели. Осторожно, как герой из кинофильма, я поднялся на верхний этаж и дальше, уже по винтовой лестнице, на смотровую площадку. Здесь я почувствовал себя в полной безопасности - идеальное место для завтрака и осмотра «достопримечательностей».
 С кружкой чая и бутербродом в руке я стал осматривать окружающее меня пространство. Прямоугольные коробки корпусов с облупившейся штукатуркой и почерневшими стенами, металлические ангары с проплешинами ржавчины, трубопроводы и галереи, соединяющие корпуса, площадка со штабелями какого-то материала… а вот какое-то движение… я поставил кружку с чаем на перила и взял в руки бинокль…
 Это были собаки… да, их было много… пожалуй, несколько сотен. Они лежали, сидели, переходили с места на место,  но никуда не уходили, как будто чего-то ждали.
 Я смотрел на собак минут двадцать, и ничего в их поведении не менялось. Похоже было на то, что все они были там, потому что больше нигде я их не увидел. Можно попытаться подойти поближе. Для безопасности я решил двигаться по крышам корпусов и соединяющим их галереям. До ближайшего корпуса надо было пройти по открытому пространству, пройдя через открытые ворота проходной, и найти вход в здание или лестницу, ведущую на крышу. Спустившись вниз, я  одел противогаз и для проверки своей защиты выпустил порцию газа. Мое дыхание не изменилось, глаза не слезились, противогаз защитил меня от ядовитого аммиака, и я двинулся вперед.
 Идти в противогазе в жару было тяжело. Через несколько минут мне стало невыносимо жарко, дышать стало трудно и я начал уставать. Пройдя через ворота, я огляделся по сторонам. Собак вокруг я не увидел и с облегчением вдохнул свежего воздуха, сняв резиновую маску противогаза.
 Везде были следы разрухи и многолетнего запустения.  На островках асфальта, образованных проросшей травой и набирающим силу кустарником, валялись куски штукатурки, битого кирпича и стекла. Покрытые ржавчиной металлические ворота производственного корпуса были закрыты, дверь для прохода людей была прихвачена точками электросварки.
 Я пошел вдоль здания, осматривая большие  зарешеченные окна первого этажа. В одном месте решетка была отогнута мародерами. Протиснувшись  между решеткой и рамой, я оказался внутри механического цеха. После яркого солнечного света глазам потребовалось время, что бы  начать различать силуэты станков, стеллажей и проходов в сумерках между пятнами света из окон с полупрозрачными от грязи стеклами. Мне нужно было найти лестницу, чтобы подняться на крышу. Идти в сумеречном свете в тишине, когда каждый звук в неподвижном воздухе возвращался  эхом и за каждым громоздящимся предметом скрывалась опасность,  было жутковато.
 Вдруг воздух зашумел, и сердце куда-то провалилось от звука взлетающей птицы. Эта взлетающая птица разрядила атмосферу гнетущей мертвой тишины, и я уверенно двинулся дальше.
 Переходя из цеха в цех, я наконе, увидел ярусы административных помещений. По лестнице, освещая себе путь фонариком, я поднялся на второй этаж. В пустых комнатах с окнами,  выходящими внутрь цеха, было темно. Луч фонаря высвечивал обрывки бумаги, сломанную мебель и прочий хлам. Я поднялся на верхний четвертый этаж и оказался в начале длинного коридора.
 В коридор через открытые двери комнат проникал дневной свет - окна комнат смотрели на улицу. В большой комнате на стеллажах лежали папки с технической документацией. Чертежи и другие документы были из бумаги синего или  красного цвета, такие копии выдавал ротапринт - здесь когда-то располагалось техническое бюро. Часть папок погрызли мыши, повсюду валялись их фекалии.
 Я прошел до конца коридора и оказался в  крытой галерее, ведущей в здание соседнего корпуса. Из окон галереи я стал рассматривать окружающую меня территорию. Зеленая трава, растущая из многочисленных трещин в асфальте, когда-то ухоженных дорожек и площадок, создавала ощущение победы дикой природы над цивилизацией. В зелени травы и молодого кустарника утопали небольшие строения, штабеля каких-то ящиков, местами зелень образовывала целые поляны, под которыми навсегда исчезали трубопроводы, тротуары и прочие творения человеческой цивилизации.
 Присмотревшись, я начал замечать следы уже новых жителей этой территории - тропы, проложенные по полянам, собачьи лежки с вытоптанной пожелтевшей травой. Не найдя ничего интересного, я перешел к окну, смотрящему в противоположную сторону.  То, что я увидел, заставило меня отшатнуться.
 Сердце застучало как молоток.  Чувствуя опасность, исходящую снизу, я осторожно начал выглядывать из окна. Внизу были собаки… Собачья свадьба… Собаки стояли, лежали, образуя круг, а в середине круга большая собака... ужас происходящего новой волной охватил меня -  участницей свадьбы была женщина... Жених был какой то необычный - без хвоста, морда укороченная, почти обезьянья и лапы… это же не лапы… они были похожи на человеческие руки. Женщина не кричала, белыми от ужаса глазами она смотрела куда-то под меня, и похоже, ее разум был уже в другом мире. Я узнал ее. Она приносила нам почту. Две недели назад она перестала приходить. Соседи говорили, что она уехала к родственникам в другой город.  Вот такая  поездка… И тут я увидел его.. В нескольких метрах от собачьего  круга, боком ко мне в кресле сидел человек. Заросший бородой, с длинными седыми волосами, в охотничьей куртке защитного цвета, сидящий старик держал в руке палку и помахивал ею, как дирижер этой собачьей стаи. Собаки в центре круга отпустили женщину, и она осталась неподвижно лежать на, теперь это было хорошо видно, каком-то матрасе. Бесхвостый пес подошел к старику, встал на задние лапы и … сел в рядом стоящее кресло… Совсем как человек! От увиденного я почувствовал себя оглушенным, все вокруг казалось сюрреалистичным, как во сне. Я шел посмотреть на одичавших собак, а встретил какую-то иную, организованную и явно враждебную жизнь с неизвестным мне существом. Сколько их? Чего они хотят? Что будет с этой несчастной женщиной? И что мне теперь делать?..
 Я стал рассматривать бесхвостого пса. В кресле он еще больше напоминал обезьяну – короткая, немного бульдожья морда со вздернутым носом и круглыми ноздрями, уши были расположены, как у собаки, над глазами, но форма у них была приплюснута, и они были неподвижны. Все тело, за исключением морды, было покрыто шерстью, но шерсть была не густой, а скорее, напоминала волосы человека. Больше всего меня поразили лапы - они заканчивались отчетливо видимой ладонью с длинными пальцами, а большой палец был отставлен в сторону. Это были уже не собачьи лапы, а скорее обезьяньи, способные держать предметы.
 Старик повернулся к собакообразному существу и положил свою руку на лапу, вернее, на руку существа. Без сомнения, они стали о чем то переговариваться. Кто этот человек? Друг он мне или враг?  Разбить оконное стекло и познакомиться? Или остаться незамеченным?  Внезапно человек поднял голову и посмотрел в мою сторону. Наши взгляды встретились. Несколько секунд он неподвижно смотрел на меня, а потом, повернувшись к собакам, что-то коротко пролаял, почти как собака, и показал рукой в мою сторону. Несколько собак вскочили и быстро побежали вдоль стены здания.
 Страх,  нарастающий страх сжал  сердце.  Меня затрясло какой-то нервной дрожью,  начиналась охота, и охотились уже на меня. Что делать: бежать или обороняться? Спрятаться и затаиться или атаковать и разогнать эту собачью стаю?  Я быстро пошел по галерее в поиске какого-то решения. Паническая волна страха прошла. Осознавая реальность, я решил найти подходящее место и занять оборону. Пройдя до конца галереи, я оказался в другом здании. Дневной свет из галереи осветил начало большого зала, дальнейший путь скрывала темнота. Я погрузился в эту темноту, как в воду. Лучом электрического фонаря я освещал свой путь по неширокому проходу. Справа и слева располагались какие-то сооружения, похожие на большие столы. Темнота сжимала пространство и давила на меня свей неизвестностью… Страх погони подталкивал, и я почти бежал по бесконечному тоннелю в толще темноты. Наконец луч фонаря уперся в стену. Я остановился у закрытой двери, попытался ее открыть, но дверь не поддавалась…  Дальше пути не было…  И тут случилось то, чего я ждал, но никак не хотел услышать.   Неподвижный воздух окружающего меня темного пространства начал наполняться живыми звуками. Издалека едва различимый и все нарастающий, как звук приближающего поезда, на меня мчался собачий лай… 
 В попытке спрятаться от надвигавшейся опасности я выключил фонарь и в полной темноте увидел где-то далеко слева от стены, лучик света. Включив фонарь, я бегом бросился в эту сторону. Судя по нарастающему звуку собачьего лая, в моем распоряжении было несколько минут. Луч фонаря высветил источник света - это была дверь, и сквозь отверстие замочной скважины в помещение приникал дневной свет. Схватив массивную дверную ручку, я потянул дверь на себя - дверь немного поддалась, но дальше не открывалась. Уперев ногу в стену и  вложив все силы в отчаянную попытку открыть  дверь, я тянул дверь на себя. От напряжения моя нога задрожала. Несколько секунд невероятного напряжения оставили меня без сил, пальцы рук, держащие ручку двери, разомкнулись, и я упал на пол. Падая, я задел фонарь, луч стал светить в другую сторону и я увидел металлическую ручку засова, скрытого внутри двери. Я потянул ручку засова, преодолевая сопротивление приржавевшего металла, и открыл дверь. Дневной свет и свежий воздух вернули мне разум. Я оказался на площадке металлической лестницы. Это была лестница для эвакуации на случай пожара. Мой случай как раз и был таким, «пожарным». Закрыв дверь, я достал веревку и привязал ручку двери к перилам лестницы. Куда теперь? Вверх или вниз? И тут я услышал толчок в дверь, звук царапающих когтей и присоединившийся к ним звук разгрызаемого собачьими клыками дерева.
 Уже без раздумий я выбрал путь наверх. Поднявшись на следующий этаж, я попытался открыть дверь - закрыто. На следующем этаже - закрыто! Оставался последний, верхний этаж.
 На последних ступеньках лестницы ноги от усталости перестали меня слушаться, и я заполз на верхнюю площадку, цепляясь руками за перила. Дверь была закрыта… Я толкнул дверь, и она чуть поддалась, образовав щель между створками. Отталкиваясь от перил и делая два шага разбега, я стал биться в дверь своим плечом. Щель немного увеличилась, но дальше дело не шло. Плечо онемело от боли, и я остановился. Осмотрев площадку, я не нашел ничего, что можно было использовать в качестве рычага. Справа и слева от двери располагались окна, но дотянуться до них было невозможно. Другого пути не было… Я  снова начал биться в дверь с яростью собак, грызущих дерево тремя этажами ниже. В какой-то момент дверь начала с хрустом поддаваться, и я оказался внутри.
 В  огромном  зале было светло. Кроме дневного света из окон в стене, в зал проникал полуденный солнечный свет через окна в крыше здания. Длинный конвеер с каруселями, сортировальными станциями и штабелерами уходил куда-то далеко. Некогда здесь кипела жизнь, все двигалось и крутилось, а сейчас я бежал вдоль неподвижного памятника инженерной мысли мимо грузовых лифтов и трубопроводов.
 Впереди в метрах пятидесяти я увидел лестницу, ведущую на крышу, - она была вертикальной и заканчивалась площадкой на самом верху. Больше я ничего рассмотреть не успел. Звук упавшего предмета заставил меня оглянуться…
 По проходу, оскалив клыки, без всякого лая ко мне бежали собаки…  Одна, две, три секунды, и я у ближайшего стеллажа.  Раз, два, три - и я на третьем ярусе на высоте больше трех метров.  Страха нет – смотрю, как охотники загнали дичь на дерево и ждут, когда она упадет вниз…  Охотников семеро, крупные дворняги, тяжело дыша после быстрого бега, молча разлеглись внизу,  внезапно потеряв ко мне всякий интерес. Кроме одной псины, которая, не ложась, молча смотрела на меня снизу вверх… а затем развернулась и неторопливой трусцой побежала назад…  Словно на доклад пошла… или за помощью…  С такими мыслями в голове я стал внимательно рассматривать своих преследователей.
 Собаки лежали, прижав уши, и как будто спали. Они не были похожи на бездомных псов, всю свою жизнь проводящих в поисках пищи. Эти твари были упитанными и как-то подозрительно организованными. Был ли это результат дрессировки или просто проявление охотничьего инстинкта, но создавалось впечатление, что эти собаки хорошо знали, что им делать…  Куда и зачем пошла эта седьмая псина? Собаки вполне мирно лежали вокруг стеллажа, но спускаться вниз желания не было. Здесь, наверху, я был в безопасности, и можно было спокойно обдумать дальнейший план. Этих шестерых можно легко застрелить… и еще сорок четыре пришедших им на помощь. А потом патроны закончатся… Можно пустить газ и посмотреть, как он подействует на собак, хорошо, если отпугнет, а если нет? И на сколько хватит баллона? И я очень хочу пить - напряжение последних часов на высоте трех метров от пола отпустило меня – я хотел напиться воды и поесть, а потом уснуть и проснуться дома…  Два литра воды, термос с остатками чая, копченая колбаса, сыр, две банки рыбных консервов и одна тушенки, конфеты и шоколадка… по запасам еды я могу прожить здесь неделю… а потом сам стану едой…
 Запах колбасы  разбудил собак. Они стояли, повизгивая от желания, и дружелюбно виляли хвостами. Одна из собак встала на задние лапы и глядя на меня просящими масляными глазами, слегка повизгивала. Глядя на собак, я подумал о том, как мило они прогрызли деревянную дверь, и собачье обаяние сразу исчезло.
 Оставаться на этом стеллаже не было никакого смысла. Добраться до лестницы и подняться на крышу - других вариантов нет. Застрелить  пару собак - остальные убегут, и добежать до лестницы. Внизу  стрелять бесполезно – собаки могут напасть из - за любого укрытия, я просто не успею среагировать… значить, обезвредить надо всех и сделать это со стеллажа. Затем спуститься вниз, пройти десять метров до главного прохода,  повернуть налево и бежать по проходу мимо каких-то подсобных помещений  до лестницы метров примерно  пятьдесят. И успеть, пока не пришло подкрепление.
 Собаки явно знали, что такое оружие. Как только я взял в руки ружье, они вскочили и быстро побежали  назад. Всего-то… Я с облегчением смотрел с высоты моего положения, как собаки скрылись за проломленной дверью пожарной лестницы. Быстро собрав вещи, я спустился вниз и пошел по проходу. С каждым шагом моя уверенность таяла, я шел, постоянно оглядываясь назад, держа в руках ружье, готовый выстрелить в любой движущийся предмет. Охота продолжалась. Напряжение росло в геометрической прогрессии. Опасность пришла откуда я ее не ждал - со стороны лестницы ко мне большими прыжками мчалась собака. Я не успел повернуться к бегущей твари, как прямо передо мной из за угла какой-то загородки, оскалившись всеми зубами, на меня бросилась вторая собака. Я выстрелил почти в упор. Картечь разорвала тело собаки на части.  Звук выстрела, громом разорвавший  тишину, бегущую собаку не испугал. Я выждал пару секунд и выстрелом с четырех метров оторвал собаке голову.
 Было ощущение, что от звука выстрелов,  многократно отразившихся от стен, в воздух поднялась пыль и все вокруг ожило. Застывшая на многие годы картина запустения  менялась с каждой секундой,  я видел, как бесконечная цепь собак через проломленную дверь начала заполнять пространство, и проход, где я недавно прошел, стал похож на реку, по которой на меня неслась неудержимая собачья лава. В двух шагах за моей спиной была дверь, ведущая неизвестно куда. С той же скоростью, с которой ко мне бежали собаки, я оказался за этой дверью в небольшой комнате с высоко расположенным окном. Несколько секунд потребовалось на то, что бы одеть противогаз и выпустить порцию аммиака. Даже через маску противогаза я почувствовал, как ядовитый газ начал заполнять помещение. Стало трудно дышать. Две первые собаки, толкая друг друга под напором бегущих позади, ввалились в дверь и, словно запнувшись о невидимое препятствие, остановились. Напор бегущих собак ослаб,  две псины попятились назад и почти ползком скрылись за открытой дверью. Я услышал собачий скулеж, отрывистый лай и какое-то движение множества существ, но ко мне никто больше не пытался зайти.  Это была маленькая победа.
 Пока есть газ, надо пробиться к лестнице и подняться на крышу. С отчаянием обреченного я выставил вперед патрубок  и пошел в атаку. Ружье как бесполезный сейчас предмет висело за спиной. Выйдя за дверь, я огляделся. Обзор через стекла маски противогаза был плохой, но я сумел разглядеть, что собаки  отступили справа и слева метров на тридцать, но не убегали.  Я приоткрыл вентиль баллона и быстрым шагом пошел в сторону лестницы. Я шел на собак и размахивал патрубком, через каждые три - четыре шага я оборачивался и махал патрубком в сторону собак позади меня.  Напряжение росло, я рычал, как собака, бегущая драться. Моя решительность и, как я потом понял, страшный вид, а скорее всего, ядовитый газ сделали свое дело - собаки дрогнули и побежали. Постоянно оборачиваясь назад, за несколько минут я добрался до лестницы.
 Рассмотреть, где находятся собаки, мешали запотевшие стекла резиновой маски. Без промедления я начал подниматься вверх. Поднявшись метра на два до защитного ограждения, я начал задыхаться и остановился. Единственным желанием было выключить газ и вдохнуть свежего воздуха. Стоя на перекладине, я спиной откинулся на металлическую решетку, сделанную вокруг лестницы для защиты от падения.  Мои руки были свободны. Я закрыл вентиль баллона и решил подождать несколько минут пока газ рассеется. В этом была моя ошибка. В начале я услышал какой-то шорох, а затем в мой ботинок вонзились зубы собаки. Она ухватила меня за пятку, и моя нога сорвалась с перекладины. Боли не было - собачьи клыки лишь слегка прокусили ботинок и немного кололи мою ногу. Собака извивалась и дергалась всем телом, пытаясь сорвать меня вниз. Стоя  на одной ноге и держась руками за лестницу,  я пытался удержаться.  Ударить собаку ногой я не мог - под тяжестью собаки держась одними руками, я сразу  полетел бы вниз. Собака без устали тяжестью своего тела  пыталась сорвать меня с лестницы,  а я изгибал стопу, чтобы выскочить из ботинка. С каждой секундой  мои силы таяли. Руки онемели, нога, стоящая на перекладине, от напряжения мелко задрожала.  Я не сдавался. Вдруг что-то хрустнуло, моя ступня вырвалась из ботинка, и я услышал звук упавшего тела.  Видимо, это был хруст рвущегося ботинка.  Я начал быстро подниматься наверх, опираясь на обе ноги, - укушенная ступня осталась целой.
 От удушья в моих глазах потемнело. Поднявшись на несколько метров, я остановился и сорвал маску. Запах аммиака ударил в нос, но все-таки это был воздух, которым можно было дышать. Я начал приходить в себя. До верхней площадки оставалось метров пять. Медленно, но без остановок я поднялся наверх. На металлической площадке хватало места, чтобы сесть. Я без сил повалился на прохладный металл и несколько минут лежал неподвижно. Передохнув,  я сел и посмотрел вниз. Полчище собак исчезло. Две собаки лениво разлеглись внизу, не глядя на меня. Одна из них не спеша грызла мой ботинок. Рядом лежал патрубок моего газового оружия. В суматохе борьбы я не заметил, как он оторвался. Других потерь не было.  Я убрал противогаз в сумку и вместе с остатками шланга сложил в рюкзак. Осмотрев голую ступню, я увидел небольшую царапину. Если собака была бешенной - надо срочно к врачу… Эй, где тут телефон?.. Ладно, звонить не буду, лучше отобью у собак свою обувь. Я посмотрел на собаку через оптику прицела. Надо было выстрелить так, чтобы не задеть ботинок. Лежащие твари, словно почувствовав опасность, встали, а… посмотреть на меня уже не успели... первым выстрелом я уложил на бетонный пол собаку, играющую с ботинком. Через секунду к ней прилегла вторая. Эхо выстрелов затихло, и в наступившей тишине я внимательно стал осматривать пространство внизу. Никого нет… или не видно. Я достал из рюкзака оставшийся кусок копченой колбасы и бросил его как можно дальше в проход, ведущий к пожарному выходу. Желающих попробовать колбаски не было.
 Оставив рюкзак на площадке с ружьем и ножом для ближнего боя, я  начал спускаться вниз.  Мой слух обострился до животного состояния. Я вслушивался в окружающее меня пространство, пытаясь уловить малейшее движение внизу. Спустившись до конца защитного ограждения, я остановился и посмотрел вниз. Передо мной был пустой проход с нетронутой колбасой и многочисленные инженерные конструкции, за которыми скрывалась опасность. От напряжения волосы на моих руках встали дыбом, по спине холодной волной прокатился страх. Я никак не мог решиться двинуться дальше. Наконец я решился, быстро спустившись вниз, я схватил свой ботинок, лежащий в луже собачьей крови, и бегом поднялся на безопасную высоту. Ощущение как после прыжка в ледяную прорубь растеклось по телу. Постепенно успокаиваясь, я поднялся на площадку. Ботинок изрядно пострадал - язык с частью шнурка остались внизу, пяточная часть была прокушена и сплющена так, что подошва частично оторвалась и получился этакий шлепанец. Я надел ботинок и привязал подошву веревкой. Теперь наверх десять наклонных ступенек и, осторожно открыв низкую дверцу, я вышел на крышу здания.
 Плоское пространство с небольшим парапетом по краям уходило вдаль. Мягкая кровля, разрушенная временем,  с  островками нанесенной ветром земли  с проросшей травой и кустарником делала крышу похожей на обычную лесную поляну. Я шел по этому зеленеющему полю с надеждой найти какой-нибудь выход: лестницу, галерею, вертолетную площадку – все что угодно, лишь бы вернуться домой…  Собачий лай и скулеж вернул меня в реальность. Я подошел к парапету и осторожно посмотрел вниз. Там лежали, сидели, толкались и ссорились за место сотни собак. И все они смотрели на стену рядом стоящего здания, словно чего-то ожидая. Соседнее здание из красного кирпича походило на средневековую крепость.  Первый этаж был глухим, без окон, а узкие окна двух следующих этажей напоминали бойницы и были закрыты решетками, на двух верхних этажах окна были уже обычными. Наши здания соединял пучок проводов, подвешенных к металлическому тросу, закрепленному на моей стороне чуть ниже парапета. На другой стороне провода уходили в стену здания рядом с окном. Трос же был закреплен над небольшим карнизом почти на уровне крыши. Двадцать метров по тросу, а дальше на карниз и попытаться выбраться на крышу…
 Без сил, загнанный в угол, я сел на землю, привалившись спиной к парапету. В любую минуту на крыше могут оказаться собаки. С ружьем в руках я приготовился к обороне. Вечернее солнце  мягко освещало поле предстоящего боя. Я вглядывался вдаль, пытаясь увидеть какое-нибудь движение, в глубине души надеясь, что никто не придет. Время потекло медленно, тени становились длиннее, постепенно на них стали появляться цветные полосы, постоянно меняющие свои размеры и форму. Внезапно они превратились в клубок и этот шар, загоревшись, покатился прямо на меня. Жар от этого пламени заставил меня отшатнутся назад и я, ударившись затылком о парапет, открыл глаза. Прямо на меня мчалось существо с мордой обезьяны, оскалившее желтые клыки и издающее какой-то хрип. Оно было совсем рядом, и я выстрелил не целясь. С пронзительным визгом, заваливаясь на раненную переднюю лапу, бесхвостая собака повернула назад. В трех метрах от меня лежала  окровавленная кисть, очень похожая на человеческую, и пальцы  у нее чуть шевельнулись в предсмертной конвульсии.
 Мое зрение и слух опять обострились. В наступившей тишине минута за минутой росло напряжение предстоящей атаки. Долго ждать не пришлось. Вдалеке я увидел силуэт крадущейся собаки. Я аккуратно прицелился и приготовился к выстрелу. И тут случилось то, чего я боялся больше всего: десятки собак неслись ко мне неудержимой лавой численного превосходства. Мой выстрел в их сторону утонул в собачьем лае. Инстинкт самосохранения выпустил в мою кровь огромную порцию адреналина, под действием которого голова моя стала ясной и быстрой, а тело снова сильным. Проверив, как закреплен пояс с патронами, я забросил ружье за спину так, чтобы ремень проходил по диагонали от левого плеча до правой подмышки и, не глядя на бегущих собак, перегнулся за парапет к спасительному тросу. Держась руками за трос и свесив ноги вниз, я лег на трос и попытался ползти. Пучок проводов помогал мне удерживать равновесие, но уже через пару метров равновесие было потеряно, и я оказался висящим под тросом, держась за него руками и скрещенными ногами. Под моим весом трос провис, и я двигался под уклон, быстро перебирая трос руками. Довольно быстро я достиг нижней точки, и дальше мне пришлось ползти в гору. Мои руки стали уставать. Собачий лай снизу становился все сильнее. Я повернул голову и посмотрел вниз. Огромная, бурлящая, исходящая лаем собачья стая ждала момента, когда сможет разорвать на кусочки мое упавшее бездыханное тело. Оскалившиеся собачьи морды придали мне еще немного сил. Двигаться становилось все труднее.
 Висящее за спиной ружье тянуло меня вниз. Мне оставалось до конца буквально несколько метров, я уже видел стену здания, к которому полз, и тут трос дрогнул,  я  почувствовал, что начинаю медленно опускаться вниз.
 Осознать происходящее я не успел - оборвавшийся трос и вместе с ним пучок проводов лишили мои ноги опоры, и я, держась одними руками за надежду на спасение, маятником  пролетев несколько метров, ударился спиной о стену здания. Расстояние было небольшим, и удар оказался несильным. Я повис на тросе, держась за него одними руками. Провода крепились к тросу скобами. Засунув ступню между тросом и проводами, я ногой оперся о такую скобу и немного разгрузил окаменевшие от усталости руки. Но едва я оперся на скобу сильнее, она не выдержала и оборвалась. Я опять повис на руках. Борьба за жизнь подходила к концу. Зажимая трос ногами, я пытался подниматься вверх, но сил уже не было. Вдруг что-то острое уперлось мне в спину, ремень моего ружья натянулся и потащил меня вверх. Почти теряя сознание, цепляясь руками за трос, я начал медленно подниматься. Через несколько секунд я услышал человеческий голос: «Держись!» - и какие-то руки, ухватив за одежду, затащили меня в окно. Я лежал на полу, обессиленный до такой степени, что не мог открыть глаза. Через узкие щелки прикрытых глаз я видел человеческие тени, и едва слышимые голоса все больше растворялись в тумане небытия.




Глава 2 
  Я проснулся от запаха жареной рыбы. В доме стояла тишина, и только луч утреннего солнца, как обычно, легонько согревал мое лицо. Какой кошмар мне приснился! Сейчас спущусь вниз и расскажу все жене. Я открыл глаза, и первое, что я увидел, было окно, через мутные стекла которого в комнату приникали солнечные лучи. Это было не мое окно!  Я лежал на грязном матрасе в какой-то большой захламленной комнате с высокими потолками и облупившейся штукатуркой. Я попытался встать и не смог. Все тело, словно налитое свинцом усталости от вчерашнего напряжения, не хотело двигаться.
 Перевернувшись на живот, я встал на четвереньки и осмотрелся. В пустой комнате кроме нескольких развалившихся картонных коробок и мелкого мусора, ничего не было. Мое ружье и патроны исчезли. В комнате действительно пахло жареной рыбой, только запах был не тонкий и манящий как дома, а какой-то горьковато резкий и прогорклый. Я медленно встал и, не глядя в окно, вышел из комнаты. По длинному коридору  уже без всякого страха встретить собак  я шел в поисках хозяев этого дома. Судя по усиливающемуся запаху, они были недалеко. Чертовски хотелось в туалет. Через открытые двери комнат в коридор проникал солнечный свет, и, по всем признаками, было видно, что здесь живут люди. На приоткрытой двери я увидел букву М. За дверью оказался типичный производственный санузел  с несколькими умывальниками и унитазами, отделенными друг от друга перегородками. Я открыл кран, и в раковину потекла вода. Напор был слабенький, но вода была без всякой ржавчины и тухлого запаха. Отставив в сторону осторожность, как совершенно бесполезный в сложившейся обстановке атрибут человеческого сознания, я, подставив голову под кран, напился этой воды, с наслаждением умылся и посвежевший, словно не было никакой погони, двинулся дальше. Подойдя к лестнице, я услышал человеческие голоса с нижнего этажа. Инстинктивно я замедлил шаг и  осторожно стал спускаться вниз. Двое разговаривали за закрытой дверью. Судя по интонации, они о чем-то громко спорили. Остановившись перед дверью, я молча  слушал.
- Я застрелю тебя, как собаку.
 Решимость говорившего подкрепил звук передернутого затвора.
- У тебя не хватит смелости, сопляк, стреляй…
 Видимо, ссора хозяев подошла к своей кульминации.  Я открыл дверь и увидел человека, сидящего за столом. Человек посмотрел на меня и, повернув голову, кому-то сказал:
- Сделай-ка телевизор потише, гость пришел…
 Сидящий за столом человек был немолод. Длинные волосы  и окладистая борода добавляли ему  десяток лет. Еще один  десяток придавала седина, почти полностью скрывающая некогда черный цвет волос. Но широкие плечи и округлое лицо говорили о том, что на меня смотрел человек пусть уже не молодой, но обладающий большой физической силой.
- Проходи, не робей, не загрызем, - бородач громко рассмеялся своей шутке. -  Потешил ты нас вчера, давно к нам никто не приходил…   целиком… все по частям…
 Я вошел в комнату и оказался на кухне. Раковина, электрическая печь, несколько разномастных шкафов, на одном из которых стоял работающий телевизор.  По пустым банкам, покрытым толстым слоем пыли, мешкам и пакетам с непонятным содержимым, наваленным в углу комнаты, было понятно, что обстановка здесь холостяцкая и женские руки обитатели видят только во сне. Но главным было то, что здесь были люди и не было страха.
- Как здесь у вас хорошо.
 Мои слова, обращенные к хозяевам, и стул, на который я сел, запустили во мне процесс расслабления. Кошмар погони закончился, я спасен, мне не надо больше оглядываться на каждый шорох и бороться за свою жизнь. Мое тело ослабло, голова закружилась в легком опьянении, и потолок начал наезжать на стену…

- Да живой он, - голос доносился откуда то сверху, - обычный обморок, переволновался, бедняга…
  Я открыл глаза. На меня смотрел человек с длинным тонким носом и мешками под глазами.
- Вставай, завтрак стынет.
 Человек протянул мне руку и помог подняться. На столе стояла сковорода с жареной рыбой, макароны и банка с томатной пастой.  Завтракали молча. Я подчинился местному этикету и вместо вопросов стал поглощать треску с макаронами.  Здесь никто никуда не спешил. Хозяева смотрели выпуск новостей, изредка комментируя происходящее. Меня они явно оставили на десерт. Я рассматривал комнату, хозяев и наслаждался жизнью.
- Когда в следующий раз пойдете в магазин за продуктами, возьмите меня с собой, - я предложил перейти к основному для меня вопросу.
- В магазин мы не ходим, у нас доставка. - Бородач посмотрел на меня и по слогам произнес:
- СО-БА-КА-МИ.  Они нас сторожат, они же и кормят. Ты лучше скажи, как тебя сюда занесло.
 Я стал рассказывать о своем путешествии. Когда речь пошла об увиденной женщине, хозяева как-то напряглись и внимательно посмотрели друг на друга. Я замолчал и в наступившей тишине длинноносый задумчиво произнес:
- Значит, ты видел Джона и челпса…
- Челпс - это кто?
-Так сразу и не скажешь, кто.
  Бородач встал, подошел к окну и продолжил:
  - Когда-то  мы работали здесь. Ты сам знаешь, что все  местные работали на комбинате, а еще были и приезжие. Когда комбинат закрыли, все, кто не уехал, продолжали кормиться комбинатом - вывозили и продавали все, что могли унести. Нам ехать было некуда, семьи давно распались, вот и остались мы здесь вчетвером, как коты, оставшиеся в своем обезлюдевшем доме.
- Подождите, вас же двое?
- Третьего ты видел, это Джон, а четвертый ушел…  ну это особая история. Так вот, мы находимся в здании бывшей лаборатории. Здесь сохранились большие запасы мясных консервов. Мы понемногу их продавали, за счет этого и жили. А еще почему-то была вода и электричество. Как говорится, живи - не хочу. Вокруг нас стали собираться бездомные собаки. Здесь внизу в подвале лежит огромное количество пищевых добавок, этакие гранулы с мясным вкусом быстрорастворимые в воде. Этим концентратом мы стали подкармливать собак. Их становились все больше, они с удовольствием поедали гранулы, пили воду, а потом лежали сытые с раздувшимися животами.  Среди собак выделялась одна сучка, чистокровная колли.
- С ней-то Джон и подружился, Алисой назвал, - присоединился к рассказу длинноносый.
- Умная была, - продолжил бородатый. -  Джон стал ее дрессировать, персонально кормил, даже портрет нарисовал, на стене у тебя за спиной висит.
 Я оглянулся. Со стены на меня смотрела молодая  собака с карими глазами. На ее белой груди ярко выделялось рыжее пятно. Я определенно где-то ее видел… и тут я вспомнил свой сон…
- Что-то не так? - Бородатый  заметил замешательство на моем лице.
- Она мне снилась…
- Ну и дела.
 Носатый с интересом посмотрел на меня. Помолчав немного, бородатый продолжил рассказ:
- Люди приходили сюда все реже и реже, и через несколько лет мы стали здесь единственными жителями. Кормление собак и наблюдение за ними стало нашим главным развлечением. Собаки хорошо поддавались дрессировке, иногда казалось, что они понимают каждое сказанное слово, а затем наступил момент, когда мы увидели качественные изменения в поведении стаи. Собаки перестали просто лаять, они как бы говорили между собой,  используя новые звуки и интонации, которых становилось все больше. А  Джон не просто понимал этот собачий язык, он сам стал его использовать.
- Еще бы, - вмешался носатый, - он же жрал концентрат.
- Да, Джон его ел, - бородатый поморщился, - гадость какая… и это ничем хорошим не закончилось. Наш бывший товарищ все больше времени проводил с собаками, часто не ночевал в своей комнате, а однажды просто ушел и стал жить где-то неподалеку. Мы продолжали каждое утро сыпать концентрат в кормушки, наливали воду, и стая это регулярно ела. Однажды к нам пришел Джон и принес молодого…
- Эй, на палубе, есть кто живой? – хриплый мужской голос снизу остановил бородатого  на полуслове.
- Легок на помине, – носатый посмотрел на нас,  сморщив один глаз, – я даже знаю, зачем он пришел.
 Внизу под окнами стоял тот самый человек, которого я видел вчера на собачьей свадьбе.
- Здорово,  Джонотан первый, – обратился бородач к пришельцу.
- Этот гад ранил Адама, отстрелил ему руку, –  в ответ прохрипел человек снизу.
- Ты сам натравил на него собак, вот он и ответил.
- А зачем он пришел, его сюда никто не звал.
- Дорогой мой, ты же сам прекрасно понимаешь, что рано или поздно это должно было случиться. Наш гость прекрасный человек, слушает, хорошо ест и домой не просится. К тому же он героически боролся за свою жизнь.
- Хватит сантиментов, мне надо в лабораторию, определить дозу для регенерации.
- Подожди минуту, - бородач посмотрел на носатого, - что скажешь?.. Это первый практический случай… если у нас получится, это будет…
- Нобель будет… - иронично продолжил носатый, - … каждому.
-  Ладно, Джон, иди за Адамом, – бородач закрыл окно и посмотрел на меня. -  Ты побудь здесь пока один, вниз не спускайся, никакие двери на открывай - мы в осаде, если увидишь что-то необычное - не трогай и не пугайся. Когда вернемся, мы все тебе объясним. А у нас дел часов на восемь.

 Я остался один, никакого спокойствия и расслабления больше нет. В голове один вопрос: что теперь делать. Никакие они на бездомные, они знакомы и общаются, мне говорят не все и что-то скрывают, может, отсюда есть выход и где мое ружье?
 Пока есть время, надо быстро все осмотреть, и я вышел в коридор. В соседней комнате стояло несколько шкафов с посудой, консервами, коробками с какой утварью, в общем, обычный склад домашних вещей. А вот в следующем помещении жил кто-то из хозяев дома - стояла аккуратно застеленная кровать, кресло-качалка, письменный стол, книжный шкаф и большой стеллаж, заставленный какими-то папками. Я взял в руки книгу, лежащую на столе,-- «Основы молекулярной биологии клетки», авторы Б.Альбертс и др. На папках с бумагами были наклеены  этикетки, судя по которым, все это бумажное царство было структурировано по какому-то алгоритму.  Рядом с дверью стоял небольшой закрытый шкаф, там внутри за одеждой, висящей на плечиках, я обнаружил свое ружье и патроны.  В следующем помещении тоже жили, обстановка была похожая - письменный стол, книги и бумаги, но порядка было меньше - кровать не застелена, пустые бутылки на столе и подоконнике. Комнату, где когда-то жил Джон, я определил сразу по погрызенной мебели, там тоже был письменный стол, книги и бумаги. И еще одна комната была когда-то обитаема, но очень давно, об этом говорил толстый слой пыли на всех предметах.
 Не знаю почему, но ко мне вернулось спокойствие. Я обошел весь этаж по кругу и вернулся к начальной точке. Спустившись на этаж ниже, я продолжил осмотр. Мое внимание привлекла закрытая дверь с кодовым замком. Такие механические кодовые замки с десятью кнопками и кольцом  были мне знакомы. Три кнопки замка были явно чище остальных.  Нажав  на эти кнопки, я потянул кольцо вниз и, нарушив инструкцию бородатого, открыл дверь. В большой комнате вдоль стен стояли шкафы, за стеклянными дверцами которых на полках в колбах и на планшетах хранились сублимированные или залитые формалином мышки, их лапки, разрезанные головы и еще какие-то органы. Каждый экспонат имел номер и краткое описание на латыни.  Мыши закончились, и появились целиком и по частям черви, ящерицы, змеи и, наконец,  собачьи лапы, головы, кишки и другие внутренности. Особенно неприятна была голова собаки с разрезанной черепной коробкой. Преодолевая подступившую тошноту, я взял в руки лежащий на столе журнал. Здесь были данные о всех хранящихся экспонатах. Последняя запись  была сделана два года назад: «cranium canis familiasis» - череп собаки…

 В остальных комнатах ничего интересного не нашлось. На следующем этаже в одной из комнат я обнаружил  следы активной деятельности - стояли коробки, очевидно, с этим самым концентратом, у окна лежало ведро с привязанной веревкой, а в углу валялись пустые коробки. Осторожно, медленным кошачьим шагом я спустился на первый этаж и оказался у открытой двери, ведущей во внутренний дворик. Лестница уходила вниз в подвал, и оттуда слышался шум работы каких-то механизмов. Скорее всего, хозяева крепости с гостем были там. Внутренний дворик был ухоженным и приятным местом. На зеленом газоне стояло несколько кресел, в центре -  большая беседка с круглым столом и небольшой огород. Я сел в кресло, вытянув ноги, и стал наслаждаться зеленью морковной ботвы и желтизной кабачков. Мир вокруг вновь стал ласковым и добрым, мягкий солнечный свет и свежий воздух после пыльных комнат и темных коридоров погрузил меня в негу расслабления… Сквозь прикрытые веки я видел голубое небо, слушал птичьи голоса, мои руки и ноги становились ватными и невесомыми…

 Я открыл глаза. Моя голова была откинута назад и я, еще замутненным взглядом просыпающегося человека, смотрел на противоположную стену. На втором этаже в окне я увидел силуэт человека…
 Седые длинные волосы… борода… на меня пристально смотрел Джон… Волна адреналина, прокатившись через спину к голове, напрягла мое тело. На мгновенье я опустил голову, а когда снова посмотрел на окно, там уже никого не было.  Пришло время вернуться на кухню. Рывком выбросив тело из кресла, я поднялся наверх, готовый к любой неожиданной встрече. На кухне и в соседних комнатах никого не было, ружье было на месте. Я  включил телевизор и стал ждать возвращения хозяев. Приближался вечер, пора было готовить ужин.

 В холодильнике и шкафах нашлось достаточное количество продуктов, и через  час накрытый стол ждал прихода хозяев. Наконец, на лестнице послышались шаги, и в комнату вошли они. Оба были явно чем-то возбуждены.
- Все, хватит говорить одно и то же, - бородач примирительно посмотрел на  носатого,- неси лучше бутылку, с гостем будем знакомиться.
  За столом бородач представился:
- Эдвард Смит, можно просто Эд, мой коллега- Клаус Бах…
- Саймон Плене, - я пожал протянутые руки.
 Эд наполнил рюмки, мы  выпили за знакомство.
- Ты, наверное, на месте не сидел, - обратился ко мне Эд, - что-нибудь интересное увидел?
- Конечно, больше всего мне понравился огород и зеленая травка.
- Еще бы, - подключился Клаус, - это мое любимое место, радость моя…
-  Что-то  рано поплыл, Кла… стареешь, - вмешался Эд.
- Ты, наверное, знаешь, - Эд посмотрел на меня слегка прищурив один глаз, - комбинат выпускал мясные консервы, и основным заказчиком выступало министерство обороны, а мы работали здесь, в лаборатории качества. Но так она называлась для гражданских, на самом деле  мы находимся в бывшей секретной лаборатории  под условным номером… тебе он ничего не скажет… и занимались мы разработкой препаратов, влияющих на человека. Снижение болевого порога, повышение выносливости, изменение психического состояния… все это крайне важно для солдата… После экспериментов на подопытных животных малые партии консервов, содержащих препарат в различных дозировках, направлялись в воинские части. В конечном итоге министерство одобрило применение препарата, была изготовлена большая партия, а тут комбинат обанкротился и закрылся. Сотрудникам лаборатории предложили продолжить работу в головном институте, а исследования нашей группы признали бесперспективными и тему закрыли. Ехать нам действительно было некуда, и мы остались здесь с большим запасом консервов и препарата.
- А так же с отсутствием финансирования и большим желанием продолжить исследования, - подключился к разговору Клаус, -  у нас осталось оборудование и приборы с выработанным ресурсом, с ним-то мы и  работали.
- У тебя какое образование? - обратился ко мне Эд.
-  Инженер, радист я.
-  Ну, тогда цитология для тебя прошла мимо, клетки мы изучали…
-  Не те, в которых животных держат, а те, из которых они состоят… или будут состоять… - мрачно пробурчал Клаус.
- Возможно, поэтому предлагаю тост «За Науку, с большой буквы».
 После небольшой паузы Эд продолжил:
- Через год нашего автономного плавания  подопытные мышки у нас закончились, и нам оставалось только кормить собак и от безделья наблюдать за их жизнью. А надо сказать, что доза препарата, которую получали собаки, поедая концентрат, многократно, как мы потом оценили, тысячекратно превышала норму, допустимую для человека. И изменение в поведении собак мы связали именно с этим фактом. Что происходит? Каковы последствия применения препарата? Мы спорили, высказывали  разные гипотезы и предположения, ругались, мирились, и все своим научным нутром понимали, что перед нами огромное поле для исследований. Собаки были на вольном содержании, тем не менее, мы сумели пометить постоянных членов стаи, вновь прибывших, стали вести учет потребления концентрата и т.д.   Джон много времени проводил с собаками, разговаривал с ними, дрессировал, хотя это уже можно было назвать иначе, учил их, а рыжую колли назвал Алисой и практически с ней не расставался. Она жила в его комнате, ходила с ним в город. Однажды Джон заявил, что попробует  на себе испытать действие препарата: «Я должен на себе ощутить, что с ними происходит». Брэндон,  четвертый наш коллега, был категорически против, но отговорить Джона не удалось. Со временем собак становилось все больше и больше. Оказалось, что потомство наших подопытных собачек к концентрату равнодушно, но у них сохраняются все новые особенности поведения, а на рентгеновских снимках можно увидеть анатомические изменения черепной коробки, объема головного мозга, скелета… 
 Эд опустил голову и задумался… Мой вопрос прервал молчание:
- Послушайте, комбинат давно не работает,  а вода и электричество у вас откуда?
- Скорее всего, это связано с особым статусом лаборатории,  - Эд очнулся от воспоминаний:            - Основные коммуникации отключили, а резервные остались. Препарат был для наших собак чем-то вроде наркотика с кумулятивным эффектом. Набрав определенную дозу, собаки больше препарат не ели. Но в активной фазе потребления отсутствие препарата вызывало у собак ломку и частичный паралич конечностей. Основное пропитание собаки добывали в городе. Там их гоняли, они попадали под машины и частенько раненные приползали к нам. В летальных случаях это были объекты анатомического исследования. Однажды мы обнаружили полуживого пса с оторванной наполовину лапой. Это был наш подопытный экземпляр второго поколения. Клаус сделал рентгеновский снимок собаки, чтобы определить характер иных повреждений, но во время процедуры наш песик сдох.

- Вскрытие я решил провести на следующий день, - подключился к рассказу Клаус, - и собаку я оставил в рентгенлаборатории.  На следующее утро оказалось, что пес жив, но, к сожалению, получил огромную дозу облучения. Уходя, я по ошибке включил аппарат в тестовый режим, и он каждые три минуты испускал свои Х- лучи. Собака была совсем слабая, я ввел ей антибиотик и отнес на волю к сородичам.

- К нашему огромному удивлению, -  глаза Эда слегка загорелись, - пес не умер, а наоборот, активно стал есть препарат из кормушки. Тогда мы поместили его в индивидуальный вольер и стали наблюдать, что будет дальше.  Пес быстро восстанавливался, рана на месте оторванной лапы затянулась, но культя не формировалась, на ее месте стала нарастать соединительная, все больше и больше удлиняя конечность. Анализ крови показывал существенное изменение числа моноцитов и лейкоцитов и еще много чего… Через несколько месяцев ампутированная часть лапы отросла заново… Что касается Джона, то он несколько месяцев после начала приема больших доз препарата подробно описывал свое состояние, у него длительное время держалась высокая температура, он говорил о головокружениях, появлении навязчивых мыслей, потери аппетита. Он сильно похудел, перестал бриться, соблюдать гигиену, лицо и шея у него заросли густой бородой, а однажды мы увидели, что и тело его покрывается густой растительностью. Нам он больше  о своем состоянии ничего не рассказывал, и все время проводил среди собак. Он общался с ними на каком-то совершенно другом уровне, используя  новые звуковые выражения. Вначале нас это забавляло, но в какой-то момент возник вопрос о его психическом состоянии. Этому предшествовал разговор на повышенных тонах, едва не перешедший в открытый конфликт, состоявшийся между Джоном и Брендоном. Последний попросил Джона дать отчет о влиянии препарата на человека, на что Джон вначале отказывался об этом говорить, а потом по нажимом Брендона вдруг сказал, что он превращается в собаку и будет собакой. Оборонительная поза и расширенные зрачки в глазах  Джона были явным признаком помутнения его рассудка. На следующий день, оставшись втроем, мы  решили провести обследование самого Джона.  Очевидное психическое расстройство Джона никак не объясняло изменение его внешности, речи и поведения. Изменения, происходящие с Джоном и его собаками, следовало  рассматривать как единый взаимосвязанный процесс эволюции, ранее наукой не описанный и проходящий  невероятно быстро. Брендон предложил провести ДНК анализ всех участников эксперимента. Своими силами сделать это мы не могли, поэтому собранный биоматериал Клаус увез знакомому микробиологу.

 Через две недели перед нами лежали результаты исследования. Во всех представленных образцах были обнаружены клетки, содержащие хромосомы человека и собаки. И как рассказал Клаус, человек, проводивший исследование, настойчиво интересовался, происхождением биоматериала и просил привезти еще для более глубокого изучения.

- Ты понимаешь, - обратился ко мне Клаус, - ДНК млекопитающих  и человека  изучены еще крайне мало, совпадают почти на сто процентов и мы не понимаем, чем отличается человек от животного на клеточном уровне. Джон в наших дискуссиях участия не принимал, а мы стали выдвигать различные гипотезы. Брэндон предположил, что препарат оказывает влияние на иммунную систему и она не отторгает чужеродные клетки, в результате чего эти клетки начинают жить в чужом организме, развиваться и в конечном итога становятся его частью. Все это полностью противоречило современной науке, тем не менее, Брэд решил продолжить исследования в этом направлении, чтобы подтвердить или опровергнуть свою гипотезу. А я пытался повторить опыт с восстановлением конечностей.

- Они так увлеклись своими экспериментами, - загоготал Эд, - что не замечали, как злится Джон, когда они берут для своих опытов собак, облучают, режут, а отработанный материал закапывают. Однажды Брэд заявил, что  у подопытных собак, принимающих препарат, головной мозг увеличивается в размере, формируются новые структуры  и  эти изменения передаются по наследству. Джон назвал это ерундой и в очередной раз попросил Брэда прекратить мучить собак,    на что воодушевленный  Брэд ответил, что не просто продолжит исследования, но и опубликует результаты в научном журнале. Через некоторое время статья была готова и Брэд, прощаясь с нами, взяв в руки папку с бумагами, сказал: «Эта бомба взорвет научный мир», а я, - Эд опустил голову, -  глупо пошутил в ответ: «Сам не подорвись, Брэдди». Он уехал, а мы остались ждать в предвкушении скорых перемен в нашей жизни. И они наступили… - Эд внимательно посмотрел на меня и замолчал.
- Невеселый рассказ получается, - я прервал затянувшееся молчание.
- Ничего хорошего.
 Эд встал и, остановившись у окна, словно заново переживая тот день, мрачно продолжил:
- На следующее утро после его отъезда я точно так же посмотрел вниз на собак,  ожидающих порции концентрата. Они вели себя, как обычно, лежали, скулили, виляли хвостами, только кроме них прямо под окном лежала окровавленная голова Брэда. Увидев меня, собаки подняли головы и зарычали. Вне себя от охватившей меня ненависти я схватил какую-то палку и бросился вниз с одним желанием - убить всех этих тварей. Силы были не равны. Они загнали меня обратно, я держал дверь, а они царапали  ее когтями и пытались прорваться внутрь. На шум прибежал Клаус, вместе мы сумели закрыть дверь на  задвижку. С тех пор мы  живем здесь в осаде. А наши друзья собачки стали нашими сторожами.
- Ну а Джон, он-то что?
- Хороший вопрос, Сайм…  Мы проверили и перекрыли все пути, ведущие в здание, а затем поднялись наверх. Внизу, окруженный собаками, нас поджидал Джон. Я открыл окно, и мы молча смотрели на него. Увидев нас, он так же молча перевел взгляд на лежащую голову Брэда, словно собираясь с мыслями, а затем, глядя нам в глаза, стал медленно, наслаждаясь каждым своим словом, говорить: «Брэд  виноват сам… надо было слушать меня… и остался бы жить…  мы еще не готовы заявить о себе… придет время, и мы станем частью этого мира… сильной и могущественной…» В голосе Джона не было ни капли сострадания к погибшему Брэду. Это был голос  маньяка, возомнившего себя властелином мира… «Вы будете ежедневно давать собакам порцию концентрата, а мы обеспечим вас всем необходимым…»  Пораженные смертью Брэда, мы смотрели на Джона и молчали. А он и не собирался нас слушать, просто взял и ушел… Никакого концентрата давать собакам мы не собирались. Весь день мы просидели с Клаусом в этой комнате, обдумывая,  что делать дальше, слушая собачий лай. К вечеру собаки, не получив желанной дозы, начали выть. С каждым часом вой становился  сильнее, собак становилось все больше, мы даже не представляли, что их так много. Этот вой давил на наши головы, от него никуда нельзя было скрыться, он заполнил все пространство вокруг нас. Это была психологическая пытка…  Ночью Клаус выбросил мешок концентрата в окно…

 Я смотрел на этих несчастных людей, заново переживающих тот трагический день, и не было никаких сомнений в том, что  они говорят чистую правду.
- По сути, в нашей жизни ничего не изменилось, - Клаус весело посмотрел на меня… - так же кормим собак, изучаем их…
- Только в магазин не ходим, - опять загоготал Эд. -  Давайте  помянем Брэда, когда-нибудь благодарные потомки  поставят ему памятник…
- Те или эти? - Клаус в упор смотрел на Эда, и в наступившей тишине повисло мгновенно возникшее напряжение.
- А что было дальше? - мой вопрос прервал возникшую паузу.
-  Брэд погиб за науку, - словно очнувшись от чего-то тяжелого, сказал Эд и поднял рюмку…
Мы помолчали, думая каждый о своем. Опустевшая бутылка сделала окружающий меня мир проще, я уже ничему не удивлялся и тем более ничего не боялся.
- А дальше мы стали каждый день кормить собак и ждать тебя, Сайм.
 Клаус был явно доволен своей шуткой.
- И сколько дней вы меня ждали? - я тоже был доволен вопросом.
- Пять лет и где то два месяца. - Эд опять стал серьезным:
- Джон сказал: «Мы еще не готовы..» Это не пустые слова. До сих пор мы знали и широко пользовались гибридами в растительном мире. Можно к яблоне привить черенок сливы, груши, еще чего-нибудь, и такое дерево будет жить как единый организм, принося совершенно разные плоды. Для животных что-либо подобное было невозможным. А здесь мы предполагаем, и это подтверждается нашими исследованиями, в организме собак живут и развиваются человеческие клетки. Эти клетки меняют структуру органов собаки, и мы фактически наблюдаем живые гибриды собаки и человека. Представь себе собаку, обладающую почти человеческим разумом. Это же бред, скажешь  ты, но посмотри за окно, их поведение очень напоминает человеческое. И эти гибриды способны к размножению, а что передается следующим поколениям и чем все это закончится, мы не знаем. Возможно, перестав принимать концентрат, через несколько поколений все эти гибриды вымрут. А если нет?  Джон вот уверен, что они завоюют весь мир. Да и с самим Джоном не все в порядке, похоже на то, что он тоже немного гибрид…
 - А как вы сказали, Челпс - это кто? – Я вдруг вспомнил про существо с обезьяньей мордой.
- Это вообще что-то уникальное - Клаус продолжил рассказ, сменив немного уставшего  Эда:
- Помнишь Алису, сучку рыжую, так вот она  родила трех щенков, или как их теперь правильно называть, не знаю, потому что отцом их был Джон. Между собой мы стали называть их человеко-псами или коротко челпсами. Когда Джон  принес на показ молодого щенка и сказал, что это его сын Адам, мы были уверены, что Джон окончательно тронулся рассудком, ибо сверху мы не увидели никаких отличий,  щенок как щенок. Через несколько месяцев стало ясно, что Джон не шутил - Адам, Авель и Сиф - он дал им библейские имена не просто так, а тут ты рассказал про несчастную женщину, и мы поняли, что все происходящее гораздо серьезнее - они пытаются получить потомство таким способом. А если у них получится?   
- Ничего у них не получится, хватит на сегодня, спать пора, - Эд встал и вышел из комнаты.
- Вот всегда он так, Клаус недовольно смотрел на дверь, -  встанет и уйдет молча…
- Столько лет вдвоем, как вы уживаетесь?
- Всякое бывало, иногда  месяцами не разговаривали… да и куда с этого корабля денешься... и вообще я на море хочу…
 Что дальше бормотал Клаус, я уже не слушал, поскорее лечь было единственным моим желанием, я на ощупь добрался до своей комнаты и провалился в небытие…


 Утро начиналось как обычно - Клаус готовил завтрак, изредка комментируя телевизионные новости. После вчерашних потрясений говорить никому не хотелось. Я стал мыть грязную посуду. Наконец Клаус нарушил молчание:
- Завтрак  у нас по расписанию, а все остальное по настроению. Эд  сейчас закончит кормить собак и придет, так что прошу к столу. 
- Сегодня очень много новых псов, - поделился новостью присоединившийся к нам Эд, - и похоже, что среди них есть волки…
- Ты уверен? - В голосе Клауса была едва уловимая тревога.
-  Завтра твоя очередь кормить собак, сам посмотришь, - В голосе Эда не было никаких эмоций. -   обрати внимание на хвост, и держатся они особняком …
 Мое появление никак не повлияло на моих спасителей, они жили своей привычной жизнью ученых, волею случая прикоснувшихся к событиям, влияние которых на человечество невозможно предсказать,  и чем больше я слушал их разговор, тем больше в этом убеждался. А что делать мне? Неужели  мне предстоит здесь жить несколько лет, я обрасту бородой и длинными волосами, а может быть, я начну есть концентрат? Мои невеселые размышления прервал громкий голос Джона:
- Эй, на палубе, у меня посылка для вашего гостя.
- Это не повод прерывать завтрак, - проворчал Эд и не сдвинулся с места. Мы с Клаусом  остались за столом, ожидая продолжения.
- Эд, Клаус, я хочу вручить посылку лично, - Джон настойчиво просился в гости. Эд не спеша допил кофе и, открыв окно, обратился к Джону:
- Вчера мы помогли раненному Адаму, потому что  это наш человеческий долг. А ты, Джон и твои псы, чего вы добиваетесь? Вы убили Брэда, держите в страхе  город и не даете нам уйти?
- Вот об этом и пойдет разговор. - Джон уже не кричал, а просил. Эд повернулся к нам, посмотрел на меня, а затем, после небольшой паузы, задумчиво произнес, обращаясь исключительно к Клаусу:
- Мы не видели его два года…  после смерти Брэда мы впервые открыли ему дверь только вчера…
Почему он так хочет встретиться с нашим гостем… что случилось? Что он задумал?
-  Видимо, пришло время перемен, - Клаус смотрел только на Эда, - в любом случае надо поговорить с ним…  здесь…  скорее всего, большой опасности он не представляет… Сайм - только предлог…
- Я открою ему дверь, а ты проследи, чтобы поблизости не было ни одной живой твари…
 Происходящее касалось нас всех, но они обсуждали это между собой, словно я был предметом интерьера. Я бы списал это на долгие годы, которые они провели вдвоем, но шестым чувством я понимал, что мне рассказали далеко не все. Теперь, когда решение было принято, Эд вновь подошел к окну:
- Джон, ты слышишь меня? Убери всех своих за километр, Клаус проследит, а я открою тебе дверь. Сайм, пойдем со мной, - эти слова были обращены уже ко мне, - ты останешься на лестнице, и если Клаус заметит опасность, крикнешь мне, и не переживай ни о чем…
 Я стоял на лестнице и пытался понять смысл последней фразы Эда. Долго размышлять мне не пришлось, снизу послышался голос Эда, говорившего что-то гостю, я не стал ждать и  вернулся на кухню. Первым вошел  Джон, в  руке он держал какой то сверток. Быстро оглядевшись, Джон без приглашения, по-хозяйски сел за стол напротив меня. Мы молча рассматривали друг друга. Длинные седые волосы и борода до самых глаз, безусловно, делали его старше, но передо мной сидел далеко не старик. Лицо его было неподвижно и только ноздри носа постоянно двигались, словно он к чему то принюхивался.
- Хватит пялить глаза на гостя, Джон, - Эд прервал затянувшуюся паузу, - говори, зачем пришел…
- Я знаю, что у тебя прохудилась обувь, - Джон продолжал сверлить меня взглядом, - я принес тебе подарок.
 С этими словами Джон положил сверток на стол и с явным удовольствием хозяина положения развернул его. На столе стояли мои выходные туфли… Я ждал чего угодно, но только не этого…
- Где вы их взяли?.. -  По моему голосу всем стало ясно, что Джон нашел мое больное место…
 - Можем принести еще… Что прикажете?..
 Джон откинулся на спинку стула, довольный произведенным эффектом.
- Если это все, зачем ты пришел, можешь идти, скатертью дорога, - Эд попытался осадить самодовольство Джона.
- Не торопись, Эдди, я пришел не за этим…
- Так чего тебе надо? Мы хорошо тебя знаем…  или знали…   
 На последнем слове вступивший в разговор Клаус остановился,  пристально вглядываясь в лицо Джона.               
- Да, Клаа, вы смотрите на мир из окна своего дома, а отсюда видно далеко не все…
- По твоей милости, между прочим, смотрим. - Эд сел за стол, готовый к новым сюрпризам Джона.
- Из наших окон не видно, как вы истязаете женщин. - Клаус последовал примеру Эда. - ты преступник, Джон…
 На мгновение лицо Джона перекосилось, глаза налились кровью, на нас смотрел зверь, готовый бросится на своих обидчиков. Через  секунду вспышка гнева у Джона прошла, и он заговорил, постепенно повышая голос:
- Мои братья и дети…  там, за окном… нас много,  и ряды наши растут… этот город давно уже наш… мы знаем, что происходит на каждой улице, в каждом доме… мы сильны, потому что невидимы. У нас есть деньги, много денег, мы можем купить…
- И давно собаки стали покупать продукты в магазине? - Эд прервал Джона на полуслове.
- А почему тогда у нас такое скудное меню? - Клаус присоединился к иронии Эда.
- Вы всего лишь люди, привыкшие быть вершиной эволюции, а мне нужны братья. - Джон пропустил иронию в свой адрес мимо ушей. - Вы привыкли управлять, дрессировать, регулировать численность живых существ, организуете заповедники, выводите новые породы, вы создали индустрию убийства, где в неволе, на фабриках и фермах живут миллиарды живых существ, полностью зависящих от вас, они не знают другой жизни, они не знают, что такое свобода, но придет время и многие из тех, кого вы называете братьями меньшими, зададут себе вопрос: а  хотят ли они так жить? Почему только люди имеют право карать и миловать? Почему  только люди решают, где им жить и как им жить? И почему они не спросят нас?
 Джон сделал паузу, чтобы перевести дух. В наступившей тишине никто не произнес ни слова.
- Вы скажете, что они твари безмозглые и бессловестные, - нет!.. они, - Джон показал  рукой на окно, - не безмозглые, и вы сами это видите. Нас с каждым днем все больше. И мне нужны помощники, командиры и аналитики, стратеги и агенты …
-  Тебе нужны сообщники, - Эд не дал Джону закончить фразу, -  что конкретно ты хочешь от нас?
- Вы должны  прийти к нам, - Глаза Джона выдавали его безумие…
-  Ты предлагаешь нам путь Брэда? – Клаус в упор смотрел на Джона.
- Если бы я хотел избавиться от вас, я бы давно это сделал… Вы должны пойти моим путем…
- Жрать концентрат, чтобы стать полусобакой? Ну нет, это не для меня. - Клаус демонстративно отстранился от Джона.
-  Нет, вы станете великими учителями, пророками, вторыми после бога! - Эти слова Джон почти прокричал, глядя в потолок и подняв руки к верху.
- А Бог, я так понимаю, это ты? – слова Эда вернули Джона на место. - Ты маньяк, Джон, твое предложение отклоняется, но в любом случае спасибо за приглашение.

 Минуту Джон молчал, опустив голову, словно обдумывая слова Эда, а затем тихо, с трудом сдерживая нарастающую звериную ярость, начал говорить:
- Вы можете отказаться, ваше время еще придет…  но только не он…
 И Джон в упор посмотрел на меня. От этого взгляда нервный озноб охватил мои руки и ноги. Еще не понимая, что будет дальше, я ощутил смертельную опасность, исходящую от этого безумца.
- Мы были у тебя дома, познакомились с твоей женой, ты хочешь, чтобы мы принесли ее сюда?
Передо мной сидел враг, уверенный в своем превосходстве и безнаказанности. Свой мгновенный порыв броситься на него и задушить я сдержал, опустив голову и прикрыв глаза. Их собачье превосходительство воспринял это как размышление перед согласием. В этом была его ошибка. Я вновь надел противогаз…
- Мне нужно подумать, и вообще я хочу переобуться, - с этими словами я взял со стола свою обувь и вышел из комнаты. Последнее, что я услышал, были слова Джона: «Он сделает правильный выбор»…


 В комнате Эда в шкафу ружья не оказалось. Это была катастрофа… Куда он мог его спрятать? Я рассматривал комнату метр за метром, пытаясь найти зацепку. Вплотную к боковой стенке шкафа стоял стул. Он явно был не на месте… Я встал на стул и протянул руку наверх… там я нащупал знакомый приклад… Несколько минут ушло на то, чтобы полностью зарядить патронами магазин и переобуться. Никаких сомнений больше не было - только вперед… Я вошел в комнату и направил ружье на Джона. На секунду он растерялся, не ожидая от меня ничего подобного, а потом попытался встать, уронив стул… Я выстелил в потолок и куски штукатурки посыпались на стол…
- Стой на месте, сучий вожак, следующая пуля твоя.
 В наступившей тишине ни у кого не было сомнений, что будет именно так.
- Выбор сделан, ты правильно меня понял. - Я в упор смотрел в налитые кровью глаза Джона, - мне пора уходить, и ты, если хочешь остаться живым, проводишь меня. В противном случае ваша собачья стая осиротеет прямо сейчас… Выбирай…
 Джон замер, глядя на меня бешеными глазами, из оскалившегося звериного рта потекла белая пена… напряжение росло с каждой секундой молчания…
- Хорошо,  иди, - наконец прохрипел Джон, тебя никто не тронет…
- Мы пойдем вместе, ты впереди, а я за тобой, и не пытайся меня обмануть, ты умрешь первым. Скажи своим псам, чтобы убрались за километр отсюда, ты проводишь меня до машины, а если она неисправна, то до полицейского участка… и не делай резких движений… я не промахнусь.
 
Джон отодвинул упавший стул и медленно подошел к окну. Высунувшись наполовину, он начал что-то кричать. Половина звуков, которые он издавал, напоминали собачий лай…
- Вы со мной? - Я обратился к Эду и Клаусу, не отводя взгляда от кричавшего Джона.
- Мы недооценили тебя, Сайм, - Эд заговорил с непонятной мне грустью. - Наше место здесь… эксперимент в самом разгаре, и мы участники этого процесса. При всем антогонизме к Джону мы действуем в одной связке. Джон хочет завоевать мир, а нам важен научный результат. Придет время, и мы уйдем, но не сейчас. Иди один, и пусть тебе повезет…
- Дело ваше, Эд, оставайтесь здесь, мы выйдем сами, а вы потом закроете дверь… Джон, ты закончил? Не будем затягивать сцену прощания… руки за спину… пошел… - На этом слове я выстрелил в пол рядом с ногой Джона. - Запомни, вождь, я говорю, ты исполняешь, любое промедление – рука не дрогнет - мне терять нечего…
Мои слова, подкрепленные стрельбой, произвели желанный эффект… Джон сложил руки за спиной и пошел к двери…
- Стой. - Джон остановился. - Пошел, на пороге остановись.

 Джон выполнял все мои команды, так, шаг за шагом, мы вышли из здания. На открытом пространстве меня охватило чувство, что мы оба идем к своей гибели. Вот-вот что-то случится и мне придется застрелить Джона, а потом собаки разорвут меня на части… Заряженный на последний выстрел, я шел за Джоном вдоль производственного корпуса, с крыши которого я недавно осматривал окрестности. Собак нигде не было видно, но в том, они где то рядом, не было никаких сомнений. Глубоко в душе появилась надежда, что все закончится для меня хорошо. Она начинала расслаблять меня, и приходилось постоянно вызывать у себя ненависть к идущему впереди Джону. На земле, справа от меня, лежал какой-то очень знакомый предмет - мой фонарик, который я потерял вовремя погони. Я шагнул вправо и наклонился, чтобы поднять фонарь.  В эту секунду на место, где должен был находиться я, с крыши здания со свистом прилетел огромный булыжник. Я выстрелил в землю рядом с  Джоном. Сам не понимая почему, я вдруг заорал на Джон:
 -Вперед, сука, бегом! - И ткнул его ружейным стволом между лопаток. Мы побежали вдоль здания, и я кричал в спину Джона, задыхаясь от ненависти и нарастающей усталости:
- Убью гад, убью…
 Метров через триста, когда здание осталось далеко позади и сил бежать больше не было, мы остановились, вернее, первым от усталости рухнул Джон, а я повалился на землю вслед за ним, продолжая держать его на прицеле. Несколько минут мы лежали молча, приходя в себя от усталости.
- Джон, если ты хочешь жить, останови их… 
 Джон сел и посмотрел в мою сторону:
- Мы все равно тебя достанем, если не в этот раз, так в другой…
- Вставай, руки за спину… другого раза не будет…
 Мы двинулись дальше, вышли за ворота проходной и пошли по главной дороге. Вокруг было достаточно свободного пространства, чтобы успеть отреагировать на любое нападение. Без приключений мы дошли до железнодорожной насыпи, Джон послушно выполнял мои команды… Дальше я решил идти по самой насыпи. Через несколько сотен метров справа внизу я увидел свою машину…
- Джон, я знаю, что твои псы рядом с нами. У тебя есть шанс расстаться полюбовно… Скажи им об этом. Любой звук, шорох, сломанная ветка - и твоя стая осиротеет… Ну… что молчишь?..
- Сегодня твоя  взяла… уходи… мы не тронем тебя. - Джон говорил стоя ко мне спиной, и я не видел его глаз, при этом голос его был на удивление миролюбивым. - Мы будем ждать тебя… ты знаешь, куда идти…
- Завершим лучше процесс расставания, - слова Джона я пропустил мимо ушей, - медленно иди к машине и руки за спину…
Мы обошли автомобиль кругом, колеса были целы, я протянул руку в открытое окно, ключ зажигания был на месте,  и завел двигатель.
- Прокатимся немного. - Джон стоял ко мне спиной и не видел, как я открываю багажник. - прошу садиться…
- Мы всегда будем рядом, – с этими словами Джон, скрючившись, улегся на свое место.

 Держа своего пассажира под прицелом, я захлопнул крышку багажника и сделал шаг в сторону водительской двери. В эту секунду из за ближайших кустов выскочила собака, за ней вторая… дальше я уже не смотрел. Оказавшись в кабине, я включил передачу и нажал на газ. Боковым зрением  я увидел, как собака с оскаленными клыками в прыжке пытается выбить стекло, чтобы вцепиться мне в горло, а затем услышал удар, который пришелся уже не в стекло, а в металлическую перегородку между дверями.  Удар был такой силы, что машина на мгновенье накренилась. Я еще не успел еще набрать скорость, как крышка багажника открылась, и Джон вывалился наружу.

 В зеркало я увидел, как его тело кувыркается по земле. Преследовавшие меня собаки остались с ним… но радоваться рано.. Еще ничего не закончилось…  Я не стал сворачивать на главную дорогу, по которой приехал, а продолжил движение по проселочной… и правильно сделал.  С той стороны,  куда я должен был поехать, начал нарастать какой-то гул, переходящий в многоголосный собачий лай. Ехать быстрее по разбитой дороге я не мог, а собаки были явно быстрее меня. Наступил момент, когда на прямом участке дороги в зеркале заднего вида я увидел за спиной бесконечную собачью лаву. Они ждали меня на главной дороге и судя по их количеству преодолеть этот вал из собачьих тел я бы не смог. Собаки приближались…  теперь все решал случай.. любое препятствие на дороге, и Джон победит… поворот за поворотам… когда же они устанут?..  к моему счастью, дорога стала шире, ровнее, я добавил газу, и собаки стали отставать…

 Моя прогулка на комбинат подходила к концу. Проселочная дорога, наконец, довела меня до шоссе. Я остановился и молча смотрел на проезжающие мимо меня автомобили. Нервное напряжение, в котором я находился несколько дней, медленно уходило из моего тела, а вместе с ним уходили последние силы. Усилием воли я преодолел охватившую меня слабость и медленно поехал по шоссе в сторону своего дома. Словно проснувшись после тяжелого сна, я с удивлением рассматривал знакомые пейзажи, дома, людей, воспоминания о собаках, Джоне и лаборатории уходили назад в прошлое, которое с каждым километром становилось все более далеким…
Где то через  час я остановился у ворот своего дома…

 День был в разгаре. Зеленый газон, цветы, кирпичный забор - все было таким же, как раньше, словно ничего не происходило. С ощущением человека, посвященного в тайну, я вошел в дом.
- Я так и знала, что ты приедешь пораньше, - жена на кухне готовила обед. - Пока тебя не было к нашему дому прибилась собачка бродячая, сидит постоянно у ворот и ждет, когда я вынесу ей чего-нибудь покушать…
- Что-то я никого у ворот не увидел, - я сказал это, стараясь не выдать охватившей меня тревоги, желания рассказать о своем приключении больше не было…
- Как прошла рыбалка? Где рыба?
- Что-то в этот раз не клевало… мы всю ночь просидели за разговорами…  сейчас пообедаю и лягу спать… до утра… устал что-то...
- Всю ночь пьянствовали, вот и сил у тебя нет… -  Жена поставила передо мной тарелку с макаронами -  напьетесь там… потом болеете… сил у вас нет…

 Дальше я уже не слушал - этот набор слов повторялся много лет, изредка менялась лишь последовательность…  обед я закончил, в одиночестве размышляя о том как жить дальше.
 Утром я проснулся с твердым желанием оказаться как можно дальше от нашего места.
- Давай уедем отсюда, - предложил я жене за завтраком.
- А куда? Нам некуда ехать…
- Ты бы хотела жить на берегу моря? Я зна, как преодолеть это бесконечное уныние… надо только что бы она сама  выбрала место. - Помнишь моего школьного друга Макса, он  сейчас живет где-то на Филиппинах.  Я вчера позвонил ему, и он приглашает нас в гости… У него большой дом, можно пожить там пару месяцев… А еще у меня есть друзья в Швеции…
- Море должно быть теплым, а остальное… значения не имеет. Что он тебе предложил, где?


 Мы решили не откладывать поездку. На сборы ушло два дня. Каждый раз, когда я выходил из дома по делам, у ворот меня ждала  собака средних размеров. При  моем появлении она вставала и дружелюбно махала хвостом. В день нашего отъезда перед ней лежал мой прокусанный ботинок…

 Через несколько дней паром доставил нас на остров Сиаргао. На причале нас встретил Макс…
За время пути, размышляя об увиденном на комбинате, я решил обратиться к официальным властям. В заявлении на имя начальника городской полиции я попросил проверить местонахождение и характер деятельности людей, постоянно проживающих на территории заброшенного комбината. Через месяц по почте я получил ответ:

«По Вашему обращению на комбинат был направлен наряд полиции. Проживающие там граждане, а также безнадзорные животные не обнаружены…».