КУЗЯ

Кузя страдал артритом. При каждом наступании на переднюю левую ногу боль пробегала от ушей до кончика хвоста. После десятка шагов он буквально обрушивался всем телом, укладываясь на отдых - передышку. Но и лежать было больно. И он обдумывал, взвешивал, - когда меньше мучений, стоя или на боку. И опять поднимался, сначала на здоровые лапы, напоследок – на больную. Брёл абы куда, совершенно отчаявшись обрести покой.
Понуро ковылял вокруг дома, где совсем недавно жил его хозяин, последний обитатель этой деревни. Он долго мучил Кузю запахом перегара. Напоследок несло от него тухлятиной. А потом его увезли и где-то закопали. Кузя чуял его исчезновение с поверхности земли.
Целыми днями таскался Кузя по мёртвой деревне. Червяка находил и того съедал. Или гнилую жердины у забора грыз для самообмана. Ночью спал мордой в стожок прошлогоднего сена – от комаров.
Но совсем-то уж не отчаивался. Всё-таки лето…
Плыли по реке туристы. Вытащили свои надувные байдарки на берег, устроились на ночёвку в пустующей избе бывшего хозяина Кузи. Пёс не только не перечил, но рад был. Принесли туристы с собой сладкие запахи резины, здорового пота молодых тел, вкусной еды. А подмышкой у одного повизгивала мохнатая собачка в шлейке и с номерком. Такая глазастая, юркая. Только её спустили с рук, она бегом к Кузе.
-Жуля, назад! – крикнули ей. - Не ходи к нему, блох наберёшь!
А она подскочила и в глаза Кузе глядит. Пахнет от неё хорошим собачьим кормом. (Однажды Кузю дачники угощали таким, запомнилось). И ещё чем-то приятным женским пахло, - набралось в шерсть от тесноты в лодке.
Кузе было стыдно перед собачкой и за помойный дух от ветхого дома, и за комаров, и за свою запущенность. Он глядел куда-то поверх неё. Повернуться и уйти не вежливо, за хозяина остался как-никак. Буду стоять пока сил хватит, - думал он. - Самой гостье противно станет, когда старческий запашок расчухает и поймёт правоту хозяйки на счёт блох, тогда сама уйдёт.
Но собачка хвостом вертела и по полшага, наоборот, к нему приближалась.
Совсем не хотел Кузя, а и его хвост тоже вильнул.
Залётная левретка принялась бегать вокруг него.
Кузе как бы и легче стало, про больную ногу забыл. Глаз не сводил с щалуньи. И не заметил приближения хозяйки. Женщина - кыш на него. И к воспитаннице с поводком. Хочет собачку под свой контроль взять, оградить от дурного влияния.
-Жуля, ко мне! Стоять!
Вот уж было почти защелкнулся карабинчик на ошейнике милой гостьи, а она возьми да опять отпрыгни, козочкой скакнула на всех четырёх, и – попробуй догони. Разрезвилась. Хозяйка в крик. А виноватым, опять же, почувствовал себя Кузя.
Но тут прибежала ещё и хозяйкина дочка.
Села перед Кузей на корточки.
-Ой, мамочка, у него лапка болит!
Взялась гладить Кузю, жалеть. И тотчас взлетела в воздух в маминых руках.
-Блохи!
-Я не боюсь их, мама! Я не боюсь! – кричала девочка и дрыгала ногами в захвате родительницы.
Плачущую девочку уволокли в дом. А курчавая шалунья, как ни в чём не бывало, передними лапками стала землю скоблить, - будто бы призывала Кузю испытать с ней все прелести жизни на деревенской воле. Солнце! Воздух! А запахи! Прыг- скок по направлению к лугу с множеством невероятных ароматов. Голова кружилась у собачки от новизны обонятельных впечатлений. Вела она себя как пьяненькая. И Кузя тоже, следом за ней, как будто в забытьи пребывал.
Не помнил как оказался в глубине цветочного разнотравья. И никакого тебе артрита. Ушла боль.
А Жуля всё вперёд пробирается меж стеблей. Подпрыгнет, взлетит над соцветьями, сориентируется, и дальше.
Расступилась рожь высокая, - выбрались они на полянку. У Жули розовый язычок на сторону. Кузя свои бочины раздувает одышливо. И на всех на четырёх ровно стоит в каком-то сладостном оцепенении…
Долго их искали туристы. Уже под вечер вышли Жуля с Кузей к дому на полянку, выкошенную ещё покойным хозяином.
Кузю отхлестали хорошенько. А Жулю за уши подёргали. И больше её без поводка не выпускали. Вдоль дороги далеко уводили на прогулку.
По ночам Кузя осмеливался подбираться ко крыльцу. Консервные банки вылизывал. Хрустел рыбьими костями из ухи.
Однажды застала его за этим делом хозяйская девочка. Прибежала в ночнушке и давай прыскать на него средством от блох. Он глаза зажмурил от удовольствия.
-До свидания, пёсик, - говорила девочка. – Завтра мы уезжаем.
Долго гладила Кузю и потом насыпала корма полную чашку.
Уплыли туристы.
И опять он, колченогий, один остался на всём белом свете. Запах Жули долго держался в цветах на лугу. Кузя на ночь укладывался на опушке. Грезил.
Но потом прошёл дождь и всё смыл.
Снова стало пахнуть только хозяйскими сапогами из сеней. И близкой осенью.