Судьба и случай Часть 4-1

Феликс Довжик

Судьба и случай  Часть 4-1


Хомут на базисе

За три десятка лет работы в советском научно-исследовательском институте я не знаю ни одного случая вступления в ряды КПСС по идейным соображениям. Одних в КПСС приводило стадное чувство – быть как особо приближенные при «престижном» деле, других – корыстные соображения или производственно-административная необходимость – фактически смягченный вариант меркантильности.

Человек защищал диссертацию, но не мог получить лабораторию, не будучи членом КПСС. Должность начальника лаборатории и посты выше утверждались райкомом партии. Мало кому хотелось из-за подобной чепухи терять творческие и финансовые возможности. А уж кто хотел взлететь по партийной или карьерной лестнице, те мчались в КПСС на вороных.

Интересно было наблюдать за поведением людей, когда компартийная система подвернула ноги и стала сыпаться в канаву.
Некоторые особо чувствительные люди ради оправдания своей суеты возле не слишком почитаемой структуры, уверяли, мол, не совсем из меркантильных соображений приплясывали ей, а старались придать её морде человеческое лицо. Но поскольку их никто не осуждал, все живущие в то время знали неумолимые правила игры, они быстро успокоились.

Те, у кого были творческие или управленческие заслуги, отнеслись к этому совершенно равнодушно. Умерла – так умерла. Груз долой – рессорам легче.

Многие ревностные служители, люди практичные, тут же предали кормилицу за её ненадобностью и отправились на поиски новой сочной титьки. Но некоторые не предали. Во-первых, КПСС много им дала, и жалко было расставаться, во-вторых, боязно без привычных костылей, поскольку неведомо, что сулит грядущее и можно ли сочетаться с ним таким же выгодным союзом.

Слава богу, всё потихоньку утряслось. Снова шустрые люди делают вид, что новой правящей партии служат бескорыстно, но после прожитого и увиденного в это трудно верится. Скорее можно поверить во временное бескорыстие людей из оппозиции и то только до тех пор, пока они не пришли к власти. Власть всё проявит и всё расставит по местам. Из тех, кто прикасался к ней, никто не увильнул от её соблазнов. Любая власть умеет даже из гранита шелушить песок и пыль.


Онкология эволюции

Если двух идеальных близнецов воспитывать в разных семьях, они вырастут внешне похожими, но разными по мировоззрению и отношению к окружающим.
Существует представление – народ имеет то правительство, которое он заслуживает, или в иной трактовке та же мысль – каков народ, такая власть. Трактовка неуютная для народа, но удобная для власти.

Посмотрим на власть и народ во времени.
То власть хуже некуда, то чуть лучше, то ничего, то снова – ни к черту. А что же тогда народ? То улучшается с каждым новым поколением, то внезапно дружно проваливается в яму? С чего бы это?

Страна Корея поставила прекрасный эксперимент – разделилась на две независимые друг от друга части. Один и тот же народ можно наблюдать по разные стороны границы в одно и то же время. В одной Корее за всё время её существования командарм страны менялся всего три раза – дед, отец и внук. В этой Корее скромный корм, но есть атомные бомбы, а в другой – народ живет, не тужит и надеется на защиту дяди. Что же получается? В северной Корее за полсотни лет вырастили особый народ? Умельцы какие. Молодцы, ничего не скажешь.
 
А почему у другой Кореи так не получилось? Не те умельцы у руля?
Возможно, на начальном этапе, каков народ, такова власть, поскольку народ поначалу эту власть поддерживает. Но потом – какова власть, таков народ, поскольку власть упорно гнёт свою линию.

Посмотрим на народ или на народы.
При всем индивидуальном своеобразии каждый народ обыкновенный. У него есть небольшое количество очень хороших людей и примерно такое же количество людей – хуже некуда, а между ними обыкновенные люди со своими плюсами и минусами. Из какой части рекрутируется правительство – дело случая и исторических обстоятельств. А уж когда штурвал в руках, то куда его крутить – дело умения и личных интересов своего клана и его охранников.

А как в окружающей природе?
Природа заселена разными микроорганизмами. Одни из мусора и отходов создают полезный компост, другие из ягод и фруктов вырабатывают вредоносное гнильё. Возникают для одних микробов благоприятные условия – получайте эпидемии чумы, холеры и гриппа. А другие микробы поступают по-божески. Награждают обыкновенной простудой. Почихаешь, покашляешь, пустишь сопли, и пошел на поправку – жить можно.

Дело не только и не столько в народе, который подвержен заразе, дело в тех микробах, которые заразу выращивают и разносят.  Поэтому застенчивые толкователи говорят – каков народ, такова и власть, и всем удобно. Интеллигенты рвут на себе тельняшку – да, мы такие!

Власть морщится, но терпит. Ей бы было приятнее, если бы толкователи трубили – власть лучше народа, благороднее и бескорыстнее, но, бог с ним, и так сойдет – если задуматься, совсем неплохо, оправдание всегда в кармане.


Видимость силы – очевидность слабости

Когда представители власти на глазах людей творят беззаконие, видимость их силы оборачивается слабостью государственного управления. Им же после этого приходится осуществлять управленческие воздействия. Слова не убеждают – убеждают поступки. Подчиненные, изображая преданность, демонстрируют убедительную независимость: «Да пошли вы! Как мне надо, так и сворочу!».

И вот уже крупный руководитель признается: «Надо быть очень внимательным и осторожным. Многие воздействия вызывают неожиданную реакцию». Почему неожиданную? В народе подобное явление давно сформулировали в виде лаконичного закона. «Рыба тухнет с головы, а чистят её с хвоста». Как на самом деле портится безголовая мороженая рыба, мало кто видел, но в том, что это верно, никто не сомневается.


Власть и люди

Дитя человеческое
Есть люди, которых больше всего на свете тревожит величие страны, а не благосостояние. Корень их тревог уходит в детство. Когда мальчишка не может постоять за себя среди сверстников, он возлагает надежды на силу старшего брата или друга. Чувство возможной незащищенности пугает до седых волос.

Перекос субъективного
Разумные уступки властей народу не вызывают у власти удовлетворения. У власти создается впечатление, что она идет на поводу толпы. Сразу возникают тревожащие мысли: чем все это может кончиться? Не будет ли народ диктовать свои условия? А упрямое противоречие формирует чувство успокоения. У нас всё в порядке, и всё у нас надежно!

Без галстука
И отдельный человек, и масса людей, и благоустроенные слои общества обнаженно откровенны, когда отстаивают свои интересы. Возможно, некоторые из них это понимают, но жажда сохранения бытовых позиций заставляет забыть о чувстве меры. Забота о комфорте важней приличного костюма.

Субъективные причины обороны
Когда властная элита теряет позиции, винят предателей и врагов, но собственная слепота не осуждается.
Обстоятельства и случай когда-то сработали на них, но знаний и способностей хватило лишь любой ценой держаться. Всё построенное шло не на процветание окрестностей, а на кольцевую оборону собственных угодий.

Оазис, отсасывающий со всех сторон себе живительную влагу, возможен лишь в пустыне, а в обществе такой оазис обречен. Крах – дело времени.

Два сорта
Есть люди, глубокие и сложные в сути своей деятельности, но не очень успешные в тактике движения.
А есть люди, изобретательные и непредсказуемые в тактике, но примитивные в целях и стремлениях. Среди них много временно успешных, но результаты их деятельности вынуждают спотыкаться многих.
Есть и третий сорт. О них ничего плохого не скажешь, но и ничего хорошего.
Есть и четвёртый сорт. Они знают, куда идти и как идти, но таких до обидного мало.

От А до Я.
Есть демократ А и демократ Я. Сторонники А считают, что Я – главный гробовщик демократии. Он не захотел стать под знамена А, а сторонники Я считают, что их лидер ярче по качеству, а поэтому все большие и малые А должны стать под его знамена. Так и бодаются, как два барана над пропастью, вместе с барашками. А их оппоненты, состязаясь друг с другом за лучшее место у раздачи, охотно объединяются и защитной горой стоят вокруг раздатчика. И им сытно, и ему надежно.

Часы эпохи
Посадил юный сын яблоню. Радоваться бы родителям – сын к хозяйству присматривается, а мать огорчилась. Зачем здесь посадил. Вырастет, даст тень, где огурцы будем выращивать? «Когда вырастет, – заметил отец, – нашего лидера уже не будет, и огурцы для засола будут везде продаваться, но мы, мать, с тобою до этого не доживем. Время не на нас работает».


Время преткновения

Бывает в жизни скверный час,
хоть шел ты в бой, хоть грелся в трюме,
когда расспрашивают нас,
что под прямой чертою в сумме?

Зачем был ловким и глухим
и сколько зла хранил в замесе?
Насколько насолил другим
и что в итоге перевесит?..


Плохой и хороший
 –   Я плохой учитель. Я нервничаю и злюсь, если ученик не понимает. Хороший учитель спокоен. Не понял ученик – значит, ему это не надо. Другой поймет.


Баланс удачи

Попал котенок в семью и стал общим любимцем. Домочадцы души в нем не чаяли. Его счастливой жизни можно было только позавидовать. Но на старости лет, когда кот стал малоподвижным и немощным, его отправили доживать к больному и старому деду. Дед и раньше кота недолюбливал, возможно, из зависти к той ласке и тому вниманию, которым был окружен котенок, и которых начисто был лишен дед.

Теперь дед, обиженный детьми и здоровьем, свое недовольство жизнью обрушивает на кота – гоняет его и недокармливает. Изредка жалость просыпается в нем, он дает ему пищу, но кот боится к ней приближаться и ест украдкой, когда старика близко нет.
Счастливое детство часто кончается трагической старостью, а колкое и неуютное начало жизни часто имеет благополучный конец.


Пробуксовка прогресса

Старик восьмидесяти лет, одолеваемый болезнями, но при ясной памяти и сознании, вспомнил случай из своей давней семейной юности.
Вскоре после женитьбы поехал в деревню на родину жены знакомиться с ее родственниками. От столицы недалеко – двести верст с гаком, но трех сотен не будет. Время послевоенное, дотелевизионное, об электричестве никто не заикался, керосин и тот с перебоями.

В деревне слыхивали, что есть где-то Москва, но жили своей допотопной жизнью. Дом с хлевом для скота, а туалета для людей нет. Ходят за глухую стену дома и, кто сколько сумеет, оставляет там свое. Не заметишь, что до тебя пространство заминировано то коровьей лепешкой, то человеческими выбросами, и вляпаешься по полной. Но это еще что. За посадочной по нужде площадкой огород без единого кусточка, за ним улица, по ней народ шастает. Дальше роща, но до нее не всегда добежать успеешь.

Старик, тогда мужик молодой, сходил в эту рощу, нарубил кольев, нарезал прутьев. Вбил четыре высоких кола, оплел их прутьями с трех сторон – и вот тебе туалет с открытым проемом к глухой стене. Теперь сиди на корточках без опаски, что сзади тебя запеленгуют. Но в день отъезда сестра жены, учительница местной школы, демонстративно снесла постройку к чертовой матери.

Как ходили, так и будем ходить и по твоим правилам жить не будем.
Хорошие правила или нет, ее не интересовало. Как было раньше, так быть должно и теперь. Эту особенность человечества надо помнить всем революционерам. Им часто кажется, что они принесут человечеству счастье. А надо ли оно ему, если прежнее им роднее.

Учительница была права. Когда она, присев на корточки, выставляла на обозрение учеников и односельчан свою обнаженную задницу, это никого не удивляло. Дело полезное и необходимое. А тут, на тебе раз, новости. Чего это она отгораживается? Не выросло ли у нее что-нибудь непотребное? Поэтому она разрушила сооружение. Нате, смотрите. И им привычнее, и ей спокойнее.

У каждого о культуре свое представление. Что одному стыд, другому лафа. Его не убедишь. У него свои аргументы и доводы. А революционеры думают, дадим правила, и дело с концом. Не тут-то было. Дело оказывается с тягучим началом, а не с концом. Оттого откаты, ползучие перевороты, долгий и длинный путь от прилюдных приседаний на корточки с голой задницей до признания разумных благ цивилизации.


Запоздалое осознание

В судьбе твоей на жизненном кону
я был не рыцарь твоего романа.
Причин немного. Просто потому,
что я не рыцарь твоего кармана.


Приёмы большого начальника

Приходит с просьбой к большому начальнику Известный человек. Большой начальник знает, что Известный по пустякам не ходит. Сейчас будет просить за других известных, а с какой стати даром растрачивать народное достояние. Фонд возможностей бесконечным не бывает.

Чем больше раздашь таким просителям, тем меньше останется тем, кто озолотит за это. Но положение безвыходное, отказать нельзя. В обществе хорошее мнение Известного о большом начальнике дорого стоит. Такую возможность нельзя упустить.

Большой начальник радушно принимает гостя, доброжелательно вникает в просьбу и пишет на заявлении разрешающую резолюцию. Известный выходит от него счастливый и очарованный. Дело сделано. Не им, а начальником, но он этого еще не знает. Проходят месяцы, годы, а дело ни с места.

Идет Известный к среднему начальнику. Да, тот помнит, была резолюция, но понимаете… Далее следует туманное объяснение, из которого Известному становится ясным одно – дело затянется еще на десятилетия. Он думает, проклятая бюрократия плохо отлажена, каждый гнет свое, большому начальнику его подчиненные не подчиняются.

Известный стал известным за свой талант, за свою мудрость, за глубину познания, но сейчас в своих рассуждениях он – дитя дитем. Начальнику все подчиняются безукоризненно. Бюрократия великолепно отлажена, но для других целей, в том числе не для выполнения просьбы, а в возможности от нее отбодаться.

Средний начальник прекрасно знает, если бы большой хотел выполнить просьбу:
а) он бы при просителе вызвал его к себе в кабинет,
б) позвонил бы по телефону и сообщил о своем решении,
в) на совещании отозвал бы в сторону и дал дополнительные указания,
г) резолюцию написал бы специальными чернилами, и было бы понятно – распоряжение надо выполнять.

Ничего этого не было. Поэтому средний так уверенно спустил заявление на тормозах. Если оно кому-то действительно нужно, придут дополнительные сигналы.
Система работает не только сверху вниз. Это была бы плохая система. Она великолепно работает и снизу в верх.

Приходит с просьбой к среднему начальнику хороший человек и жалуется. Вот всё есть, в средствах не стеснен, а один вопрос решить не может.
Идет средний начальник к большому и пересказывает просьбу.
- Сложная просьба. Ты всё просчитал? Какова цена вопроса?
Средний называет сумму.
- На всех или…
- Как можно на всех? Конечно ... Вам же решать.
- Ну что тут решать. Хорошего человека надо уважить.

И с этого момента система начинает бешено и энергично работать на хорошего человека.
А что же Известный? А ничего хорошего. Ему стыдно перед теми, кому он обещал и за кого хлопотал. Смирив гордыню, он снова идет к большому начальнику.
- Вот работники, вот паразиты, – возмущается большой. – Я им сейчас устрою!

Он вызывает к себе среднего, устраивает ему разнос с криком, а потом, успокаиваясь, берет новое заявление, и средний видит, что он, демонстративно отложив на его глазах в сторону ручку со спецчернилами, резолюцию пишет обычными.
- Ты видел, что я написал!? Ты всё понял!?
Средний склоняется в почтительном полупоклоне, а Известный после этого снова томительно ждет очередные десятки лет.


Предопределенность или вина?

«Любил я в школе девчонку, переживал, страдал, добивался взаимности, а у нее был другой на примете. Я ей – как помеха. Прошло много лет. Мне школа вспоминается часто, но что интересно? Очень хотел бы, чтобы мы, одноклассники, собрались. Хотел бы встретиться и поговорить, но не с ней, со своей первой любовью, а с двумя другими девчонками, с которыми я был в обычных школьных дружеских отношениях. А с ней о чем говорить? Фактически, я с ней всего один раз поговорил по-настоящему.

Вскоре после окончания школы случайно встретились, и она рассказала о своем замужестве. У нее, по моим сведениям, жизнь сложилась, все как положено. У меня никаких обид, но и интереса к ней нет. А те, две другие девчонки, мне стали интересны, я удивляюсь, почему я тогда на них не обратил внимание. Теперь, взрослым, я понимаю, что они мне подходили гораздо больше, и девчонки-то были интересные.

И в институте та же история. Уж как любил, как страдал, а она держала меня на дистанции. Нет, относилась по-дружески, но близко не приближайся. Опять, никаких обид у меня нет. Не в ее вкусе, чего обижаться. Наоборот, она для меня вторая первая любовь. Но в воспоминаниях – снова то же самое. Никакого особого желания встретиться с нею нет.

А вот с двумя другими девчонками, с которыми был на дружеской ноге, нестерпимо хотел бы встретиться. На склоне лет тянет к прошлому и происходит переоценка. Всё, что совершалось на эмоциональной, на телесной тяге, всё это в зрелые годы в чувствах и в памяти поблекло и стерлось, а то, что не состоялось на духовной основе, на близости мировоззрения, вот это будоражит и не дает покоя.

Жизнь прожита. Я бы за нее поставил себе тройку с натяжкой, но, мне кажется, мог бы вытянуть на четверку. Почему так произошло? Моя ли это слепота? Не понимал людей? Или всё это предопределено – природные страсти ослепляли и сбивали с разумной дороги? Меня ли несло или я не сопротивлялся? У меня много к себе вопросов, но ответов у меня нет. Предопределенность это или моя вина?»