Старое кино

               
     - Зачем тебе память?
     - Чтобы помнить!
     - Помнить что, как тебя обидели однажды?
     - Вот ты же, к примеру, помнишь об этом! А, иначе бы  ты не мучил меня своими глупыми вопросами!
     - Речь не обо мне, приятель. Я это от тебя хотел услышать. Лично. Так ты ответь мне, зачем она тебе, чтобы мстить? Или только и делать, что вспоминать  какое вкусное вино  у тебя было к обеду, или секс с недавней подружкой?
     - Ты сам за меня всё решил? Память мне нужна, чтобы не забыть ненароком, что следует  сторониться  подобных вопросов!
     - Вот ты как повернул? – Митч нервно заёрзал в кресле за моей спиной…
     - Скажи ещё, что я злопамятен!
     - А, разве, нет?
     - Отнюдь. Просто сейчас я пытаюсь отключить механизм, который отвечает за сохранение информации в её первозданном виде! Ибо, всё, что я бы себе желал сейчас, так это покоя!
     - Стало быть, ты хочешь покоя? 
      - Иногда он мне просто необходим! Что в том плохого? Да, с годами я начинаю  испытывать  в нём всё большую потребность!
      - Будь по твоему. Так мне оставить тебя?
      - Сделай одолжение!
Митч ушёл, а я опять остался сидеть один, глядя перед собой застывшим взглядом. В  последнее время я общаюсь со своей памятью, как будто это отдельный человек, но только  живущий внутри меня. Нет, тут больше, пожалуй, подходит сравнение с киномехаником, который тут же запускает свой фильм, как только ты начинаешь махать ему рукой из просмотрового зала. Кстати, в этом зале я единственный зритель, не считая киномеханика. Совсем недавно справа от меня сидела Берта,  а теперь её нет. – Старая обманщица! Она сказала, что всего лишь сходит за поп-корном и тут же вернётся, а сама…  Так  о чём это я…  Ах, да!  Так и есть, в этом зале  я теперь совершенно один. – Ты ведь один, старина, не так ли? Обращаясь к кому, не понятно, похоже, свой вопрос я адресую себе самому:
    - А что здесь  делает этот выскочка с шариковой  авторучкой в руке?
   - Я о Митче, разумеется.  Мы с ним не были никогда друзьями,  откуда ж он тогда взялся на мою голову? Признаться честно,  в отсутствие старой чертовки Берты, я успел уже к нему здорово привязаться. Конечно, эти чёртовы американцы те ещё сукины дети! Но, увы, других собеседников у меня нет в наличии!  Была вот, Берта когда-то, но та ушла за поп-корном и так и не вернулась. С Бертой мы прожили долгую и счастливую жизнь и, если не считать нескольких адюльтеров, её и моих, то лучшего бы и желать не надо. Но теперь я совершенно сбит с толку! Я сбит, как тот лётчик, что опрометчиво заложил вираж, подставив брюхо под пулемётную очередь! Что ж, и вот сижу я теперь один в этом пустом кинозале, здесь немного сыро и не топлено, но хорошо, что темно, а иначе как бы я тогда  смотрел свои фильмы?  Здесь, вообще-то, редко включают свет, но когда он всё-таки загорается, я  опять с радостью вверх тяну свою высохшую руку, и тогда Митч тут же ставит для меня новую бобину с киноплёнкой. Кажется, он совсем не покидает своё рабочее место? Как глаза не открою, он всё время крутится рядом! Я ему не раз пенял, что тут прескверный запах в помещении, пахнет то ли йодом, то ли чем-то стерильным таким, вроде савана, вымоченного в формалине? Да и сам он ходит всё время  в одной и той же зелёной пижаме! Я ему говорю, что это не практично, а он только знай отшучивается!
     - Митч, ты здесь? (Молчит, пёс его дери)…  - Но я-то знаю, он где-то  здесь, рядом! Должно быть, свою фильмотеку опять в порядок приводит?  И, ведь, знает, наверняка, что мне трудно оборачиваться назад! Проклятый ревматизм окончательно довершил своё дело, а когда-то, между прочим,  я подавал большие надежды! Да, да! Что вы думаете, я всегда был таким немощным старикашкой? Помню, в колледже я неплохо бегал на лыжах! Две с половиной мили за семнадцать минут, это, ведь, и вправду не дурно, как вы считаете? М-да…
      - Прекрати разыгрывать немощного старика, Митч! Я же знаю, что ты здесь! Ну? Ты же здесь, правда? Я боялся себе признаться в этом, но мне кажется… Неожиданный приступ кашля начинает душить меня и я опять не успеваю озвучить давно мучивший меня вопрос: «Когда, а, главное,  где мы познакомились с Бертой»? Между прочим, в молодости Берта была чертовски смазливой девчонкой! Стройные ножки, маленькая грудь и, прошу прощения, попка… -   Хмыкнув, Старик невольно разомкнул свои тонкие бледно-розовые губы. Правда улыбка  у него опять получилась пенящейся, с рвущейся белой плёнкой в уголках губ, будто бы только что он откупорил бутылку с тёплым элем и тутже поперхнулся им. Странно, что сразу же вслед за этим, в маленьком окошке наверху, откуда обычно бесшумно выстреливал серебристо-пыльный луч, метнулась и знакомая фигурка киномеханика…
    - Сэр, вам поставить опять  из того же сериала?
    - Да, мою любимую, если можно! Рад вас видеть, сэр!
    - Я тоже. Так вам поставить?
    - Даже не знаю, голубчик! Вы поставите, а я опять потом  буду плакать, чуть слышно шмыгая потёкшим носом?
     - Как угодно, сэр!  Так я начну?
      -Постой, голубчик, постой! Я тут запамятовал немного… Позволь спросить тебя.. Берте семнадцать было, когда мы впервые познакомились с нею… в Йорке? Не подскажешь, где конкретно это случилось?
    - Да, сэр! Это произошло на одной из вечеринок у известного на всю округу школьного оболтуса Смита Перкинсона, беспримерного обожателя «Битлз»! Вы помните  Смита Перкинсона? Этому двоечнику удалось каким-то образом раздобыть только что отпечатанный миньон с песней «Когда я увидел её!» Тогда это был  настоящий фурор!
    - Да, да, верно… - Старик оживился. - И что…  он - жив? – Голос его дрогнул, а в одном глазу у него предательски блеснула слеза.
    - Увы.
    - Как жаль… Когда?
    - В прошлом году, сэр!
    - В прошлом году? Надо же…
    - А что вы удивляетесь!
     -Я?! С чего бы это. Впрочем… Да, да. Вы правы.
   Но, свет в зале неожиданно погас  и длинный, похожий на руку гигантского привидения луч, вновь бесшумно упёрся своим прямоугольным раструбом в белый экран напротив. Только на сей раз этот экран был пуст. Доктор, тут же вошедший в больничную палату, деловито отключил диковинный аппарат, состоящий из многочисленных проводов, трубок и маленьких экранчиков, но Старик успел услышать, как Митч, тихо вздохнув, еле слышно произнёс:
   -  Слава Богу, отмучился, бедолага.