Душа налицо

       - Рома, что сияешь, как начищенный самовар? - спросил Васильев стажера адвокатской конторы.
       - В арбитражном суде настроение подняли, - ответил Роман. -  Перед заседанием подошла юрист со стороны ответчика, чтобы обсудить условия мирового соглашения. Переговорили, обменялись визитками.
       - Что ж ты радуешься, если спор еще не завершен?
       - Вы же знаете, что в коридоре арбитражного суда всегда много юристов перед залами заседаний, - стал объяснять стажер. - Я поинтересовался, как она меня определила в этой толпе, ведь раньше мы не виделись. Она сказала, что спросила у помощника судьи, как со мной связаться, та ответила: «Его не перепутаешь - высокий, статный молодец, богатырь». Вот по этой ориентировке девушка меня и нашла, сказала, что я выделяюсь среди всех ростом и статью.  Вроде ничего особенного, а настроение - сразу вверх! - продолжал скалить зубы Роман.
       Рост у молодого парня, и в самом деле, гренадерский, лицо - кровь с молоком!
       - Ты уже пригласил ее поужинать? - подмигнул Васильев.
       - Только после окончания судебной тяжбы, - моментально ответил стажер. - Вы же сами учили: не смешивать личные интересы с профессиональными в одном миксере - иначе взболтаешь не полезный нектар, а зловонную жижу.
       - Молодец, запомнил, - похвалил Васильев. - Ну, так запомни и другое: нередко будут обращать внимание на твой внешний вид - и даже выбирать тебя по нему в качестве защитника - клиенты.
       - А у вас так было? - заинтересовался Роман. - Расскажите мне, вы же знаете, я собираю материал для кандидатской по юридической психологии.
       - Ты меня прославить хочешь? - добродушно улыбнулся Васильев. - Ладно, послужу тебе прикладным материалом.
       Он отодвинул лист бумаги с пометками к материалам судебного дела и стал рассказывать:
       - На заре моей адвокатской службы я неоднократно слышал от того или иного клиента, что он остановил свой выбор на мне из-за “честного выражения лица”. А впервые я услышал про честное лицо от чистопородного англичанина, который поиронизировал над моей внешностью с истинным чувством тонкого английского юмора. Между прочим, слова его прозвучали в самой Англии, в графстве Ноттингемшир.
       Ромкины глаза округлились от удивления, и он ближе придвинулся к рассказчику.
       - Оказался я там благодаря случаю, - продолжал Васильев. - После увольнения с армейской службы в конце девяностых я устроился помощником в адвокатскую контору на Вознесенском проспекте. С этой должности обычно начинают студенты - третьекурсники, я работал с ними наравне, и некоторые из их числа до сих пор являются моими близкими приятелями. Денег катастрофически не хватало на семью с двумя детьми, и я везде искал возможность подработки. Тогда и подкатил ко мне с деловым предложением мой бывший сослуживец Калачников. Он чуть раньше меня уволился из армии, устроился какой-то “шестеркой” в текстильный институт, где сумел себя быстро зарекомендовать с лучшей стороны, поскольку был мастером задолизательного дела.
       Вскоре проректору вуза понадобился “свой человек” в секретариате приемной комиссии, чтобы через него регулировать денежные потоки от родителей, желающих устроить свое чадо в институт. Калачников быстро сориентировался, что это место - ключ к финансовому благополучию и не стоит упускать то, что плывет в руки. Одна проблема: чтобы получить место в секретариате, надо было занять преподавательскую должность, то есть вести занятия со студентами. А Калачников был безнадежно косноязычен, выступать перед аудиторией было для него мукой. И у него родилась идея: он занимает должность преподавателя по основам гражданского права - была такая вакансия, несмотря на то, что вуз не юридический, а я под его фамилией веду занятия со студентами и получаю его зарплату. Разумеется, руководство деканата все знает и на все закрывает глаза. Деньги были совсем небольшие по меркам того времени, да не на них я купился. Это был, как сейчас модно говорить, новый вызов - занять место в когорте преподавателей старейшего ленинградского института, читать лекции студентам, вести семинары, принимать зачеты и экзамены, а, главное, оттачивать красноречие и навыки публичных выступлений.
       - Ты же любишь и умеешь выступать перед публикой, - умело лизал мою задницу Калачников.
       И я согласился на эту аферу…
       Славные, веселые и страшные девяностые годы. Только тогда было возможно такое, чтобы вчерашние выпускники педагогического института имени Герцена становились следователями и оперативниками, а помощники адвокатов без педагогического образования и с трудовым стажем - без году неделя - преподавателями вузов.
       Поскольку я всегда боялся опозориться на людях, то к каждому занятию готовился, как к судебному заседанию: по ночам писал лекционный материал на основе толстенных комментариев к гражданскому кодексу и решал задачи из юридического практикума Петербургского университета. На первой же лекции я громогласно освободил от посещения занятий всех, кто готов довольствоваться «тройкой» в зачетке, и предупредил, что все, кто захочет “четверки-пятерки”, должны будут решать юридические задачи на каждом семинаре. К моему удивлению, желающих получить дармовщинную «тройку» по непрофильному предмету оказалось немного. И никто не застучал меня за неосторожное разрешение прогуливать занятия. Надо отметить, что девчонки и мальчишки оказались весьма настырными в юридической науке; когда они узнали, что оценка за семестр будет выставлена автоматом в зависимости от средней оценки за решение задач, то начали осаждать меня пересдачами, добиваясь желанной четверки или пятерки. Тяжело в учении - легко в бою. Экзамены превратились в простую формальность по заполнению зачеток.… Через полгода декан факультета пригласила меня к себе и за чашкой чая предложила оформиться официально, пообещав оплачивать двойную ставку за счет внутренних ресурсов факультета. Бонусом мне была обещана заграничная командировка.… Еще через полгода я узнал, что еду по обмену опытом в один из университетов графства Ноттингемшир в Англии в качестве специалиста по экологическому праву. Это сейчас экологов развелось не меньше, чем юристов, куда ни плюнь, попадешь в какого-нибудь приверженца идей Греты Тунберг или - ее антипода и критика. А в то время об экологии было известно немного, и я имел самое смутное представление о правовых нормах в этой области. К счастью, наступила пора белых ночей, и с новым недосыпом над штудированием экологических учебников, справочников и статей в научных и популярных журналах организм справился успешно… Мое знание английского оставалось на уровне “читаю и перевожу со словарем”, поэтому мне в помощь была придана Маша, преподаватель химии, владеющая языком свободно. Впоследствии это помогло ей найти свое женское счастье в том самом английском университете.
       Так я оказался на земле Робин Гуда, который разбойничал в Шервудском лесу, перераспределяя богатства ноттингемского шерифа в пользу бедных. Юриста от принимающей стороны звали Фрэнк, был он старше меня лет на двадцать, но этой разницы я не чувствовал, настолько он был легким в общении и вообще - на подъем.
Фрэнк и организовал мне встречу с самым настоящим английским адвокатом, да еще и работающим исключительно в области экологического права. Адвокат был упитан, краснощек и с первого взгляда производил впечатление человека, вполне довольного жизнью и самим собой.
       Фрэнк представил меня английскому коллеге, и Маша перевела его фразу:
       - Это В-а-с-и-л-и. Ты не смотри, что у него лицо честное, на самом деле, он юрист.
       Мы все расхохотались, и я нашелся с ответом:
       - Устами честного Фрэнка говорит истина.
       Маша перевела, и снова раздался хохот. Дело в том, что “фрэнк” на английском означает “честный”.
       Таковым было мое первое столкновение воочию с тонким английским юмором. Настроившись на легкий лад, я со всей непосредственностью советского человека спросил заграничного коллегу, каков его средний чек за рассмотрение судебного спора. Европейцы не привыкли к столь грубым вопросам, и адвокат не смог скрыть своего удивления, но Фрэнк быстро его успокоил несколькими фразами, и тогда англичанин придавил меня ответной прямотой. Оказалось, что он только что проиграл судебный спор, связанный с превышением предельно допустимой концентрации чего-то там в воздухе. Его клиент, частное лицо, очень хотел получить денежную компенсацию от фирмы, допустившей эти превышения, и заплатил адвокату 50 тысяч фунтов стерлингов. Между прочим, это 5 миллионов в наших рублях. После оглашения проигрышного судебного решения адвокат хладнокровно предложил своему клиенту оплатить еще 50 тысяч за апелляцию.
       - Он ответил мне, что у него кончились деньги, и мы расстались, - невозмутимо закончил свой рассказ этот грабитель в дорогом костюме.
       Сказать, что я был впечатлен - это ничего не сказать. Я был сражен напрочь тем, что нашелся идиот, который пустил по ветру 5 миллионов ради призрачной надежды озолотиться за счет фирмы, пачкающей воздух. Еще больше меня поразила жизнерадостность адвоката, опустившего своего клиента на эту сумму, и продолжающего беззаботно гулять по улице. В Петербурге девяностых годов можно было голову сложить, если не добился смягчения по приговору для подсудимого, причем, оплата защитнику была в разы меньше. Незадолго до моей командировки адвокату Бусарову горячие кавказские джигиты - одного из них суд отправил в Мордовию на двенадцать лет за ряд разбойных нападений с применением оружия и причинением тяжких телесных повреждений - пообещали: “Бусярев, ти ничего не сделяль. Ми тебе яйца отрезем”. По их глубокому убеждению - “сделяль” - это когда разбойник усилиями адвоката становится белым и пушистым в глазах судьи и получает возможность вернуться к своему промыслу.
       Бусаров, кстати, до сих пор жив, продолжает защищать людей с криминальными наклонностями, вот только почему-то так и не женился.
       Я поделился своими размышлениями с краснощеким англичанином, но они его не смутили. С той же сиятельной улыбкой он довел до меня две вещи: во-первых, он никогда не работает с мафией, это рискованно; его клиенты - обычные, законопослушные труженики, которым мысль разделаться со своим адвокатом придет в голову в последнюю очередь; во-вторых, он же не берет на себя роль гаранта победы в судебном споре, решение ввязаться в драку всегда принимает клиент…
       - Знаешь, Рома, вот уже двадцать лет прошло с той командировки, я сдал экзамен и сам стал адвокатом, оставил преподавательскую работу и сосредоточился на юридической практике. Все эти годы я старался следовать простому правилу: не обещай златые горы клиенту и уж, если заключил с ним договор, то будь честным с этим человеком и, если не добрым, то хотя бы терпимым ко всем его недостаткам. Тогда и он не будет строить тебе козью рожу и подлянку.
       - Вы и сейчас сохранили честное лицо, - заметил Рома.
       - А почему оно у меня должно измениться? - недоумевающе спросил Васильев.
       - Говорят, с возрастом душа на лицо выходит, - хитро прищурился стажер.
       - Ну, ты лизнул, - рассмеялся Васильев. – Смотри, будет у тебя физиономия, как у Калачникова.
       - А у него она какая?
       - Бугристая, как коровье дерьмо, застывшее на морозе... Шутки шутками, но эффект Дориана Грея, открытый Уайльдом, никто не отменял. Только в реальной жизни у человека, и у нас с тобой тоже, нет и не будет волшебного портрета, впитывающего в себя все изъяны души, и позволяющего живому лицу оставаться вечно молодым и чистым… Я уже давно не слышал, чтобы ко мне обратились из-за честного выражения лица, чаще всего говорят: “Пришли по рекомендации”.
Васильев поднял очки с переносицы на лоб и помассировал нижние веки, подернутые тоненькой сеточкой морщин.
       - А чем у вас закончилась встреча с английским адвокатом? – с любопытством спросил Роман.
       - Да ничем особенным. Мы пошли в бар, выпили пива и потанцевали с его помощницами, похожими друг на друга как два флакона одинаковых духов. У них это в порядке вещей - потанцевать в баре средь бела дня. Пойдем-ка и мы с тобой пообедаем. В “Коре дуба” танцевать не принято, зато ничто не помешает разговору двух взрослых интеллигентов.

                КОНЕЦ